© Четвертаков С. А., 2009
Религиозные системы, как и любой другой социальный
институт, есть продукт потребностей своего общества. В этой связи это для нас и
материал для анализа актуальных социальных потребностей того времени. Основой
для примера мы выбираем всего один фрагмент иудаизма и христианства – Заповеди
Моисеевы или Господни. Сам фрагмент важен на фоне остальных своей внутренней
полнотой, что и делает его в определенной степени «вечным» на фоне множества
религиозных документов менее общего характера, которые давно уже утратили свое
начальное значение для современности.
С учетом наших новых представлений о теории Маслоу мы
видим за такими системами и мотивационную структуру для поведения в обществе.
Мотивационная структура – это система ценностей и потребностей, нормативное
поведение по их достижению и оценивание результатов. Уже в ранних религиозных
системах возникали социальные и нормативные требования, которые
регламентировали важнейшие части жизни исходя из хозяйственного и
гигиенического опыта племен и народов. Естественно такие требования всегда
опирались на авторитет тех священных сил, которые объявлялись главными и
господствующими в соответствующих системах. Предполагалось, что нарушение
требований приведет к гневу Богов и, в конечном счете, к наказанию грешника, а
выполнение требования – к поощрению исполнившего требования и заповеди. В этой
связи религиозные системы можно рассматривать как системы символической
мотивации, в которых ряду действий соответствует символическое поощрение, а
ряду других запретных действий – символическое наказание (при жизни, но, в
крайнем случае, на том свете или в другой жизни). Символическое подкрепление в
религии оказывается поэтому с древнейших времен
важнейшей системой воспитания и передачи поведенческого опыта. С другой
стороны, мы не пропускаем возможности продемонстрировать бихевиористический
аспект строения таких символических систем, а именно, важность подкрепления или
стимула. Кстати, бихевиоризм вовсе не исключает понятие, определение и
использование установленного уровня нормы, норматива. Этого не понимал Талкотт
Парсонс в его «О структуре социального действия», когда противопоставлял
бихевиоризм (понимаемую им упрощенно как реакцию на стимул) с его системой
действия и нормы [Парсонс Т. О структуре социального действия, М.,
Академический проект, 2002, с.136]. В реальности за невыполнением актуальной
нормы всегда стоит определенный стимул – поощрение и наказание.
Религиозная система являет собой вполне социальное
явление, т.е. она удовлетворяет некоторые потребности людей. Одни религиозные
системы возникают и исчезают, другие возникают и существуют очень долго. Как нам уже ясно, если система
исчезает, то она перестает в некоторый момент удовлетворять некоторые
потребности, или она устаревает относительно новых более актуальных
потребностей людей.
В то же время религиозные системы, как и любые
социальные системы, сохранившиеся до нашего времени, должны отличаться той
особенностью, что в их составе требований или заповедей присутствуют те
требования, которые действительно важны для сообщества в социальном плане. Это
означает, что долго живущая система в своем историческом развитии собирала и
аккумулировала такой запас культурного опыта, который полезен до настоящего
времени и в важнейшей своей части относительно стабилен. Мы можем предполагать,
что такое явление как христианство, относится к стабильным и позитивным
системам. В этой связи рассмотрим только одну систему – Заповеди Господни (или
Моисеевы) в христианстве.
Десять заповедей Ветхого Завета являются основой
цивилизованных обществ. Наши гражданские законы основываются на этих
заповедях. Соблюдение заповедей создает благополучие в нашей жизни на земле.
Текст десяти заповедей по Синодальному переводу Библии.
В обобщенной форме заповеди могут звучать так:
Как известно, заповеди господни в начальном своем
изложении касались только народа израилева, т.е. были верой и этической
системой одного народа. Почему же мы говорим о христианстве, использовавшем эти
Заповеди как свои?
В Евангелии (Новый завет) в отличие от старого Завета
(Торы) заповеди распространяются на всех людей
любых различных национальностей В РАМКАХ ОДНОЙ ВЕРЫ - христианства. И в
этом заслуга христианства – первого учения, сделавшего шаг к символическому
объединению народов (символическому в смысле назначения единого Бога для всех
людей). И то, что считает единым для всех христиан христианство, много больше,
чем признание важнейших социальных положений в Заповедях. С позиции веры и ее
служителей утверждение заповедей – результат распространения христианства. С
позиции материалистической социологии и психологии важнейшие заповеди и
практические нормы поведения человека, если они соответствовали чаяниям людей
(например, «не убий») и положительным результатам такой практики, отражали суть
и ценность учения через актуальные потребности многих людей и народов того
времени. А символическое подкрепление в виде преданности Богу, страху перед
Богом и т.п. носит совершенно второстепенный, хотя и практически важный для
того времени, времени господства всевозможных страхов и порядка их подавления
(через веру в Бога), характер. В материалистическом смысле верить в Христа и
быть христианином – нечто более узкое, чем признавать реалистические этические
требования без ссылок на Бога вообще и Христа в частности. И мы можем
рассматривать Заповеди господни как абстрактную этическую систему без ссылок на
Бога с одной стороны, и без ссылок на национальности или принадлежность человека
или народа в целом к какой-либо церкви людей мира. Интересно, что церковь к своей
выгоде всегда пугает людей верующих людьми неверующими как индивидами второго
сорта, отрицающими Заповеди и миролюбие. Это, конечно, не верно в целом, не
всегда верно, как неверно и то, что христианская церковь (живые люди со своими
ошибками и даже преступлениями) позже не прошла трагический путь насилия в
распространении силой своего миролюбия (напр. Крестовые походы или колониализм).
В Заповедях нас интересует социальная или
мотивационная составляющая в ее связи с отражением актуальных потребностей
людей того и нашего времени, имея ввиду потребности по системе Маслоу.
Итак, заповеди есть наиболее общие указания к
поведению человека. Они задают мировоззренческие оценки (ценности) и пути их
достижения. В советском фольклоре широко известна фраза в стихах Маяковского
примерно такого же направления: «Что такое хорошо и что такое плохо!». В целом
о ценностях того времени христианство говорит в терминах святости. Свято и
ценно то, что служит Богу. Быть ценимым – означает выполнять заповеди Господни
и т.п. И мы понимаем, что ценностями того времени не могли быть какие-то
светские основания, и потому мы обращаем все внимание собственно на сами
предписания. Ветхий завет в виде заповедей дает, пожалуй, наиболее компактные
правила, действий и требования действий по достижению указанных выше ценностей
– служения Богу. Заповеди, кроме того, включают и отрицание ряда действий или
состояний, указывая их греховность. С точки зрения психологии эти состояния
должны оцениваться просто как вредные для личности и, в конечном счете, и для
общества. В то же время, мы четко отделяем те требования, которые могут
рассматриваться просто как требования (абстрактно) служить Богу и ее
представителям.
Вообще всякое действие человека есть реакция на
потребности, есть активность, связанная с удовлетворением потребностей. Тем
более, в краткую и общую систему действий (заповедей) включены активности и
состояния, связанные с самыми важными на тот исторический период создания этих
культурных программ и документов, потребностями.
Мы предлагаем провести анализ потребностей, стоящих за
системой заповедей Моисея и предполагаем возможным и полезным сопоставить
ведущим заповедям те, актуальные потребности, которые «отрабатываются»
(отражены неявным образом) в этой системе.
В первой заповеди указана определенность системы и
отсутствие ей альтернативы для слушателя или читателя. В этом мы усматриваем
чисто психологический момент. В мире непредсказуемости, неопределенности
человек ощущает себя щепкой в океане и ищет спасения в любом его предложении.
Система знаний и опыт в тот период не может быть
рациональной. Вера в загробную жизнь, страх смерти образует религию, которая
выступает поведенческой панацеей снятии множества страхов и стрессов через
ритуалы и обряды служителей (жрецов) отдельных теистических систем, (см. мою книгу).
Поэтому утвердить ценность поведения в общей форме в
ТО ВРЕМЯ, как бы разумна она не была,, можно только в форме веры и веры в Бога.
Вообще неопределенность жизни и обстоятельств страшна
для человека. Она вызывает тревогу и потребность разрешения тревоги хотя бы в
символическое форме. Технология же снятия напряжения (см потребности в
безопасности в книге) образуют символическую систему мира, образ мира. И Бог (и
боги) - это наиболее удобная подстановка объяснения мира и снятия человеческого
напряжения в нем путем символического диалога с Богом (обычно с помощью
посредников, или заочных авторов текстов посредников, которые играют фактически
роль психологов и психотерапевтов).
Злая воля, добрая воля чужой силы, личности и Бога – «объясняет»
все неясное и делает или создает иллюзию «объяснения» причины событий. Видимый
произвол собственного или чужого поведения в момент работы мысли и мышления (а
это состояние редкое и высшее творческое) у человека образует модель толкования
внешнего мира по аналогии. Все неясное в мире и все то, что человек не может
себе объяснить, толкуется им как произвол чужой конкретной воли, часто и
одушевленных природных сил: ветра, воды, земли, солнца, бога-животного,
бога-человека, людей-богов. Такое «объяснение» образует псевдосистему и
удовлетворяет, в конечном счете, символическую потребность в безопасности
раннего человека.
Модель силы и подчинения постепенно преобразуется к
системе семьи и отеческой власти. Ребенок со всеми своими страхами обращается к
родителями. Когда он вырастает, то вынужден принимать жизненные коллизии
самостоятельно. Не каждый готов выдерживать такую нагрузку. В прошлом особенно.
Потребность в наставнике, напоминающем отца, вполне нормальная «детская»
реакция слабого перед стихией мира взрослого человека. Этот «символический»
старший и есть теистическая природная (одушевленная, анимализованная) или
социальная сила или система сил. Раньше просили у родителей, теперь просим у
Богов и, конечно, у их полномочных представителей, жрецов-священников. История
такой динамики много глубже и известна – сначала боялись стихии и зверей и
одушевляли их. Позже господствовал род, и отношения рода могли стать моделью
отношений Богов (античный мир). В парной семье и с утратой роли рода
патриархальность семьи трансформируется в монотеизм.
И монотеизм здесь выступает как упрощение и одушевление
предшествующих сложных, но примитивных по духу систем. Множество независимых
божественных стихий или героев-богов ведут или к сложности описания
взаимодействий стихий и природы или к бытовому акцентированию высшего мира,
опрощению, снижению его общего духовного воздействия. В своей высшей форме
развития Бог становится бесплотным. Его обращение становится чистой философской
системой нравственного поведения и мотивации к нему (почему следует вести себя
так, а не иначе), разрешения и освобождение от проступков или душевных тягот,
вызванных трудностями жизни. Все внимание теперь сосредоточивается на общих
правилах. Господь не обычный человек, а нечто вне реального, это чистое
назидание и совет и требование. И такое достижение на фоне уходящего многобожия
утверждает новая система.
Таким образом, первая заповедь – это вступление и приказ
– не колебаться с выбором систем требований и ценностей, не искать других более
легких и известных вариантов, это преамбула, имеющая целью обратить внимание на
следующий текст как на систему без альтернатив и без права обсуждения,
требование считать последующее нравственным законом.
Вторая заповедь – развитие предыдущей. «Купить»,
«упросить» богов, идолов через жертвы и подарки есть обычай предшествующего
общества, его традиции. В обществе античных договоров, споров, дрязг существует
вполне реальный обычай торговаться с Богами, почти как с равными себе. И исход
с оценкой: «не упросил», «мало дал подарков» – это реальность. Заповедь снимает
возможность торга, типичную для своего времени, возводя нравственную норму в
безусловный абсолютный императив.
Иначе снижается ответственность и совесть человека, по
сути возникает «торговля в храме» и торговля не между собою, а с Богами. А как
просто было в прошлом: поднес приношение нужным «по твоему сложному делу» богам
и можешь быть свободным от своей совести. Позже ту же роль играет индульгенция от
общего «генерального бога» через его посредников, которые непременно перешлют
внесенные средства по назначению от дарителя получателю.
Коррупция с богом, точнее, с его представителями на
земле, скажем, с чиновниками его аппарата, это конечно символическое действие –
это повторение вполне реальной традиции дарения – которая как знает общество в
миру того времени вполне обеспечивает благожелательное отношение к дарителю и
исход «дела» или отношения.
Еще раз. Вторая заповедь исключает возможность
выбирать поддержку разных богов и даже религий, договариваться с теми богами,
которые попались под руку или которые (в лице их жрецов и полномочных
представителей на земле) согласны за умеренную плату уладить любое дело (греха,
каприза или прихоти) дарителя в Небесном
ведомстве и обещает «спасение». Этим снимается важная слабость человека –
иждивенчество, инфантилизм, надежда на прощение за преступление на Небе.
Не метаться между системами и богами, которые как плохие
банки обещают более высокий процент по трудовому вкладу, не искать максимальную
выгоду на единицу вложенного труда, дарения или благодеяния – вот требование
системы.
Плохо это или хорошо? Но в данном случае отсекается
выбор символических же усилий служения или символических действий в отношении
Бога, идола или его полномочных представителей от реалий собственно поведения
людей между собою. В символических системах личные усилия и полученное благо
означало бы прямую оплату церковной психотерапии со стороны прихожанина. А на
это мудрая церковь не может пойти, она не институт лечения и исполнения желаний.
Заповеди Моисеевы есть уже результат длительной практики жрецов, гадателей и
прорицателей предшествующий цивилизаций Междуречья и Египта, которые работали
даже по индивидуальным заказам и за плату.
Новая церковь уже не готова рисковать репутацией по
частным заказам. Иначе церковь превратят в Институт кота Базилио, требуя зарыть
сольдо на поле в стране Дураков и требовать роста деревца, приносящего золотые
монетки в виде листочков. То, что с гарантией работает в агротехнике при
разведении фруктовых садов, не может работать в религии и в спасении души.
Любой символ не обеспечит реальное удовлетворение человеческих потребностей на
длительный период. Об этом и говорит вторая заповедь: не выбирайте
символических систем, которые бы символически удовлетворяли ваши потребности.
Реальные потребности удовлетворяются не Богами, а по выполнению «трудовых»
заповедей человека. См. ниже. Здесь мы видим некоторую подготовку к
нелицеприятной заповеди под номером 4.
То же самое, что и 2. Обращение к Богу по мелочи
ослабляет человека надеждой так же, как и уже состоявшаяся излишняя помощь и опека
в нуждах. Новая церковная система управления людей не только снимает опасность
таких требований, которые эта система не могла бы удовлетворить или представить
удовлетворенными, в виде, например, чуда. В отказе от мелких поручений есть и иной
полезный результат. При отсутствии возможности просить мелочи, возрастают собственные
защитные силы человека. Просить большего в жизни, возможно и у Бога. Но
значимое должно быть абстрактным. Лучшее в жизни придет через реальную добрую и
справедливую жизнь и труд (это будет ясно из заповедей ниже), а не через
мелочь, основанную на случайности и без труда. И даже если человек не полно
добьется желаемого, через труд он изменится сам и станет сильным и
самодостаточным – его потребность в символической опоре уменьшится, превратится
скорее в самонализ. Управление своим отношением с Богом самодеятельной личности
в отличие от слабой, панической личности
идет в направлении к самоуправлению своей психикой и соответственно жизнью
вообще. Третья Заповедь учит человека быть становиться сильным и быть сильным, не
выгадывать мелочи, не искать легких
путей в жизни. Это означает уважать себя, верить в свои силы, не искать по
каждому жизненному поводу ответов в религии и других символических форм защиты.
Обобщим вторую и третью заповеди.
В христианстве в отличие от Торы (Священного писание
или Ветхого Завета) связь обещания Бога по поводу ответа на активное добро
человека вообще разорвана. «Не жди и не проси ответного добра, а просто твори
его сам, Бог видит». Последняя система «строит» человека как героя, делает из
него героя, не обещая ничего, и в этом ее мудрость. Выстроенная так личность
будет уважать себя уже без ответа среды и даже ответа символической среды, ей
не нужен благожелательный ответ, ответ у нее уже есть- делать лучшее. Личность
осознает себя лучше среды, уже возвышается над ней, не излучая свою высоту (это
грех!) и не гордясь внутренне (это грех!), просто исполняя свое действие как
полет, но не демонстрируя высоту публично. Социальная значимость следствий
такой системы ясна: если такое поведение как явление приобретет социальную широту,
общество в целом сможет развиваться много быстрее. Суть оказания добра другому
не только в реципрокации – передаче своего ресурса, а в мирном,
ненасильственном разделении труда как передаче ресурсов своего труда и взаимном
обмене результатами. Форма обмена не
оговаривается – это может быть и торговый договор купли-обмена, и взаимное
дарение, и родительские отношения.
Первая, вторая и третья заповеди как целое выполняют
функцию мобилизации читателя и верующего на достижение в труде и на мужество,
на прекращение поиска или выбора удобных других Богов, легких путей, на торг с
Богами, их подкуп путем принесения жертв и даров, перенос ответственности жизни
и всех трудностей на Бога. Первые три заповеди как преамбула мобилизуют и
отсекают верующего от неверных (то есть, каких либо иных, чем, утверждаемые
ниже) путей удовлетворения потребностей и решений жизненных проблем.
Все сказанное ниже третьей заповеди есть
конструктивная часть Заповедей. Она имеет отношение к реальным потребностям и к
реальной жизни. И в этом сила христианства как системы (и достижения
человечества в этой области).
Конструктивная часть Заповедей Господних состоит из
двух групп, которые включают:
Первая группа состоит всего из одной заповеди – Четвертой.
Это просто. Но какова активность, каков труд – не оговорено. Заповеди ниже
четвертой как раз и уточняют, что из труда как средства достижения потребностей
должны быть исключены некоторые запретные действия. Поэтому простота группы
собственно труда, корректируется и рафинируется следующими заповедями, которые
когда-то во ВРЕМЕНА ОНЫЕ тоже часто рассматривались как «труд», да не просто, а
даже «труд героический» или «самый плодоносный и обогащающий».
Все потребности человека удовлетворяются им только с
помощью труда. Труд – основа жизни и долг жизни. Это обязанность не только
личная, но и символическая религиозная, поскольку отдых должен быть посвящен
Богу (и его представителю на земле – жрецу). Мы понимаем, что это одновременно
и время отдыха от труда. Норматив труда установлен как 6 к 1. Под днем отдыха
мы должны понимать все, что связано с духовной деятельностью человека и с его
творчеством и игрой (мы можем интерпретировать это как потребность в творчестве
(ПТ), духовной активности и игре).
В системе не говорится, но нам ясно, что в результате
труда человек производит ресурсы. И 5-10 заповеди фактически, как мы покажем,
относятся к ограничениям на
использование и перераспределение этих ресурсов.
Что означает не соблюдать чести отца и матери? О какой
потребности идет речь? Мы говорим о потребности любви и принадлежности (ПЛ) –
основе деторождения и воспитания. Мы знаем, что отец и мать кормят сына и дочь.
И мы понимаем, проблема «чести» возникает не в момент, когда отец и мать кормят
малое дитя, а когда это дитятко вырастает в сильного мужчину или женщину, а
сила (ресурс) и заработок родителей уменьшается. Это случается, когда родители
стареют, тогда приходит время смены главы семьи. Отношение старших и младших – это, прежде всего, проблема раздела ресурсов
и власти в семье.
Это старая, как мир, история и Короля Лира, и всех его
предшественников в антропогенезе. Предостерегающая Пятая заповедь неявно но повсеместно
вмонтирована в систему родовых отношений первобытного строя как учет линий
родства. Вероятно, ее сущность выявляется со времен великого греха неандертальцев
(предполагаемого или предугаданного палеоархеологами) и на этом фоне будущим и
параллельно возникающим человеческим сообществом (кроманьонцы). Изменение
статуса в первобытном стаде неандертальцев конфликтом, дракой, а возможно и
смертью старших, связанное с усилением подроста и борьба за сексуальное
господство, возможно, кровосмешение, имели длительные отрицательные социальные
и вероятно, генетические, последствия. К ним, прежде всего, относится высокая
физическая мощь особей поздних неандертальцев и соответственно высокая
потребность в животных белках, которую они не смогли удовлетворить уже в
мезолите (50-30 тыс. лет назад). Мы говорили об этом в материале, см. сайт.
Потребность в любви генетически связана с функцией
воспроизводства потомства физически: воспитание, речь, и т. д. Она означает
фактически безусловную передачу ресурсов сверху вниз подросту. И второе –
кормление родителей (социальное обеспечение), которое помогает поддерживать и
передавать опыт всей социальной группе – рода или семьи – от стариков детям,
причем общая длительность жизни в отсутствии конфликтов возрастает. Этой второй
части и посвящается заповедь. В реальности ее значение еще выше, поскольку
первый социальный контакт в семье есть модель общества для подроста. Мир в семье
образует и образ общества для ребенка. Война в семье означает для ребенка, что
во всем мире идет война, и эта война требует от него быть агрессором или рабом
(и это приводит даже в лучшем случае к дихотомии Макклелланда – установке на
достижение или установке на избегание). И уже далее окончательно, чтобы
закончить со следствиями этого начала. Человек-агрессор и человек-раб в любом
мире войн (и это дихотомия периода империй) не являются полноценными членами
общества для развития и углубления разделения труда. Ведь агрессор принуждает
(и тем разрушает разделение труда, его сбалансированную мотивацию – см.
отчуждение). А человек-раб (ориентированный на избегание – неудовлетворенная
потребность в безопасности 1, 2, 3 – вечная зависть, в том числе и классовая,
см. Макклелланда), человек испуганный, уступает угрозам и боится изменений, он
остается немотивированным к труду вообще и проживает жизнь неполно, по сути он несчастен.
Заметим, что в современном мире эта проблема в
основном решена. Дети, вырастая, уходят от родителей в колледж, потом они
снимают жилье, пока не возьмут квартиру или дом в кредит. Девочки выходят замуж
и тоже исчезают из родительского дома. Хронический дефицит жилья в России,
связанный с тоталитарным режимом, позже с попытками государства удержать землю
в городе за собою и в режиме аренды, ведет к продолжению совместного проживания
родителей и взрослых детей. Постоянный кризис отношений старших и младших
увеличивает неуважение и агрессию, которая велика и по ряду других чисто
политических причин. Это вновь ставит вопрос, на который уже несколько тысяч
лет отвечает данная заповедь. Но тема России далеко выходит за рамки
обсуждения.
Кажется, что заповедь «не убий» именуется не в том
порядке и должна числиться ранее потребности в любви. В реальности она
наследует порядок «культурного» человека того времени. Род (отец и мать) дает
жизнь. А затем части рода и племен, народа отделяются (это молодежь – готы,
франки, викинги) и уходят от тесноты, расселяются по свободной еще Ойкумене.
Они «свои», а кругом «чужие», и для собственной безопасности «чужих» полагается
убивать. И изначально «не убий», построено для мира, примененного к своему
народу. Внутри рода и народа людей не убивают. Здесь уже существуют и
работающие законы, социальные институты, например, родовая месть или «Правды» и
власть вождя.
Но рассмотрим, как работают потребности при
расселении, то есть при появлении народов с ростом демографической плотности. Расселение
– это процесс постепенного ослабления связей родства, рода и общины. Ранее
потребность в любви (ПЛ) и принадлежности прямо переходила в потребность
общения (ПО) с близкими, потом она переносилась на общение с окружающими. И все
они в родовой и соседской общине (земледелие) были своими: ПЛ -> ПО. А с
дальним расселением (уходом на многие сотни километров, стихийной миграцией)
вдруг эти связи прерываются ПЛ ->|-> ПО. Общения нет, и возникают
«немцы», то есть «чужие» и непонятные. Непонятность и есть непредсказуемость,
когда доминирующей становится потребность безопасности 1, 2, 3. Чужое
воспринимается как чисто природное, несоциальное. Кстати, так, на еще информационно-биологическом
уровне, происходит фрагментация муравьиных колоний, сперва разделенные колонии
еще поддерживают «родство» через обмен личинками деток, когда обмен
прекращается, столкновения особей из разных колоний становится борьбой с
«чужими». Это не психология, а чисто генетические механизмы. В социуме процессы
развиваются через психологию: страх и невозможность контакта ведет к борьбе.
Много позже появилась система подчинения сначала «своих», а потом «чужих», так возникли империи,
построенные на страхе «убий» и ресурсе технологий железа, см сайт.
И вот в христианстве понятие «чужой» снимается
декларацией Пятой заповеди. «Не убий» в момент появления христианства
распространилось на отношения между народами: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет
раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе
Ииусе», Посл. Ап. Павла, (Гал. 3, 28). Национальностей нет не в том смысле, что все люди
смешались, а в том, что люди всех национальностей должны принять заповедь «не
убий» между собою. И хотя иудаизм и христианская церковь считают эту заповедь
своим «ноу-хау», но в реальности это ментальное достижение человечества на
начало первого тысячелетия в критический исторический момент (Гражданские войны
Рима) и в критическом месте (Палестина – перекресток мира того времени и точка
высшего монотеизма того времени для «своего» народа).
Христианство сказало новое великое слово в его
безусловном «не убий». Христианин не должен убивать! Мы могли бы именовать
обратным образом христианами всех тех, кто придерживается этих правил. В
реальности же того времени всякий объявивший себя христианином чисто формально
объявлял, что он не будет убивать других. По крайней мере, от него ждали
соблюдения таких правил. В узком смысле христиане должны были не убивать только
христиан, но в Новом завете (Заповеди блаженства) прямо сказано, что христиане
не должны применять насилия вообще и к врагам, в частности. Но так ли важно
отношение «свой – чужой» для истории?
Экономическая или ресурсная подоплека понятия «чужой»
значительно глубже и весомей. Фактически, вероятно, не подозревая в ТОТ момент,
христианство выступает против насилия
как принципа, как хозяйственного уклада, как способа удовлетворения потребностей значительной части людей того
мира. В заповеди Моисеевой дословно указано только «не убий». В более поздних Заповедях
Блаженства Иисуса Христа вменяется «любить врагов ваших» – это и есть
окончательный запрет на силовой конфликт, так и не понятый до конца
человечеством до сих пор. В системе «убий» тогда предполагалось производство
ресурса, а именно «убить и отнять нажитое», «убить и увести всех слабых и
немощных в чужие земли или просто использовать их труд на месте». За правом
«убий» стоит и более сложная и поздняя производственная конструкция, которая и
дает основание рабовладельческому способу производства, его превращению в имперский
способ: «угрожать убийством и заставить в любой форме работать на себя каждого
человека или целые народы по принципу «чужой – не свой».
Как результат возможность «убий» и опасность «убий» должна
интерпретироваться участниками, окружающими и аналитиками в последующем как
неудовлетворенная потребность участников в безопасности 1 (потребность в самой
жизни или ПБ1). И эта безопасность далее отвлекает в истории человечества и
вплоть до настоящего времени самые
объемные ресурсы и затраты человеческого труда и жизни. И каждое новое
поколение забывает про опасность превращения людей военного дела во
Франкенштейнов, потребляющих миллионы литров человеческой крови с той же
определенностью, с какой ружье, висящее на стене в первом акте должно принять
участие в последнем.
Итак, за понятием «чужой» стоит неумение общаться –
неудовлетворенная потребность в общении. Это водораздел. За ним стоит опасность
несбалансированных поступков обеих недоговаривающихся сторона в отношении
ресурсов, т. е. потенциально конфликт и насилие, и это образует
неудовлетворенную потребность в безопасности 1. Это конечно, срыв отношения
порядка развития потребностей в мировом социальном процессе. И это самый
длительный период господства империй земледельческих и затем колониальных. У
глобального общества впереди стоит проблема реконструкции отношений межкультурного
обмена (общения и взаимодействия), безотносительно к системам родства, языка,
веры, государственной принадлежности и ресурсов. И для современной России в XXI
веке проблема общения не менее актуальна. С 1927 года, времени запрета
самопроизвольных, то есть несанкционированных властью сходов «мира» в деревне,
российские народы фактически за малым исключением потрясений рубежа 1990-х
годов не имеют практики общения по самым насущным практическим вопросам.
Итак, тезис «не убий» является не предметом одной или
другой веры, а идейной рефлексией и оптимальным путем развития всего
человечества. Это вопрос контактов, баланса интересов и справедливого
использования ресурсов. Христианской церкви как социальной структуре выгодно
считать тезис «своим», но в реальности его полагается ввести в понимание всех
культур и народов. При этом понятие должно быть тщательно отработано с его
расширениями. Принцип «не убий» прямо связан и с принципом «не отними», ибо всякий
грабеж идет на глазах у всех под угрозой «убийства».
Существует множество ситуаций, важных и до настоящего
времени. Так, вторжение или вселение группы людей в место жизни других людей
всегда может рассматриваться как акт захвата или угрозы захвата места
жительства, то есть земли как ресурса. Поэтому такое расселение (миграция и
иммиграция) может создавать ощущение тревоги (БП1), если его масштабы превышают
порог безопасности. Это касается с некоторого момента как старожилов или
аборигенов, так и пришедших на новое место людей-мигрантов. Вопрос свободы
перемещения или передвижения людей «чужой культуры» по настоящее время является
весьма критическим процессом, не теряя свою значимость с периода 3-4 тыс. лет
до н. э..
Эти вопросы умещаются в известные всем термины, такие,
как прописка, вид на жительство, квота миграции, территориальные претензии, сравнительная
рождаемость мигрантов относительно старожилов, политические права, преференции
по месту рождения – например, право прописки в Москве или выдача гражданства по
месту рождения. Вопрос установки забора между двумя соседями оказывается много
более безопасным, чем вопрос перенесения границ и расселения или развода
национальных диаспор (Судеты, Кипр, Косово и т.п.). Пока эти вопросы решаются
силой или угрозой силы, до тех пор заповедь «не убий» остается значимой не
только в личном, но и в общественном плане. В этом перечислении нет ни грана
нашего отношения к видам решения проблем, мы лишь указываем на их реальность и
сложность. Странно, но такие давно существующие проблемы не решает полноценно и
однозначно даже западно-европейская культура, что говорит о некоем идейном и
ментальном ступоре. Мы уверены, что теория Маслоу является ключом к верному
пониманию тех проблем, которые закрыты к обсуждению крайностями
«политкорректности либерализма», последний вовсе не назначался для решения
проблем соединения и несиловой балансировки в одном котле различных культур.
Пока эти вопросы решены силой и угрозой применения
силы, до тех пор заповедь остается актуальной не в личном даже, а в
общественном смысле, как опасность войн. Есть империи и межнациональные смеси
расселений людей различных культур, есть границы, проведенные исторически
небрежно и без учета национального деления, например, в Африке, после ухода
колонизаторов. Есть разделенные народы, борющиеся за восстановления
национального единства, например, Курдистан, есть регионы, просто обреченные в
своей многонациональности постоянно поддерживать хрупкий мир (анклавы горных
народов, смеси народов Кавказа, например, Дагестан). В современных условиях
чисто силовым путем политические межнациональные проблемы просто не решить и
потому «не убий» отходит на второй план как запретное средство («терроризм») и
на первый план обязательно станет выходить политическое протестное гражданское
движение. И это будет реализацией полного гражданского права на общение и
удовлетворение потребности в общении общества и его народов, как и права не
общения, например в случае политических протестных движений. Об уважении и статусе (ПБ3) речь идет отдельно и позже,
соответственно теории Маслоу.
Есть другие (делимые) ресурсы и ресурсы, имеющие
отношение к «не убий», которые
существуют только в мирном хозяйствовании и сотрудничестве людей. Они
(ресурсы) мгновенно испаряются при разрушении социальных структур. Таков,
например, финансовый капитал. Можно ли
убить классового врага и продолжить работу на его предприятии? Россия
как имперское государство, промышленный город и рабочий класс – восстанавливала свое хозяйство после
Октябрьского классового переворота 1917 года и уравнительной земельной
революции целых 10 лет – до 1928 года. А потом оно еще раз отнимало землю у
крестьянской общины в период 1927-1933 годы, вызвав падение сельского
производства (скота) больше, чем в годы последующей Отечественной войны.
Поэтому производственные ресурсы теряют свой производственный и даже реальный
смысл, если возвращаются в котел нового социального передела. То же дает и
пример России 1990-х годов. Ресурсы и «убий» как тротил и детонатор сближаются
и совмещаются в единое разрывное целое даже в единой культуре, когда в
реальности социальные классы не желают или не могут общаться и тем более уступать
в конфликте – длительное не общение возвращает к «убий». И это тоже Маслоу.
И потому позже, уже в христианстве, у Павла, ученика
Иисуса «нет ни раба, ни свободного». Конструкция заповеди объявляется всех
«едиными во Христе, равными пред Богом». И это верно даже без ссылок на Бога,
хотя тогда и в том мире без такой ссылки обойтись было немыслимо.
Интернациональный вариант христианства, будучи наложен на «не убий», образует
поэтому колоссальный потенциал
межнационального и социального мира, равенства при решении социальных и
национальных ресурсных конфликтов. Это состояние в дальнейшем накладывает
на ареал распространения христианства как инструмента распространения рефлексии
Заповедей дополнительные положительные ментальные условия для развития всех
форм производящего хозяйства, расширения договорных форм разрешения конфликтов
и бурного развития разделения труда, которые и составят далее Европейскую
цивилизацию, см. феодализм.
Примечание. Путь к такому восприятию вовсе не выстлан
ковром только Заповедей, как это хотелось бы представлять служителям христианской
церкви. Это и другой процесс – движение по колено в крови, как показывает
история (Европы и Востока Европы), – это смерть и рабство земледельцев на
окраинах христианского мира. Они своими телами и кровью, не сознавая того, борясь
за свою жизнь, буквально прикрывали Западную Европу от мира варварства и
насилия с Востока, от нашествия Чингизидов и Османов.
Парная семья для начала первого тысячелетия –
важнейшая хозяйственная единица для воспроизводства общества. Основа – реципрокация
и оказание натуральных взаимных услуг в системе муж-жена. Нарушение таких
отношений, возникающее в сексуальной сфере, отражалось не только в отношении
потребности воспроизводства (потребности любви и принадлежности – ПЛ), но
немедленно сказывалось на праве передачи ресурсов, наследства, земли
(потребность в безопасности 2 или ПБ2). Оно было и катастрофой в статусном плане для главы
семьи и разрушало стереотипы поведения детей в отношении семьи (потребность в
уважении или безопасности 3 или ПБ3). Разрушение семьи опять же обращало
отношения к насилию как в развитии ревности и наказания прелюбодеяния, так и в
отношении распределении имущества и борьбы между детьми от одного отца у разных
матерей или детей разных отцов одной матери за наследство. В итоге нарушение
верности ввергало семьи во внутреннюю гражданскую войну. Мир в фундаментальной
и важнейшей социальной структуре того времени нарушался и был провозвестником
угрозы разрушения общества и народа того времени.
С другой стороны, сам факт прелюбодеяния означал для
мужа и его семьи кражу некоего ресурса, которым во времена не полных
гражданских прав женщины выступала она сама. Позже и при полноценном равенстве
– этот ресурс именуется доверием, построенном на любви (ПЛ). Такая кража уже
совпадает по духу со следующей заповедью и с ложью как формой кражи.
Кража есть действие нарушения потребности безопасности
2 человека – это непредсказуемое владельцем уменьшение запасов и ресурсов
человека, предназначенных для будущего удовлетворения физиологических
потребностей. Запасы (обычно это результаты прошлого труда) в данном случае
переделяются без ведома хозяина. Кража есть третье по уровню криминальности
изъятие ресурса после убийства владельца или угрозы его убийства (разбой). А
всякие расходы на безопасность, как мы знаем, увеличивают непроизводительные
расходы общества. Ранее мы говорили о ножах и ракетах, а в этом случае – об
амбарных замк’ах, высоких заборах или еще более высоких з'амках.
Хотя в самом тексте речь идет только о лжесвидетельстве
на человека (в суде или перед властью), то есть в самом опасном контексте того
времени (а иногда и нашего близкого), но ложь следует рассматривать в рамках
этой заповеди много шире и с учетом современного понимания значения информации
в обществе. Информация, как мы уже понимаем, есть ценный для каждого
конкретного человека (у разных по-разному) ресурс. Информационный ресурс позволяет
служить удовлетворению его некоторых, но по виду буквально всех, потребностей.
Понятно, что различным людям (или их группам и социальным структурам) нужна
разная информация и в различное время. Сознательное искажение информации есть
кража или хищение истины и одновременно кража РЕСУРСА, важного для данного
человека.
Итак, из всех видов труда на шесть дней недели человек
обязан блюсти Заповеди по пп. 5-9. И есть еще один запрет – запрет не действия,
а внутреннего состояния. Это и есть Десятая Заповедь.
Зависть – это проявление тревоги по поводу
распределения ресурсов или успехов других людей, а такую тревогу мы должны
интерпретировать как проявление личной потребности в безопасности 3. Мы и, тем
более, люди прошлого в том имущем мире Античного Рима, прекрасно представляли,
что несет с собою зависть, насколько опасно это состояние как преддверие
преступлений, означенных Заповедями 5-9. В этой заповеди мы видим не запрет
действия, а отрицание непосредственного проявления самой инстинктоидной
потребности. В реальности почти каждый из нас не может остановить появление
тревоги, она же возникает инстинктоидно, без осознания. И вот закон Моисеев,
прекрасно понимая это, пытается остановить это состояние, запрещая его как
грех.
Неравенство распределения ресурсов сопровождает
человечество долгие тысячелетия. Явление
имеет и генетическое по способностям, и трудовое по способностям, и случайное
по обстоятельствам происхождение. Оно может быть результатом неправедного
накопления ресурсов силой или угрозой силы. Позже мы видим колоссальное
накопление общественных ресурсов в частных руках. Такое, как мы знаем, во
многих случаях безопаснее для общества (если накопление не носит
монопольного характера и служит развитию хозяйства), чем сосредоточение ресурса
в руках безличного, но фактически неконтролируемого чиновника. В ряде систем,
неподконтрольных обществу, общество само в свою очередь не всегда способно
достойно осуществлять такой контроль. Неравномерное распределение ресурсов не
может, конечно, не быть предметом беспокойства и тревоги множества людей,
лишенных ресурсов или имеющих недостаточно ресурсов. И церкви (Моисеева и
Христова), особенно в виду широко известных преступлений в политике и в
гражданских войнах Рима (например, проскрипции и политические убийства с целью
овладения имуществом) прекрасно понимали значение дистрибуции и редистрибуции.
Но они не имели каких-либо социальных воззрений по поводу социальной
несправедливости того мира, ибо часто сама возможность жизни была долгие
периоды самым большим счастьем. В мире, где более половины детей умирало, не
став взрослыми, и редкие люди доживали до 50 лет, требовалось, прежде всего,
уменьшить агрессию людей. И Десятая заповедь прямо служит этой цели – она
запрещает проявление и вынашивание в себе зависти или потребности уважения.
Только в XX веке потребность уважения стала носить достаточно массовый характер в
социальной среде среднего класса и выше. До этого в низших сословиях и классах
потребность уважения носила и носит исключительно символический характер на
уровнях собственной субкультуры. Иногда же, как мы знаем, потребность уважения
человека удовлетворяется через простую принадлежность к некоему целому, которое
воспринимается как сильное и могущественное. Это может быть и род, и клан, и
преступное сообщество, и великое государство, которого «все боятся». Но во всех
последних случаях уважение человека или его подавленное беспокойство по поводу
собственной значимости и безопасности в части личной силы и ресурса
прикрывается фальшиво чужим или даже просто символическим ресурсом могущества,
как, к примеру, парад войск в государственный праздник может не отражать
боеготовности войск и военной мощи и безопасности общества. В Риме гражданских
войн такой подстановки мы не видим, но это и не важно. Важно, что опасность
зависти в бедном обществе вполне значимо оценена жрецами ведущих (скажем,
наиболее прогрессивных) религиозных культов и запрещается по факту появления
или самоощущения их носителей.
Потребность есть, «ее не может не быть», но ее следует
подавлять. Какова же логика? Дело в том, что все средства для перераспределения
имущества и ресурса, кроме добровольной раздачи имущества самим владельцем,
запрещены предшествующими заповедями во избежание агрессии и нарушения мира. И
Человек, оставив зависть, имеет только один выход в системе Заповедей –
трудиться в своем хозяйстве (Заповедь 4), умножая свой ресурс, увеличивая свое
богатство и тем богатство всех.
В этом решении на время составления Торы уже столь
много мудрости, что крестьянская общинная (и прогрессивно-земская и местечковая) Россия в лице прочитавших первые свои
европейские (и социалистические) книги большевиков, отстала от ведущей части мира снова минимум на три с
половиной тысячи лет (предположительно время Торы – 1600 лет до н. э.). Да и
Западная Европа с их средневековым городским цеховым социализмом времен Мюнстера повторно
прошла школу крови, по которой через убийство богатых возникает только общество
бедных.
А теперь отметим то, общее, что есть в заповедях 5-10.
Почти все они относятся к активности 5-9, только зависть (10) к состоянию и
планам. Таким образом, они ограничивают те виды деятельности, которые человек
имеет право именовать трудом (Заповедь 4). Суть ограничений должна устранить
войну как присвоение, грабеж, воровство, ложь, семейные ссоры и преступления,
вербальную агрессию и даже агрессивные состояния – зависть к чужим успехам и
ненависть. И это все, как мы знаем, накладывается не на один народ, а на все народы
и на все сословия, социальные группы и классы, поскольку
«…отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие,
сквернословие уст ваших…, облекшись в нового (человека), который обновляется в
познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания,
ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос»,
Посл. Ап. Павла (Кол., 3, 9-11).
Система заповедей построена с целью понизить агрессию
и социальный конфликт во всем мыслимых аспектах и ситуациях (5-10) и
мотивировать самодеятельный труд в достаточно интенсивных объемах (4). Если же
учесть, что верующему предлагается не искать легких и просто иных путей для
выживания, кроме честного труда, не пытаться подкупить других Богов и служить
другим Богам, не пытаться давать Богу мелких поручений, то система образует
весьма четкий воспитательный комплекс, мотивирующий человека на собственный
труд, на самостоятельное выживание и развитие. Этот комплекс социально здоров,
он строит труд и социальную активность человека, он открывает дорогу человеку к
развитию. И мы показываем, что такое развитие находится в соответствии и с
ведущими психологическим теориями (Маслоу и Макклелланда). Наши выводы еще раз
сжато:
Заповеди фактически не содержат ошибок или элементов,
значимость которых была бы опровергнута временем с момента создания. И до
настоящего момента Заповеди Господни могут быть положены в основу современных
этических учений и развиваться с учетом нового опыта. Позитив этого вывода не
вполне оригинален. Наша задача состояла в том, чтобы показать, что такой вывод
вполне достойно подкреплен теориями иерархии потребностей Маслоу и идеями
Макклелланда.
И вопрос к читателю. Как выполняются заповеди свыше третьей в России?
16 августа 2009
