Уважаемый
г-н Четвертаков! Ваше замечательное письмо я тут
же
публикую - в завтрашнем номере. Но ваш Питер такой независимый - он
снимает
полосу "Телевидение" (не с программой, а с текстами!), где и идет
этот блок. Я
посылаю его Вам - посмотрите хотя бы в таком виде! Спасибо!
Остальное
тоже с удовольствием опубликую! Всегда рада Вашим письмам.
С уважением -- Татьяна Филимонова
Известия
10 дек 1999 (московский вкладыш)
ЧИСТЫЕ
ВЫБОРЫ
Почта газеты иногда
ярко демонстрируетсвою свою самодостаточность. О
правде и лжи предвыборных телевизионных баталий читатели пишут много. Сегодня
мы публикуем три письма, которые требуют комментария. И письмо, которое, по
сути, является комментарием к тому, что происходит и на экранах, и в наших
душах в целом.
Три письма
о ТВ
От одного
воротит, от другого тошнит
Битва титанов
отечественного телевидения ставит зрителей перед нелегким выбором. Что
предпочесть: неприкрытое хамство ОРТ или лизоблюдство
ТВЦ, причем в отношении одних и тех же "значительных лиц"? От первого
воротит, от второго тошнит. Плохо,
хуже некуда, когда с высот
политического Олимпа обращаются к самым низменным сторонам наших смятенных
душ! Вместо того, чтобы подать пример выдержки и
разумности.
Юрий
ЧЕРНЯКОВ [alarm@cityline.ru]
Язык
непорядочных людей
Когда
обсуждаются выборы вообще и выборы мэра Москвы в частности, часто говорят о
положительной роли новых претендентов на этот пост. Они, мол, переломили
безнадежный настрой избирателей, заранее смирившихся с
результатами голосования. Конечно, и сейчас мало кто сомневается в исходе
выборов. Но исчез негласный запрет на обсуждение подробностей
правления нынешнего мэра и появилась робкая надежда на альтернативу. А
ведь и Доренко сыграл в этом далеко не последнюю роль!
Хотя лично
мне гораздо больше импонирует поведение Николая Сванидзе. Ему тоже смелости не
занимать. Его программа тоже не обходит стороной серьезные и опасные вопросы. Но увы -- интеллигентная аналитика, приятная зрителям, безопасна
и безвредна для сильных и неглупых руководителей города. Последние годы они
даром времени не теряли -- прибрали к рукам все, что
можно, включая и московские суды. Вежливые упреки в нечистоплотности они могут
позволить себе не замечать.
Напротив, тактика
Доренко заставила их изрядно понервничать.
Непотопляемые политики потеряли уверенность
и бдительность. Стали протестовать, угрожать и -- ошибаться,
проговариваться. До программы Доренко,
согласитесь, не было столь очевидно, у кого из персонажей нашей политической
сцены нечиста совесть. По крайней мере, никогда прежде это не было
продемонстрировано столь ярко. Доренко заговорил с этими людьми на их языке, не
принятом в порядочном кругу.
Кто у кого
больше украл
Сейчас очень
не хватает людей со взвешенной и аргументированной
позицией, способных формировать общественной мнение. Между тем большинство из
нас не понимают проблем, стоящих перед страной. Судя по всему, не понимают их и
большинство соискателей верховной власти -- иначе не
опускались бы они до взаимных обвинений
на уровне кухонной перебранки.
Вторя им,
публика опускается на такой же уровень полемики: кто больше из "них"
у государства украл. "Как будто это единственная социальная группа,
которая, во-первых, не желает исполнять свой долг, а во-вторых, не обладает
нужными для этого качествами... Но если так, то чем объяснить то странное
обстоятельство, что такие исключительные избиратели упорно не желают сместить с
постов столь нерадивых депутатов?" Это цитата из "Этюдов об
Испании" Ортеги-и-Гассета. Написано в начале
века, но такое впечатление, что сегодня и о нас. А вот ещё цитата:
"Совершенно ясно, что результат выборов зависит от того, о чём и как
говорят люди."
Подчеркиваю:
люди, то есть мы с вами. А не говорящие головы с экрана. Единственное, что они
обнаруживают среди выливаемой на глазах
почтенной публики грязи, -- это всеобщую заинтересованность во власти, что
должно эту самую публику по крайней мере насторожить.
И ещё: они навязывают атмоферу всеобщей вздрюченности, которая всем уже надоела. Подобные телеразборки (как и "отстрельные"
публикации) не дают ничего, кроме всеобщей апатии и цинизма.
Александр ИВЧЕНКО [alivch@orc.ru]
Письмо-комментарий
Как выбраться из лжи
В стране, где
честность воспринимается почти как эквивалент глупости, а идеалисты считаются
почти маргиналами, не может не возникнуть кризис доверия. Древнегреческое
"Врет ли человек, который говорит, что все
врут" в применении к современной журналистике превращает ее в зрелище
гладиаторских боев или коммунальной ссоры на кухне.
Этот синдром
не нов. Он сопровождал кризис позднего Рима и Византии, коррумпированной
Османской империи... И в нынешних стенаниях о всеобщей лжи можно видеть
нежелание гражданина взять на себя личную ответственность (и риск) за оценку
чужого слова и поступка. Наше общество остается иждивенческим, оно желает
получать сертифицированную информацию и привычно "верить" во что-то.
Но не хочет думать, не хочет отвечать за собственные суждения, потому что
"некому верить". Можно только спросить плаксу:
"А ты себе доверяешь?"
На Западе (а
это накопленный за сотни лет опыт общественных отношений) принято не верить
человеку, уличенному во лжи всего один
раз. Такой изымается из личного оборота, из семейного,
из финансового, из политического. Но мы еще неискушены,
как провинциал в столице! Мы страстно смотрим грязь, а потом ее ругаем за порчу
нравов. Хотя именно мы, и никто другой, формируем себе среду информации. Если
ты, зритель, желаешь честной информации, не смотри заказных журналистов и
циников! И их программы снимут как не пользующиеся спросом! Короче, каков
зритель-поп, таков и информационный приход. И не жди цензора, ругая нравы,
потому что и этот твой социальный заказ непременно будет исполнен. Чиновник с
удовольствием отведет тебя в стойло и накормит привычной жвачкой 60-70-х годов.
Как дорого
давалось доверие в другом мире, показывает такой пример. Первым полноценным
кредитным и сберегательным банком стал Амстердамский Национальный в начале 17
века, а вторым -- Английский, но... только через 90
лет. Так что доверие к слову, к человеку, к банку и, наверно, к народу, к
государству, -- это капитал.
Для России
наступили времена Шекспира, когда в цене
личное мужество и ответственность, а риск принятия самостоятельных решений
очень велик именно из-за слабости так называемых "устоев". Критерием
истины становится собственная личная
оценка и личное мнение по любому вопросу. Поэтому каждый из нас должен
самостоятельно взвешивать весь поток входящий информации. И так будет дальше -- везде и всегда! Это некое натуральное информационное
хозяйство на грядках собственного серого вещества. Без ссылок на авторитеты.
Да, для
кого-то наступает страшная пора неопределенности, отсутствия точки опоры. Но
трагедия эта формирует личность. Процесс этот начинается с ожесточения. Но
следующий наш шаг -- шаг навстречу друг другу, демонстрация
доверия соседу или чужаку, "презумпция честности" (при небольшом
начальном риске), проверка этого доверия, последующее расширение доверия в
случае успеха или, наоборот, полное исключение не выдержавшего испытание из
сферы общения.Тогда
потенциал доброты и честности начнет
возрастать.
Мы должны
дать друг другу шанс. В христианской морали шанс, если не включать осторожных
оговорок и постепенности, называется коротко -- "любовь".
А исключение лжеца из общения (вспомним и "жить
не по лжи" Солженицына!) --
"ответственность за будущее".
Потому что прощая зло или ложь другому, ты продлеваешь и
преумножаешь его.
Сергей ЧЕТВЕРТАКОВ
[sergeych@chetvertakov.spb.ru]
Врет ли говорящий, что “все врут”.
На тему качества человеческого рода и
нашего мира, хотел бы передать то, что меня сейчас волнует. Только что читал
обсуждение социологов на тему рейтинговых войн ("Известия" сегодня).
Или иначе, кому можно верить в этом мире, где "все продажно" или
"все покупается". В населении, где честность почти эквивалент
глупости, и мы с Вами фактически маргиналы, т.е. "отщепенцы",
по-русски, в таком населении (и журналисты его нормальная часть) не может не
возникнуть кризис доверия. Древнегреческое "врет
ли человек, который говорит, что все врут", в применении к современной
журналистике полностью исключает последнюю из сферы осмысленного получения информации,
оставляя ее в ранге (кому-то забавного) зрелища гладиаторских боев или наблюдения
за коммунальной ссорой на кухне.
То, что исторически наше состояние не
первое в истории, известно достаточно точно, этот синдром сопровождал кризис
позднего Рима и Византии перед распадом и Османской империи в прошлом веке (там
морализаторов вообще не было - только приезжие
европейцы).
Похоже, что нежелание каждого взять на
себя ответственность (и риск) за оценку качества чужого слова, поступка -
продолжение иждивенчества и плаксивости, "халявности"
каждого, кто не хочет иметь суждение о других, только потому
что "некому верить". Можно только спросить плаксу
- а ты себе доверяешь?
На Западе (а это опыт культуры
отношений) принято не верить человеку, совравшему
(уличенному во лжи) один раз. Он изымается из личного
оборота, из семейного, из общественного, финансового или из политического.
Как дорого давалось доверие в другом мире, показывает такой поразивший меня
пример. Первым в истории банков полноценным кредитным и сберегательным банком
явился Амстердамский в начале 17 века, а вторым Лондонский, но... через почти
сто лет. Так что доверие к слову, к человеку, к банку, и наверно, к народу
сиречь его государству - это капитал, возможно, не менее ценный, чем финансовый
или материальный.
Мы вступили во времена Шекспира, в
которых личное мужество и ответственность, риск принятия самостоятельных
решений очень велик именно ввиду слабости т.н. "устоев" (или
традиций). Критерием истины тогда становится собственная личная оценка и личное
мнение по любому вопросу так, что каждый решающий и судящий должен сам
взвешивать весь поток входящий информации. Некое натуральное информационное
хозяйство на огороде собственного серого вещества приводит к необходимости принимать
решение полностью самостоятельно без ссылок на авторитеты. Для не привыкших к этому наступает страшная пора неопределенности,
отсутствия точки опоры. Но трагедия эта заново формирует личность (сначала
через ожесточение). Похоже, что это состояние эпохи "раннего
Средневековья". Опору материальную для душевных сил в таком состоянии
может дать материальная независимость и, может быть, натуральное или
индивидуальное хозяйство, к развитию которого подталкивает распадающаяся ткань
старых социальных форм и институтов. Но второе, что важно, и
что лечит или может вылечить других - это шанс доверия другому, или
"презумпция честности" (наверно, при небольшом начальном риске),
проверка этого доверия и полное исключение не выдержавшего испытание из сферы
общения (это и частная личная терапия ущербной личности) или последующее
расширение доверия в случае успеха. Тогда потенциал доброты и честности
у населения должен возрастать. В христианской морали это, если не включать
осторожных оговорок и постепенности, называется коротко - любовь.
Но,
конечно, все это легче мысленно представить себе или сказать, чем ежедневно делать
17
ноября Сергей
Четвертаков
