Назад Оглавление Вперед

                                                                                              Первая редакция 19.02.2008

Оглавление раздела 6.1.

 

6.1. ВВЕДЕНИЕ. ОБЪЕКТ. ЦЕЛЬ. ЛОГИКА

Логика и план изложения. Основания для нового синтеза

Не всеобщность (но и не уникальность) хозяйственных этапов

Причинность

Древо жизни вечно зеленеет… Модель веточного развития и частичных откатов

Синтезировать как можно больше теорий

Новые инструменты

Новые полученные к этому моменту результаты

Выводы раздела

6.1. ВВЕДЕНИЕ. ОБЪЕКТ. ЦЕЛЬ. ЛОГИКА

Логика и план изложения. Основания для нового синтеза

Когда-то автор, только закончивший работу «Разделение труда и перспективы коммунизма» (1977)[1], почти сразу с огорчением обнаружил, что пропустил нечто очень важное по поводу своей собственной страны – СССР и России. Из работы следовала только предопределенность будущей гибели системы «социализма» (1973–77) как хозяйственной и политической формы. Однако из исследований по поводу разделения труда и его перспектив никоим образом не вытекали перспективы межнациональных отношений СССР в будущем неминуемом хозяйственном распаде.

Между тем выявленные автором – недавним красным ортодоксом – зияющие лакуны в утилитарных выводах – обязывали продолжать пересмотр положений исторического материализма, особенно в части форм, предшествующих капитализму. Из общего анализа следовало, что Россия как минимум отстает от Запада в формационном плане, но при размытости представлений о общественно-экономической формации становилось совершенно не ясно, к какой стадии или к какой группе комбинаций хозяйственных укладов она относится. Под вопрос ставились перспективы межнациональных отношений, но для этого необходимо было проверить достаточность и корректность теории марксистских стадий развития и пересмотреть все те спорные в советской исторической науке темы, с которыми автор знакомился, изучая ошибки Маркса. Под сомнение теперь было поставлено ВСЕ, кроме теории капитализма, с которой, автор считал, он достаточно разобрался.

К ведущим темам относились, например, темы «азиатского способа производства, рабовладения, феодализма и т.п.[2] Наиболее критическими в этой среде исследования были следующие объекты: государство как иерархия труда, когда оно является иерархий труда и эксплуататором, а когда – системой обслуживания[3]. То, что государство при развитом капитализме, есть система обслуживания (цензовая или полная демократия), или, иначе, есть социально зависимая система, сомнений не было. В этом Маркс был прав.

Мы разрешили (для себя) предшествующие феодализму проблемы, см. ссылки о начале земледелия и классового общества, о развитии и закономерном разрушении монопольных иерархий труда, надстроенных над архаичным земледелием и о распространении насилием технологии земледелия и государственности.

Осталось последнее – это проблема феодализма – великий спор о феодализме советских, и не только советских, но и западных историков. Кроме того, и уже помимо официальных обсуждений, автор сам себе ставил вопросы, которые, он знал, не были, не могли быть поставлены при текущей власти и цензуре того времени. Это были вопросы империй, их типов, закономерности их «жизни» и, самое главное, их перспективы, если при успешном результате выяснятся некоторые закономерности их собственного развития. Цель исследования включала потому задачу понять, что такое империя и что такое феодализм. При этом «выход на Россию» формировался самым простым образом – понять «феодализм императорской России», о котором толковала советская историография, понять, чем же он отличается от не императорского феодализма в Европе. Только сейчас мы понимаем, что история (советской или марксистской) истории умудрилась соединить такие понятия воедино, которые имеют аналог в терминах «обезжиренное масло» или что-то в этом роде. Проблема усугублялась информацией о совершенно явной и неоднократной (фактически предфеодальной) раздробленности древнего Китая периода Чуньцю VII – VI вв. до н. э.

И автор начинал свои исследование выбора принципов методологии анализа

Не всеобщность (но и не уникальность) хозяйственных этапов

Мы, ориентируясь на анализ биологического процесса в истории Земли, предполагаем и не одновременность социального развития на Земле. Сразу же оговоримся на случай обвинений в «биологизме» по стопам критиков Спенсера. Мы не проводим параллель одного биологического организма на социум. Мы сопоставляем процесс развития и усложнения форм жизни на Земле с усложнением социальной жизни. И вывод пока только один – он требует представлять исторический процесс в совершенно ином свете, прежде всего, отклонить представление о всеобщности или об одновременном прохождении хозяйственных и культурно-политических процессов (и потому и формаций, если они существуют) в социальной среде. Мы предполагаем, что если существует ядро и периферия в каких-либо рассуждениях по поводу общества, то никаких оснований для представлений о единовременности наступления каких-либо социальных форм существовать просто не может. Более того, равномерность и распределенность в обществе просто предполагает всякое отсутствие прогресса и изменений – это историческая (по аналогии с «тепловой») смерть социума. В реальности социальный мир неоднороден, прежде всего, в силу неоднородности самой материальной среды, и в нем по определению и социальные процессы развиваются неравномерно.

Это, прежде всего, предполагает, возникновение передовых блоков социальной жизни (можно именовать их, например, цивилизациями и т.п.) в некоторых наиболее удобных для социального прогресса условиях и регионах. Это и образует понятие ядра социального развития неважно, какого уровня и периферии, которая еще не освоила новых социальных форм. Уже это говорит о том, что любые социальные формы имеют свои характеристики распространения и не всеобщны.

Это, во-вторых, означает, что и совокупность хозяйственных укладов и политических и других надстроечных форм в терминах истмата, если уж они распределены неравномерно, то они и взаимодействуют определенным образом между собой. И эти взаимодействия образуют свои и каждый раз новые закономерности. Причем более прогрессивные формы активизируют или подавляют и замещают менее продвинутые. Далее мы сможем обсуждать только, какие ситуации тормозят или активизируют социальные процессы. Мы можем исследовать новые особенные ситуации, которые создают или могут создавать новые формы и условия труда и социальной деятельности или могут создавать особые и исключительные условия для формирования новых социальных структур или их комбинаций. И все сказанное имеет прямое отношение к текущему исследованию.

Причинность

Автор не ставил себе ограничений по поводу произвольности социальных путей развития. Но одно ограничение себе автор сохранил: не отказываться от поиска каузальности социальных процессов. Каждый процесс возникает не случайно, а как реакция на новые ситуации и потребности, на появление, изменение или исчерпание каких-либо важных для удовлетворения потребностей людей ресурсов..

Причинность. При утверждении причинности нет оснований опасаться обвинений в вульгарном детерминизме. Нам нет нужды отказываться от свободы действий каждого отдельного человека вплоть до постулирования его права на самоуничтожение. Однако действие одной единицы становится «великим», если оно поддержано миллионами других единиц. Отдельное поведение индивида в целом всегда обусловлено только его, индивида, потребностями. Любое важное действие (как воля одного индивида) принимается или отвергается по своим последствиям для миллионов других индивидов, по тому, соответствует оно интересам или потребностям этих миллионов индивидов (хотя бы на начальном этапе) или нет. И только при соответствии оно становится историческим фактом, т.е. действием многих людей. А интересы и потребности людей формируются их собственным опытом и их пониманием реализуемости или реальности поставленных планов, сравнением жертв и преимуществ для рациональных людей и эмоциональными формами реакций миллионов остальных людей на представленные идеи и харизматические планы. Опыт же и понимание многих и большинства людей – это их ментальность. И потому на длительном интервале времени – «законы» для истории образуют не только реальные и подсознательные (на эмоциональном уровне) интересы самих людей, но и объективные обстоятельства их удовлетворения, возможности их удовлетворения, воспринятые на протяжении некоторого относительно близкого и значительного времени (ближайшие прошедшие десятки и сотни лет). Кроме того в самом начале наших исследований мы постулировали важное положение о том, что в среднем для большинства индивидов и на длительном времени индивиды не ставят себе задач, которые объективно не исполнимы или резко нарушают систему удовлетворения потребностей (по Маслоу). Отсюда и протягивается нить обусловленности ментальности и социальной психологии материальными возможностями в прошлом опыте. А реалии материального опыта – это и есть материальная действительность или ее новое состояние. И это есть объективное условие текущего поведения миллионов людей или способа их реагирования на определенные обстоятельства, совсем иные, чем у другого общества и в других условиях. И это верно, прежде всего, для относительно простых обществ, к которым мы относим и земледельческие.

Давайте, приведем пример. Пусть в последние десятки лет внешние войны некоторого государства не приносили его обществу побед (и наживы, славы, ценностей) и несли смерть, инвалидность, утраты в собственном хозяйстве и семье. Тогда и отношение нового поколения к войнам будет скептическое, равнодушное или даже сугубо отрицательное – от войны и от военной повинности будут избавляться всеми силами как от огня. И поскольку мы знаем, что войны в своей массе отражают технологическое и культурное неравенство, то и в случае установления относительного технологического и организационного равенства противоборствующих или соседствующих культур мы вправе ожидать отсутствие энтузиазма у населения обеих сторон в военном противостоянии. В культурном обществе отношение к войне вообще изменяется, и война (или угроза войны) не рассматривается как полноценный способ решения проблем. Сам факт такого пацифизма историками и членами общества, считающими войну необходимой и неотъемлемой частью сосуществования цивилизаций, рассматривается как деградация общества. Две культуры сосуществуют, но к счастью общество, делающее ставку на милитаризацию, в историческом протяженном времени безнадежно отстает.

Мы надеемся, что закономерное в историческом процессе выявится или может быть обнаружено по ходу нового изучения исторического процесса при исключении догматов, но с изучением конкретных технических, технологических и социальных факторов: демографических, природных, географических и т.п. причин и с учетом влияния этих факторов на социальные процессы непосредственно или через ментальность.

Древо жизни вечно зеленеет… Модель веточного развития и частичных откатов

Отказ от однолинейности и сохранение причинности требует принять рабочую гипотезу о том, что даже перспективные направления социального развития и перспективные формы социальных структур могут в своей недозрелой по определенным объяснимым причинам форме разрушаться, прерывать свое развитие, или совершать, как говорят программисты, в применении к транзакционной обработке в базах данных, «откат».

Исторический процесс – его закономерная компонента – в таком представлении лучше соответствует биологическому подобию некоего «древа жизни». Историческое древо состоит из множества растущих веток. В зависимости от различных и меняющихся условий часть веток просто гибнет или даже гибнет после периода раннего, быстрого или опережающего роста. Часть веток пробивается к наилучшим условиям существования и другим условиям роста и формируется медленно, но верно и постепенно начинает доминировать в развитии. Более ранние и грубые ветки могут гасить рост более тонких и чувствительных ветвей, когда их очень мало, и пока они, новые тонкие ветки, сами еще не стали сильными. При этом ряд ведущих вновь выросших веток гасят и угнетают развитие других, уничтожая отстающие ветки. Или, наоборот, развитие одних веток подтягивает и исправляет, ускоряет развитие соседних, и эта черта, вероятно, не имеет биологического аналога (рефлексии или положительного влияния). И еще. Мы уже установили закономерность, когда некие преимущества развития одной ветки (способствующий появлению режима монополий) служит ее внутренней деградации, некоему «известкованию» или хрупкости, неспособности реагировать на новые изменения (А. Тойнби). Поэтому ко всем монопольным или преимущественным и чрезмерно удобным условиям развития (от избытка ресурсов) мы должны относиться наиболее внимательно с позиций возможного срыва развития и его отката или деградации.

Приведенный здесь материал – не предмет и не пища для рядового читателя, жаждущего быстро понять новую теорию или «новую историю» – такая могла бы быть построена на десяти или менее страницах. И выводы работы очень кратко представлены или даже зашифрованы в работе «В чем ошибся Карл Маркс». Но для короткой работы необходим теоретический фундамент и фундамент обработанного в причинно-следственном анализе исторического материала. Последний может возникнуть только после полного разбора ранее возведенных нагромождений или достаточно некорректных теоретических схем, напоминающих и отдельно, и в совокупности более «римские развалины» в исследованиях, хотя каждый кирпич или блок был необходим и нес пользу в прошлом развитии. Такой разбор (анализ) множества теоретических кирпичей и последующую новую сборку автор и собирается провести в настоящем разделе. Более того, мы не открываем Америк, хотя материковые части исторического материала или логики (и мы покажем какие) для советских историков были совершенно четко и определенно закрыты с 1917 или точнее с 1930 годов и не только туманом слов и даже страха, но и ценой большой крови. Настоящее обсуждение теоретических споров среди историков по теме феодализма нужно для того, чтобы разобрать и упорядочить почти ВСЕ теории, связанные с тематикой «феодализма – городов – капитализма». Многосложность темы заставляет нас обращаться не только к центральной теме – к собственно процессу возникновения феодализма, потом городов, потом государства и потом капитализма в Европе. Нам придется еще раз вернуться ко всем отклонениям от этого процесса (Северо-итальянские города-империи, Византия, Испания и Португалия), поскольку они мешают видеть «чистую» схему, и в то же время сами оказываются часто этапом пути вперед и вверх. Это выглядит, как поддержка или опора у карабкающегося на горном склоне путника, когда эта опора, после ее успешного использования, сама падает в бездну вниз или когда такая опора, вдруг становится временным препятствием, преодоление которой инициирует, или помогает, или только и может мобилизовать путника преодолеть последний уступ.

Отказ от однолинейности предполагает возможность (но не гарантирует ее появление) наличия одновременного и параллельного развития идентичных социальных процессов в Ойкумене. Вероятность одновременности не всегда велика, поскольку ранние формы возникают медленно и скорее передаются общением, чем зарождаются независимо и автохтонно. Однако вероятность существует, что доказывает, например, процесс создания технических изобретений или социальных внутриродовых форм половых отношений. Для исследователя такие примеры могут быть подтверждением закономерности какого-либо этапа социального развития, примерно, как наблюдение за различными фазами жизни звезд на их множестве служит построению теории жизни звезд определенных размеров. Мы будем использовать такие возможности.

Синтезировать как можно больше теорий

Мы не отвергаем почти ни одной теории, мы просто интерпретируем их основания или их и ими обобщенный фактический материал несколько иначе. И, тем не менее, без них не было бы и данной работы. Как мы уже сказали ранее, в каждой теории есть определенная доля истины. Мы можем только упорядочить теории или иные взгляды, выделив (естественно с учетом наших новых выводов по истории иерархий труда и по ментальности) одни теории или фрагменты теоретических построений и изменив акценты относительно других – речь идет, конечно, о построении причинно-следственных цепочек или связей. Конечная цель – переложить фундамент, в смысле, упорядочить известный материал. И его желательно упорядочить ТАК, чтобы каждая теория или теоретическая фракция получила нужное место в системе материальных и макрокультурных причин и следствий, ведущих общество к новому бытию, чтобы каждая теория или историческое суждение и вывод, из тех, что опирались на реальные данные, не конкурировали между собою. Но каждая проступила бы как чистая, отточенная грань общего результата труда всех исследователей в этой многотрудной области знаний (или, выражаясь выспренне, как отдельная грань в обработанном камне «История» из ожерелья наук). Значение цели лучше поймут исследователи, которые жили в этом материале, работали в нем. Дело в том, что настоящая картина как системное исследование должна включать весь честный научный материал, кроме фрагментов намеренной лжи. А такую схему можно построить почти только единственным способом и тем меньшим числом способов, чем больше теорий изначально и на данный момент мы имеем.

Новые инструменты

Новое представление и анализ мы начинали с определенными новыми козырями на руках, дающими нам определенный интуитивно понятый выигрыш – «фору». В наличии имелась твердая уверенность, что найденная структура – иерархия труда (которую больше и не точно используют только в социологии управления и бизнеса под наименованием «организации»[4]) – это намного более точный объект исследования и социальной жизни, нежели смазанное и слишком обобщенное представление Маркса о социальных классах. Последнее отражает лишь обобщение по горизонтали. Действительно, не «класс эксплуатирует класс» вообще, а некая социальная жизнь, включенная в каждое древо конкретной иерархии труда, образует жизненный процесс сосуществования фрагментов классов внутри каждой иерархии. И именно в иерархиях совместный труд образует прибавочный продукт, который используется далее руководством иерархий. Другими словами, мы были уверены, что наша модель точнее. Мы были и остаемся уверены, что классовая структура Маркса обладала среди прочих одним явным недостатком – эта модель слишком общо охватывала общество по горизонтали (обобщала его по горизонтали), но совершенно игнорировала многообразие вертикальных схем (оставаясь на уровне сравнения только форм собственности (на средства производства). Кроме того, мы получили новый козырь – понимание того, что Маркс ошибочно отделил иерархию государства от промышленной иерархии труда. И если для капитализма в его совершенной фазе индустриального общества это верно, то для доиндустриальных обществ мы обязаны идентифицировать государства как иерархии труда.

Новые полученные к этому моменту результаты

Начальные формы земледелия и появления иерархии труда мы объясняем с учетом социальной психологии в модели иерархии потребностей Маслоу и аксиом удовлетворения потребностей в рутинном творческом труде (то же имеет место и в описании модели социальной лености, см. выше). При объяснении очаговых цивилизаций с редкой периферией чистая иерархия не требует дополнительных объектов анализа. С некоторой натяжкой (о неточности позже) мы можем сопоставить этот момент исторического процесса как РАСЦВЕТ азиатского способа производства.

При росте плотности периферии мы вынуждены анализировать взаимодействие иерархий труда и их носителей – социальных масс, – которые самоидентифицируют себя в виде новых социальных – этносов или этнических групп.

Далее мы вынуждены вводить модели, соответствующие полиэтническим насильственным объединениям, которые обозначены в исторической и социальной науке как империи. Структура иерархии государства в фазе империи вынуждала нас заниматься проблемой этноса, его определения и происхождения.

Этот второй период, который мы определили как период распространения земледелия, приближенно идентичен тому, что ранее именовалось «рабовладельческим способом производства». Этот период хорошо идентифицирован историками, имеет множество тщательно изученных сторон и характеристик в масштабе многих географических зон и в протяженном историческом времени. Он может рассматриваться как хорошо исследованная социальная модель (одним из наиболее качественных представлений модели служит модель «патримониального» государства Макса Вебера). Вопрос о его именовании рабовладельческим остается открытым, и на его сохранении не стоит настаивать, поскольку основную массу труда в этот период производили не частновладельческие рабы, а трудящиеся как титульные народов империи, так и народы, включенные в империи силой. Сам же перенос внимания на иное наименование (империи) мы считаем политически корректным на период господства остатков этого типа государственности в Новое и Новейшее время (все колониальные империи, Россия, Китай, Индия, Иран как земледельческие империи и т.п.)

Из моделей первого и второго периода возникла модель цикличности в развитии иерархии с распадами и завоеваниями. Синтез первого и второго периода состоит в том, что ирригационные системы всегда восстанавливают государственную иерархию, сами или извне, а империи после распада возобновляются «свежими» этническими силами молодых варваров периферии. Из этого же следует, что азиатская форма (широкие аридные поливные зоны) длительное время и принципиально не может выйти из земледельческого цикла и даже в сферу товарного хозяйства и развитой частной земельной собственности. Это же означает, что азиатский способ включается в новые имперские системы, но длительным образом стагнирует и сосуществует с империей, не давая возможности продвинуться в земледелии дальше.

Таким образом, в обсуждении темы социального развития мы ушли от неверного представления предшественников, рассматривать социальные процессы на уровне отдельного этноса, народа. Империи, этнические зависимости и социальное подчинение в труде – это продукт региональных или континентальных процессов (одна роль Евроазиатской степи чего стоит!). В их анализе, их создании, развитии и гибели мы должны учитывать наличие природных барьеров и мембран. Наличие путей или препятствий важно не только в собственно этногенезе, но и в политических процессах, осуществляющих в антагонистической форме в этот период своеобразную культурную экспансию. Как мы показали в последнем предшествующем материале, таким препятствием, демпфером может оказываться и само население, которое ценой своего сопротивления и собственно своего существования прикрывают от молодых периферийных варварских сил более дальние и этим самым менее доступные населенные регионы ядра земледелия. И только потому в таких теперь безопасных регионах социальная жизнь начинает формироваться иным образом. Это состояние мы и определили как состояние «относительной полноты земледелия».

Из активности имперских процессов вытекает, что и политические (силовые) процессы следует рассматривать как элементы труда (войны) и присвоения или перераспределения и как часть иерархий труда – например, данничество со стороны кочевников в отношении к земледельческим системам. Иными словами в таком «труде» ядро земледелия и периферия оказываются взаимодействующими[5]. И потому – это еще один аргумент исключать как ошибку из исторического материализма представление о государстве как надстройке над экономическими отношениями. Государство, берущее дань с населения («без спроса» – т.е. без прямого или представительного волеизъявления и регулирования населения по поводу размера фиска), уже является иерархией труда – социальным отношением и эксплуатацией.

Теперь настал момент изложения (уже проведенных нами в прошлом результатов исследования) третьего периода, в котором мы представим анализ развития таких регионов, которые только и будем именовать «феодализмом». При этом все множество разнесенных в пространстве и времени прежних «феодализмов», в реальности не достигших своей зрелой формы, можно именовать лишь случаями «предфеодализма», от которых регионы – их носители откатывались на почти исходные уровни развития.

 Прежде всего, мы будем игнорировать старые термины, если они являются помехой смыслу, точнее помехой цели исследования – искать причинно-следственные макросвязи в историческом процессе – отделить ведущие причины от сопутствующих нейтральных сторон или только способствующих, ускоряющих, но не необходимых факторов-причин.

И второе, работая с конкретным историческим материалом, мы имеем за кадром одну единственную цель. На исторический реальный процесс с его конкретными особенностями мы накладываем или пытаемся наложить нечто вроде сглаживающего (исторический «шум» детальной конкретики) фильтра, в котором остаются только основные социальные процессы и логика их взаимодействия (самородки). Сопутствующие факторы – это ускорители, шлак или релаксанты. Тем самым из истории мы пытаемся выделить ведущие социологические процессы в развитии.

Выводы раздела

Причины работы. Гибель социализма, которая следовала из полученной теоремы эксплуатации, привлекла внимание автора к проблемам теории исторического материализма.

Объем ревизии. Критике и полному пересмотру подверглись теория азиатского способа производства (утверждение и конкретизация) и теория рабовладельческого способа (реконструкция и объединение с империями), которые были развиты. Тогда же были сделаны краткие выводы по особенности феодализма, которые в настоящей работе и представлены во много более развитом виде.

Всеобщность и уникальность. Представление о всеобщности всех этапов социально-экономического развития необходимо отклонить и по факту и в теории. В ранней истории существует ядро – условное пространство или регион текущего прогресса, который смещается. В нем осуществляется передовое развитие, степень прогрессивности такого развития оценивается обществом только по факту и много позже. От ядра происходит культурное излучение или влияние, которое ведет к новым наслоениям и закономерностям или особенностям взаимодействия старых и новых хозяйственных укладов на периферии.

Причинность. Локальность или ядерность передовых процессов или впервые возникающих прецедентов новой культуры – институтов – не означает чистой случайности прогресса. Он возникает в «лучших» точках с позиции предшествующих закономерных (и не осознаваемых еще «не рефлексирующим», т.е. не осознающим себя обществом) накоплений в окружении и условиях существования. Все макроизменения в институтах, хозяйственных укладах и хозяйственной и социальной культуре имеют свои конкретные (массовые с позиций потребностей людей) причины изменений вполне объяснимы. Для повторных явления такого рода после изучения они и предсказуемы с коррекцией на возможность новых влияний.

Однолинейность в развитии безусловно отсутствует. Исторический процесс повторяет частично в ранних и предшествующих фазах множественные ветви развития, аналогичные биологическому развитию на Земле с той до настоящего времени особенностью, что новации не успевают равномерно распространяться на всю периферию, хотя и влияют на значительную ее часть, обычно ближайшую.

Цель настоящей работы по феодализму – нечто вроде реинжениринга – разобрать основной массив прежних теорий и собрать их заново в нужном порядке, поскольку каждая несет часть здравого смысла.

Основа нового исследования – модель иерархии труда. Она точнее классовой теории Маркса.

Теория государства как инструмента классового господства для периода преобладания земледелия отвергнута окончательно. В эпоху политического господства чиновной элиты над обществом изъятие прибавочного продукта в форме дани и повинностей, безусловно, определяет государство как иерархию труда и повинности и дани являются формой эксплуатации.

Азиатский способ (пока условно). Иерархия труда начинается в зонах ценнейших земель с самовосстанавливающимся плодородием, и период низкой плотности периферии образует особенности азиатского способа.

Рабовладельческий способ (условно). Рост плотности периферии, и закономерное появление железа как демократического твердого материала порождают как образование этнических групп, так и полиэтнические формы эксплуатации, что и образует организацию империи и ментальность населения империи (в трех ведущих группах) и ее цикла. Империя является ведущей формой – античные полисные и военные демократии включаются в имперские формы в момент расширения земледелия.

Имперские формы – не проблема этноса, государства (империи), но результат состояния региона. Отсюда и хозяйственные формы, связанные в этот момент, например, империй, и при последующем исследовании, например, капиталистических форм, мы обязаны связывать с регионами взаимодействия и влияния.

 

Назад Оглавление Вперед