Оглавление к разделу 6.12. – 6.13.
6.12. РАЗРЕШЕНИЕ
КРИЗИСА В АНАЛИЗЕ
Поместья
– первый спрос и первый покупатель
Успех
технологии – 4. Баналитеты
Успех
технологии – 5. Строительство мостов и обеспечение безопасности на дорогах
Отражение
роста торговли и оживление ремесел на конец раннего Средневековья
Яйцо
и курица – поместье и население, город, торговля
6.13. МОТИВАЦИЯ
ПОМЕСТИЙ К ОБМЕНУ И ТОРГОВЛЕ
Об уровне торговли в раннем Средневековье прекрасно и в обобщенной форме говорит Марк Блок в его работе «Феодальное общество, Том I, книга II. Условия жизни и духовная атмосфера.» [Марк Блок, Апология истории, с. 121–124]. Суть этого взгляда в том, что торговля (до XI века) не исчезала никогда полностью, но она была в соответствии с качеством дорог и опасностями передвижения людей и, особенно, вещей, спорадической, нерегулярной. Ее деградация отмечена уровнем хозяйства и коммуникаций, плотностью населения, его уровнем технологии.
Если сеньор и даже король или император Карл Великий ездил к хлебу из имения в имение, не будучи способен организовать доставку хлеба в столицу – Аахен, что же можно было говорить о купцах? Какой редкости и опасности это был труд? И что же можно сказать о роли крестьян в части снабжения города, какого бы большого размера он ни был. А потому сразу можно и понять, что город не мог быть большого размера именно в силу трудностей перевозки любого продукта – даже хлеба.
Если сам Марк Блок говорит о том, что поход в соседнюю деревню был реже и был более уникален для общественного сознания, чем представление о пилигримах и бродягах, идущих от места к месту, то что можно сказать о важности и сохранности жизни?. В движениях между селениями незащищенность и оторванность от корней, от защиты, от крова, пищи, запасов - это признак спасения и худшая доля! И поиск корней и родины или пищи важней только на грани смерти. были признаки движения, судя по дарениям земли в обмен на возможность паломничества. Были запросы на поход-паломничество в святые места. Но были ли в реальности такие походы? Это вопрос! Или это поход в тот самый монастырь, которому земля подарена. И монастырь дает просто келью для дарителя - и это вполне реальный ответ монастыря. Но это же означает, что монастырь совсем или очень часто находится рядом с местом жизни дарителя. Короче, всякий бродяга на дороге был не просто не защищен – он по определению должен был быть почти нищим – ибо иначе он стал бы нищим почти в начале своего пути (с риском быть и убитым).
Отсюда можно говорить и о возможной роли местной торговли – ее быть просто не могло. Формальные «горожане» в пустошах старых городских развалин – это крестьяне, живущие на месте бывшего города (VI–X вв.).
В этом отношении совсем не достоверны аргументы советских историков. Они указывают на состав продуктов торговли до конца X века – хлеб, соль, оливковое масло, вино. Для авторов – это признак спроса на сельские продукты городского населения, якобы не связанного с сельским хозяйством. Однако, никаких данных о таком населении у нас нет. Кроме городских руин, и селян, пасущих на заросших площадях своих коз. Исключение – Италия и несколько городов в Европе – Лютеция и др. Продавцами сельских продуктов, действительно выступает поместное хозяйство (прежде всего монастырское). Оно же и истинный покупатель – для дворов их величеств и господ сеньоров. Замечает советский историк и транзитную торговлю «в скромных размерах» [История Европы, с. 124]. Думается, что местная торговля была еще скромнее транзитной, на это же указывает и транспорт, и порядок перемещения жителей, представленный выше, например, Марком Блоком.
Масштаб торговли и уровень торговли того периода, направления движения товаров отмечен кладами арабских монет (из Испании на северо-восток) – говорит Марк Блок. ОН, скорее всего, ошибается, и клады монет не отражают форм тои объемов торговли того периода в районе, где клад найден. Действительно, стоит сопоставить эти клады с кладами арабских монет норманнов в Скандинавии (где торговли по определению и быть не могло), то их можно ставить вровень по причинам. Это могут быть клады военной добычи от набегов – первой волны Реконкисты, на Эбро – арабские монеты из региона испанской торговли в Испании с халифатами захвачены у изгнанного арабского населения Испании.
Исключение, конечно, представляет Венеция и Южная Италия как остаток Византийских владений и контактов с Византией. Это отдельный анклав, довольно сильно изолированный от Галлии длительный период (и лангобардами, и папской политикой, и германцами Оттона). Результат интеграции всех доступных данных говорит о том, что торговля западнее Альп и Рейна, севернее Эбро, была ничтожной и в основном на уровне обмена (и торговли) предметами роскоши с Востока на единственное сырье Запада – «двуногого скота, награбленного в землях славян и латтов, за Эльбой или закупленного у британских торговцев».
И когда Марк Блок говорит о том, что «лишь самый горький бедняк не покупал нескольких унций соли или железа», мы не должны идеализировать эти покупки. Они не были тогда необходимостью для выживания – топор (с длинной ручкой) для выделки деревянной сохи имел каждый крестьянин потому, что это был франк и в прошлом воин, и топор – его боевое оружие, как и прямой меч. Железо германцы ковали сами в кузницах еще до нападения на границы Рима, да и оброки железным инвентарем к деревенским жителям в поместьях говорят о традиционности этого «Know-how» в общине или даже на хуторе. А без соли можно было и обойтись – хлеб до осени был важнее.
И потому в реальности торговля – это предметы роскоши: оружие, одежды, специи, украшения. И это мотив престижа для знати. И в то же время Марк Блок прав в том, что:
Сосредоточенная в очень жиденькой сети
торговля была крайне анемичной… товарообмен отнюдь не отсутствовал, но был в
высшей степени нерегулярным… Общество того времени знало, конечно, и куплю, и
продажу. Но оно еще не жило куплей и продажей.
Для периода до XI – го века мы знаем об относительно сносном существовании старых городов Италии, частично Южной Франции и Испании за счет транзитной торговли. Это обусловлено их связью с Византией и с созданием торговых колоний на северном побережье Средиземного моря и Крыма и в точках контактов с арабами. Товар арабов – это шелк, пряности, красители, лекарства, ароматические масла, ценная древесина, квасцы, драгоценная церковная утварь, украшенное оружие, вина и фрукты. Все это в обмен на металлы, сукно, янтарь, рабов и соль.
Настоящие ярмарки, как и малые города, появились не ранее XI века, а развитие города по общему мнению представляется начавшимся в период XI – XV веков, [История Европы, с. 234].
Раньше всего в IX веке средневековые города сложились в Италии и выросли из позднеантичных городов в Византии, в X веке – на юге Франции и по Рейну, [История Европы, с. 234].
Советские историки очень близко подходят к верному пониманию логики развития, но им подчас не достает имеющегося у нас набора новых аргументов, чтобы выделить наиболее важное в логике развития.
Так, цитируем, сначала об исходном состоянии:
Обмен продуктами был незначительным…Монетные средства платежа,… постоянный торговый контингент лишь отчасти сохранялись в южных районах Европы, в прочих господствовали натуральные средства платежа или прямой обмен, сезонные торжища. По стоимости товарного оборота преобладали, видимо, дальние транзитные торговые связи, рассчитанные на сбыт привозных товаров, … которые добывались в немногих пунктах и потому были сравнительно редкими. Большинство редких и роскошных товаров вывозили с Востока странствующие купцы-посредники (византийцы, арабы, сирийцы, евреи, итальянцы)…[История Европы, с. 232].
Уже к концу X века отмечено появление ярмарок по линии Луары, Рейну, Маасу, Мозелю с выходом на Балтику (норманны-русы), Ладогу, и Волгу до Византии и Каспия, контактирующего с арабами (и мусульманами Ирана и Средней Азии)
Потом о процессе:
Складывание передового для своего времени вотчинного строя способствовало интенсификации производства, закреплению профессионализма, в том числе ремесленного, умножению торжищ. Формирование господствующего класса феодалов…… с их вещным миром, военно-стратегическими сооружениями и т. д., стимулировали развитие профессиональных ремесел и промыслов, практики найма, чеканки монеты и денежного обращения, средств сообщения, торговых связей, торгового и купеческого права, таможенной службы и пошлинной системы. Не менее важно было и то, что города становились резиденциями королей, крупны феодалов, епископов. Подъем сельского хозяйства позволял прокормить большое число людей занятых ремеслом и торговлей. [История Европы, с. 233].
В этих фрагментах не все четко выделено и много слишком быстро обобщено и потому не воспринимается как система каузальностей. Но из текста можно выявить и подтверждение, и оно не противоречит нашему ходу рассуждений, о том, что:
1. вотчинное хозяйство обеспечило сбор, аккумуляцию прибавочного продукта, развило поместное ремесло и
2. вотчинное хозяйство само в лице знати («господствующий класс феодалов») и явилось первым заинтересованным покупателем и инициатором торговли.
В дополнение к теме авторы Истории Европы продолжают отслеживать логику развития поместного бизнеса – организацию ярмарок, улучшение дорог, связи, строительство мостов, борьбу с грабежом на дорогах и реках для использования торговли в целях получения пошлинных и таможенных сборов. Они же отмечают и заинтересованность в развитии сельского хозяйства, но это уже тавтология в отношении роста прибавочного продукта.
И это верно! И тогда получается, что первая мотивация в прибавочном продукте как товарном продукте реализуется не у крестьян, как это мы предполагали до этого момента (рабочая гипотеза), а в поместьях.
Итак, до XI века в реальности спрос в торговле и на товары в Западной Европе мог быть только один – это спрос самих сеньоров, и администрации их поместий и монастырей. Это спрос той государственной административной элиты, королевского двора и клириков, хозяйственные служащие которых приобретали на рынке, скорее всего оптом, нужные продукты для поместий, как на уровне регионального (вино, оливковое масло в Италии и южной Франции, соль, хлеб и т.п.), так и транзитного обмена уникальных изделий, украшений и т.п.
Этот вывод нужно считать окончательным.
Развитие крупных хозяйств позволяет внедрять крупные «проекты» и технологические и энергетически установки. Они становятся постепенно баналитетами – обязательными (бан – запрет) источниками дополнительного монопольного дохода поместья, который далее создает прибавочный продукт поместья. Это, прежде всего, мельницы, но и не только – есть и кузницы, и хлебопекарни, пивоварни, прессы для отжима винограда и оливкового масла – все это способны были организовать и создать только поместные хозяйства своими средствами и организованным трудом приглашенных специалистов и неквалифицированной помощью собственных крестьян на барщине.
Основная часть баналитетов возникла позже – это только означает, что поместья, которые первыми начали такие предприятия, пришли к этой идее как и вся элита не немедленно, что было бы странно в VII или IX веке, а тогда, когда начал складываться рынок предметов роскоши и престижных изделий. Баналитеты – не первое в этом процессе роста значения технологии явление.
Нельзя сказать, что новинки принимались населением с энтузиазмом. Имеются данные, что сеньоры жестоко разрушали ручные домашние мельницы крестьян, чтобы принудить их использовать баналитет. Аббат Ричард II в 1331 году конфискованными жерновами домашних ручных мельниц свою приемную [Ле Гофф Ж., с. 368].
Мы приводим пример влияния поместий на развитие мельниц. Наилучшее описание о мельницах водяных и ветряных, правда к более позднему периоду, имеется у Фернана Броделя, который сам считает классическим материалы по теме Марка Блока.
«Робер Филипп показал… первоначальное
распространение мельниц… в сельской местности, возле деревень… Мельница,
предназначенная, прежде всего, для размола зерна, была тогда важнейшим орудием домениального хозяйства. Именно сеньор
решал ее построить, покупал жернова, предоставлял дерево и камень; вклад
крестьян заключался в труде. Домениальное хозяйство представляло ряд
самодовлеющих базовых единиц. … в
Ласло Маккаи в детальной и, на мой
взгляд, такой же блестящей статье, как и классическая работа Марка Блока о
водяной мельнице, примерно подтверждает эти цифры: «...от 500 до 600 тыс.
мельниц, что равно 1,5–3 млн. лошадиных сил… В принципе каждая деревня имела
собственную мельницу. Там, где такая мельница не могла быть повсеместной из-за
отсутствия ветра и достаточно мощных водяных потоков (как на Венгерской
равнине), подспорьем служила мельница с конным и даже с ручным приводом…
Ветряная мельница появилась намного позже водяного колеса.», [Бродель Ф., т. 1, сс. 380–381].
Это определенно отражает цель всех и других в том числе «устройств» и нововведений в поместьях – повышение их доходов, но тогда и улучшение условий для торговли имеет ту же цель. Поместное хозяйство строит и развивает торговлю – готовя тем свою собственную гибель.
Примечание. Следует сказать, что после устроения
мельниц домениальное хозяйство уходит от
подводных камней тоталитарного характера. Думается, что эти этапы где-то во
Франции пройдены, но просто не описаны. Построенная мельница не может
эффективно эксплуатироваться управляющим или просто приставленным работником от
поместья. Дурная эксплуатация, поломки и неспешный ремонт и, как следствие
простои; кражи и присвоения части зерна, идущего в доход от барского
баналитета; возможно, незаинтересованное отношения к обслуживанию крестьян и
нарекания от них. Это то, что мы знаем по «социализму» – школе коммунизма,
близкого к первобытному. Вероятно, практика привела некоторых хозяев к выводу,
который до сих пор не может сделать подавляющая часть российского населения во
главе со своими «мудрейками» при организации государственного управления
услугами и производствами, например, медицинским обслуживанием,
жилищно-коммунальным обслуживанием и др. –
Очень важно отметить и появление заинтересованности сеньоров в надежных средствах сообщений в связи с заинтересованность сеньоров и доменного хозяйства в целом в продаже своей продукции и в торговле.
Рост плотности сельского населения ведет к сокращению больших расстояний между селениями, и тем самым ставит в значительной мере леса под контроль самого населения.
Уже до начала XII века мы хорошо знаем о том, что короли Франции из Капетингов (от 987 г. до Людовика VI – начало XII века) занимались укреплением связей в своем домене, уже опираясь на городские центры, имея в окружающих их домен более могущественной знати только противников:
«… в большой мере определялась заботами этого характера: сохранением господства над коммуникациями между двумя столицами, Парижем и Орлеаном; укреплением по ту сторону Луары или Сены связи с Берри или с долинами Уазы и Эны. По правде сказать , хотя охрана дорог усилилась, сами дороги вряд ли стали более высокого качества. Все же оснащение их значительно улучшилось. Сколько мостов было переброшено через европейские реки в течение XII в.! Наконец, удачное усовершенствование упряжи весьма увеличило в тот период эффективность гужевого транспорта» [Блок М., Апология, с. 125]
Но тем же были заняты и другие «короли и герцоги как заинтересованные в процветании торговли, из которой они посредством налогов и проездных пошлин извлекают крупные суммы…». Кроме того, «целостность» их владений определяется и путями доставки своих отрядов и распоряжений[2]
Что ставится в заслугу и в отражение роста.
Изменение положения СТАРЫХ ГОРОДОВ – новых еще нет. Прежде всего, рост числа монетных дворов и мест чеканки монет. Даже периодическая чеканка монет до Карла Великого велась не более чем в 25 городах. При Карле Великом положение меняется. Чеканка ведется в местах в количестве от полусотни до сотни мест – чеканят так много, что Карл в 805–808 начинает ограничивать права на чеканку монеты, а спустя шесть лет после его смерти Людовик в рескрипте «О монете» допускает чеканку монет под надзором графов во всех крупных городах [История Европы, с. 124].
Советские историки приводят более подробные данные о развитии ярмарочной и рыночной торговли еще Карлом Мартеллом (744 год – Суассонский капитулярий) – организация еженедельных рынков во всех епископских и выше по рангу городов. В Каролингское время их было уже 129, и это их число выросло, особенно, на Севере страны.
Кроме того мы должны отметить вслед за историками этого периода роста строительства соборов и храмов в начале XI века вслед за прекращением ожиданий конца света. Сокровища, накопленные церковью (и мирянами, планировавшими купить искупление грехов на этот момент большими дарами церкви) начинают интенсивно тратиться. Это вызывает бурный рост объемов несельского труда – и начало разделения труда – наем работников, формирование артелей строителей, закупки поместьями и церковью продовольствия для артелей и строителей.
К началу XI века можно считать сложившимся феодализацию ведущих районов Франции, Италии и Фландрии, которые означали, что феодальная светская знать имеет достаточно большие ценности (прибавочный продукт), причем эти ценности уже представлены в ликвидной форме «богатств», а не просто хлеба и продовольствия. Проблема сохранения таких ценностей и проблема безопасности богатства повлекли новое и бурное, отмеченное всем историками строительство замков – теперь это замки не для спасения населения, а замки для семьи, сокровищницы сеньора и проживания его вооруженного отряда (на период обороны). Строительство большого количества замков совершенно определенно должно было вызвать «отход» части населения в строители, т. е. просто освоение своими крестьянами профессий каменщика и других смежных.
Следует считать само собой разумеющимся, что такие артели строителей после завершения строительства замков как каменных зданий – начали строить здания и дома для богатых купцов и состоятельных богатеющих ремесленников, включая и самих наиболее квалифицированных строителей. С этого момента техническое формирование городской инфраструктуры – даже если дома были больше из балок и глины, а не только из камня – было обеспечено.
Ну и просто следствие. Рост запросов на рынке ремесленных изделий (друг у друга) и в отношении привозных товаров и материалов, тканей, специй и т. п. ведет к первому росту спроса на изделия ремесла еще вне городов – это спрос самих поместий как центров потребления. Этот спрос уже сдвигает поместное хозяйство в отношении к купле-продаже. Первыми крупными покупателями – они же и организаторы ярмарок и рыночных мест – являются поместья и монастыри. Почти единственное доказательство тому – рост и расширение чеканки монеты в VIII–IX вв. в СТАРЫХ городах.
Отметим, что даже чеканщики монет были бродячими ремесленниками, и их ценили и могли передавать друг другу монастыри и поместья. Зачем? Для непосредственной закупки каких-либо ценных изделий, предметов роскоши. Эти потребности возникли в короткий период от Карла Великого до появления норманнов.
Итак, можно говорить о стихийном развитии ремесла, инициированном ростом и просто существованием поместий, его аккумулированным продуктом (единственным в обществе) и его спросом (единственным по возможностям).
Альтернатива 1. Источник развития – это не внешняя торговля и
активизация привоза
Почему мы не ставим торговлю вперед, как это обычно и традиционно делает западная историография?
Потому, что торговля должна торговать уже излишком продукции (и на Востоке эти излишки продуктов уже существовали), а торговля сама по себе не производит товарного продукта. Причины транзитной торговли Востока с Европой кроются в появлении прибавочного продукта в поместье.
Что здесь существенно? Источником торговли мы считаем не САМУ ТОРГОВЛЮ – привоз купцами товаров! Товары везут туда, где их могут купить и где могут за них заплатить. Источником торговли в Западной Европе являются доходы сеньориальных имений и феодальных сеньоров, монастырей и королей. Иначе говоря, в основе торговли является сначала производство, а потом уже обмен.
Здесь следовало бы привести множественные сведения о огромной растрате прибавочного продукта сеньорами, который сами западные источники оценивают как «непроизводительные растраты» – речь о том, что до начала торговли огромные количества продовольствия тратились на прокормление аристократии и его придворного воинства. Короче избыток продукта идет не от желания купить – он уже предшествует началу торговли и задолго. Описанное историками обжорство и пьянство во многом это не метапотребность, они, как и показная щедрость, носят важный статусный характер – говорят о власти и богатстве, играют роль своеобразного «потлача» для среды военной или охотничьей общины, и возможно исторически преемственны им.
От противного – в случае отсутствия сеньориальных хозяйств (иерархий труда) торговля не только отсутствовала бы, но варварский край остался бы диким и не обжитым в других обстоятельствах. Купцы не везут товар туда, где нет интересных предложений, где разорение и разбой.
Это хорошо звучит у Марка Блока в его «Апологии истории»
… связь с Востоком стала не более легкой и интенсивной. Важно, что изменилась ее природа. Запад, прежде выступавший почти исключительно как импортер, стал мощным поставщиком изделий ремесла… металлургия и хлопчатобумажные ткани… только вышеупомянутые демографические сдвиги сделали ее возможной. Если бы население не возросло и возделанная площадь не увеличилась, если бы поля не стали производительней благодаря большему числу рабочих рук и более регулярной вспашке, а урожаи не были бы более обильными и частыми, каким образом можно было бы собрать в городах столько ткачей, красильщиков, стригальщиков сукон и кормить их? [Блок М., с. 126].
Мы готовы долго критиковать Блока за эту фразу, но пойдем дальше. Демография тоже не источник и не объяснение, а следствие нормального производства и питания – нормального разделения труда производства и обеспечения его безопасности.
Итак, мы указываем не на рост торговли, а на анализ альтернатив этому процессу и указанию на причины того, что новый и фактический процесс был и стал уникальным в истории предшествующих аналогичных действий раздробленных иерархий труда (Темных Средневековий всех времен и народов).
И второе. Потому, что появление прибавочного продукта в руках правящего класса ВСЕГДА ДО ЭТОГО заканчивалось совсем иным результатом.
Альтернатива 2. Причина роста торговли – не активизация государства и
его вторичных централизаций.
Государственную активность по развертыванию торговли (Карл Мартелл, Карл Великий), мы также не можем рассматривать как аргумент, зная по опыту XX века, что это вовсе не признак мотивации к труду и обмену – последующий крах Каролингов при норманнах только подтверждает это. И у нас еще будут такие примеры и для поздних Средних веков. Так же и указания Карла Великого к выращиванию в его поместьях «всех известных трав и растений – гигантский список – вовсе не следует рассматривать как успех экономики или успех в сельском хозяйстве. Наши вожди с бредовыми идеями о кукурузе или о «росте производительности труда», с мечтами «догнать и перегнать» или «удвоить», «выполнить пятилетку в три года» и т.п. – хороший антидот к велеречивым планам императоров и постарше. Позже по «управлению сельским хозяйством» мы вспомним и заботы северо-итальянских городов с их печальным финалом.
Наконец о рыночной торговле и о питании – и то и другое следует относить к поместной аккумуляции прибавочного продукта и к достижениям именно поместного хозяйства, как и в части селекции или распространения полезных культур через обмен между монастырями.
Альтернатива 3. Источник развития торговли – не рост города сам по себе
Почему мы не ставим рост города сам по себе причиной?
Город, как мы знаем, результат торговли и ее развития. Ни один ремесленник не начнет ремесло в городе, если отсутствует некто, готовый предложить зерно и т. п. в обмен на ремесленные изделия. Город вторичен к торговле (в наихудшем случае к коллективному регулярному грабежу в слабой периферии), но уже город требует организации дорог, минимального порядка и т.д. в дополнение к торговле, которая требует наличия товара (или ценных материалов) на обмен.
Альтернатива 4. Не рост населения сам по себе есть источник роста
города или развития торговли
Почему мы не можем ставить само выросшее население причиной роста города или торговли?
О порядке «торговля – город» мы уже сказали. Торговля опять-таки требует просто прибавочного продукта (если продукт не отнимается варварски у населения[3]) на единицу работающего населения всех мирных профессий и относительного умиротворения людей, имеющих «медный щит». Только тогда и начинается торговля, а потом город.
Рост населения, который сопровождался ростом или даже просто наличием прибавочного продукта (и сам включает использование прибавочного продукта, оставшегося в хозяйстве крестьянина на прирост семьи) означает оптимальный объем эксплуатации крестьянского населения, т. е. такой объем, при котором население 1) интенсивно трудится; 2) растет численно, т.е. обеспечивает расширенное воспроизводство и 3) производит и отдает военной элите прибавочный продукт, который далее идет преимущественно на обмен, а не на войну.
Альтернатива 5. Почему появление прибавочного продукта и населения не ведет к объединению, к централизации в масштабах страны и к последующей растрате полученных результатов в новой империи?
И в этой логической цепочке мы не ждем, что с ростом населения начинает формироваться новое сильное государство, которое растрачивает силы, продукты и население на экспансию государства и подчинение соседей. Так было в прошлом ОБЫКНОВЕННО (хотя частично, но в совершенно иной не монопольной государственной форме Крестовых походов, это в Европе и имело место), а к нашему удивлению обсуждаем появление города и торговли. И на это нестандартное историческое решение историки-медиевисты как-то не обращают внимания, рутинно обсуждая рост города или торговли (и произвольно меняя порядок) как что-то естественное.
Ответ теперь яснее.
Первое. У внешних войн и экспансий в Западной Европе нет материальной и мотивирующей верхи основы. Франция отделена примерно такой же силы регионом. Германия в свою очередь, ведет экспансию на Восток. С другой стороны у региона Франции нет после венгров новых внешних угроз – и нет общественного интереса к объединению.
Второе. Ментальность и уже возникшая хозяйственная независимость как традиция препятствуют новому «безосновательному» объединению – культивируют индивидуализм хотя бы на высшем уровне.
И теперь мы можем сделать окончательный вывод о значении мотивации крестьян в период до XI века
Теперь мы можем сделать и вывод по теме мотивации крестьянского труда до XI века.
Итак, крестьяне до XI века еще не имели и не могли иметь мотивации к росту технологии, поскольку отсутствие самого местного рынка – мелкого потребителя-ремесленника для их продукции земледелия, и отсутствие условий для рынка – дорог, безопасности не позволяли самостоятельной реализации возможного излишка их продукции. Второе имеет отношения и к ментальности – идея торговли своей продукцией на городском рынке крестьянам была совершенно не доступна. Эта идея сформировалась лишь на уровне сеньориального поместья, которое до поры и проводило реализацию прибавочного продукта деревни в целом.
Только к XI веку ситуация с транзитной торговлей и традицией продавать изделия ремесла на импортные товары сформировало в поместьях стремление к коммерциализации оброков. Поместья явились подлинным инициатором развития рыночного хозяйства.
Идея мотивации собственно крестьян к повышению производительности труда ждала возникновения местного рынка и малого европейского города.
Теперь нам понятно, что крестьянское население сначала росло без видимой мотивации (если не считать мотивацию достатка и прокормления свой семьи), но с пониженной эксплуатацией и достаточным прибавочным продуктом для расширенного воспроизводства рабочей силы и даже начатков ремесла.
Теперь нам понятно, что городская тенденция – движение к появлению города как места ремесла и торговли – появилась впервые после первых опытов (столетий) обмена поместного хозяйства с транзитными купцами при покупке предметов роскоши и продажи продуктов местного ремесла из поместья.
И то, и другое еще не требовало мотивации крестьян к росту урожаев.
Но за счет оптимизации эксплуатации крестьянского хозяйства оптимальный темп развития получили и население, и поместья. Возник прибавочный продукт, собираемый поместьями.
Это создало к XI веку готовые условия для появления городов и местного рынка.
Но политического объединения не возникло – отсутствовала цель внешней
экспансии или какого-либо обогащения через войны. Это заслуга нового состояния региона – высокой плотности
(равномерности) земледелия.
Таким образом, результирующая от плотности политическая раздробленность и последующая горизонтальная мобильность крестьян сыграли на этом этапе начальную и базовую подготовительную роль. Роль не только к сбережению людей и их труда в целом, но и к просто производству прибавочного продукта, потому к укреплению сеньориальной и поместной мотивации к торговле и к созданию благоприятных для транзитной торговли условий. И тем самым возникли предпосылки для последующего появления местного рынка[4].
Но в этом анализе и становится понятным, почему к началу XI века мы и не видим существенного аграрного технологического прогресса и мотивации крестьян к усовершенствованиям. Мы смогли зато увидеть мотивацию поместий и сеньориальной власти к технологическим новациям и к организации транзитной торговли, формированию поместного ремесла. Этот результат мы и декларируем как шаг 11 – наиболее сложный в нашем предшествующем анализе после проблемы сбережения.
Мы сформировали новую логику экономики, социологии и психологии (ментальности) феодального развития. Эта логика включает следующие шаги:
– политическая раздробленность как закономерность;
– горизонтальная мобильность и конкуренция сеньоров и поместий за крестьян;
– оптимизация эксплуатации крестьян и устойчивое получение прибавочного продукта при росте населения;
– рост прибавочного продукта и населения, его простая растрата верхами;
– увеличение обмена и потом торговли поместий и знати, торговля и обмен продуктов на предметы роскоши; рост мотивации поместного хозяйства к транзитной торговле;
– создание условий для роста прибавочного продукта, формирование баналитетов и поиски роста производства силами поместий для расширения торговли в поместье и на земле феодалов, а также вовлечение через оброки крестьян в ремесленное производство;
– формирование силами поместий и знати условий для роста торговли (дороги, безопасность, рыночные площади);
– рост населения и начало расширения площадей;
– рост возможности торговли вообще;
– заинтересованность знати не только в продукте деревни, а в денежных средствах (расширение чеканки монеты).
Этот результат и обсуждение уже известных альтернатив данная логическая причинно-следственная цепь исключает другие варианты формирования логики феодального развития как ошибочные.
[1] Понятно, что сейчас такие услуги требуют выбора фирмы по конкурсу и ряда контрольных процедур с независимым опросом населения (фирмы по опросу населения выбираются по конкурсу).
[2] Этого до сих пор не понимают в некоторых империях XXI века, когда баллистические ракеты уже существуют, а добраться до деревни NN, как и вывезти из нее продукцию, практически невозможно. Иногда кажется, что бездорожье и отсутствие связи воспринимается властями как благо трудности внешнего завоевания или благо исключения части населения из активной политической жизни.
[3] Например, СССР, отнявший зерно у крестьян ценой выселения 2 миллионов зажиточных самых лучших крестьян в 1928-1929 годах и гибели 6-8 миллионов крестьянского населения в период 1932-1933 годов в результате полной реквизиции у них хлеба
[4] Уже позже мы находим фрагмент первого обзора, в котором
отметили внимание Жоржа Дюби к роли поместий в развитии технологий. Просто –
без оснований такое наблюдение не впечатляет, но после нашего анализа
окружающих проблем – вывод становится ключевым (именно в силу системности
анализа – мозаика социальных процессов и фрагментов выносит фрагмент в центр
периода и ставит твердым звеном логической цепи причин и следствий, см. ссылка на обзор и замечание Дюби о роли поместий в
росте технологии
