МНЕНИЕ
Сергей Четвертаков
Сказанное ниже - предупреждение русскому народу о
трудностях близкого и долгого, минимум на десятки лет, пути, а если наступит
трагедия, то это и совет выживания в новых обстоятельствах. Автор не
профессиональный политик, а потому у него нет причин что-то скрывать от
читателя, льстить или давать надежду на легкий исход. И только потому, что
прогнозы автора уже дважды сбывались,1 он занимает внимание читателя
своим третьим. Впрочем, на этот раз автор будет счастлив ошибиться. Но такое
возможно лишь в случае, если российское население и, прежде всего, русский
народ достаточно быстро проявят колоссальную собственную активность. Русские не
первые, кому история подносит "чашу сию". И предыдущие ныне
здравствуют. О других наpодах России автор не говорит потому, что, хотя они
связаны с судьбой Родины, однако, по его мнению, будущее России в ближайший
период определяется главным образом поведением и решениями русского народа.
Масштабы нравственного кризиса русского народа
17 августа 1998 года - было в России не просто финансовым и
банковским, и даже не только политическим кризисом. Это было выражение
нравственного кризиса народа, прежде всего, русского народа. В нем
сконцентрировалось абсолютное и взаимное недоверие ведущих составных частей
общественной, хозяйственной и политической жизни России - населения, кругов
предпринимателей, банков и государства - друг к другу.
Государство или чиновничество (включая сообщество
политических партий и общественных сил), тщетно пытающееся выпутаться из
бюджетных неплатежей по социальной сфере и госзаказу, по внешним долгам, и не
способное сказать народу о неисполнимости многих своих функций и социальных
обязательств, но и государство, не желающее расстаться с собственными льготами
и коррупцией, с завышенными правами и обязанностями, и потому построившее в
дополнение к внешним долгам пирамиду ГКО, т.е. государство, истратившее через
банки деньги рядовых вкладчиков и предпринимателей, несомненно, такое
государство не заслуживает доверия ни частных банков, одолживших деньги граждан
при "игре в ГКО", ни предпринимателей, ни населения.
Банки, играющие исключительно в краткосрочные и
высокопроцентные, но ненадежные государственные ценные бумаги, вместо того
чтобы вкладывать средства в так называемый "реальный" сектор
экономики, такие банки, многие из которых по сути явились тоже
"пирамидами", т.е, почти все банки не заслуживают доверия частных
вкладчиков и предпринимателей.
Предприниматели, не платящие налоги государству и, главное,
не считающие необходимым заставить государство привести налоговую систему к
здравому смыслу, сделать налогообложение приемлемым для бизнеса, а бизнес
честным, такие предприниматели не заслуживают доверия общества как
созидательный класс. А часть предпринимателей, не платящих своим работникам и
грабящих свои фирмы, вообще не стоит называть этим словом.
Если основные общественные и политические силы, сословия,
классы несут вину за кризис и явно не заслуживают доверия граждан, то, памятуя
известную поговорку о "вершках" и "корешках", стоит
задуматься о том, все ли в порядке у народа в целом. Всегда ли безгрешно
население? Или виноваты все, кроме "народа"? Именно о населении, о
народе, о его роли и ответственности в этом кризисе и о его будущей роли,
которую он волей-неволей вынужден будет исполнять в исторической драме, и
пойдет речь в данном материале.
О современном месте России в историческом процессе
По представлению автора и вопреки общераспространенному
мнению большинства советских историков, Россия не прошла своей части
феодального пути развития. Россия была империей, идентичной по происхождению
другим земледельческим (доколониальным) империям, что в марксистской
периодизации соответствует рабовладельческому строю и в отдельные периоды и в
ряде хозяйственных форм соответствует патриархальному государственному рабству
("азиатскому" способу производства). И в этом отношении Россия по
праву, и не в переносном, а именно в буквальном смысле, являлась Третьим Римом.
В XX веке Россия завершает свое имперское существование -
"социализм" есть лишь тоталитарный момент имперской агонии, и, как
это ни чудовищно звучит, Россия переходит в следующее состояние, при котором
государство, не поддерживаемое населением, слабеет и исчезает. Это состояние -
анархия, регионализм или, если хотите, феодализм.
Теперь, после восьми лет реформ, прогнозы о "естественной
децентрализации" сбываются. И проблема прорыва через "анархию",
через психологию феодализма становится для российских народов и, прежде всего,
русского народа наиболее актуальной. Но только сейчас, после этого трагического
опыта буксующих реформ, можно понять, почему возникает именно раздробленность,
почему она должна возникать. Мы вынуждены обратиться к чертам психологии
народа, которые имеют прямое отношение к реформам. И, поняв особенности этой
психологии, можно оценить логику народных решений, поведения отдельных слоев, в
том числе власть имущих, понять возможности и проблемы недалекого будущего и
даже напомнить некоторые проверенные другими народами рецепты для выхода из
быстро развивающихся, но исторически обусловленных критических ситуаций.
О некоторых чертах характера моего народа
Заранее оговоримся, мы будем рассматривать только
недостатки, и только те, которые имеют отношение к нынешнему экономическому,
политическому и духовному кризису. Среди этих черт есть вызванные типовыми для
многих народов условиями переживаемого периода, но имеются и такие, что
характерны исключительно для нас из-за нашего уникального исторического,
впрочем, рационально объяснимого опыта. У нас есть и положительные черты. Но не
будем уподобляться политикам, утоляющим наши национальные амбиции. Давайте
отнесемся к себе критически - без этого анализ невозможен.
Исторический опыт показывает, что для распадающихся
земледельческих империй характерны некоторые общие нравственные черты и
традиции населения, свойственные именно этому периоду.
Во времена заката и гибели империи процветает коррупция,
широкое воровство чиновников, часто открытый грабеж населения государством,
вымогательство взяток. Это состояние государства вызывает ненависть населения к
государству, нежелание служить ему, стремление решать только личные проблемы.
Но поскольку население не в силах преодолеть коррупцию в государстве, оно
вынуждено терпеть это зло или относиться к нему как к норме, а при возможности
и принимать участие в воровстве государственного или частного имущества.
В России традиции воровства среди населения ("украсть
лес у барина") были развиты задолго до ХХ века еще и потому, что именно в
России сельское население (т.е. подавляющее большинство) в ХIХ веке, в отличие
от Рима Первого и Второго, еще не имело земли в частной собственности. Т.е.
Россию от остальных народов, в частности от Восточной Европы и Балтии, Азии с
широким фактическим спектром мелкой частной земельной собственности и другого
имущества, отличает почти полное отсутствие частной собственности на землю и,
как следствие, - широкое, могучее воровство населения и неуважение населением
частной собственности, граничащее с ненавистью. Поджоги хуторских хозяйств и
"потрава отрубов" (выпуск чужого скота на посевы выделенных из общины
частников) в начале XX века, поджоги хозяйственных построек и открытый грабеж
фермерских полей в конце XX века, массовое воровство и даже грабеж остатков
колхозного и совхозного имущества, постоянное и массовое воровство на
промышленных предприятиях - все это следует считать почти национальной чертой
россиян, но прежде всего русских.
Вторая черта - это ложь. Ложь - это тоже воровство, но в
информационной или в нравственной сфере. Ложь - есть кража и утаивание истины.
На ложь в России обращали внимание иностранцы и в прошлом веке - "главной
чертой их (простого народа в России XIX века. - С. Ч.) характера, как и всей их
жизни, является лукавство".2 Ложь окончательно вошла в плоть
россиян при большевиках. И кто осудил бы в такой момент запуганного жителя,
когда речь идет об угрозе его жизни? Как результат, ныне уличение чиновника или
коллеги во лжи не ощущается жителями или сотрудниками как преступление, поэтому
во лжи оппонента, как правило, и не уличают. Хотя, с точки зрения логики, ложь
- это предшествие или пролог и первое условие материального воровства. Вот
почему на Западе публичная ложь чиновника или даже нарушение честности, ложь в
семейной жизни воспринимается как неприемлемый для чиновника поступок, как
угроза налогоплательщику. Не будем говорить о законах смещения истины в
империях. Гибнущая империя всегда пропитана ложью, и Россия не исключение.
"Жить не по лжи" предложил Александр Солженицын, но одного призыва к
смене менталитета никогда не было достаточно. Нравы меняются от материальных обстоятельств
жизни.
Итак, мы привыкли ко лжи и воровству, и потому население России на данный момент не способно инициировать начало борьбы с коррупцией. Типичная наша реакция со времен "социализма" - это ирония, спокойная констатация между собой, но не в лицо. Есть и другой аспект. Если государство в последних поколениях не держало слово перед населением, то и житель не готов быть безупречным по отношению к государству и другому жителю: в налогах, долгах и т.п. Но отсюда - и заказная смерть банкира-кредитора, отсюда - и нежелание одалживать деньги предпринимателям, стремление играть в ценные безличные государственные бумаги или на курсах валют.
Следующие две черты - типичны для современного российского общества, но они характерны для всех традиционных (докапиталистических) обществ.3 Это черты традиционализма:
I. Жизнь одним днем;
II. Отношение к государству как к непреодолимой стихийной силе.
I. Общий синдром мышления по пpинципу "жизнь одним днем", - слабость и отсутствие веры в собственные силы, в возможность влиять на окружение. Но если проанализировать чуть глубже, подобный тип "логики" вовсе не безобиден, он по сути зомбирует своего носителя и уж никак не вызывает жалости. Действительно, "жизнь одним днем" означает: 1) не думать конструктивно о будущем и не планировать будущее, поскольку "мои будущие действия ничего не изменят, ничем не помогут", 2) не вспоминать критически свое прошлое и не искать ошибок в прошлом своем поведении, поскольку "мои действия в прошлом ничего бы не изменили". Отсюда 3) отсутствие всякой ответственности за свою судьбу и жизнь, поскольку "от меня ничего не зависит", и шире, 4) отношение к миру - "в моем несчастье виноват не я лично, и я никогда не виноват, виноват мир, государство, конкретные враги, в лучшем случае судьба". И наконец, 5) невозможность духовного покаяния, потому что "если я не мог ни на что влиять, значит, я ни в чем не виноват, и потому виноваты другие". Жизнь одним днем - это философская база под любые средства выживания, среди которых ложь и воровство - не худшие.
По мнению автора, причина этого комплекса в массовом отсутствии имущества и средств жизни у населения (нищета). Неимущий житель действительно зависит исключительно от внешних сил. Щепка в море. "Ему нечего терять, кроме своих цепей". Как только обыватель получает некий набор средств (земля, дом и т.п.) в свою собственность, ресурсы которого позволяют ему относительно независимо от общества существовать, так сразу в жизни появляются некие "интересы", которые инициируют работу мышления по сохранению и приумножению средств, и человек начинает чем-то разумно управлять, что-то планировать, корректировать.
Постепенно, параллельно с хозяйственным успехом возникает другое мышление: динамическое, критическое, причинно-следственное. Первая реакция жителя, ставшего независимым от государства, - прожить самостоятельно, не контактируя с государством, избегая его. Это и есть нравственный феодализм.
Если независимые материальные средства и собственность достаточно велики по сравнению с противостоящей силой государственного аппарата, или сам житель считает, что эти средства велики, тогда обыватель постепенно начинает превращаться в гражданина, который борется за свои материальные и другие интересы в обществе и государстве. Однако на этом, втором этапе житель как гражданин еще не вполне зрел. Он пытается не изменить государство, не "подогнать" его, как костюм, для себя. По неопытности он стремится войти в личный сговор с государством (коррупция). Позже придет понимание, что такой способ и ненадежен и дорог, поскольку на твою взятку может найтись более крупная взятка конкурента, а коррупция лишь ускоряет гибель всех правил, даже правил коррупции, торопит смерть государства. Именно склонность к коррупции и образует феномен нынешней многопартийности в России.4
Позже, на третьем этапе, житель потребует порядка и закона и начнет платить из своих средств деньги на общие нужды в режиме "договора" тем, кого он выбрал, тем, кому он доверяет. А для того чтобы стать сильнее при недостатке личных сил и средств, граждане будут объединяться по интересам в группы, общественные движения и партии для влияния на государство. Но сам переход от ментальности люмпен-пролетариата к критическому мышлению осуществляется через приобретение или захват собственности, которая могла бы устойчиво и в процессе собственного труда кормить индивида, а позже создать его защитные реакции и волю к борьбе. Стоит ли говорить, что три этапа смены российской ментальности - это не менее чем десятки лет.
" Жизнь одним днем" одновременно означает и значительную или даже господствующую роль эмоционального восприятия в сравнении с логическим. Эта особенность оказывает влияние и на непредсказуемость результатов выборов или переменчивость решений избирателей от случайных эмоциональных удач или неудач в выступлениях кандидатов. В частности, много большую роль в успехе кандидатов играет эмоциональная окраска их выступления (энергия, уверенность, весомость фраз и т.д.), чем собственно элементы программы или логика элементов предлагаемых программ. Здесь же уместно напомнить и о другой слабости русского народа: жалость и сострадание, часто не к месту. Народ сострадает обиженным, причем не по сути, а по факту "страдания". Так, весной 1993 года народ голосует за реформы Президента, унижаемого Верховным Советом, а в декабре 93-го - за коммунистов, униженных октябрьским роспуском Совета. Жалость к страждущим в жерновах государственной машины в ущерб собственным интересам. Сюда же стоит отнести и неудачи с вводом новой системы cудов присяжных.
"Жизнь одним днем" косвенно отражается в восприятии россиянином государства как множества конкретных действий власти, но не как совокупности правил и законов для чьих-то действий. Так в русских поговорках с властью народ связывает добро или зло, ум и глупость, но не закон. Кроме того, у нас царь и власть, в отличие, к примеру, от немецких поговорок, не обязаны иметь какие-либо обязательные свойства и предпочтительные требования. Иными словами, русский не ждет от власти чего-либо стабильного, тем более не требует. Он слабее этой силы. Дополнительные социологические исследования показывают, что для современных молодых русских людей первое важнейшее качество "условного царя" - ум, второе - сила и только третье - справедливость.5 Надо ли говорить, что такой взгляд, отражающий, конечно, практику власти в России, очень далек от понимания необходимости правового и предсказуемого государства. "Жизнь одним днем" конструирует у жителя и модель власти, ведущей себя "по смыслу" ситуации, а не по закону, правилу. Но из-за этого поведение власти так же непредсказуемо, как непредсказуемы ситуации. Именно таковы ныне исполнительная и законодательная власти России. Именно так весь мир рассматривает условия бизнеса в России - как непредсказуемые и нестабильные. Воистину жизнь одним днем. Но и закон народ понимает не как удобные для "себя" правила жизни и порядок, а как нечто формально чуждое или просто непонятное, и уж никак не предполагает, что закон должен существовать только в интересах гражданина и никак иначе. Итак, русский человек не понимает роли закона как собственного (народного) ограничителя для власти. Но это более вопрос политической культуры.
II. Отношение к государству как к непреодолимой стихийной силе - это только развитие черты "жизнь одним днем". В этом прoявляется слабость человека перед обстоятельствами. В данном случае речь идет о государстве. В его представлении государство всегда выше личности, ибо общее важнее частного.6 Н. Бердяев видел в отношении русского народа к государству как бы женственное начало по отношению к мужественному.
Кроме рассмотренных черт чисто традиционного мышления, ментальность россиян осложнена двумя особенностями "имперского" и "социалистического" происхождения. Это пассивность, неспособность к принятию самостоятельных решений и, второе, - неспособность к противостоянию, конфликту внутри "своих", неумение отстоять свое мнение или интерес в общине, трудовом коллективе, неумение сказать "нет". А из тоталитарной, из "командной" экономики следуeт и пассивность в хозяйственной области и низкая способность к самоорганизации.
Существует и чисто "социалистический" аспект. В СССР, в последний период существования, государство обещало населению столь высокие социальные гарантии (жилье, труд, образованиe, медицинское обеспечение, пенсионное обеспечение) - хотя и не обеспечивало все это реальными ресурсами, - что последние поколения отвыкли от необходимости концентрировать усилия для решения своих проблем. В тот период трудовая дисциплина на государственных предприятиях падала, в то же время мы наблюдали весьма высокую активность населения, направленную на возможно более полное потребление обещанных государством социальных благ. Наиболее емким словом эта черта выражается через новояз "халявность" - стремление употребить бесплатные блага за чужой счет, без собственного труда. Классическое определение - иждивенчество.
Неспособность отстоять свое мнение в коллективе, внутри "своих". С одной стороны, здесь сказалось влияние общинного самосознания, с другой - сильный конформизм в обществе. Страх оказаться в изоляции. Существенно, что в русской общине, именуемой ныне в российском городе "трудовым коллективом", всякий, имеющий отличное от остальных мнение, автоматически вычеркивает себя из общины, лишается покровительства и защиты, он "чужой", его не следует защищать, наоборот, "он опасен", если речь идет о принципиальных вопросах. Во всяком случае доля жителей, способных сказать в лицо остальным в случае конфликта интересов: "Нет, у меня другое мнение! Я не согласен", - в России намного меньше, чем, например, в США или Европе. К этой же особенности следует отнести и стремление переложить решение проблем на абстрактное государство, вместо того чтобы разобраться самим с проблемой: житель снимает с себя обязанность конкретизировать чиновника и тем уходит от какого-либо личного опасного противостояния.
Стремление найти безопасное объяснение злу. Интересна, хотя и вполне объяснима, и русская черта готовности к внутреннему конфликту только тогда, когда это достаточно безопасно! Таковы политические взгляды русского крестьянства - "царь добрый, все зло от дворян, прячущих от царя правду!", когда ругать царя опасней, чем дворян. То же и с советской властью - "Сталин не знает, что творят начальники!". Таков же по происхождению антисемитизм - риска никакого. Но хорош и переворот с приобретенной свободой: президента Ельцина ругать можно (не Лукашенко в Беларуси!) потому, что не накажут; зато ругать директоров за невыплаченную зарплату нельзя - уволят! Эту черту никак не назовешь красивой.
Стремление к бесконфликтности в среде "своих" вплоть до прямого ущерба себе дополнялось в недавнем прошлом, а у части населения и сейчас, противоположной чертой имперского происхождения: подозрительностью или ненавистью к иностранцам, именно из стран с более высоким уровнем жизни (ксенофобия), или к нерусским жителям с более высокой (средней городской) культурой. При внешнем радушии и даже щедрости общество готово подозревать "чужака" в провокации, диверсии, шпионаже или цели "ослабить, ущемить, развалить страну" . Многие ситуации, включая безалаберность или внутреннюю политическую борьбу, интерпретируются как "вражеские происки", даже такие исторические макровзрывы, как развал империи. Россия, по определению В. И. Ленина "тюрьма народов", похоронившая в свою очередь за пятьсот лет несколько десятков соседей империй-товарок, включая колониальные, должна безусловно попасть в Книгу Гиннеса как стайер-чемпион антиимпериалистической борьбы. Но российская ментальность в этой части обычно не поднимается выше собственных проблем, причем используется двойной стандарт в виде борьбы с "империализмом", с одной стороны, а с другой стороны, в виде стремления представить либеральную идею и ее носителей агентами вражеского государства или "пятой колонной", государственными изменниками. Так, сторонники реформ в России "государственниками" и "патриотами" рассматриваются как наемные слуги Запада или даже как "сионисты", в полном соответствии с гитлеровской пропагандой, считавшей либерализм и буржуазную демократию "еврейским заговором". Со своей стороны, "западники" могут и должны обвинить коммунистов и "государственников" в стремлении поставить еще раз все население России в рабское и принудительное услужение военному государству, т.е. самому чиновнику, сделать государство господином, а народ, население - слугой. Они обязаны это сделать, потому что государственная собственность и государственный милитаризм в широких масштабах означает тотальное господство чиновников над населением. "Западники" вполне могут и даже обязаны напомнить о геноциде коммунистическим государством десятков миллионов российских жителей, потомки которых ныне по доброте душевной опасно забыли трагический опыт отцов и родительский долг в отношении свободного будущего детей. Они обязаны требовать запрета пропаганды идеологии тотальной национализации и коммунистической идеологии, выступающей против власти населения над основными средствами производства и ресурсами, прежде всего землей. Они обязаны требовать исполнения законов о борьбе против разжигания межнациональной розни и реформирования силовых и правоохранительных служб и люстраций их работников, не исполняющих закон по политическим мотивам национальной нетерпимости или ксенофобии.
Гордость, непомерная гордыня великороссов - особенность, с которой непременно следует считаться иностранцам при желании вести успешные совместные дела. Даже при оказании помощи. В кризисе и упадке законная гордость и самоуважение народа сменяются авантюризмом, возникающим от неутоленной гордыни и неудовлетворенной амбиции. Требование "сверхуважения" со стороны других держав, стремление обеспечить свое "присутствие" или "влияние" везде, где возникают геополитические проблемы, поиск "своего" пути, лишь бы отличался от чужих. И это при нерешенности и нерешаемости собственных проблем и в ущерб оным, при наличии колоссальных долгов и неумении вести внутренние государственные и финансовые дела - не лучшая черта существенной части нашего народа и его политической "элиты".
Здесь же уместно оценить и национализм. Национализм - не самая явно распространенная черта именно для русских в прошлом. Типичен скорее "интернационализм" как создание условий совместного сосуществования с подчиненными народами. Русские готовы к проявлению щедрости и милосердия по отношению к другим народам и государствам, которые рассматриваются как союзники или "младшие братья". Поэтому такой интернационализм следует рассматривать как форму имперского политеса на народном уровне. Он не исключает иронии и анекдотов в быту по поводу других национальностей. Но если дело касается народов, средняя культура и грамотность, уровень жизни которых выше русских и контакт с которыми распространен (немцы, французы и поляки в XIX веке, евреи и армяне в XX веке), то и ксенофобия весьма распространена. Здесь национализм проявляется как забота о безопасности и величии империи.
Вообще национализм в пору расцвета имперского государства, когда оно нормально выполняет свои имперские функции (защита или успешное завоевание), кристаллизуется в форме служения государству. Гражданин империи реализует себя в успехе империи и уважает себя через успех империи. Именно в этот момент следует сказать о знаменитом русском долготерпении как национальной черте и о ее истинных причинах.7 В долготерпении русского народа и прежде всего крестьянства - не только пассивность перед непреодолимым государством, а и служение великому государству, и гордость от величия этого государства даже при собственной, личной нищете. Напpимеp, по поводу лишений в СССР в связи с войной в Афганистане можно было услышать: "Я готов снять с себя последнюю рубашку, чтобы СССР был сильным, могучим". Это объясняет многое в "загадочной русской душе". И многое объясняет в таких странах, как Ирак или Куба. Если народ считает, что его государству угрожают враги, то собственный ущерб легче переносить вместе. Становится значимой, даже осознанной, собственная нищета. Главное, она из стыдной становится величественной, становится подвигом. Если государство велико и подтверждает свое величие могучими ракетами, страхом иностранцев перед этой силой, то величие государства носит в себе и его житель. У неимущего обобранного жителя появляется психологическая компенсация за страдания - мощь его державы. А если к этому присоединяется и геополитическая идея типа "объединения всех славянских народов" (XIX век), или "крестовопоходная идея" - "освобождение святых мест" (1914 г.), или еще более богатая идея "проложить светлый путь всему человечеству" (эко ведь загнули!)? Тогда амбиции государства становятся глобальной народной аскезой. Русское национальное мессианство - аскетическое служение общей идее, а не себе и своей душе лично - черта несомненно красивая, но она уже исчерпала свой исторический ресурс. Именно из компенсирующей гордости и вытекает долготерпение, даже включая холопство и рабство, крестьян XIX века. По мнению Витте и Плеханова, "государевы сироты" всегда считали землю государевой, а свой труд рассматривали как тягло (обязанность) кормления "государевых холопов" - дворян-воинов, т.е. терпение народа - это понимание им своего труда как труда на "державу", как свою долю царской службы на земледельческом поприще. Кстати, очень достойный взгляд. Возможно, сильно идеализированный думскими представителями первых созывов от крестьян. И потому, когда государева земля была передана дворянам, уже не обязанным служить, массовое крестьянское сознание восприняло этот шаг как предательство. И в этот момент крестьянство стало считать передачу лучшей "государевой или божьей" земли дворянам несправедливой ее приватизацией.
Но и поведение других слоев общества в трудную для империи годину также показательно. Значительная часть русского офицерства, русской неаристократической или разночинной технической интеллигенции, людей искусства развернулась симпатией к большевикам и пришла к ним на службу только ради восстановления большевиками российской государственности (Горький, возврат Куприна, Вертинского и т.д.). Т.е. и интеллигенция готова была терпеть большевиков или верить им в связи именно с восстановлением российской государственности. В этой готовности и культурных людей идеализировать жестокую власть, которая цементирует империю, видится много жертвенности чисто имперского происхождения. Хотя для крестьянина это более естественный взгляд, чем, например, для инженера.
Итак, долготерпение, и не только крестьян, а народа - это лучшее из известных проявление русского национализма. К сожалению, сейчас эта черта "работает" во вред совокупному чиновнику - носителю государства. То есть во вред государству.8
Однако во времена упадка империи терпение к своему государству и национальное великодушие к другим народам не находит почвы. Наоборот, в нынешней России, к сожалению, можно ожидать более резких проявлений национальной нетерпимости. Стоит напомнить, что русский народ, наряду с деяниями Испанской империи во славу чистоты Иберии и турок-осман против анатолийских греков и армян, с начала века уже внес свой вклад в мировой словарь словом "роgrom". И не оспорить мысль, что национализм даже небольшой части господствующей нации начинает служить катализатором новых сепаратистских национальных движений, запалом геноциду и окончательному взрыву. Так чрезмерная любовь ультрапатриотов к державе уподобляет ее куску шагреневой кожи.
Здание Российской империи обрушилось в начале века, когда через нее прошла главная трещина - вопрос о земле. Основным противоречием между народом и властью стал в начале ХХ века недостаток земли, "малоземелье" в деревне при избытке населения (85% населения России).
За прошедшее столетие усилиями большевиков в России проведен процесс "снятия" населения с земли. Индустриализация была проведена на основе чудовищной эксплуатации русской деревни и других варварских источников - рабства - "эксплуатации с физическим уничтожением" части собственного населения под видом каторжных работ (ГУЛАГ). На этой разрушительной основе, чуть раньше названной Бухариным "первоначальным социалистическим накоплением",9 развита военная промышленность СССР.10 Позже, после исчерпания этого источника накопления к концу 60-х, промышленность и город в целом развивались на средства от продажи сырьевых ресурсов СССР. Но существенно, что сельское население ушло в город не от собственного избытка и высокой производительности труда в деревне, не из-за перепроизводства сельхозпродукции, как это было в Европе и США. Исход или бегство народа с земли связаны именно с фактическим социальным неравенством и создаваемыми заново в городе советскими привилегиями. Выросший за ХХ век российский город (80% населения) оказался чрезмерно большим в сравнении со слаборазвитым аграрным сектором. Город поддерживает себя экспортом сырья, импортом зерна, развитием натуральных сельскохозяйственных повинностей горожан ("шефская помощь") в соответствии со стихийным формированием натурального уклада "азиатского" государственного способа производства, а также ростом натурального дачного хозяйства горожан, так называемых "садоводств". И до, и после 91-го года решение этой проблемы (отставания села) всячески и опасно откладывается консервацией колхозной земельной собственности и запретом на продажу и залог земли. Итак, первая доминанта хозяйственных диспропорций в России в конце ХХ века - это необеспеченность российского города адекватным по мощи сельским хозяйством. Город в России на данный момент не может обойтись без экспорта сырья, импорта продовольствия. Большевики, разрушив силовой индустриализацией деревню, экспроприировав класс "мелкой буржуазии", т.е. большую часть населения России, посадили к концу XX века всю Россию на экспортную "иглу".
Такова тайна "социалистического накопления" и ее неафишируемый конечный дефект-результат. Теперь можно сказать и о том, кто же воспользовался плодами этой экономической политики. Понятно, что партия, считавшая себя партией рабочего класса, с самого начала и за счет других слоев населения создала привилегированное положение для городского населения в целом, в особенности для крупных промышленных центров.
Для больших городов и ВПК была сформирована мощная система социальной поддержки (бесплатное городское жилье и почти бесплатная эксплуатация жилья в ценах 28-го года, системы бесплатного образования, медицинского и пенсионного обеспечения). Сначала "социалка" была вполне посильной ношей для государства, поскольку касалась трети населения страны. Но с развитием промышленности и города, усилением бегства селян в город увеличивающиеся расходы на социальную поддержку вместе с военным производством и большой армией легли тяжелым бременем на все хозяйство страны, трансформировались в невосполнимую растрату общественных доходов. И потому вторым основным структурным противоречием, накопленным за время "социализма", стало противоречие между высоким уровнем городского коммунального потребления и городских социальных льгот и недостаточным уровнем собственного промышленного (городского) производства товаров и услуг. Эта опасная для разбухших полисов диспропорция временно прикрывалась продажей нефти, газа. Высокие льготы горожан, как и их продовольственное снабжение, уже в 80-х годах находятся под растущей реальной угрозой дефицита (карточное снабжение по "талонам" и "заказам", недостаток учебников в школах, моющих средств, медикаментов и белья в больницах и т.д.). В 80-х годах на наших глазах система городских льгот и привилегий начала распадаться, исчезать. Однако и сейчас расходы российских горожан таковы, что фактически означают жизнь не по средствам. Итак, советская власть не только лишила население средств производства, сосредоточив их в руках чиновника, но и приучила основную часть населения жить "за чужой счет", пользоваться благами, которые не заработаны (продажа дешевого сырья - есть временный фактор, и на нем нельзя строить чистое потребление).
Далее речь пойдет о новом периоде в жизни народа, о периоде формальной свободы, которую ему подарили судьба и собственные усилия в три дня августа 1991 года.
Если до 91-го года можно было судить только о слабостях государя-императора, только о психологии генерального секретаря или нескольких должностных лиц, определяющих всю политику России, то именно с этого момента мы должны видеть в ткани хозяйственных и исторических событий множественные свойства народа или отдельных его слоев, ментальность народа во всех его проявлениях, в том числе и в молчании и бездействии, которые тоже являются решением и результатом выбора. Потому, что с 91-го года народ стал свободным, он начал "сам" делать себя или должен был начать делать себя и свою историю, впрочем, вероятно, еще не вполне понимая, как далеко простирается его свобода.11
После начала реформ в 1992 году произошло общее снижение производства вдвое от объема 1989 г. Причинами стали потери, связанные с реорганизацией управления хозяйством, с остановкой работы ВПК, потерей части источников дохода (акциз на алкоголь, доходы от нефти и газа и т.п.) и коррупцией в госаппарате; появился вывоз дохода за границу. Игнорирование политиками, государством и промышленностью дикого ценообразования в монополиях (газ, электpоэнергия, транспорт) и отсутствие общественного противодействия частной промышленности бездействию властей дало дополнительный мощный эффект - обескровило работающую промышленность.
В итоге часть государственных доходов исчезла или уменьшилась и, как следствие, резко снизилась доходная часть бюджета при сохранении больших расходов на социальную сферу.
Теперь, зная об "особенностях национальной работы", читатель может сам оценить с точки зрения наших традиций такие процессы, как воровство директоров на предприятиях и в коммерческих структурах; пассивность работников при невыплате им зарплаты или при расхищении предприятий; можно понять, почему государство установило налоги, которые предприниматель не мог бы выплатить, и почему предприниматели не стали бороться за снижение налогов, а просто перестали их платить или стали прятать капиталы; почему один чиновник не может остановить другого чиновника-монополиста, повышающего цену на монопольную продукцию, или схватить за руку коллегу и сказать "ты - вор", не может бороться с коррупцией; почему население самостоятельно не борется с коррупцией, как это принято на Западе; почему банкир не рискует вкладывать капитал в российскую промышленность.
Не смея уменьшить расходную часть бюджета, правительство пыталось решить проблемы расходов кредитной и денежной эмиссией (осень 1992-1993 гг.). Затем делались попытки оттянуть плановые платежи по социальной сфере, госзаказам, расходам на армию. С 1994 г. в надежде на финансовую стабилизацию и будущие внешние инвестиции была построена система малодефицитных бюджетов. Доходная часть бюджета была построена на внешних кредитах и внутренних высокодоходных кредитах (ГКО). Но высокий процент по ГКО помешал началу кредитования промышленности. Зато масса средств частных вкладчиков банков, в том числе физических лиц, была потрачена на покупку банками ГКО. Таким образом, через пирамиду ГКО деньги банков, а точнее, деньги наиболее активного населения и иностранцев государство потратило в годы реформы на те социальные льготы и социальную сферу, которые общество в целом уже не имело право потреблять, и государство, позволив обществу "проесть" не свои средства, не посмело такое расточительное потребление приостановить. Или иначе, и власть и народ России пытались продолжать жить в долг.
В свете наших традиций нам также понятно, почему политики не посмели сказать населению, pади чего государство вынуждено было построить пирамиду ГКО. Можно также ответить на вопрос, как проголосовал бы читатель, если бы политик посмел сказать ему о необходимости жить по средствам (как это, например, сделали прибалтийские правительства).
В августе 98-го рынок внутренних и внешних заимствований через ГКО, наконец, обрушился, показав всему миру взаимное недоверие населения реформам и бизнесу, населения и бизнеса по отношению к власти и банкам, банков - государству и производству, государства - рынку, страшащихся политиков - избирателям.
Была ли достижима поставленная цель? В любом случае "дорогу осилит идущий", но известно, что "история не знает сослагательных наклонений". Российское население сделало свой выбор в этот тяжелый период! Граждански активная (голосующая) часть народа, не выдержав первых лет реформ, стала голосовать в Думу за коммунистов (1993 и 1995 гг.). Отражая народные "чаяния", Дума не позволила проводить основную и важнейшую часть реформ (продажа и залог земли, налоговая реформа, закон о разделе продукции, отказ от тарифных ограничений и раздел так называемых "естественных" монополий, закон о банкротстве). Требования эмиссии, периодические истерики по поводу нестабильности власти, истерики, порождающие и усиливающие нестабильность, оказались лучшим лекарством от возможных иностранных инвестиций в Россию. Факт - полтора десятка млрд долларов в сравнении с более чем 200 млрд долларов в коммунистический Китай. Иск народа по поводу злостной растраты семи лет жизни судом истории к рассмотрению не принимается!
Русский народ в последнее десятилетие быстро меняет систему своих ценностей, и его можно условно разделить на две основные части.
Представители "новой волны", составляющей примерно одну треть, - активная часть (индивидуалы) - считают, что они встали на ноги, и надеются обойтись без государства: "политика - грязное дело", "все чиновники - воры". Цели преобразовать и "подчинить государство под свои интересы, нужды" большая часть этой группы на данный момент себе не ставит.
Остальное население, примерно в две трети, "пассивная часть" (державники, "патриоты", коммунисты), считает, что хотя государство и перестало выполнять свои необходимые функции социальной защиты, но именно "власть обязана давать работу или обеспечивать работой" и "власть должна кормить народ, платить деньги и т.п.". Сторонники этого взгляда знают, что не могут обойтись без государства, но считают, что они сами изменить государство не в силах. Однако они надеются, что придет "некто", кто "наведет порядок".
Придерживающиеся иных взглядов на государство составляют не более десяти процентов и в этом обществе по сути - "маргиналы" (отщепенцы).
Но объединяющей идеей или тезисом, которым овладел народ за прошедший период, является абсолютное недоверие к настоящему государству как инструменту, который может помочь, облегчить, защитить или улучшить. Это состояние, вероятно, является важнейшим нравственным рубежом в истории самосознания русского народа (и скорее всего, это и есть "национальная идея" на текущий момент). До конца XX века русский народ не расставался с верой в могучее государство, которое само, без его, народа, усилий и его, народа, ответственности разрешит его проблемы. И вот, наконец, наступил момент, когда народ с верой в государство-батюшку расстался. И второе. Житель больше не хочет жертвовать своей жизнью и здоровьем, своим временем на поддержание и улучшение старого государства. У него не осталось жертвенности и альтруизма для этого государства.
Итак, народ не верит государству! А что можно сказать о самом народе? По репрезентативным оценкам общественного мнения, только 6, 20, 30% (до и после октября 1998, май 1999) населения считают возможным вернуться в социализм и лишь 6-10% хотели бы жить при капитализме. Остальные не хотят ни того, ни другого. Напомним, что население голосует за продолжение реформ на референдуме (1993), а через 8 месяцев - за противников либеральных реформ в Думе; затем население голосует еще раз против реформ во время выборов в Думу (1995) и через полгода - за Ельцина и курс реформ (1996). Народ, у которого "семь пятниц на неделе", вообще не имеет четкого представления о том, какой должна быть экономическая система России. И это не в середине первого тысячелетия, перед мрачным средневековьем, а в конце XX века, через полторы тысячи лет после первой народной трагедии подобного рода (Рим). Такое население, такой народ не может служить твердой основой выбранной им власти для проведения любой конкретной хозяйственной политики. И потому никакая власть не может твердо опираться на такое население.12 Или народ в этом состоянии просто не способен к построению устойчивого гражданского общества и демократического государства.
Теперь, осознавая свои особенности на данный момент и свои взгляды на общие проблемы жития, можно сформировать представление о недалеком российском будущем.
Россия находится в начале пути преобразования государства от старого состояния, при котором чиновник (или власть) управлял и распоряжался народом, к новому состоянию, при котором гражданин организуется и совместно с другими гражданами строит, контролирует и использует собственное государство как инструмент для решения своих общих с согражданами жизненных и производственных проблем. Но наши национальные черты на текущий момент трагическим образом затрудняют подобный переход и не дают оснований надеяться на возможность "разумного" построения или перестроения текущего государства под давлением общественных движений или партий.
Автор далек от иллюзий, что общество (с такими традициями) может строить обстоятельства своей жизни (через государство), преодолевая свои собственные недостатки чисто моральным, нравственным путем. Например, поняв пользу честного труда, чиновник перестанет воровать, или житель вдруг выйдет на уличную демонстрацию сражаться с коррупцией или нечестными выборами (скептикам напомню, что белградцы-сербы год назад дали миру такой многодневный пример политической настойчивости), или что русский горожанин поймет значение права частной собственности на землю и роль фермерства для России, для нравственного роста народа, и поедет в деревню, как на "целину".
Население в своем нынешнем состоянии не способно построить новое государство из-за пассивности и неумения организоваться. Оно также не может, если бы и захотело, взять в руки основные ресурсы - землю, жилье. А сама власть никогда и нигде по собственной воле при народе в режиме "спящей красавицы" лучше не становится и добровольно властных активов населению не отдает. С другой стороны, поддерживать, в том числе и налогами, старое государство наш народ не собирается. По сути, видимые остатки российской государственности держатся на экспорте энергосырья, и если этот источник прервет существование (гражданские беспорядки, попытки национализации, дефолт и внешние экономические санкции, сиречь блокада, хищение сырья на трубопроводах или падение мировых цен на сырье, наконец, истощение самих запасов), то Кремль станет (на неопределенное время) только историко-культурным памятником России. Отсюда можно сделать вывод, что при сохранении прежнего отношения населения к власти (это первично) и обратно российская государственность имеет весьма низкую жизнеспособность и может легко прервать существование в нынешней форме федеративной демократической республики. Как говорится, "не по Сеньке шапка".
Рассмотрим альтернативы. Режим личной власти, как "просвещенной, либеральной", так и "тоталитарной, прокоммунистической" или "патриотической или националистической, фашистской" в России на данный момент построить нельзя в силу развитой коррупции и нежелания населения проявлять минимальный альтруизм в пользу государства (в массе). Всякие попытки, которые, конечно, могут иметь место, приведут к ускорению основного естественного процесса.
Наоборот, форма многовластия при весьма слабой (или отсутствующей?) центральной власти наиболее реальна. В нынешних политических кругах она именуется как усиление "федерализма". Автор вовсе не против "мягкого" термина, суть одна: на пространстве России бывшее могучее и унитарное государство погибает. Суть естественного процесса - постепенное ослабление центрального аппарата и прекращение им ряда своих традиционных функций или неполное выполнение этих функций.
Но и глубина федерализма или децентрализации может быть весьма различной, и еще есть возможности ухода от натурализации. Например, отдельные регионы могут начать собственные земельные реформы и поощрять фермерское частное хозяйство. В случае успеха новые правовые и хозяйственные формы будут осваивать другие части страны. Именно так началось новое движение в Китае - с провинции Сычуань. Однако сам факт нарушений общегосударственных норм уже есть момент распада, раздробленности. Предпочтительный вариант - не означает закономерный. И наиболее "надежный" вариант развития обеспечивается нашей гражданской бездеятельностью - власть, разрушив рыночный обмен, не имеет средств для проведения выборов и начинает силой собирать натуральные налоги в виде "бартера" издольно, обещая защиту и покровительство - возникает точная копия "темного Средневековья".
Тем не менее автор решил отказаться от изложения имеющихся сценариев распада власти. Для нас важнее всего понимать, что этот процесс естественный и суть его заключена в нас самих, и что несмотря на то, что это период тяжелый, но он вовсе не являет собой конец света. Общество на мгновение или на десятилетия может опуститься в пучину. Мы можем оказаться "на дне". Ниже его в истории общественной жизни ничего нет. И автор не стал бы говорить только об этом, если бы не стремился показать (на основе чужого исторического опыта), как следует преодолевать такое состояние. Нам следует понимать, каковы средства выживания в подобных условиях.
Мы говорим о вынужденных действиях потому, что и население, и политики будут вести себя в соответствии с ментальностью "жить одним днем" в тот трагический момент, когда альтернатив не будет никаких.
Жители уходят из голодного города в сельскую местность. Там они берут в частную собственность столько земли, сколько нужно для натурального обеспечения и позже для товарного производства, отстраняя местных жителей от контроля за землей, которую последние не хотят или не могут обрабатывать. Возможны вооруженные столкновения. Население, и сельское, и городское, стихийно вооружается огнестрельным оружием.
Жители, объединившись в группы типа "местной общины" на уровне хутора, деревни, поселка, городка или городского квартала, блока, дома, - выбирают себе на сходе представителей от семей главу общины (администратоpа, голову или старосту), участкового (или охранника, милиционера, пристава или шерифа), судью и казначея, собирающего "в котел" налоговые сборы на общие нужды. Собрание, сход определяет размер и порядок взносов, размер оплаты должностным лицам. Скорее всего, сход будет состоять из благополучных жителей, имеющих работу или имущество и какие-то регулярные средства к жизни, т.е. жителей, которые готовы платить на содержание общих функций взносы (налоги). Неимущие, скорее всего, как не способные платить взносы, избирать власть и иметь решающий голос, на собраниях присутствовать не будут. Неимущие также не будут иметь права владеть оружием, потому что могут его использовать в целях грабежа. Далее часть населения, способная и готовая платить текущие налоги, и будет именоваться гражданами.
Граждане или члены их семей также исполняют обязанность вооруженной охраны в отрядах самообороны на основе регулярного периодического дежурства (это зародыш национальной гвардии).
Граждане сами определяют, кто будет их лечить, кто будет учить подрастающее поколение. Для этих целей из доверенных граждан создаются общественные советы по образованию и здоровью, которые следят за работой местной школы и больницы, "общество" собирает налоги "на учителя и школу" или "на содержание врача и больницу". В отсутствие государственного пенсионного обеспечения обязанностью граждан будет содержание своих престарелых родственников в своем доме, за одинокими стариками ухаживает вся община, обеспечивая им бесплатное питание в счет их жилья, переходящего после их смерти в общину. Неимущее население находится на содержании имущих граждан и по совместному согласию используется ими на общих или частных работах и поручениях. Из определенного общего фонда бедным семьям оказывается помощь или оплачивается полезная работа на общину или ее членов (здесь можно вспомнить и Александра Солженицына с его "Как нам обустроить Россию", и прошлый опыт Англии по поводу бродяжничества).
Наконец, граждане из сельской местности смогут везти продукты в город под своей вооруженной охраной и тем самым обеспечат товарный обмен между деревней и городом.
В городах население вынуждено само содержать свои дома, которые явочным порядком становятся их частной собственностью. Жильцы сами оплачивают ремонт и эксплуатацию жилища через выбранных от домовой общины представителей (на наем дворника, вывоз мусора, ремонт крыши и т.п.; кроме того, они должны индивидуально оплачивать все услуги, поставляемые в квартиру: электроэнергию, газ, воду и т.п.). Община сама решает, за что, сколько и кому она платит. Или не оплачивает, с риском разрушения и гибели жилья. Остальные общественные функции домовой или квартальной общины аналогичны сельским.
В пределах лет или десятков лет, с ростом производства продовольствия в деревне снова укрепляется самодеятельный город, который восстанавливает обмен сначала на близлежащей территории, а потом и между областями. Естественно, что подобный процесс возможен только при отсутствии вторжений извне.13
Такой пpоцесс воссоздания госудаpства в XXI веке - это шекспиpовский путь из катастpофы. Но финал, как мы знаем из истоpии Евpопы, будет успешным. Отношения гpаждан и госудаpства зеpкально изменятся. Не госудаpство, владеющее всем, должно коpмить, давать pаботу и заpплату жителям, а гpаждане, владеющие всей собственностью стpаны, включая оpудия тpуда, землю, леса и недpа, обязаны своим тpудом коpмить себя, детей, стаpиков и чиновников (последних - в том объеме, котоpый они, гpаждане, сочтут необходимым иметь для своих потpебностей).
Гpядущие тpудности - зеркальное отражение нашего автопортрета в будущее. Если изменимся в лучшую сторону, то трагический прогноз не оправдается. Автор надеется на это, призывает к этому, но понимает, как труден путь к новой нравственности, к самоорганизации народной жизни.
Многое зависит еще и от того, сумеет ли русский народ отрешиться от своей нетерпимости, потому что мир в России (отсутствие гpажданских и межнациональных войн, безопасное сохpанение ядеpных матеpиалов) - это обязанность сограждан перед человечеством.
И потому русский народ, желающий сохранить уважение и достоинство, должен перестать быть анархической, непредсказуемой угрозой окружающим народам и мировому сообществу, ядерным "бичом божьим", должен найти силы изменить себя и достойно ответить на "вызов судьбы"!
Октябpь 1998 г.
1 Прогноз автора о гибели мировой системы социализма, данный в 1977 г., и о распаде СССР, данный в 1986 г. Об истории прогнозов, их мотивировке см.: С. Четвертаков. В чем ошибся Карл Маркс. Новое о разделении труда. СПб., 1998, с. 80.
2 Маркиз А. де Кюстин. Николаевская Россия. М., 1990, с. 88.
3 Дж. Сорос. Сорос о Соросе. М., ИНФРА-М, 1996.
4 Нынешняя "многопартийность" в России - это период попыток иметь "лично своего" человека или группу лиц во власти. Потому что каждой из сотни финансовых групп требуется "своя" партия, и невозможно иметь одну общую правящую партию, годную для создания личных привилегий всей сотни финансовых кланов с их противоречивыми финансовыми интересами. Наоборот, для борьбы за любой конкретный общий закон требуется много меньше партий, а именно, всего одна. Вот почему для политической системы в развитых странах достаточно двух конкурирующих партий. Одна - за, другая - против.
5 Георгий Xазагеров. Какие идеи нас объeдиняют. "Новые известия", 14 ноября 1998.
6 Происхождение этой черты вполне объяснимо: непрерывная угроза всему обществу от внешних вторжений (рабство, геноцид и т.д.) вполне достаточна для того, чтобы жители чувствовали потребность в сильном государстве, в своем подчинении государству.
Феодализм уже не относится к этой системе и является переходным для мышления. Государство не поддерживается населением потому, что внешней угрозы нет, а от старого типа государства население испытывает один ущерб. Именно в этот момент и возникает анархия, в ходе которой формируется частная собственность и ее институты.
7 Здесь используются воспоминания С. Ю. Витте (С. Ю. Витте. Воспоминания. М., 1960, т. 2, с. 483, 506-507), статьи Г. В. Плеханова (Г. В. Плеханов. Собp. соч., т. XV. М.-Л., 1926; Дневник социал-демократа № 5, с. 33-37), личные наблюдения.
8 Государство многократно спасало себя от политической критики, прикрываясь реальными и мифическими угрозами безопасности. Следует помнить, что долготерпение - это процесс двуединый. Население не только укрепляет на некоторое время, но и портит власть терпением, фактически прощая ей ошибки и развращая чиновника. Оно тем подводит государство к коррупции и ослабляет его. И в этом Россия не уникальна, но российские традиции наиболее рельефны.
9 Чрезвычайную эксплуатацию подавляющей части населения России, возведенной в ранг "отживающего класса", большевики имеют наглость называть "построением социализма". И каждые десять лет в 30-60-х гг. правительство вынуждено было "списывать" с колхозов миллиарды рублей невозвратных долгов, которые государство, обирая колхозы до нитки, постоянно им приписывало. Ныне, начисляя штрафы и пени, налоговые службы государства ведут себя так же в отношении всего хозяйства.
10 Для тех, кто обосновывает необходимость укрепления обороны угрозой фашизма, напомним, что фашизм Муссолини и Гитлера - слепок большевизма в приложении к частнокапиталистической стране как реакция на опасность большевизма СССР и III Интернационала, "мировой революции" и советских планов "от тайги до британских морей". Не будь в России коммунизма, не было бы и фашизма! Не было бы и военных кредитов и попустительства Западной Европы Гитлеру! И не было бы потребности в российском милитаризме.
11 Впрочем, Никколо Макиавелли сказал, что "граждане не ценят свободы, пока ее не потеряли". Он знал толк по опыту соотечественников-граждан десятков городов-государств.
12 Исключение составляет, конечно, всякая власть, которая и не собирается опираться на народ, а только властвовать над ним.
13 При наличии таких вторжений государственность может возникнуть и раньше, но сформированный режим может снова приобрести милитаризованный характер, и история повторит еще один виток образования и разрушения государства для чиновника, госудаpства для себя.
