Социология

 

Сергей Четвертаков.

 

В чем ошибся Карл Маркс. Новое о разделении труда.

 

СПб. издательство “ПЕТРА-РИФ”, 1998, 80 с. ISBN 5-88141-036-X

 

 

Предлагаемое издание представляет собой обзор работ автора, начиная с 1977 г., над проблемой разделения труда, социализма, коммунизма и истории иерархий. На основе известной концепции иерархии потребностей А. Маслоу развита теория эксплуатации и возникновения классов в иерархиях труда, соединяющих рутинный труд и творческий труд управления. Доказано, что “социализм” по Марксу в эпоху разделения труда означает уничтожение иерархии и прекращение разделения труда. Кратко приведена история развития иерархических структур. Показано, что современное западное общество, вступающее в период автоматизации рутинного труда, порождает новые социальные структуры более гармоничного типа социальных отношений, которые однако только частично воплощают заявленные надежды коммунистов. Будущий экологический и сырьевой кризис приводят к необходимости вести системную и общественную координацию использования ограниченных ресурсов, которая осуществляется с помощью математического моделирования, но при сохранении рыночных механизмов коррекции спроса на ресурсы.

 

The paper represents the review of unpublished author’s works since 1977 above a problem of division of brain and manual labour, ‘socialism’, ‘communism’ and history of hierarchies. The theory of labour hierarchies connecting creative labour of management and all kinds of monotonous labours is advanced on the basis of A.Maslow’s needs’ (motivations’) hierarchy theory. Is proved that the “exploitation” (withdrawing of surplus value) is necessary and sufficient condition of labour division in hierarchy. And any demolishing of exploitation (‘socialism’) leads to destroy of hierarchy and termination of labour division. A history of hierarchical structures from their origin -“oriental” state till international corporations is briefly resulted. New more harmonious social relations arises with routine labour automation and new social structures of creative and scientific specialized labour in development, researches and design (groups ‘on purposes’ or ‘goals’). Marxist’s errors in items of social division into classes, exploitation, socialism and communism principles of product distribution and private property (ownership) are shown.

 

 

Предисловие

 

История уже вынесла приговор коммунизму — красивой сказке, которая оборачивается жизненным триллером — не фильмом, но реальным ужасом, уничтожающим миллионы людей физически и переводящим труд и жизнь остальных, оставшихся в живых, в прах, в ничто. Но отстраненные от власти последователи коммунизма добиваются того, чтоб народ дал им шанс на повторение эксперимента. Содеянное предшественниками ни в коей мере не привело их в смятение или к покаянию. Они считают свою теорию непогрешимой, обвиняя в пороках прежних исполнителей.

 

Перед читателем краткий результат исследований автора по марксизму, дающий основание дезавуировать все самые одиозные стороны марксизма теоретически, на основании достижений социологии и истории XX века, в частности на базе широко известной теории иерархии потребностей американского психолога А. Маслоу. Задача данного материала — показать основные теоретические ошибки Маркса, выделить то, что по праву может быть названо верным и проницательным, а также донести до читателя трагический смысл и тщету попыток построения “социализма” как идеи созидания «справедливого хозяйствующего государства».

 

Полученные результаты автор пытался изложить насколько возможно просто и доступно для широкого круга читателей.

 

Судьба дедов и отцов слишком тяжела, а будущее и судьба России слишком зависят от нашего народного выбора, выбора каждого из нас лично, чтобы не пытаться понять, что же с Россией произошло в прошлом, в каком направлении нам двигаться и куда не следует идти, чтоб не повторять прошлых ошибок. Проблема может звучать и так — куда мы можем придти, если решим идти, и куда мы никогда не придем, даже, если очень захотим, и будем энергично двигаться. Представляемый материал требует и некоторого душевного напряжения. Потому, что истины по поводу социальных отношений и природы человеческой в значительной степени горьки и нелицеприятны. Потому что истина противоположна социальным мечтам и лести в отношении, как к народу, так и к власть предер­жащим “всех форм собственности”, и потому, что развенчание “человечеству сна золотого” тяжко. И, тем не менее, у читателя и истории, у будущего, есть положительные светлые моменты. И возникают они с совершенно иной стороны, откуда их, по крайней мере, в России, мало кто ждет.

 

Хотелось бы выразить мою глубочайшую признательность людям, которые в продолжение двадцати лет, с 1975 года, не только имели отношение к этой работе и к этому изданию, но и стали частью самой жизни признательного автора, повлияв счастливым образом на его жизненный путь. Это машинистка первой самиздатовской рукописи, которая ввела автора в круг диссидентов — Джемма Бабич (Квачевская); это самый близкий, на всю жизнь, друг, бывший у истоков и в процессе работы единственным и заинтересованным слушателем и советчиком, а также тайный хранитель всех материалов в “те” годы, инженер и математик, Борис Александрович Школьник. Это и давший множество ценных советов и в критике порождавший потребность в дальнейшей разработке мой друг и постоянный оппонент, культуролог, специалист по знаковым системам и мифотворчеству, идеологиям и религиям, диссидент, прошедший брежневские лагеря, Валерий Ронкин, с которым множество проблем обсуждалось на наших воистину “политических” кухнях. Это и люди, с которыми пришлось повстречаться при попытках ввести материал в диссидентский оборот: Владимир Борисов (СМОТ), Татьяна Ходорович и семья Великановых. Наконец, следует сказать, что работу верстала моя жена, Наиля, и ее высокий профессиональный опыт читатель оценит, целиком сосредоточившись на содержании, чему способствует оформление.

 

Настоящий материал представляет собой краткое резюме части рукописи “Разделение труда и перспективы коммунизма” под псевдонимом Иван Белов, 1977, Самиздат, 437 с., главным выводом которой наряду с представленной здесь теорией явилось обоснование будущей гибели мирового социализма, и рукописи “Формы, предшествующие...”, 1986, 360с., созданной вчерне к 82-86 году, отре­дактиро­ванной в 1987-1990 гг. В последней были проанализированы закономерности истории иерархий, и с учетом проделанного анализа дан прогноз о распаде СССР. Единственный материал, отразивший этот вывод, — мое частное письмо в США, опубликованное по личной инициативе Джеммы Бабич [Сер­гей Четвертаков, Заметки экономиста, Novoye Russkoye Slovo — Russian Daily, 22 ноября 1990, N.Y.]. Впрочем, где-то в материалах ЦК КПСС, возможно, лежит мое письмо августа 1987 г., 8 стр., с предложением, “пока не поздно”, преобразовать “Союз республик” в конфедерацию (15 членов ООН).  Масштабы публикуемого материала ограничены исключительно недостатком средств для подготовки более полного и подробного его изложения. В столь долгой задержке работы виноват исключительно сам автор.

 

Сергей Четвертаков, лето-осень 1997

 

 

Теория иерархий и разделение труда

Классы и эксплуатация

Разделение труда и потребности в истории философии Платон, Гегель, Маркс

Начиная с “Государства” Платона [1] классики социальной фи­лософии описывают социум как множество индивидов, разделивших между собой труд по профессиям. Обычно при этом упоминается, что труд ведется ввиду многообразных потребностей человека. Именно в разделении труда индивиды более полно удовлетворяют свои потребности. Эта мысль звучит и в работах Гегеля: “Всеобщий труд есть, таким образом, разделение труда” [2]. Наверно, лучше всех о разделении труда сказал Адам Смит в своем “Богатстве народов”.

 

Потребности как непосредственный двигатель труда отмечают все классики. И уже Гегель и позже Маркс в “Немецкой идеологии” отмечают, что потребности не статичны, они развиваются и при удовлетворении одних возникают другие. “...сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное орудие удовлетворения ведут к новым потребностям...”[3]. Но, более того, что потребности стимулируют труд и создают мотивацию к труду, не говорил никто. Из проблемы разделения труда Маркс, можно сказать, мгновенно, на двух страницах текста созидает теорию, в соответствие с которой “Разделение труда становится действительным разделением лишь с того момента, когда появляется разделение материального и духовного труда” [4]. Еще полстраницы создают теорию социального неравенства и противостоящих классов (непосредст­венно из разделения духовного и материального труда). Затем появляется утверждение, что разделение труда и частная собственность суть синонимы. Далее излагается идея “отчуждения” индивида от труда, идея неудовлетворенности трудом на хозяина, воз­никает теория оценки государства как инструмента сохранения разделения труда и частной собственности («слуги капитала») и немедленно звучит предложение уничтожить разделение труда, когда каждый индивид сможет делать всего понемножку под управлением “ком­­­му­нистического” общества [5]. Эти теории мы и рассмотрим ниже.

 

Как видно, обсуждение связи разделения труда и потребностей человека в истории социологии, у множества авторов, совсем не случайно. Об этой связи думали многие светлые умы человечества, но ее неточное понимание или скоропалительные выводы смогли подвести к таким жестким выводам, которые оказались способны привести к колоссальным политическим потрясениям и массовым многомиллионным жертвам гражданских войн, экономической потрясений и голода,  внешнеполитических конфликтов.

 

А ключом к пониманию истинной, как кажется автору, связи разделения труда и потребностей индивида явилась теория иерархии потребностей.

 

Потребности индивида и его отношение к труду

 

Теория иерархии потребностей возникла в середине 40-х годов нашего века в трудах американского психолога А. Маслоу [6].

 

В соответствии с этой теорией потребности среднего индивида возникают иерархически, последовательно, по мере удовлетворения потребностей более важных (первичных, более низкого уровня).

Порядок возникновения потребностей следующий:

• низшие потребности (физиологические, сон, еда и т.п.);

• потребность в безопасности (в устойчивом удовлетворении    низших потребностей), safety needs;

• потребность в (индивидуальной) любви, love, belongingness;

• потребность в общении, уважении и самоуважении, esteem,     selfesteem;

• потребность в самореализации, творчестве, selfactualisation

 

Мы будем далее интересоваться не вообще поведением индивида в связи с его потребностями, но отношением индивида к труду через призму иерархии потребностей.

 

Конечно, самой низшей потребностью человека является потребность в самой жизни. Это основополагающее требование подразумевается само собой и даже не оговаривается. Впрочем, конкретной ее реализацией является совокупность низших физиологических потребностей. Когда человек голоден, он стремится к еде, даже не отдавая мысленно себе отчет в том, что без еды он умрет. Низшие потребности биологические, как и потребность в самой жизни. Ради их удовлетворения индивид способен на любой труд. Потребность в безопасности. Когда работник сыт и выспался, но не уверен, что будет сыт завтра, тогда он тоже не бездеятелен, он продолжает интенсивно трудиться, чтобы гарантировать свое ближайшее будущее, при этом работник так же берется за любое дело, ибо его труд стимулирует неудовлетворенная потребность в безопасности.

 

Напротив, творческий труд, самовыражение — высшая фор­ма труда, труд как игра. “Не первейшая потребность”, как мечталось Марксу и коммунистам, а высшая форма. Примеры такого труда — труд в науке, в художественном творчестве. Мы согласимся с тем, что такой труд успешен, если вообще возможен, когда работник не озабочен другими проблемами, сосредоточен на одном, конкретном. Подчеркнем, что сама возможность сосредоточенности — это удовлетворенность всех (почти всех) более низких потребностей, а сосредоточенность необходима потому, что роль умственной деятельности при создании нового результата (продукта, идеи и т.п.) весьма велика — простого умения, старого опыта недостаточно.

 

Важной предпосылкой к творчеству является удовлетворение потребности в общении. Уважение — элемент общения, основа интеграции работника в социальной среде. Общение и уважение, в некотором смысле,— синонимы. Действительно, для того, чтобы создать нечто новое, отличное от стандартного взгляда, необходимо понимать стандарт, социальную норму (в искусстве, технике, науке). Потому общение, пусть даже заочное, по книгам в библиотеке и т.п., — это информационная предпосылка для последующего творчества, необходимый “труд”. Но для того, чтобы индивид полноценно общался в социальной среде, его потребность в уважении должна быть удовлетворена. Другими словами, он должен быть “уважаем” в специфическом смысле — в смысле доступа к общению, доступа к освоению социальной нормы. Вот почему мы с полным правом ставим потребность в уважении и общении в качестве основы для реализации потребности в творчестве. Наконец, роль удовлетворенной потребности самоуважения наиболее значима, когда индивид подает результаты своего труда на суд людской. Если самоуважение недостаточно, то с большой долей вероятности результат не будет продвинут, не  займет адекватного места во мнении окружающих. Творческий результат не будет донесен.

 

Иерархия потребностей проходит через жизнь каждого человека. Она действует и в конкретный момент для любого индивида на малом отрезке его жизни, в течение дней и недель, так и в продолжение жизни. Голод младенца и его страх перед окружающим миром с одной стороны, но и одновременно захват чужой красивой игрушки в момент ощущения безопасности — это все иерархия потребности. Потребности сопровождают все движения и жизненные проявления человека, всю его жизнь. Спрятаться за юбку матери - обеспечить безопасность, учиться и завоевывать авторитет у сверстников - достигать потребности общения и уважения, полюбить и строить семью - удовлетворить потребность в индивидуальной любви, учиться, “входить в курс дела” - добиться общения, и, наконец, сделать что-то новое и удивительное, талантливое в науке, технике или искусстве или просто выразить себя в пьяном воскресном загуле, опрокидывая урны, разбивая стекло, “чтоб было, что вспомнить” — это тоже “твор­чест­во” в своей среде и на определенном уровне интеллекта и возраста[1].

 

Конечно, теория иерархии потребностей действует не абсолютно, но носит статистический характер, позволяя отдельным представителям рода человеческого _ «чудакам” – нарушать иерархию “своих” потребностей. Мы знаем о художниках, работавших в холоде и голоде перед смертью и о самоубийцах, но мы никогда не слышали о намеренном самоубийстве целого народа.

 

Химическая основа иерархии потребности

 

То, что голод и другие физиологические потребности связаны с различными химическими реакциями в организме, известно с прошлого века. Страх и беспокойство, озабоченность, другие реакции, связаны с выделением организмом некоторых химических веществ — “нейромедиаторов и модуляторов”, например, серотонин, норадреналин, корректирующих скорость нервных реакций организма на текущие опасности и на предположения о будущих опасностях [7]. Однако, как показали исследования последних лет, творчество, точнее, любая встреча с новым незнакомым предметом или явлением, повышает количество эндогенных эндорфинов, веществ, вырабатываемых мозгом, похожих по своему строению и действию на морфий [8]. Возможно, следует добавить, что встреча с новым доставляет положительные реакции в условиях отсутствия беспокойства, какой-либо угрозы, т. е. в состоянии безмятежности или, как говорят, “игры”. Как сказал еще в диалоге “Филеб” Платон, “поскольку эта жажда (познания, науки – авт.) изначально не связана с неприятностями”. В этой связи понятно, что творческий процесс вызывает столь сильную положительную реакцию, в соответствии с которой работнику трудно оторваться от работы. Поэтому “трудоголики“ не просто зануды. Это люди, получающие удовольствие от труда. Как шутили физики СССР 60-х годов: “наука — это удовлетворение любопытства отдельных лиц за счет государства” [9].

 

В ряде средств массовой информации во время войн в Афганистане, Чечне и в Югославии прозвучали сообщения о людях-смертниках, “нашедших” себя в деле убийства, как профессионалы. По личным признаниям риск смерти (или просто чувство риска?) вызывает чрезвычайно сильные положительные финальные эмоции, которые испытавший их человек желает испытать позже еще и еще. Можно выдвинуть предположение о том, что в основе “воинственности” ряда или множества людей или даже целых “пассионарных” по Л. Гумилеву народов, например, воинственных кочевников, могут лежать некие традиционные, механизмы выработки агрессивности. Это механизмы, запускаемые в период воспитания подрастающего поколения, подобно спартанцам, натравливающим своих детей на илотов. В процессе такого боевого воспитания в организме начинают вырабатываться необходимые химические вещества, потребность в которых заставляет людей жаждать состояния риска, стремиться к агрессии. Реабилитация воинов, вышедших из зоны боевых действий в наше относительно мирное время – останавливает такое состояние. Но альтернативой является полное самоуничтожение самой активной части военных сословий в эпоху феодализма, как это показывают война Алой и Белой Роз или походы крестоносцев к “Гробу Господню”. Или, наоборот, расцвет спартанской военной общины или греческого полиса на несколько столетий — напряженность состояния как профессиональная норма поведения, приносящая доход и почитаемая обществом. В разное историческое время различны пути использования обществом напряженных и стрессовых ситуаций в массовых масштабах, особенно в периоды постоянной военной опасности.

 

Известны и отрицательные реакции людей, лишенных потребностей в уважении, Часто случается, что политические лидеры и деятели искусства, люди, пользовавшиеся славой и внезапно ее лишившиеся, быстро “сгорают” в огне вредных выделяемых химических веществ, разрушающих организм. С точки зрения теории потребности они оказались в состоянии недостаточного удовлетворения потребности в уважении [10].

 

Роль разделения труда

 

Карл Маркс в “Немецкой идеологии” идет дальше предшественников: ”... разделение (курсив Маркса – авт.) труда делает возможным — более того, действительным, — что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов, добиться того, чтобы они не вступали с друг другом в противоречие, возможно только путем устранения разделения труда” [11]. Эта фраза Маркса, которая лежит в основе теории классов и вытекающей из нее теории коммунизма, не верна, и мы это показываем далее.

 

Общеизвестно значение специализации и разделения труда. Накапливается опыт, и совершенствуются орудия труда, растет его эффективность, далее в некоей абстрактной схеме ведется обмен продуктами труда. Причем, здесь мы не говорим о формах обмена,— это может быть и сельская община и государственный распределитель. Однако, недостатком стихийно возникающей системы совершенствования социума является то, что вместе со специализацией возникает и усиливается однообразие трудового процесса, называемое “моно­тон­ностью” или “рутинностью” труда. Короче, совершенствование орудий труда приводит к появлению рутинного труда. При специализации труда работник начинает выполнять одну и ту же работу. Постепенно его навыки становятся настолько совершенны, что он не делает лишних движений, а только самые необходимые, Параллельно работник сам или с помощью других специалистов готовит и использует в своем труде дополнительные инструменты, которые облегчают и ускоряют трудовые операции. При этом количество операций на одного работника часто сокращается, а операции становятся более простыми, цикличность труда усиливается, длительность цикла сокращается. Вершиной — логическим завершением этого процесса упрощения труда — стал организованный промышленный труд на заводах Форда в 20-х годах XX века. Упрощение, специализация труда вплотную подводит такой труд к возможности его автоматизации.

 

Обсуждая проблему развития специализации труда, хотелось бы еще раз выделить специфику homo sapiens в этом процессе “приспособления“ высшего биологического вида к природе. Человек не изменяет себя. Иначе говоря, не природа приспосабливает человека к себе отбором особей. Но человек приспосабливает к своим нуждам орудия труда как продолжение своих собственных рабочих органов (рук и др.), приспосабливает природу как инструмент для взаимодействия с остальной частью природы — предметом труда. И вот в процессе экономии своих усилий он выходит на первые неудобные для себя последствия — рутинный или монотонный труд.

 

Рутинный труд

 

Современные исследования полно показывают, что рутинный труд не удовлетворяет потребность в творчестве [12]. Это видели и “ос­но­­­­воположники” “Коммунистического Манифеста” сто лет назад: “Вследствие возрастающего применения машин и разделения труда, труд пролетариев утратил всякий самостоятельный характер, а вместе с тем и всякую привлекательность для рабочего” [13].

 

На этом вопросе особенно важно остановиться, потому что нередко мы видим исключения из правил. Несомненно, существуют творческие работники, которые в рутинном труде находят новые и интересные для себя стороны, и оппонент может сказать, что “на самом деле все зависит от человека”. Да это так! Мы неоднократно видели водителей трамваев или грузовиков, которые, гордясь трудом, украшают свое “средство производство” массой дополнительных цветных ламп, фар и т. п.. Были и станочники-рационализаторы, и даже поддержанные руководством “движе­­ния передовиков”. Но человек в рутинном труде регламентирован тем больше, чем более тщательно ведется управление таким трудом.

 

Несомненно, в любой ситуации может возникать что-то нестандартное, непредусмотренное, вплоть до поломки орудия, но все это большая редкость, тем большая, чем лучше организован труд, чем выше специализация труда. “Идеал” специализации рутинного труда — это конвейер, а обслуживание и настройка — это уже творческий труд. В рутинном труде человек проявляется и как творческая личность, если до рутинного труда он этой творческой личностью уже был. Но дело в том, что и рутинный труд в свою очередь влияет на личность, препятствуя использованию всех возможностей человеческой психики. В связи с этим возможности психики к “переналадке” с возрастом существенно уменьшаются. Рутинный труд губит мышление отсутствием его тренировки[2].

 

Рутинный труд, говорят философы, отчуждает (отталкивает от труда). Работнику не хочется его выполнять, он с удовольствием его оставляет, если такая возможность предоставляется. Например, можно обойтись без труда — появились большие деньги или “начальник не смотрит”, а работа не сдельная. Именно этому труду соответствует русская поговорка: “работа не волк — в лес не убежит”.

 

Такие же выводы сделали и социологи, специалисты по организации труда, которые в середине и второй половине XX века интенсивно искали пути “снятия”, т. е. устранения, неудовлетворенности рутинным трудом. В частности, такими попытками были “соревно­вания” в СССР, награждения грамотами или другими знаками внимания и уважения (подключения потребности самоуважения). Можно вспомнить и организацию движения рабочего по конвейеру (Швеция) вместе с собираемым авто, выделение работникам целого круга полномочий в принятии решений на уровне их компетенции при условии их заинтересованности в результатах труда (кружки качества в Японии, личные творческие планы, личное клеймо). Тем не менее проблема существует и остается окончательно не решенной, пока будет оставаться рутинный труд [14].

 

Рутинный труд. Вывод 1

 

Итак, общеизвестен вывод 1: рутинный труд не удовлетворяет высшие потребности в самовыражении и творчестве.

Этика рутинного труда

 

Возможно, сразу стоит коснуться и мироощущения в рутинном труде, этики этого труда. Автор тоже прошел такую школу, работал токарем три года. В профессиональном физическом труде имеются свои элементы творчества. Достигнуть совершенства в движениях и гордиться красотой и качеством труда — вполне естественно, потому что любой труд может быть профессионально красивым. Но качественные инструменты и аккуратное рабочее место, экономные, а, следовательно,  продуманные и красивые движения — это первая сторона дела. Второе, самое важное, без такого труда обществу не обойтись, он так же нужен, как и творческий, и в прошлом был нужен много больше, чем творческий … Человек, имеющий необходимую обществу профессию, всегда уважаем и просто обязан уважать себя. … Сравнивать следует качество овладения одной профессией разными работниками. Профессиональные соревнования являются одним из самых больших удовольствий, которые может доставить общество или фирма специалисту в любой сфере труда.

 

Важно помнить, что в отличие от прошлых времен профессиональной стабильности ценность профессии в настоящем и будущем может со временем быстро изменяться.  Любой нормальный работник всегда найдет время получить смежную полезную профессию. Или переквалифицироваться рань­ше, чем потребность в его навыках отпадет. Умение оставаться квалифицированным и потребным работником в течение жизни и составляет этику и профессиональную мудрость любого профессионала. … Смена места работы или переквалификация, смена более ненужной профессии — другого пути к уважению и самоуважению в своем труде нет. Будущий рядовой работник будет переучиваться в течении своей жизни много раз. И уже в этом смысле объем рутинного труда постепенно сокращается. Поэтому и ныне “держаться” за единственную профессию, не всегда разумно. Рабочий, освоивший несколько профессий, чувствует себя значительно уверенней. Профессиональные курсы в ПТУ следовало бы расширять несколькими возможностями. В России при низкой плотности населения и недостатке жилья, плохих дорогах следует иметь, особенно, вдали от крупного города несколько профессий, потому что потребность в рабочих руках разных специальностей может быстро изменяться.[3]

 

Чем же может компенсировать свою неудовлетворенность работник, если он постиг все?! Если невозможно проявить творчество в обычном труде, то творчество следует тогда реализовать вне обычного труда, и конечно, лучше в духовной сфере, если труд физический. Впрочем, со второй половины XX века обстановка в части рутинного труда начала изменяться к лучшему.

 

Творческий труд управления и иерархия труда

 

Только один со времен первых “исторических”[4] народов вид труда возник и стал существовать как труд сугубо умственный, творческий. Это труд управления (координации, планирования, контроля и распределения результатов общего труда). Этот вид труда долгое время оставался единственным видом умственного труда. Первые жрецы, выполняя жреческие сакральные функции, были одновременно и инженерами, и агрономами, и врачами и т.п.— но, главное, они были организаторами работы аграрных общин, тем более это относится к царям-воинам, которые управляли “трудом”, имя которому война.

И начиная с цивилизаций Древнего Египта и Шумера, социальные коллективы образуются в таких размерах, что труд управления оказывается необходимым, будь то управление работами по прокладке оросительного канала, строительством храма, военным отрядом, промышленным предприятием или государством.

Но при координации труда вдруг обнаруживается, что один работник начинает управлять, распоряжаться многими.

Прежде всего, почему один многими? Интересно, что в прошлом веке это было настолько “ясно”, что вопросов, например, у Маркса или экономистов и социологов, не возникало. Это было естественно[5]! На самом же деле причина кроется в характере связи именно рутинного и творческого труда. В силу повторяемости рутинный труд просто описывается количественными показателями — “штуками”, кубометрами и т.п. Рутинность труда сводит планирование и контроль результатов такого труда к сжатым информационным формам: числам или их множествам. Свертка (сжатие) описания труда в числах и делает возможным управление — планирование и контроль результатов со стороны одного творческого работника многими работниками рутинного труда[6].

Эта взаимосвязь “один — многие” образует форму иерархии труда, отражающей различную информационную насыщенность видов труда разных уровней. Оговорюсь, уровни труда понимаются здесь в смысле управления, в смысле иерархии, но, конечно, не в смысле значимости — без обоих видов труда общий эффективный труд не возможен.

Иерархия труда — структура социальных отношений или как говорят в социологии — “социальная организация”. Более того, это производственное отношение, конечно, недостаточно конкретизированное, ибо мастер и рабочий относятся друг другу не так, как хозяин и раб, это касается и государства, которое было исторически первой хозяйствующей иерархией. История иерархий — это большая отдельная тема, которая из-за недостатка места в данном издании приводится ниже конспективно.

Отметим, что иерархия труда имеет основание для своего существования, пока рутинный труд остается господствующей формой труда. Можно, поэтому, сделать вывод, что иерархия не универсальное производственное отношение, но отношение свойственное лишь периоду господства разделения творческого и рутинного труда. Что это за эпоха, и, начавшись, не вечна ли она? Эту тему мы так же обсудим позже.

 

Творческий труд без рутинного труда

 

Иерархия не единственное трудовое отношение.

Что будет, если рутинный труд исчезнет? Представим, что все виды труда у нас творческие, уникальные, взяв за основу труд научный. Такой труд не оценить постоянными показателями. Для оценки результатов чужого творческого труда необходимо потратить время, соизмеримое с временем самого труда. Труд анализа творческого труда напоминал бы составление научного отчета. Более того, творческую работу весьма трудно, а часто нереально спланировать за самого исполнителя. Возможно, задать цель труда, но указать какими путями и средствами ее достичь, если работа нестандартна, невозможно, не начав саму … работу. В лучшем случае творческий труд может спланировать лишь работник, обладающий не меньшей компетенцией, чем исполнитель, и для объективности — не один, а группа. Экспертные оценки уже применяются широко с 70-х годов XX века. Всевозможные экспертизы и системы “отзывов” (экспертных оценок) научных планов, результатов научных работ и отчетов — все это признаки групповых оценок при принятии решений [15]. Уже со времен создания университетов и научных академий, академий искусств нормальной работой в оценке результатов является работа ученых советов, собраний, групповых обсуждений. Даже планирование работы таких иерархий, как армии, сопровождается проведением военных совещаний и действием постоянных органов групповой творческой работы по управлению — штабов.

 

Мы видим, что в творческом труде планирование и контроль носят принципиально иной общественный “демокра­ти­ческий” характер (группа экспертов или самооценка). Попутно следует отметить, что “эффективность научного труда”, когда она исчислена в сэкономленных деньгах, отражает, по сути, достигнутую экономию рутинного труда на производстве. Если же подвергать анализу все изобретения и научные и художественные достижения общества, то мы подойдем к попыткам исчислить эффект теории Ньютона или просмотра Джоконды на человечество. Короче, у творческого труда при создании нового результата оказывается, не существует количественной оценки. Рассмотрим вопрос несколько подробнее.

 

Если говорить об управленце, то он несет золотые яйца, “кидая” и естественно реализуя идеи организации труда, идеи производства, идеи сбыта и т.п. Внедренные идеи приносят дополнительный доход через труд тысяч работников, которые бы, работая по-старому, этого дополнительного дохода не дали — дали бы обычную прибыль предпринимателю. И, несомненно, управленец получит меньше, чем “заработал”. Ясно, что заработал не он один, продукт произведен руками рабочих, потому его труд и выгоден.

 

Более четко обстоит дело с изобретателями — все идеи, которые возможно однозначно описать словами и использовать в конкретном производстве, получая дополнительный доход, готовятся к юридической регистрации — объявлению, т.е. к патентованию и последующему платному поддержанию авторских прав в течение некоторого времени. Это средство дает право и время автору использовать изобретение самому или продать лицензию как право использования другим лицам, получив, таким образом, вознаграждение, зависящее от спроса на данную идею. Но для многих работников типа академических ученых, ученых в университетской среде, которых содержит государство, давая им фиксированную, кстати, меньшую, чем в промышленности, оплату, положение намного проще. Их труд приносит им моральное удовлетворение и научное признание, а зарплата настолько минимальна, насколько они готовы ее терпеть, и насколько общество и государство готово их содержать. Кроме того, ряд идей в принципе не патентуется, поскольку их возможное применение слишком широко. Это математические и физические теории, идеи организации компьютерных программ, но не сами программы — все то, что легко переносимо на множество процессов. В этом смысле Ньютон или Менделеев отдали обществу бесконечно много, если пытаться оценить «обмен» ценностями. Но с другой стороны, информация и предназначена служить человечеству, ее нельзя хранить в сундуке. Даже на патент есть срок давности, кроме того, автор, если он удерживает ценную идею от использования, должен платить за “удер­жание”, и общество понуждает его использовать идею в массовом масштабе или продать ее по “справедливой” цене... в противном случае идея становится общественным достоянием.

 

Компромисс между оплатой труда создания информации и всеобщим ее присвоением и потреблением — одна из сложнейших проблем. По сути, творческий работник не претендует на сокровища всего мира, ему достаточно “нормальных” условий продолжения творчества и признания обществом его заслуг. И заметим, хотя такие условия не сравнимы с бедностью, но и обвинений в эксплуатации обществом великих созидателей: ученых, художников, мы не слышим. Потребны лишь условия для продолжения труда, творчества или, если вернуться к терминологии марксизма, необходимы условия простого воспроизводства творческой рабочей силы. Для групповых творческих результатов все сложнее – возникает проблема доли авторства. Для размножаемых, тиражируемых произведений и информации — еще сложнее. Сохранение авторских прав и борьба закона с информационными “пиратами” и является средством достижения целей вознаграждения обществом авторов.

 

Для художников, творцов уникальных результатов, новизна и ценность работ часто определяется после смерти. А спрос зависит от богатства любителей-коллекционеров и стабильности в обществе. Итак, объективных устойчивых количественных оценок результатов труда творческого не существует. Сам творческий труд претендует лишь на сохранение условий продолжения творчества. Это “лишь”, как мы понимаем, не такое уж и малое — потребность-то высшая! По крайней мере, это не “рай в шалаше”, и постоянная озабоченность хлебом насущным такому труду мешают[7].

 

Рутинный и творческий (управления) труд. Вывод 2

 

Творческий труд управления в иерархии удовлетворяет потребность в самореализации работника. Все прочие, кроме управления, виды творческого труда на протяжении всей истории человечества занимали до середины текущего XX столетия ничтожную часть труда всего общества. Их роль возросла только в текущем столетии.

Но теория иерархии потребностей позволяет сделать и более сильный вывод, имеющий прямое отношение к возникновению классов, которое мы рассмотрим ниже.

 

Рутинный и творческий (управления) труд. Выводы 3 и 4

 

Для того, чтобы работник управления в иерархии мог реализовать себя, все более низкие потребности работника управления, чем потребность в творчестве, должны быть в основном удовлетворены. Исключения редки и обычно трагичны.

 

Условия удовлетворения всех потребностей ниже потребности творчества не требуется для выполнения всех видов рутинного труда. Рутинный труд может выполняться и при неудовлетворенных низших потребностях.

 

Классы и классовое общество

 

Вернемся к “основополагающей” фразе Маркса о “мате­ри­аль­ной и духовной деятельности “ о “наслаждении и труде” по разные стороны баррикад. Конечно, он имел в виду именно это. Весь труд в промышленности, в городе всегда, а в прошлом веке, тем более, можно было рассматривать как рутинный. По крайней мере, рутинный труд всегда тогда был физически тяжел и, кроме ремесленного труда, был трудом по найму. Кроме труда управления и всех видов умственного труда, которые тогда в силу своей исключительной редкости тяготели к труду управления, весь прочий труд был физическим. И, вот, вместо модели “рутинный труд — творческий труд управления” более ясной и простой была во времена Маркса связка — противостояние: “физический труд — умственный труд”. И наслаждение по обеим сторонам настолько разнилось, что в сфере физического труда казалось и отсутствующим.

 

И вполне можно сейчас, ревизуя “основоположника”, определить, в качестве рабочей гипотезы, обобщенно два класса “скованные одной цепью” — класс работников творческого труда управления (верхушка всяких иерархий) и класс работников рутинного труда (основание иерархических структур).

 

Отметим, что со времен Маркса мировая социология развивалась принципиально в двух направлениях. Одна ветвь, наследующая идеи Маркса, развивала «классовый и революционный подход», при котором разделение труда, но проще и понятнее, неравная собственность на средства производства — источник возникновения социальных классов. Она, в конечном счете, далее формировалась в рамках официальной государственной доктрины стран «лагеря социализма». Другое направление, воплощая в себе умеренные взгляды сторонников капиталистической системы, пыталось найти пути эволюционного объяснения существующего социального неравенства с немедленной практической целью выявить пути рационального снижения этого противоречия и уменьшения социальной напряженности в обществе. Проблематика социальных классов в этой второй ветви общей социологии раздробилась на множество тем. Это социальные статусы и социальные классы, социальная стратификация, социальные движения и их социальная основа, в частности, проблема маргиналов, отчуждение и неудовлетворенность как социальная характеристика классов и других социальных слоев, субкультура классов, социальная и статусная мобильность, отдельно стоит и обсуждается в самых разных аспектах проблема власти.

…

Однако следует сказать, что, пытаясь уйти от «ре­­волю­цион­ного» Маркса, его оппоненты не построили более четкой и ясной конструкции. Более того, лишившись в работах «новой социологии» своего историзма, временных рамок, распавшись на “антропологию” доиндустриального общества и “социологию” общества современного, теория, становясь универсально общей «на все времена», потеряла одно из важнейших свойств — возможность видеть причинно-следственные и исторические связи в механизме развития социальных структур и социальных статусов. В этом смысле, наука социологии как бы совершила частичное движение назад — от слишком революционного социального “Дарвина”, готового поступиться частью человечества, и выступающего за принудительное клонирование общества, к гуманной, но описательной и статичной социологии по “Карлу Линнею”. Сказанное не касается прикладной социологии.

 

Возвращаясь к классам в иерархии, зададим себе вопрос, всегда ли, во всякой ли иерархии есть классы? Определяет ли появление иерархии труда факт существования класса? Можно ли представить себе и не только представить, но и организовать работающую иерархию без классов?

 

Если под “работой” понимать только передачу-обмен информации, то можно представить иерархию и без классов! Например, иерархию территориальной партийной, общественной, церковной и какой-либо другой службы. Рассмотрим пример общественной партии. У нее есть генеральный секретарь, районные секретари или пред­­седатели и рядовые члены. Но это не классовая структура. Членом партии и не только в ее правлении может быть и миллионер. Впрочем, статус или ранг (как элемент потребности уважения и самоуважения) в любой организации, даже информационного назначения, существует. Другое дело, что в информационных системах типа партий нет пожизненной материальной привязки члена организации к конкретному статусу. Права у ответственного работника только информационные, например, по оповещению, ведению собраний и т.п. Работник может быть переизбран. Кажется, что иерархия никак не связана с собственностью или статусом. Все текуче, мобильно, неопределенно. Но главное не социальная мобильность, а тип труда. А в партии-то обычно труда ее членов и нет.

 

“Классообразующая” грань в иерархии заключена в труде, который удовлетворяет основные жизненные потребности.

 

Если партия собирает в своих ячейках граждан по взглядам и интересам, представляет собой что-то вроде политического клуба или занимается выбором руководящих органов и обсуждает устав, то это можно считать чисто информационной деятельностью (иерархия формируется, но партия работает как информационный клуб равных). Обычно, такая работы идет в свободное от работы участвующих сограждан время.

 

Если же иерархия осуществляет регулярное массовое действие, то в ней неизбежно возникнет рано или поздно труд, который будет творческим и рутинным. И он автоматически поделится так, что верх иерархии будет заниматься творческим трудом, а низ иерархии рутинным. Если в партии готовятся и раздаются предвыборные листовки и т.п., то неизбежно эту работу должны осуществлять рядовые работники на раздаче, распространении. И должен опять-таки существовать творческий работник или группа, планирующая такое распространение и подготовку текста листовки… Но при этом такая деятельность не формирует активиста как члена высшего класса. Если же активист нанимается в партийные органы постоянным работником, то он приобретает устойчивый социальный (трудовой) статус рядового или руководящего работника.

 

Итак, вся эпоха разделения творческого и рутинного труда потенциально готова порождать классы. Почему потенциально, а не фактически? Мы же твердо из окружающей нас жизни знаем, что общество состоит из неравных классов фактически. А потому, что из системы, которую мы приняли за основу (иерархии потребностей) и факта разделения труда, из сказанного выше, логически еще не вытекает, что классы должны непременно возникать. Ведь из того, что одним — управленцам — нужно все, все удовлетворенные потребности, а другим — рутинным работникам — мож­­­­но и не все, еще не следует, что вторым нужно не все, что они необходимым образом должны потреблять меньше.

 

Поэтому наш анализ формирования классов следует продолжить. Обратимся теперь к вещным составляющим классов — к ценности, имуществу, к продукту, производимому иерархией в процессе совместного труда. И к проблеме распределения этой ценности после окончания труда.

 

Проблема эксплуатации. Что делает управляющий?

 

Далее мы вынуждены повторить ряд прописных истин, без которых невозможно окончательно расставить все точки в теории “социализма” над “и”.

 

Общество в процессе труда производит в единицу времени больше, чем потребляет. Дополнительный, т.е. так называемый прибавочный, продукт общества отражается расширенным развитием общества: ростом населения, благосостояния и т.п.

 

Любой работник рутинного труда производит:

 

а) необходимый продукт для простого воспроизводства себя как рабочей силы, включая нерасширенное воспроизводство населения (своей средней семьи, в предположении, что население не растет, но сохраняется[8]);

 

б) прибавочный продукт.

Работник управления также способствует производству продукта или услуги, причем в целом как необходимого, так и прибавочного. Но в отличие от рядового работника роль управленца в производстве косвенная, она ощущается только тогда, когда эта функция выполняться перестает. Общее производство продукта может тогда упасть. Роль иерарха хорошо известна при смене военноначальника в армии, при уходе “хорошего” директора, менеджера или председателя колхоза.

 

Но можно ли считать, а это делал сам “основоположник”, Карл Маркс, что весь продукт произвел именно работник рутинного труда, а “способствующий” организатор “бил баклуши”[9]? Давайте, вспомним, что говорил Маркс в “Капитале” по этому ключевому в теории социализма вопросу.

 

 

Что сказал Маркс в “Капитале” об эксплуатации

 

Маркс в “Капитале” [17] по важнейшему вопросу о социальной функции капиталиста не находит ничего лучше, как создать игровую сценку.

 

Капиталист, в шутливой зарисовке Маркса, оправдывается сначала тем, что, де, мол, он дал работу работнику, производительно использовал деньги, не прогулял, не пропил их, и Маркс отвечает: ”...успокоиться бы ему на том, что добродетель есть воздаяние добродетели”. Затем капиталист, по Марксу, возражает: “не он ли, капиталист, дал ему (рабочему — авт.) материал, в котором и посредством которого рабочий только и мог воплотить свой труд? ...не оказал ли он... неизмеримую услугу обществу и самому работнику, которого он, кроме того, снабдил еще жизненными средствами? И не следует ли ему записать в счет эту услугу?”

 

И Маркс далее услугу организации производства и использования капитала просто игнорирует, возмущенно вопрошая: “Разве рабочий...не оказал ему услугу, превратив хлопок и веретена в пряжу? Кроме того, дело здесь вовсе не в услугах. Услуга есть не что иное, как полезное действие той или иной потребительной стоимости — товара ли, труда ли. Но здесь перед нами меновая стоимость. Капиталист уплатил рабочему стоимость в 3 шиллинга. Рабочий возвратил ему точный эквивалент в виде стоимости в 3 шиллинга, присоединенный к хлопку, возвратил ему стоимость (труда рабочего за полсмены работы при работе рабочего полную смену — авт.) за стоимость.” Об этом изобретении г-на Маркса, мы поговорим далее. Ниже по тексту — “Наш приятель, который только что кичился своим капиталом, вдруг принимает непритязательный вид своего собственного рабочего. Да, разве сам он не работал? Не исполнял труд надзора и наблюдения за прядильщиком? И разве труд его не создает, в свою очередь, стоимости? Но тут его собственный надсмотрщик и управляющий пожимает плечами. Однако он с веселой улыбкой уже снова принял свое прежнее выражение лица. Он просто дурачил нас всеми своими причитаниями. Все это не стоит и гроша.”

 

Вот такая отповедь дана Марксом организационному труду управления. Ирония хороша в политической литературе, но не в таком важном вопросе, не в таком значимом по усилиям и объеме научном труде, в самом его ключевом месте. Для Маркса организационный труд — этот труд-услуга и не труд вовсе. Однако, шельмуя безделье капиталиста, Маркс в своем отрицании, сам того не заметив, последовательно перечислил основные главные социальные и организационные функции капитала.

 

Что Маркс об эксплуатации не сказал

 

Прежде всего, капитал собран и направлен на дело, результат которого имеет потребительную стоимость, т.е. капитал вложен в производство товара — полезной вещи, которая нужна обществу и будет куплена. Для Маркса проблемы планирования направления вложения капитала не существует (в данном месте и в отношении к эксплуатации). Труда, который ныне, через полтора века, находится на переднем фронте анализа рынка товаров и ценных бумаг, маркетинга, логистики, проблем сбыта товара и других научных дисциплин и который должен выполняться до начала организации производства, до принятия решения, да еще и в условиях значительной неопределенности, риска — по мнению Маркса не существует. Это всего лишь “добро­детель”, и общество в лице Маркса, готово благосклонно ответить на этот дар нематериальной добродетелью. В реальной жизни необъявленная социальная функция частной собственности именно и состоит в этом. А именно, частный собственник как охранитель и заботливый садовник в саду, именуемом “капитал”, представляет собой наиболее надежный социальный инструмент роста национального богатства — потому что гарантирует прирост или не потерю, не растрату капитала, а его преумножение, т.е. в конечном счете, увеличение богатства страны в целом. Здесь личная заинтересованность в частном имуществе, его сохранении и преумножении  превращается в общественный фактор целесообразного и экономного использования ресурсов, включая и экономию труда людей. Общественным этот фактор оказывается потому, что выигрывает от этого общество в целом.

 

Достаточно вспомнить, как губили собранные в налогах или при прямом грабеже народные средства, да и сами жизни простых людей государственные вожди, от царей до тиранов, от Хеопса и Батыя до Гитлера и Сталина. Разве затраченные на оружие, вложенные в длительные незаконченные или прямо проигранные войны, в гигантские храмы или “проекты века”,— эти “долгострои” истории не прямой результат неэффективного, непродуманного, не комплексного вложения имеющихся средств? Разве не в этой государственной растрате фактически уничтожен труд многих поколений людей, не увидевших улучшения своей собственной жизни хотя бы к ее концу?

 

Вторая сторона состоит в надежности сбора и вложений капитала. Частников сотни и тысячи. И если ошибку совершат десятки, то остальные сотни предпринимателей исправят за несколько месяцев ошибки первопроходцев или неудачников. То, что нужно обществу, то, что имеет спрос, будет непременно изготовлено или, если не успеть, то привезено. Потребность будет удовлетворена, причем финансовые средства в массе не пропадут, а наоборот, приумножатся. А в централизованном хозяйстве цена ошибок многократно выше. Потому что все средства в одних руках (Госплан), и потому что населению не спастись от воли любого волюнтариста, желающего завалить Россию кукурузой или соединить реки, а ошибки многократно усиливаются мощью сконцентрированных народных средств. Еще хуже идет дело на стадии разрушения центральной власти (о закономерном механизме распада которой мы здесь, в материале данного масштаба, говорить просто не можем). Например, ведомства начинают рвать аккумулированные финансовые и материальные средства “на себя”, возникают т.н. “долгострои”, потому что важно не сделать, а “начать делать”, чтоб в следующие годы можно было продолжать расходовать бюджет.

 

Второе — услуга начальной организации производства — закупка материалов, оборудования и наем работников — этой услуги, которая, как и первая, необходима для производства — тоже для Маркса не существует, потому что для него услуга — это полезная потребительная стоимость “товара ли, труда ли”. И, судя по всему, Маркс вовсе не готов заниматься куплей-продажей услуг вообще. Потому он “не видит обмена при производстве услуги”. А обмен рабочим его полдня труда (потому что за полдня рабочий сделал продукции на сумму, равную его договорной дневной оплате) — на его зарплату за день работы Маркс вполне отчетливо и достоверно видит и видит очень даже хорошо. Только Маркс почему-то забыл, что капиталист нанимал рабочего не на полдня, а на целый рабочий день, и рабочий давал на это согласие.

 

И Маркс запамятовал, что если бы труд не был “организован”, то никакой, самый работящий пролетарий не смог бы произвести продукции ни на пенс (шиллинг, копейку, рубль), напрягайся он все 24 часа в сутки. Доказательством того, что труд “организации” труда пользуется спросом на рынке как услуга, служит то, что в современной России существует бизнес создания “орга­низации” предприятий (фирм), формирование коллектива, налаживании дела с последующей продажей фирм другим владельцам. Но это ныне, а в прошлом веке услуга организации не продавалась, а была лишь частью совокупного труда — “полуфабри­катом”, который не имел потребительной стоимости. Заметим, что и ныне с оценкой стоимости или рыночной цены организационного труда общество имеет проблемы.

Но Маркс подменяет услугу “орга­низации” капиталиста, по поводу оплаты которой у Маркса нет аргументов, а объективную полезность которой он игнорирует, разговорами о другой сделке. Эту сделку Маркс рассчитывает самостоятельно, но эта сделка не признана никем (“Здесь перед нами меновая стоимость“ — вся дневная зарплата за полдня работы). При этом Маркс игнорирует ту сделку, которая произошла в реальности — капиталист продает или меняет свой труд или услугу организации производства, а точнее, просто имеющиеся деньги на ежедневный труд рабочего (полная смена), т.е. “услугу труда рабочей силы в продолжение рабочего дня”. И хотя сам капиталист из скромности не говорит, что продает нечто, но рабочий-то видит эту услугу как “возможность снабжения капиталистом рабочего жизненными средствами за ежедневный труд рабочего”.

Итак, капиталист использует свои ресурсы: подготовленное рабочее место и свободные средства для оплаты труда  - для обмена их на труд рабочего в продолжение дня. Рабочий получает право получить средства ежедневного пропитания и пропитания семьи. И что важно — эта сделка добровольная и обоюдная. И мы не ханжи, чтоб утверждать, что капиталист предоставляет эту услугу не имея своего интереса — преумножения капитала. Но мы должны вспомнить, что капиталист не растрачивает этот капитал как государственный чиновник, не уничтожает капитал — труд и материалы, не зарывает аккумулированные средства в храмы-гробницы или в десятки тысяч ржавеющих танков, но снова вкладывает капитал в это или другое производство, создает новые рабочие места и в конечном счете умножает народные средства к жизни, потому что все, что он производит, суть потребительные, т.е. полезные стоимости. О том, может ли чиновник работать “с умом”, мы поговорим позже.

 

И что еще важно, альтернативой этой сделке является 1) простое товарное производство того же рабочего-ремесленника, который при Марксе или чуть ранее забросил свои собственные старые инструменты и пошел в найм к капиталисту, и 2) натуральный труд — “все делаем сами, потому, что не желаем, чтоб кто-то еще наживался”.

 

“А как же третья альтернатива — социалистическая?” — спросит читатель. “А это просто вторая альтернатива (натуральное хозяйство) в конечном результате” — уже ответила новейшая история, участником которой оказался и наш современник.

 

Мы говорим о тех, кто стоял в очередях с талонами на мясо и масло в 80-х годах.

 

Или мы вспоминаем тех, кто получал сверху план в тысячах тонн стали.

 

Или  - тех, кто бегал по министерствам, выбивая т. н. “фонды”, т.е. право на плановое «получение» материалов и оборудования, когда все, что производится в государстве, кроме веников и рукавиц, «продается» лишь символически, а фактически распределяется через министерские квоты.

 

Или - тех, кто получал картошку “по трудодням”.

 

Или - тех, кто ездил “на подшефные работы”  - натуральные государственные повинности, сродни древнеегипетским.

 

И заметим, что большевики пришли и к прикреплению работника к месту жительства, и к натуральным повинностям не сознательно, а стихийно, не желая того и даже стесняясь.

 

Другими словами, тоталитарное государство, работа с этой экономической моделью, вернула провозвестников будущего к далекой архаике, давнему и хорошо забытому прошлому. И ниже мы подтвердим в теории это с вами, дорогой читатель.

 

И, наконец, третья функция - непосредственный контроль за производством.

 

Да, у Маркса “собственный надсмотрщик и управляющий пожимают плечами”, потому что они, а не капиталист, надзирают за рабочими. Но Маркс, живя в честной Германии, вероятно, предполагает, что капиталист, вручив свои средства в чужие руки, может почивать на лаврах и беззаботно шутить с читателем, как шутит и сам г-н Маркс. К счастью, большинство деловых людей своевременно принимают “свое прежнее выражение лица”. Действительно, капиталисты, точнее, владельцы, должны контролировать “собственных надсмотрщиков и управляющих”, иначе сами владельцы останутся без капитала и только с “Капиталом” Маркса на руках, как это случилось с одним большим и доверчивым народом.

 

Опыт человечества, опыт истории, тем более, опыт “социа­лизма”, показывает, что производство в весьма сильной степени зависит от организатора.

 

Мы знаем, что чиновник может потратить общие (не свои) государственные средства на фантастические проекты или гигантские стройки или извести материалы и ресурсы на абсолютно ненужные вещи.

 

Мы знаем, что финансовые и материальные, людские средства могут быть использованы не комплексно, бессмысленно.

 

Мы знаем, что непосредственные назначенные руководителя могут быть не компетентны и десятилетиями пребывать у власти и даже награждать себя “нич­тоже сумняшеся”.

 

И мы знаем также альтернативу, при которой частник-капиталист после серьезных ошибок теряет имущество. И оно естественным порядком переходит в руки более умных и бережливых.

 

Мы знаем, что методы планирования, контроля могут быть раздуты и формальны, а материальное стимулирование в государственном хозяйстве не связано с результатами труда.

 

Мы знаем, что рабочий не по своей или по своей вине может “гнать” брак или быть не занят, но управленец — чиновник будет спокойно платить за это (не свои) деньги.

 

Мы знаем, что хозяин у себя не может украсть средства и материалы, а чиновник, который не боится быть наказанным (предварительно уничтожив всех “смутья­нов”, “врагов народа” и заткнув народу рот, удовлетворив собственную потребность в безопасности), крадет, сколько унесет.

 

Мы все знаем, и наш опыт ежечасно показывает, что управленец может хорошо или плохо влиять на трудовой процесс. То же касается и управления армией (Жуков или Ворошилов), государства (Петр Великий или Анна Иоанновна).

 

А сколько сил народных может потратить зря «народный» фараон при возведении собственной гробницы или генеральный секретарь одной партии при производстве оружия. Но создание ничего с помощью гигантского труда, создание того, что нельзя употребить, и стоит ничего. Создана “непотре­бимая” стоимость, и она ничего не стоит с точки зрения использования. Физический и рутинный тяжелый труд, а, значит, и часть самой жизни миллионов людей могут быть неосознанно растрачены, пойти прахом, могут быть вбиты в “котлован”, описанный социальным трагиком Андреем Платоновым. Такова цена и роль руководителя.

 

Еще раз оговоримся. Руководитель играет роль всегда, в любой иерархии труда, частной или государственной. Но руководители единого (не конкурирующего, монопольного) иерархического хозяйства находятся в принципиально иных условиях, чем руководители конкурирующих иерархий. Но более подробно на этой теме остановиться в масштабах  этой работы нет возможности.

 

Но вернемся к локальному промышленному производству. Сколько же “произвел” организатор реально? Какова его ”доля” в общественном продукте?

 

Задав такой вопрос, ответа на него мы не получим!

 

Вспомним, что у организатора труд творческий. Каким образом у предпринимателя или директора оценить творческий труд, который Маркс определил коротко как “закупить оборудование и сырье, нанять рабочих”? В этот труд мы включаем труд поиска сферы приложения капитала, поиска ответа на сакраментальное “что делать?”; труд поиска и выбора ценного специалиста-руководителя, путей планирования и контроля деятельности работников; труд поиска наилучшей в данной ситуации системы стимулирования труда работников, нервное эмоциональное напряжение при необходимости корректировать труд других работников или уволить нерадивого или некомпетентного работника, это нервное каждодневное напряжение, и, пожалуй, самая большая нагрузка: труд сбыта товара и своевременный возврат кредитов и долгов.

 

И зададимся вторым вопросом. Кто и когда имеет право задавать вопрос первый? Кто в истории человечества задает себе или всему миру подобный вопрос о “разумной” зарплате высших иерархов? Кто и когда позволяет себе такую рефлексию? И поймем, что за всю историю человечества, на это решались совсем немногие. Обсуждение любых действий иерарха в истории тоталитарных государств было равносильно объявлению об измене и означало самоубийство любопытствующего в виде смертного приговора, выносимого в качестве ответа, а в обществе частновладельческом с распределенной властью оно имеет чисто схоластический смысл для оценки деятельности хозяев, ибо любые иерархи самостоятельно распоряжаются всей своей прибылью. Но вернемся к особенностям труда предпринимателя.

 

О чем не говорят предприниматели

 

Давайте-ка, представим себя на месте предпринимателя? Многие ли из нас готовы ежедневно “портить нервы” в борьбе за порядок хотя бы в собственном доме среди жены и детей, и сколько это стоит? Вопрос вроде простой и резонный. Дело знакомое! Но здесь для нас, бывших Homo sovetiqus, необычный поворот. Собственный дом, он хотя и собственный, но, будучи предпринимателем, сдаем-то мы его в пользование посторонним, да еще и платим этим посторонним свои кровные (“за проживание”). Пусть и в надежде получить больше. Собственник вручает свое имущество: финансы, помещения, оборудование — в руки других людей. Он рискует тем, что его имущество может быть испорчено, утеряно или расхищено. В отличие от чиновника, который “спишет” потери (впрочем, бывало и вместе с собственной головой — это зависит от фазы развития государства) собственник должен рисковать ежедневно.

Готов ли так жить всякий рядовой обыватель, в хорошем смысле слова? Да, конечно, нет! Мы далеки от мысли идеализировать труд коммерсанта. Но, поставив в соответствии с заповедью Христа себя на чужое место, мы с удивлением обнаруживаем, что собственник-предприниматель должен, просто обязан находиться в условиях стресса… Или же он должен быть не совсем обычным человеком — авантюристом, игроком, колоссальным психологом, актером с конкурентами и покупателями, должен быть человеком железной уверенности и воли (если хотите, наглости) при обращении с нанятым персоналом. И это человек, готовый твердо сказать “нет”, хотя и с улыбкой, что особенно больно для нашего российского менталитета, десятилетиями заквашенного на фальшивой любви партии, государства и народа, на взаимных страусиных “прятках” населения и власти от всех возможных взаимных конфликтов.

 

По определению С. Н. Паркинсона менеджер —  это:

во-первых, человек, который способен заболеть не ранее вечера в пятницу и непременно выздоравливает к утру понедельника;

во-вторых, это человек, который должен делать всю ту работу, которую не могут или не хотят делать его подчиненные;

и, наконец, в третьих, это человек, который вынужден уволить этого беднягу Барделла Милна, у которого жена и пятеро детей, и после этого может спать следующую ночь сном праведника [18].

 

Так должно быть, иначе руководитель не протянет и нескольких лет.

 

Но это означает, что ответственность такого работника никак не подходит под определение полного удовлетворения низших потребностей. По крайней мере, потребность в безопасности у менеджера (а в какой связи менеджер бросается “затыкать собой” все прорехи в фирме?), и, тем более, у собственника — коммерсанта удовлетворена неполно.

 

Должен признаться, что этот вывод появился в теории на несколько лет позже общей теории, как дополнение.

 

И даже первоначально смутил автора, потому что непроизвольно подталкивает к некоей апологии труда бизнеса, даже его исключительности с точки зрения теории потребности[10].

 

Впрочем, наиболее полно удовлетворена потребность в безопасности у чиновника государства, которое господствует в экономике (стабильного государства)[11].

 

Наоборот, в демократическом государстве, где есть “гражданское общество”, это общество вместе с прессой делает все возможное, чтоб чиновник не чувствовал себя в безопасности, т.е. безнаказанно, и поступает совершенно верно.

 

Напомню, что в систему “нака­зан­­ности” входит, кроме снятия чиновника с поста, и справедливый доказательный суд над этим чиновником и его последующее пребывание в исправительно-трудовых учреждениях и как минимум запрет на работу в государственных учреждениях, что по отсутствию жизненного опыта именно в России может упустить из виду читатель.

 

В дополнение к сказанному отметим, что и коммерсант совсем не является безрассудным альтруистом, готовым “сгореть на работе” или положить свое имущество на алтарь отечества. Одни только политические и экономические исследования и ранжированные оценки зон, благоприятных для бизнеса, показывают, как много внимания предприниматели уделяют безопасности капитала. Мы можем вспомнить и критические периоды в жизни капитала, когда он “бежал” из Чили при президенте Альенде или бежал из Франции в момент первого прихода Миттерана и попыток национализации банков. Другими словами, иерарх непрерывно борется за удовлетворение низших потребностей, но проблемы часто существуют и серьезные. Проблема риска и дохода в системе поведения человека и связь ее с иерархией потребностей — отдельная большая тема, которую, возможно, удастся изложить в будущем.

 

Удовлетворение потребностей. Чиновник и предприниматель

 

Потребность в безопасности у чиновника в новое время много выше, чем в древнем или в средневековом государстве. В те далекие времена, когда государство было жестоким, чиновник терял чаще не работу, а жизнь. Отстраненный от работы сейчас, чиновник теряет зарплату и власть — высшие потребности, прежде всего уважение и самоуважение... Ущерб, который он нанес населению и его благосостоянию — к потерям уволенного, как правило, не относят. Это “не его ущерб”. В противоположность чиновнику, в промышленный век частный иерарх, частный собственник теряет много большее, он теряет имущество, составляющее его власть и включающее его “зарплату”, но объем утерянного имущества представляет собой весь ущерб, этот ущерб он нанес самому себе, и этот ущерб равен ущербу, который он, таким образом, нанес обществу. Короче, собственник расплачивается за свои ошибки своим имуществом сполна.

 

Из этого не следует, что неудачливый собственник достоин жалости, если, конечно, виновен он сам.

Важнее понять, что нам следует относиться к государственному имуществу и бюджету, которым распоряжается наш чиновник, как к нашему собственному имуществу, залогу нашей текущей и будущей жизни. Увольняя чиновника — как бездарность или вора, мы, народ, население, а не абстрактное государство, создаем себе более комфортные условия жизни, устраняем растрату нашего прошлого, настоящего и будущего труда, устраняем необходимость преодоления текущих абсолютно ненужных тягот, растрату нашей жизни, которая пройдет без явного ощущения роста ее (жизни) уровня.

 

Так сколько же зарабатывает капиталист или чиновник

 

Ответа нет. Не будет дотошному социалисту-уравнителю ни капиталист, ни чиновник тоталитарного государства писать обоснования размера своего “трудового вклада”. Просто силой данной им власти и права заниматься, чем считают нужным[12]. Но если бы мы, со стороны, этим занялись всерьез, то дальше египетских пирамид вряд ли и ушли! Потребовать от иерарха исчислений своего вклада — означает сломать иерархию и надставить над ней еще один командный уровень, без сомнения государственный. И на запрос госпожи-щуки об арифметических фантазиях карася-идеалиста последует немедленная рецензия “Сицилизм, Ваше Превосходительство!” Схоластика этого вопроса по своей сути аналогична расчетам на тему, сколько зайцев по справедливости должен съедать волк.

 

Творческий труд по управлению, как и любой творческий не нормируем, т.е. не исчислим количественно. Сравнить результаты управления возможно только в “смеси” с рутинным трудом. Мы видим наблюдаемую иерархию и другие иерархии управления в примерно аналогичных условиях. Часто они конкурируют между собой, и тогда результат виден невооруженным глазом. Можно сравнить трофеи армий того или другого полководца на одного воина в среднем и сказать, чье руководство было эффективней. Или проанализировать результат сражения армий. Можно сравнить общий объем производства на одного работающего между двумя схожими по размеру и в одной отрасли работающими предприятиями. Можно сравнить темпы роста и размеры национального дохода на душу населения между двумя странами одного уровня развития. Например, сравнить, насколько выше уровень жизни в Финляндии в сравнении с Карелией. Или в Эстонии, где коммунистов не избирали в Сейм, с Россией, где коммунисты реформы пытаются задержать, а реформаторы созданию кадров нового государства, в отличие от Петра Великого, не уделили серьезного внимания. Эти сравнения в основном “спекулятивны”, т.е. умозрительны, но жизнь сама отбрасывает плохих руководителей, разрушая в конкурентной борьбе слабые иерархии. Не только предприятия и воюющие армии, но и государства. И конкурентный отбор иерархий в борьбе между собой — это единственный объективный критерий! Как сказал г. Маркс “... — критерий истины”.

 

А потому можно заключить, что работник рутинного труда обычно производит больше своего необходимого продукта, работник труда управления при растущей, развивающейся иерархии производит также больше того, что проедает сам (потребляет обычно больше, чем рабочий). Это следует из того, что иначе бы иерархия не развивалась, не было бы расширенного воспроизводства капитала. В какой части каждый из них произвел прибавочный продукт установить невозможно. Тогда модель “все произвел рабочий, а капиталист или директор его только эксплуатирует” частично неверна. Аналогично неверна посылка “рабочий произвел труда на свою зарплату — все остальное доход капиталиста или труда директора” также частично неверна. И суть в том, что измерить количественно труд творческого работника мы не можем, его результативность выявляется через труд остальных работников, занятых рутинным трудом. Без той и другой части труда результат не существует.

 

Эксплуатация труда. Точное определение

 

Между тем фактической особенностью иерархий труда “с древнейших времен до наших дней” является то, что прибавочный продукт в иерархиях, как правило, изымается у работников рутинного труда “целиком”. Этот феномен обычно и называют “эксплуа­таци­ей”. По мнению автора эксплуатацией следует называть всякое изъятие прибавочного продукта у работника рутинного труда. А затем следует только говорить о норме эксплуатации — сколько изымается. В свете сказанного выше в продукте вообще и в изымаемой части, в частности, есть доля труда управленца, но ее количественно не выделить. Поэтому фраза “изымается целиком” не означает, что у работника рутинного труда отнимают только его кровное.

 

Эксплуатация труда. Определение Маркса

 

Однако, ранний Маркс понимает это менее формально. Эксплуатацией он называет изъятие прибавочного продукта в пользу частных лиц, а то же действие в пользу общества (читай государства, поскольку другого им не придумано) называть эксплуатацией он отказывается. “В коммунистическом обществе накопленный труд — это лишь средство расширять, обогащать, облегчать жизненный процесс рабочих” [19]. Красиво сказано? “Хочешь большой и чистой любви? — Кто ж ее не хочет!”

 

Однако, возвращаясь на грешную землю, коммунисты вынуждены объявлять, что без государства пока не обойтись, что пока сохраняется разделение труда физического и умственного, что государство, де мол, не должно порождать классов, а само должно выражать интересы одного класса — пролетариата. Это притом, что “должно” есть гипотеза, и вся история человечества говорит о колоссальном социальном различии правящих верхов и низов в известных государствах. И все усилия Маркса и позже Ленина в плане теории направлены на формулировку условий этого “должно” в социалистическом государстве (“как отрезать эксплуататорское в государстве”). Маркс ищет ответа на вопрос в действиях трех месяцев Парижской Коммуны [20], а Ленин развивает надежды Маркса в теорию, изложенную им накануне Октябрьского переворота, в августе 17 года (“Госу­дар­ство и революция”) [21] — всеобщее вооружение народа, равную оплату за все виды труда, выборность чиновников, сменяемость их в любое время. Самое важное, что все идеи этого труда дискутировались еще в 1906 г. с Плехановым и Мартовым. И по теме этих аргументов Ленин оказался в меньшинстве (Стокгольмский объединительный съезд, аграрный вопрос в программе РСДРП, проблема национализации земли и гарантии демократизма государства) [22][13]. Мы вернемся к этой проблеме позже, нам достаточно сейчас сказать, что коммунисты решили в эпоху разделения рутинного и творческого труда управления (с помощью же иерархии труда —социа­листи­ческого государства) переделять прибавочный продукт в пользу работников рутинного труда, скажем так, в большей степени, чем это делается в частнохозяйственных иерархиях, промышленных капиталистических предприятиях, т.е. они попытались средствами прибавочного продукта “расширять, обогащать и облегчать жизненный процесс рабочих”, именно рабочих.

 

Итак, по Марксу государство “не эксплуатирует”, не эксплуатирует при некоторых условиях, которые Маркс еще не определил до конца, пытаясь выявить и отрезать “эксплуататорское в государстве”. Аргумент Маркса о не эксплуатации в государстве слаб, потому что в Древних обществах, типа египетского, властитель по Марксу ведет себя “как частный собственник”[14]. Короче, в государстве, которое организовал не Маркс, чиновник “эксплуатирует”, хотя и является чиновником. Здесь мы из области точного знания и определения переходим в область ярлычков-наклеек, которые в науке называются мифотворчеством. Так же в политике, если ты — мой сторонник в подпольной борь­бе, то “партизан”, “борец за независимость”, иначе, “бан­дит”, или участник “банд­фор­ми­­рования”. Но если говорить серьезно, то в определения Маркса вкрадывается нормативный элемент или целеполагание. Цель «сделать хорошо» дает одному и тому же процессу (изъятию прибавочного труда в иерархии) различные определения оценочного свойства: для государства хорошо в связи с хорошей, т.е. общественной целью, для капиталиста плохо, поскольку цель капиталиста не носит видимого общественного характера.

 

Далее эквилибристику с обозначением «эксплуатации» капиталистом и «не эксплуатации» государством и чиновником только из общих соображений, что бывает хороший чиновник, который может все сделать “по умному” и «на благо общества» и с предполагаемой оговоркой, что “плохой” чиновник — это “мерзавец” и “тиран, подлежащий исключению из рядов, и т.п.”, мы не рассматриваем. Мы будем анализировать на равных государство и частный бизнес как конкурирующие хозяйственные иерархии, организующие производственный труд.

 

Примечания 2003 г.

Особые обстоятельства и различение ситуаций, когда государство становится деспотией, а чиновник, вместо нанятого служащего, тираном и т.п., мы будем рассматривать в другом материале и в другое время. При этом мы утверждаем и будем доказывать, а пока постулируем, что «государство как монопольная хозяйствующая в экономике иерархия труда закономерно превращается в тоталитарную систему и затем закономерно распадается и разрушает собственное разделение труда вплоть до натурального хозяйства, если она не будет на более ранних стадиях распада разрушена извне другими иерархиями или социальными силами». В то же время, если представлять государство, как общественный инструмент по решению общих проблем на договорной основе, в котором граждане сами определяют объем вносимых платежей (налогов), объем и качество общественных работ, выполняемых по вносимым платежам (бюджеты) и персональный состав  исполнителей общественных услуг или правила формирования состава, то такой институт никак нельзя рассматривать как иерархию, эксплуатирующую граждан. Такой идеал достижим, но требует таких граждан или хотя бы определенной доли таких граждан в обществе, которых в России, по крайней мере, почти нет, см. статьи на тему ментальности.

 

Эксплуатация при капитализме и социализме

 

Для теории социализма вопрос эксплуатации является основным. Причем задаем мы его в двух формах. И первая, более простая, такова — возможно ли существование иерархии без эксплуатации, т.е. без изъятия прибавочного продукта?

 

Ответ прост! Изъятие прибавочного продукта необходимо уже для того, чтобы прокормить работника управления в минимальных размерах и для обеспечения расширенного воспроизводства в иерархии — создания фондов наращивания объемов производства. Но на это обычный уравнитель возразит, что такое изъятие не является эксплуатацией — де мол, продукт тратится на общественные нужды — расширение производства, а изъятие продукта на общественные нужды не является эксплуатацией. Повторяемся, что эксплуатацией мы называем просто процесс изъятия прибавочного продукта. Мы можем не использовать этот термин, но требуем, чтобы материальный факт в начале рассуждений использовался равно в нормативном смысле применительно к обеим видам социальной структуры – государственной и частновладельческой иерархии. Формально, продукт изымается одинковым образом. Последствия обсуждаются ниже.

 

Итак, изъятие необходимо. Далее мы ставим второй вопрос. Вопрос о социальном равенстве. А именно, можно ли поднять жизненный уровень рабочих до уровня менеджеров-управленцев — выровнять социальный уровень и тем ликвидировать классы (в государстве-производстве в отличие от частновладельческой иерархии труда)? Второй вопрос тогда сформулируем таким образом.

 

Возможно ли социальное равенство работников

рутинного и управленческого труда в иерархии?

 

Рассмотрим две одинаковые иерархии труда — частнохозяйственную, капиталистическую и ту, из которой мы хотим сделать “спра­ведливую”. И пусть обе в производственном смысле одинаковы. Начнем переделять часть прибавочного продукта в нашей иерархии в пользу работников рутинного труда. Два следствия возникают сразу:

 

первое — количество прибавочного продукта, идущего на расширенное воспроизводство уменьшается — при лучших в самый начальный момент условиях жизни рабочего класса “социалистическая” иерархия начинает развиваться медленнее “капиталистической”;

 

второе — из теории иерархии потребностей по Маслоу возникает новое следствие: у работника рутинного труда объем необходимого продукта в отличие от “полной” эксплуатации частновладельческой капиталистической иерархии внезапно увеличится. И работник в соответствии с теорией иерархии потребностей начинает частично удовлетворять потребности более высокого уровня вплоть до потребностей общения, творчества. При этом частично оставляется работа на время до растраты потребляемого продукта. По сути, рутинный труд ослабляется, его интенсивность падает, короче, ухудшается или ослабляется разделение труда в иерархии. При сохранении уравнительного распределения и в дальнейшем уменьшается или исчезает прибавочный продукт вообще, продуктов становится недостаточно для верхов иерархии, и верхи иерархии снова вводят неравное распределение.

 

Два важнейших момента — падение дисциплины рутинного труда при увеличении необходимого продукта, что соответствует появлению т. н. “социальных гарантий” обеспечению потребности безопасности независимо от труда — и более медленное развитие иерархии в сравнении с иерархией интенсивной эксплуатации. Это именно то, что постоянно наблюдается и в реальности. Общество, получившее “соци­альные гарантии” в целом, привыкает к какому-то среднему уровню качества труда. Если эти гарантии высоки, качество и количество труда постепенно падает. Часть работников, включая даже начальство, увеличивает потребление алкоголя и других наркотических средств и т. п., оставляет труд (прогулы, перекуры), часть инженеров оказывается, занята личными делами[15].

 

Не следует путать этот результат с повышением зарплаты на одном предприятии. Если резко выделить зарплату одной группы работников на фоне многих других, то дисциплина привилегированной группы резко возрастет, ибо конкуренция в обществе за выгодное рабочее место очень высока.

 

Но если выполнить проект повышения уровня жизни в масштабах всего государства, страны, тогда средний уровень будет везде одинаков и  значительное местное его падение невозможно. Например, в стране исчезает  безработица или угроза выселения из города при увольнении. Естественно здесь предполагается относительно изолированное общество, в котором отсутствует бесконечный приток иммигрантов, готовых браться за тяжкий труд при приличной оплате.

 

В отсутствие притока неизбалованной рабочей силы возникает процесс падения общей дисциплины труда.

 

То, что видел житель России на заводах и в колхозах в части падения дисциплины труда, не относится только к России. При росте зарплаты — сообщает доктор Станфордского университета, Столерю “спрос на работу будет уменьшаться. Это как раз то, что наблюдается в Индии или Африке: при создании там того или иного завода можно наблюдать относительную стабильность персонала в условиях, когда заработная плата обеспечивает жизненный минимум, но как только заработная плата повышается, большое количество рабочих начинает не выходить на работу. Феллах, который на три дня заработал столько, что сможет прокормить себя в течение недели, не видит смысла в работе в оставшиеся дни недели” [23].

 

Это практическое наблюдение показывает, что ситуация еще хуже при низкой культуре потребления. Когда у работников не достает информации и фантазии потратить средства, они просто теряют стимул к труду.

 

Вывод о том, что общество будет работать менее эффективно в целом, выдвигался и в прошлом веке. В “Манифесте коммунистической партии” прямо говорится, что критики “выдвигали возражение, будто с уничтожением частной собственности прекратится всякая деятельность и воцарится всеобщая леность” [24]. Об этом возникала дискуссия даже в веке XVIII: “Кто хотел бы возродить золотой век, должны быть готовы не только стать честными, но и питаться желудями...” (В. Мандевиль, Басня о пчелах) [25][16].

Для нас существенно, что данный вывод о последствиях уравниловки получен не из общих соображений чисто практического свойства, а из совершенно не имеющей отношения к политике теории иерархии потребностей. Данный выше вывод о неизбежности эксплуатации можно “оформить” в более строгую форму.

 

Эксплуатация — необходимое и достаточное условие существования производственной иерархии.

 

Доказательство:

Достаточность. Если существует эксплуатация, то работник рутинного труда вынужден для удовлетворения своих низших потребностей продолжать рутинный труд.

Необходимость. Доказательство проведем от противного. Предположим, что эксплуатации нет, тогда работник рутинного труда получив свою долю продукта, удовлетворит свои низшие потребности и начнет удовлетворять высшие. При этом он оставляет свой труд, который эти высшие потребности не удовлетворяет. Рутинный труд прерывается на время использования результатов прошлого цикла труда. Иерархия на этот период прекращает свое действие.

 

Новое определение социальных классов

 

Теперь нам становится ясно, что выровнять распределение продуктов работникам иерархии — означает уничтожить иерархию и труд в ней, т.е. сделать иерархию или группу иерархий не конкурентоспособной, погибающей в среде других иерархий.

 

При этом мы приходим к определенному выводу, что в связи с разделением рутинного труда и творческого труда управления неравенство распределения заложено в самом механизме отношения различных видов труда.

 

И это неравенство дает право считать, что рутинный труд, как труд необходимый в обществе, порождает социальное неравенство, которое и выражается в т.н. проблеме классов — эксплуатирующего и эксплуатируемого — в их появлении и в постоянном сосуществовании.

 

Теперь на основе сказанного нам понятно, что под эксплуатацией, дословно, “использованием”, следует понимать предоставление работнику рутинного труда только продукта, необходимого для восстановления рабочей силы и ее расширенного воспроизводства — рождения и воспитания детей, т.е. необходимого продукта и изъятие всего того дополнительного прибавочного продукта, который выработан всей иерархией. Конечно, в каждой стране такой минимум свой. Минимум может включать и дом в кредит для рабочего, и машину. Все зависит от соотношения производительности, накопленного потенциала в инфраструктуре общества и затрат на потребление. 

 

Естественно, что прибавочный продукт остается в распоряжении руководства иерархии, будь то государство или частновладельческого предприятие, и направляется не только на потребление руководителями, что составляет его малую часть, но, главным образом, в своей основной части, на расширенное воспроизводство в иерархии — расширение “дела”.

 

Наше огорчение от неравного потребления противостоящих классов вполне понятно. Но становится понятно, что при равном потреблении невозможно никакое производство, кроме постепенного самоуничтожения производства, точнее распада иерархии труда и перехода к натуральному хозяйству.

 

А этот вывод, практически продемонстрированный в советской России[17], в настоящей работе получен из совершенно неполитических конструкций, получает статус закономерности. И этот вывод решительно отметает делаемые некоторыми политиками попытки выявить “субъ­ек­тивный фактор” в исторических неудачах социализма, т.е. списать результат на ошибки “отдельных руководящих товарищей”.

 

Возвращаясь к теории “социализма”, можно теперь утверждать, что Маркс в вопросе социального неравенства и разделения труда  принял следствие за причину, а потому перевел стрелки социальных решений с анализа разделения труда на простой путь устранения социального неравенства. В своей теории “социализма” он предложил уничтожить частную собственность на средства производства, оставив подлинный источник — разделения труда на неопределенное будущее и не поняв его роли, рассматривая весь будущий период как построение “коммунизма” и время для “устранения разделения труда”. И это основная ошибка Маркса.

 

Этика отношений социальных классов

 

Результаты по поводу классов кажутся первоначально весьма циничными и аморальными. Но если рассмотреть известные альтернативы этой системе, то альтернативы значительно хуже.

Это, прежде всего, известная точка зрения коммунистов о том, что “буржуев резать надо”.

Это также известная точка зрения в духе Мальтуса и Ницше о том, что господствует сильнейший, а остальные погибают, причем, работники рутинного труда рассматриваются как “погибшие” или “второго сорта”.

Аналогичные “идеи” излагают на межнациональном уровне фашисты всех мастей, считая “свою” нацию достойной подчинить или “исполь­зо­вать” другие национальности или просто не принимать их во внимание вообще.

 

Обе концепции — “снизу” и “сверху” — порождают взаимную ненависть и ведут к разрушению труда в иерархии, к прямому ущербу жизни, прекращению роста благосостояния общества в целом. Обе концепции предполагают никчемность и ущербность противоположной стороны, т.е. исходят из возможности игнорировать и даже нарушать интересы противоположной стороны.

 

Но существует известная третья альтернатива, и фактически самая мудрая конструкция о том, что “все люди братья и должны любить и заботиться друг о друге”. Следовало бы добавить: “не только любить, но и требовать, если не любви, то уважения и справедливого вознаграждения за сотрудничество”, прежде всего работникам рутинного труда.

Имущие слои, если они достойны распоряжаться тем, что они имеют, обязаны заботиться о рядовых работниках с тем, чтобы не вызывать возмущения и трагедии социальных потрясений[18].

 

А если таковые потрясения произошли, это только означает, что имущие, не разумно распоряжались аккумулированными средствами (на расширенное воспроизводство общества) и, следовательно, не выдержали испытания властью, деньгами и ответственностью перед рядовыми членами общества.

 

Последнее относится не только к частным классам, но и к чиновничеству тоталитарных и деспотических режимов. Однако, к чиновничеству, если он начинает формировать себя как отдельный класс и элиту, следует относиться особо. Система, которую представляет чиновничество как класс «для себя», всегда обречена, и это будет показано особо в другой работе.

 

После сделанных выводов, когда до конца понятна связь обоих классов, забота со стороны имущих о населении в целом рационально ясна и лишь дополняет известные христианские ценности, выработанные страданиями всего Средиземноморского населения эпохи гражданских войн Рима.

 

Теперь мы ставим эти ценности на основу точных знаний, в догмат поведения имущих. Непонятливые имущие уровня «Коробочки» просто меняют статус “ответственных за мир и благосостояние общества” на статус “разбогатевших люмпенов”, не способных распоряжаться народными ценностями. Трагедия последующей стихийной экспроприации или переход власти в руки демагогов – это результат именно их политики или отсутствия разумной политики.

 

Итак, с религией или без нее каждый здравомыслящий человек способен придти к тем же результатам[19]. К необходимости сотрудничества. Один из виднейших социологов прошлого века Дюркгейм назвал потребность согласованного обществом разделения труда в современном обществе “органической солидарностью”[26].

 

Прибыль — совместный прибавочный продукт — форма национального богатства, произведенного народом и находящимся под частным управлением многих отдельных лиц.

 

Прибыль как совместный продукт или богатство всех работников возлагает на организаторов и руководителей иерархий ответственность за разумное и рачительное использование этого богатства, независимо от формы собственности.

 

Весь труд, в том числе и самый тяжелый физический труд персонально для каждого и исторически для всех вознаграждается умножением личного благосостояния каждого и общественного богатства в целом.

 

В дополнение общество не должно фиксировать труд работников пожизненно, и тем более по происхождению, предоставлять равные или даже преимущественные права наиболее талантливым представителям всех социальных слоев. Это  в первой половине XX  века хорошо обосновал Питирим Сорокин. Короче, общество, особенно, институты системы образования, должны стимулировать в пределах своих материальных возможностей социальную миграцию между слоями.

 

Революционная уравнительность снизу и ее результаты

 

В моменты трагических разломов производственных иерархий, а такой разлом возникает совсем не только по вине авантюристов, к нему причастны и старые верхи как виновники возникшего социального кризиса, обычно возникают два типичных рецепта — сломать социальное имущественное неравенство и заменить одних работников на других.

 

Экспроприация личных вещей и комфорта собственника или управляющего, ликвидация его уровня обеспеченности неизбежна при выравнивании имущества. В такой момент не только ухудшаются условия продолжения творческого труда, но и оказывается неудовлетворенной потребность в уважении.

 

Действительно, в расправе над управленцем — в его ограничении, контроле сверху и снизу — заложено разрушение трудовой технологической дисциплины, важной в координированном производстве. “Теперь не накажешь, все равны!” — это тоже начало разрушения иерархии. Достаточно вспомнить процессы над “спецами” в начале 30-х годов. То же в эпоху “культурной революции” Мао, когда ведущие специалисты отсиживались дома неделями, боясь выйти на работу.

 

И, наконец, замена руководителя из “своих”, “продвижение” простого парня без претензий — тоже оказывается разрушением иерархии, поскольку прерывается технологический опыт и традиции управления. Кроме того, без комфорта, при интенсивных нервных нагрузках новые первые управленцы, например, в 20-е годы в России, быстро изнашиваются в нервном истощении и умирают, а вторые уже тихо организуют неравное и комфортное для себя потребление. В качестве возврата системы управления от сверхинтенсивного напряженного состояния на “круги своя” можно привести пример разоблачения культа личности Сталина при Хрущеве как стремление удовлетворить потребность верхушки государственного аппарата в собственной безопасности, усталость от вечного риска и опасности.

 

Последствия низкой и высокой эксплуатации

 

Иерархии с “недоэксплуатацией”, т.е. с неоптимальной степенью ее вообще, отстают от более интенсивно работающих иерархий в развитии и погибают в конкурентной борьбе. Как реализовалась конкуренция социалистического “лагеря” с капиталистическим миром мы уже знаем. В данный момент достаточно самого исторического факта — социализм развивался медленнее, чем капитализм, и отстал в своем развитии.

 

Исключение составил военный комплекс при социализме, но при общем кризисе хозяйство и он через некоторое время должен был бы закономерно отстать. Во всяком случае, в области передовых электронных технологий, связи он определенно уже фактически отставал. — То же относится и к чрезмерной степени эксплуатации, тормозящей производство и потребление (Страны Центральной Америки в середине ХХ века).

 

Иерархия труда как производственное отношение

 

Итак, иерархия труда, и государство один из видов иерархий, является самой общей формой социально-производственных отношений. Она возникает в связи с разделением рутинного труда и творческого труда управления.

 

Иерархия труда должна существовать до тех пор, пока господствует рутинный труд. Она выражает собой самое главное социальное противоречие в жизни людей. В ее основе лежат собственные особенности человеческой психики и биологии — иерархия потребностей, и более точно, противостояние низших потребностей и потребностей в безопасности и группы высших потребностей — уважение и самовыражения.

 

Уничтожить иерархию означает разрушить разделение труда и ухудшить условия производства и качество жизни всех социальных слоев или классов, более того, остановить дальнейшее развитие, вернуться к архаике.

 

В конкуренции между иерархиями вырабатывается стихийно обычная норма эксплуатации, которая обеспечивает максимальную скорость развития иерархии и общества в целом. Отклонение от нее в ту или другую сторону влечет ухудшение условий расширенного воспроизводства общества и условий развития иерархий одной данной иерархии или всех иерархий сразу.

 

Приведенный выше вывод режет глаз обеим сторонам вечного социального конфликта, потому что не поддерживает ту или иную сторону. Воистину обе стороны правы и обе неправы. Истина лежит посередине.

 

Суть жизни — совместное развитие и сосуществование двух классов, “скованных одной цепью”. Поэтому нам следует оценить и исторический аспект такого сосуществования.

Является ли классовая борьба двигателем истории?

 

Маркс потребовал, чтоб пролетариат стал “могильщиком буржуазии”, он назвал двигателем истории именно классовую борьбу, т.е. конфликтность в иерархии труда[20]. Да, в критических поворотах социальной жизни всякое несоответствие социальных отношений вызывает напряжение и социальную борьбу. Следует только отметить, что такие периоды есть результат накопленных противоречий в обществе. Сам процесс накопления изменений социальных и производственных противоречий – результат многих столетий тщательного и плодотворного совместного труда многих поколений работников, в т.ч. и в иерархиях труда.

 

Если бы этих спокойных периодов труда, и труда в иерархиях, не было, то общество просто стояло бы на месте, не развиваясь. И революции были бы не нужны, потому что никакие “противоречия” не могли бы “накопиться”.

 

А потому истинным двигателем истории является именно труд производственных иерархий в течении длительных периодов, что по сути и есть накопление материального богатства общества и источник социального прогресса.

 

Однако, настоящая работа не апология бесконфликтности. Пролетарий должен отстаивать свои права, качество жизни и условий труда. И все же требуется твердо понимать, что доводить предприятие до банкротства чрезмерными требованиями или вынуждать капитал к бегству — совершенно неразумно. Свое рабочее место, как и предприятие в целом, нужно беречь и совершенствовать, а не разрушать.

 

Из сказанного следует, что социальный прогресс, понимаемый как развитие производства и расширение технических возможностей человечества, рост социальных и культурных благ на подобной основе, прямо обусловлен оптимальной структурой отношений распределения прибавочного продукта, т.е. эксплуатации, в иерархии труда.

 

Такое оптимальное отношение действительно регулируется классовой борьбой внутри и конкуренцией между иерархиями.

 

Но сама борьба служит в основном для обеспечения дальнейшего производства, а не для его прекращения и разрушения.

 

Она должна идти в такой форме, которая бы сохраняла иерархию на основе достигнутых компромиссов и улучшала ее эффективность. “Внутри” работники борются за свои права, например, с помощью забастовки и т.п., с руководством иерархии, а “между иерархиями” происходит миграция рабочей силы — смена рабочего места — и товарная конкуренция. Наконец, иерархия может тоже эмигрировать как из одной отрасли в другую, так и из страны, где работа капитала становится неэффективна (“бегство капиталов”). И в том может быть повинен сам рабочий класс, если он требует себе в масштабах страны таких рабочих условий и льгот, которые отсутствуют в других странах. Тогда сам рабочий класс и его профсоюзы, если они едины, начинают выступать как монополисты по продаже рабочей силы. Чрезмерные требования могут “выгнать” капитал. Тем более, капитал изгоняется требованием его экспроприации[21].

 

Например,  если говорить о “рабочей солидарности”, то следует задаться вопросом, почему британский рабочий должен обижаться на то, что рабочий в развивающейся стране, живя много хуже, согласен выполнять такую же работу и дешевле? Капиталист же, не думая о том, выполняет святую миссию распространения капитализма на его периферию, повышения уровня жизни слаборазвитых стран, помогает выравниванию социального уровня пролетариев разных стран для последующей реализации их же лозунга “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”

 

Уничтожение производственных иерархий означает ликвидацию производства в самой эффективной своей форме, что ведет к падению уровня жизни. Поэтому уничтожение иерархии как формы социальной связи абсолютно бессмысленно и ущербно, эта идея анархизма, по сути, нигде и не была реализована.

 

Одной из самых больших мирового масштаба социальных катастроф этого рода воспроизведена нашими дедами в 17-22 годах XX столетия — гражданская война и ликвидация частной промышленности, затем коллективизация в деревне. К таким же потрясениям можно отнести эпоху “культурной революции” в Китае и режим Пол Пота в Кампучии.

 

В этом смысле двигателем истории всегда были и останутся не борьба и противостояние классов, а сотрудничество и постоянно находимый в процессе труда компромисс. Только при оптимальной форме отношений в иерархии скорость ее развития максимальна.

 

В то же время, при устаревании типа иерархической формы и необходимости принципиальных изменений отношений в ней (них), смены типа господствующих иерархий, например, при переходе от административного, т.е. тоталитарного, управления к экономическому, устаревшие иерархии могут взрываться изнутри, в революции.

 

Устаревшие иерархии могут преодолеваться или уничтожаться извне в конкуренции с новыми, более эффективными социальными формами, в том числе и иерархиями.

 

Такая борьба может представлять собой военные завоевания более передовыми в техническом отношении этническими сообществами, товарную конкуренцию промышленных корпораций.

 

Но длительность и значение перестроек и изменений иерархий в прошлом несопоставимо меньше времени нормальной работы стабильной иерархии.

 

Поэтому Маркс как первый конструктор “вечного двигателя истории — “борьбы классов” был определенно не прав.

 

Хозяин менее свободен, чем чиновник

 

…

Великие Форды и Путиловы много лучше гениальных Суворовых, потому что через организацию труда не гибнут солдаты и население на театре войны. Наоборот, получают работу и средства мирной жизни тысячи людей, которые начинают делать то, что необходимо всему обществу. И от этого общество становится в целом богаче, включая даже того безработного, который не смог найти работу или не хочет ее искать. К примеру, может возрасти размер его пособия.

…

 Если речь идет об обществе с “тотальной” (всеобщей) государственной собственностью, все общество придет в постепенный упадок — к голоду к карточкам, к гибели. Причем, раньше всего в кризис впадает сельское хозяйство, где формальное “от сих до сих” отношение к труду наиболее разрушительно. О том, как росла карточная система при социализме в СССР (с конца 70-х годов по 91 год) помнят многие, и, надеюсь, историки еще подробно напишут.

 

О механизме,  о природе и закономерности разрушения иерархии государственного уп­рав­ления, и в чем заключается такое разрушение, стоит говорить при изложении истории иерархий. В данном материале для такой темы просто недостаточно места. Зато колоссальный материал в новейшее время предоставил наш с вами опыт, дорогие сограждане. Предваряя, будущее изложение, можно кратко отметить, что в анализе причин большую роль играет теория иерархий потребностей, и что следует выделить как главную причину разрушения моноиерархий (“с древнейших времен до наших дней”)— высокую степень удовлетворения потребности чиновника — среднего и высшего звена управления — в безопасности.

 

Это является главным отличием чиновника от хозяина в условиях конкуренции. Как сказано принародно словами Жванецкого и устами Райкина “снят за развал и брошен на укрепление”. Вот в чем чиновник свободней хозяина.

 

Чиновник тоталитарного государства, подавивший волю сограждан, крепко “осевший” во власти, ни перед кем не отвечает, потому что уже никто не в силах “спросить”. Он может все! Даже быть глупым. Ныне тихо доживают свой век сотни тысяч твердолобых чиновников ушедшей системы, вся доблесть которых заключалась лишь в умении грубо требовать, “давить”. Они были свободны. Свободней хозяина, который беспокоится за свое имущество, как любой из нас за своих детей или родной дом. 

 

Итак, капитализм вырабатывает хозяйственный потенциал, который начинает с какого-то момента жить своей жизнью, испытывая влияние собственника. Но капитал не является в отличие от вещной безличной собственности, полной и формальной собственностью —вещью. Он оказывается социальным организмом, который катится своей дорогой, хозяин лишь подправляет путь, но остановить “птицу-тройку” почти не в состоянии. Собственность — форма, но не содержание. Содержание — это труд, опирающийся на право собственности, столь нужный обществу. Общество, достигшее мудрости понимания сути иерархии труда, понимает разницу между чиновником и хозяином, между растратой богатства и трудом по его приумножению, между формальным правом собственности владельца и фактической взаимосвязью его с тысячами его работников, которые не только зависят от него, но в которых он сам кровно заинтересован. И такое общество никогда не предпочтет в хозяйственной сфере чиновника собственнику.

 

Кооперативный социализм

 

В свете изложенного становится понятным, что всякое “рабочее самоуправление”, например, Советы трудовых коллективов, возникшие в расцвет периода “перестройки” в России, а до этого широко распространенные в Югославии, а до этого мечты анархистов или “анархо-синдикалистов”, не могли выполнить роль демократического руководства предприятиями, поскольку они отражают в основном мнение рабочих. Они ограничивают единоначалие и власть директора, требуя от него решений, которые могут расходиться с подлинными интересами предприятия как целого. В этой ситуации руководство вынуждено было бы убеждать работников и тратить на это немало времени. Не разрешима проблема трудовой дисциплины, если директор выбирается коллективом.

 

Тем более, неразрешима проблема модернизации предприятия с сокращением части работников ввиду изменения технологии. Не разрешима проблема интенсивного накопления, т.к. рядовые члены коллектива обычно не входят (не хотят и не могут) в проблемы понимания необходимости отложенного потребления ради своей будущей безопасности в конкурентной борьбе. А директорат, который находится на окладе, либо тратит силы на увещевания, либо вынужден махнуть рукой. Короче, демократия в иерархии порождает слабое руководство, которое вместе с коллективом проигрывает сражение в товарной борьбе с другими предприятиями.

 

Инфляция в СССР при правительстве Рыжкова в конце периода “перестройки” отражает собой именно этот феномен. Состояние, в котором в экономии государственных, не своих, денег как оплаты труда, да и всего остального, не заинтересован никто, ни один человек в т.н. “трудовом коллективе”. А правительство дает возможность предприятиям свободно тратить государственные деньги на заработную оплату. В демократии внутри иерархии заложен нонсенс — попытка принятия производственных решений разнокомпетентной аудиторией, когда сама форма управления трудом и принятием решений в иерархии ориентирована на жесткую дисциплину.

 

Аналогичные проблемы возникают и в кооперации. Вероятно, кооперация имеет больше смысла как объединение участников-вла­дельцев материалов. средств или участников операций распределения, покупки, т.е. непроизводственных операций, без участия рутинного труда. С другой стороны, некоторое значение имеют малые производственные группы с одинаковым уровнем компетентности, низким (бригада землекопов) или очень высоким (группы в научных исследованиях, в прикладных разработках).

 

Литература

 

1. Платон. Собрание сочинений в 4 т., М., 1993, т. 3.,, стр. 130. (Государ­ство, Книга Вторая, 369-370)

2. Гегель. Работы разных лет. Иенская реальная философия, М., т. 1, ”Мысль”, 1972, стр. 324

3. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 3, стр. 27

4. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 3, стр. 30

5. 3. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 3, стр. 32

6. A. H. Maslow. Motivation and Personality, N. Y., Harper & br., 1954, 411p.

7. Нуллер Ю. Л., Михаленко И. Н., Аффективные психозы, Л. 1988

8. “Час Пик”, 27 июля 1994, Еженедельное издание СПб.

9. Физики продолжают шутить, М., “Мир”, 1968, стр. 318

10. “Когда человеку отказывают в любви, он заболевает”, “Известия”, 27       августа 1994 (154) — перепечатка из журнала BUNTE, Germany

11. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 3, стр. 26-27

12. А. Л. Свенцицкий, Социально-психологические проблемы управления, Л., ЛГУ, 1975, стр. 44, 45, 55; В. А. Ядов, А. А. Киссель, Удовлетворенность работой: анализ эмпирических обобщений и попытка их теоретического истолкования. — Социологические исследования, 1974, 1; В. В. Кревневич, Автоматизация и удовлетворенность трудом, М., “Мысль”, 1987, стр. 63

13. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 4, стр. 430

14. Обзор работ советского периода в этой части см. Вейхер А. А., Сложный труд. Методология изучения, социально-экономические фак­­то­ры, тенденции развития, Л., 1978; История социологии трудовых отношений изложена в работе: Громов И. А., Воронцов А. В., Мяцкевич А. Ю., Социология: XIX-XX в.в., СПб, 1997

15. Д. Клиланд, В. Кинг, Системный анализ и целевое управление, пер. с англ., М., “Советское Радио”, 1974,— работник целевой группы сам­ оценивает продолжительность работ стр. 256, метод опроса экспертов по поводу возможных открытий в будущем — “Делфи”, стр. 115; П. Уайт, Управление исследованиями и разработками, М., “Эконо­мика”, 1982, стр. 155; Дж. О’Шонесси, Принципы организации управления фирмой, М., “Прогресс”, 1979, стр. 203-205; П. Диксон,          Фабрики мысли, М., “Прогресс”, 1976, метод “Делфи”— стр.384-387

16. K. Davis, Human Society, N. Y., 1948

17. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 23, ч. I, стр. 204

18. С. Н. Паркинсон, Законы Паркинсона, пер. с англ. Минск, ООО “Попурри”, 1997, “Свояки и чужаки”, часть “Второстепенство”

19. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 4, стр. 439

20. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 17, стр. 342-343, 344, т. 22, стр. 199-200

21. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., изд. 5, т. 33, стр. 96, 107, 109;   В. И. Ленин, Полн. собр. соч., изд. 5, т. 45, стр. 383—388.

22. Дневник социал-демократа N 5 (март 1906 г.) Г.В. Плеханов, Сочинения, т. XV, М.-Л., 1926, стр. 36

23. Л. Столерю, Равновесие и экономический рост (принципы макро-эко­номического анализа), пер. с фр. М., 1974, стр. 56

24. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 4, стр. 440

25. В. Мандевиль, Басня о пчелах, пер с англ., М., “Мысль”, 1974, стр. 63 (раздел “Мораль”)

26. Дюркгейм Э., О разделении общественного труда, Одесса, 1900