Назад.                                                Оглавление.                                     Вперед

           

                                                                                                                     12-09-2005

Вставка и коррекция начального этапа развития интенсивного земледелия по данным Иерихона                                                                                                          09-12-2008

 

4.1. Первые иерархии труда. Становление

 

                                               (продолжение 2)

 

Образование формы иерархии труда как начало

Исходная позиция. Начальное земледелие как натуральное родовое хозяйство

Возникновение первых иерархий труда. Глава семейного рода

Членение интенсивности развития по различию качества почвенных условий и воспроизводству плодородия

Начальные локальные успехи оседлости на «лучших землях» на примере Иерихона (гипотеза 2008)

Расселение земледельцев в поисках лучшей земли и концентрация их возле великих рек

Изменение функций вождей и жрецов земледелии в сравнении с охотничьим типом хозяйства

Разметка (межевание) полей и ее роль в становлении правления жрецов

Появление племени как института. Объединение родов как система земельного регулирования

Первая социальная позиция разделенного труда в теории иерархии потребностей

Сосуществование племен, межевание – повторение проблемы, но с лишением реципрокности

Сосуществование и взаимодействие. Завершение построения первой социальной структуры – иерархии труда. Начало управления

Психология малых групп - ключ к пониманию деформаций власти и коллективизма

Новая интерпретация известных результатов группового поведения

Эксперименты Зимбардо и Милгрэма как выучивание агрессии и принуждению

Эксперимент Зимбардо. Естественный рост агрессивности

Эксперимент Милгрэма. Обучение подчиненного агрессии и власти

Объединение результатов

Эксперимент Мартина Селигмена о выученной беспомощности

Социальная леность

Коллективистская культура или община

Аксиомы малых групп

Аксиома лености добровольного коллективного труда

Аксиома самонаучения власти (Зимбардо, Милгрэм)

Аксиома принуждения обучению власти (Милгрэм)

Аксиома приобретения вынужденной беспомощности (Селигмэн, Хирото)

Реконструкция 2. Возникновение производства прибавочного продукта и эксплуатации в первых иерархиях труда.

Следствие управления - мотивационные изменения у руководителей и у подчиненных

Наложение мотивации на реалии родовой структуры. Первая концентрация прибавочного продукта.

 

Образование формы иерархии труда как начало

Исходная позиция. Начальное земледелие как натуральное родовое хозяйство

 

Этнографические данные предоставляют нам обширный материал, указывающий на медленное развитие некоторых форм первобытного земледелия.

 

Прежде всего, еще раз перечислим пути распространения информации и технологической культуры земледелия и скотоводства на периферию от центра открытия новой формы хозяйствования.

 

От горно-степной зоны с проточной водой и сезонными лиманными разливами в районе предгорий (вероятно, Ближнего Востока) по территории, испытывающей недостаток пищи биологического происхождения, путем расселения или брачного обмена начинает распространяться информация о новой технологии (собирательство и земледелие) и пище (зерно, мука, хлеб).

 

Распространение идет в нескольких формах:

 

        Соседнее население, которое имеет сходное состояние недостатка средств питания, воспринимает культуру земледелия;

 

        Соседнее население вытесняется (смешивается с) растущим и распространяющимся населением, имеющим новую технологию (не завоевание, а медленное заселение)

 

        Население центра осваивает вместе с земледелием и скотоводство и уходит в далекие просторы степей вместе со скотом, бросив земледелие.

 

        Наконец, население охотничьего хозяйства и собирательства, кочующее от голода подходит и смешивается с земледельцами, и перенимает культуру земледелия

 

Подсечно-огневой метод на основе неолитической каменно-мотыжной техники состоит в вырубке и выжигании участка леса и использовании его в продолжение нескольких лет. Объем труда по освоению земли очень велик и виден на примере подсечно-огневой культуры майя, ацтеков, хотя данные Месоамерики совсем не подходят для лесостепей и предгорий и нагорных плато лесостепной зоны.

 

Для Месоамерики (майя) участки, пригодные для обработки разбросаны на расстоянии до 50 километров (черная почва  с высоким лесом). На одного человека (или  семью) ведется разметка квадрата стороной от 20 до 72 ступней,  т.е. до 400 квадратных метров – (4 сотки) – участок так и называется, по-майяски, «один человек». Расчистка леса ведется каменными топорами или сдиранием коры для иссыхания деревьев. После этого сухой лес сжигается, причем важно время выжигания (май, но жрецы «усилили» требования, указав на значение фазы луны при посеве - важна роль астрономии), иначе зола будет снесена с поверхности поля  дождями. Посев ведется деревянной палкой, с острым концом, закаленным огнем. Урожай кукурузы сам -  100 и 2 раза в год. Но на одном участке можно сеять не более трех раз. Сеют мужчины, что означает, что земледельческая работа воспринимается ими как важная и основная  [Кинжалов Р. В., 1971, сс. 80-81], между тем, как индейцы рядом находящихся Антильских островов (Малые Антильские острова)  Метод обеспечивает расширенное воспроизводство населения.  Этнографические данные показывают, что от земледельческих общин этого типа отделяются и расселяются все новые малые общины и роды.

 

Однако этот метод не приводит в продолжение длительного периода к производству прибавочного продукта. Это обусловлено тем, что в производстве и накоплении прибавочного продукта в малой группе никто не заинтересован. Функция управления не отделена в силу простоты технологии, малых размеров группы.

 

Рост же групп, расширение коллектива при избытке свободных земель, приводит к распадению большой группы в ходе внутриродовой борьбы и при зачатке жреческой и управленческой функции. Тяжелый труд, необходимость смены места жительства, поиск новой земли для освоения делает маловероятным и практически  нереальным (экономически не обоснованным), чтобы кто-то мог понудить группу ускорить и увеличить обработку земель для появления прибавочного продукта. Весь излишний продукт поглощается коллективом и служит регулятором потребности в дальнейшей обработке земли. Расселение групп ведет к освоению все новых территорий.

 

Почему же мы не приходим к выводу, что возможность производить больше, не подвигает людей производить больше. Мы исходим из ментальности человека того времени – не делать больше, чем нужно. Речь не идет о рутинности труда. Труд просто тяжел. Создание излишнего запаса в реципрокной семье, в роде не имеет никакого смысле, кроме концентрации его для более длительного отдыха, т.е. для прекращения труда на более продолжительное время. А то, что работник в первобытном обществе, ведущем присваивающее хозяйство, никогда не занимается "лишним" трудом, т.е. не производит прибавочного продукта (кроме необходимого прибавочного продукта на расширенное производство семьи или рода), не работает  "просто так", ради работы, показывает этнографический материал. В обзоре наблюдений над относительно ранними земледельцами Антильских островов, еще интенсивно занятыми охотой и рыбной ловлей, указывается, что мужчины племен идут на охоту, "когда чувствуют голод" [Александренков Э. Г., с. 137 ]. Лишний труд для членов племени - это потребность самовыражения в соответствии с иерархией потребности. - например, изготовление домашней утвари как предмета роскоши, в частности, «полирование сидений».

 

Новые данные западной этнографии о дарениях в примитивных обществах и о больших праздниках, устраиваемых для общины, которые могли разорить уважаемого вождя, только подтверждают ту истину, что в системе группы родов прибавочный продукт не мог возникнуть – он проедался и растрачивался. С учетом наших представлений о потребностях мы согласимся, что цель - повысить статус – удовлетворить потребность в уважении – бывала достигнута.

 

Однако из этого буквально все исследователи делают и совершенно ошибочно вывод о том, что формирование высокого статуса и есть возникновение класса. Мы с этим не согласимся. Если статус дан ценой утраты ресурса, его вызывающего, то этот «обмен» ресурса на уважение вполне эквивалентен. Далее можно говорить о цели повышения статуса: является ли статус инструментом для дальнейшего поддержания статуса и удовлетворения потребностей уровнями ниже, существуют ли регулярные действия и намерения человека высокого статуса, которые бы он реализовывал, привлекая своей харизмой (статусом) остальных общинников или другие роды. Если таких действий нет, то общество стабильно, прибавочный продукт – излишек - проедается (ради поддержания статуса, но статус является здесь лишь символом и личной морального плана потребностью его носителя) регулярно. С другой стороны общество не развивается интенсивно, оно «гармонично», но сбалансировано и сохраняется как законсервированная система.

 

Сам реликтовый механизм (включая и кольцо Кула – соревнование в дарениях и борьбе за символический статус), наблюдаемый этнографами, из которого не вытекает развитие общества (как и преумножение числа «полированных стульев» на одном из островов), вероятно, давно сложился и никуда не ведет. Он поддерживает социальное неравенство только на уровне неравенства (символических) статусов, поскольку эти статусы не носят экономического материального характера. Аналогию представляет чистая харизма охотника, носящего на шее, как орден, зубы самого страшного тигра, которого он убил – это личный статус, можно сказать и чисто профессиональный статус, и он не связан с реальным накапливаемым ресурсом, который бы можно было использовать при ухудшении здоровья или передать по наследству (что в рамках личной и простой по ресурсам экономики являлось бы несправедливым).

 

Эти данные для наших выводов чрезвычайно важны. Мы привлекаем закономерности начальной фазы мышления человека в среднем и раннего человека в особенности. В природе человека действовать или искать новые приемы лишь в необходимых условиях, в условиях недостаточного удовлетворения низших потребностей. И это всегда будет так, пока труд тяжел и однообразен, пока он не игра. Более того, любой излишек, накопленный тяжелым трудом, будет в игре же (потлач, дарение и т.п.) и растрачен. Именно так и в такой форме он (возможный прибавочный продукт) в системе родовых отношений реципрокации и растрачивается, когда удовлетворяет высшие потребности уважения (читай, через великодушие дарения) и творчества (игры). Социальная структура в прежнем виде сохраняется – высшие потребности людей  удовлетворяются.

 

Неолитический земледелец при ведении натурального хозяйства, собрав урожай с поля, не будет спешить осваивать новое поле до тех пор, пока старые запасы прошлых урожаев не подойдут к концу. Прибавочный продукт как фактический экстенсивный результат такого хозяйственного уклада - выделение новых общин и их расселение. Процесс такого уклада - экстенсивное распространение земледелия по ойкумене в форме социальных родовых общин или больших семей – начальных социальных структур.

 

Более того, этнографические исследования реликтовых земледельческих племен указывает на то, что длительная жизнь в этом хозяйственном укладе, но с малой плотностью населения и с сохранением численности вполне консервирует социальную структуру.

 

Теоретическим пределом развития этого уклада является недостаток земель для пропитания всего земледельческого населения.

Возникновение первых иерархий труда. Глава семейного рода

 

Мы отражаем безусловную и не подлежащую сомнению истину о первой минимальной иерархии (не труда, а жизни и труда), а именно, главу родовой семьи (пол не существенен), как человека, которому подчиняются в хозяйственном смысле члены рода. Эти социальные группы мы отображаем в виде следующих знаков, см. рис. 1.

 

 

 

Рис.1. Сомножество территориально удаленных родовых общин. Общины могут находиться на расстоянии многих километров друг от друга. Глава родовой общины может быть одновременно и жрецом. Основой распределения ресурсов является естественная реципрокация (кормление и совместное воспитание родственниками детей).

 

Исходная ментальность первых (условно 12-11 тыс. лет до н.э.) земледельцев нами уже представлена. Жизнь охотников, перешедших к собирательству, потом преимущественно и вынужденно к земледелию, включает продолжение традиций родовой реципрокации, ведения совместного хозяйства и взаимного обеспечения всех членов рода. Ни представления о частной собственности, ни представления о возможности принуждения кого-либо к труду, (кроме, вероятно, проблем связанных с воспитанием детей, которые могут нарушать табу и приводятся к норме старшими), ни представления о том, что кто-то может быть чужим, еще не существует. Понятия выделенности, особости чужой культуры еще не существует. Тем более, не существует понятии опасности чужой культуры – человек, личность еще не выделены.

При росте численности родовой семьи отдельные ее члены или группы, которые могут начать конфликты, расходятся, разъединяются и уходят достаточно далеко от родового центра, однако затем сохраняют некоторые контакты.

 

Примечание: данные о храмовых хозяйствах и храмовых полях - более ранних, чем царские (Шумер) и выделяющиеся на фоне всех прочих общинных и городских полей объяснимо как результат постепенного расселения родовых групп или ухода ряда новых родов из основной племенной группы. При этом в основном племени или в основной группе остаются старые божества, главные жрецы, в это основное селение или святилище возвращаются по праздникам ушедшие «на выселки» вторые, третьи родственные группы.

Более того, по старым традициям реципрокного участия в общих сельских работах на общих полях первой деревни, ушедшие ранее родственные группы периодически возвращаются для участия в общих работах, отдавая дань и почитаемым богам, жрецам, и «пенатам и отеческим традициям». Постепенно традиции работать на общем «первом» поле становятся традицией поддерживать культовые обряды селения-метрополии или «самый старый и святой храм» и службу жрецов, а поле, с которого начиналась жизнь рода или племени начинает именоваться «храмовым» полем, возможно «царским», если жрец сменен через некоторое время царем, возможно, исполняющим функции жреца. Этот процесс в сельской местности был массовым и типичным, проходил во многих родственных группах земледельцев. Поэтому и первые, наиболее населенные, центры земледельцев носят характер исторически первых носителей традиций для всего остального населения округи, которое родственно вышло из этого центра и связано с его традициями. В историческое время, т.е. значительно позже, мы уже видим результат расселения как совокупность разнесенных в пространстве храмовых центров-городов и связанные с ними храмовые и царские поля, кроме прочих полей. Остальные земли – земли обычных общин, тяготеющих каждая к своему храму или селению-храму. В этой связи показательна ошибка, которую, например, делает Стариков Е. Н. о «ранней форме налога в азиатском способе производства – выделение государству наиболее плодородной земли (в контексте – выделение земель в виде храмовых или царских земель по мнению Старикова – авт.)» [Стариков Е. Н., с. 56]. Здесь полная инверсия понятий – государство представляется как нечто отдельное и позднее, оно реструктурирует по мнению автора якобы однородные общинные земли. В реальности начальные более архаичные родовые и псевдородовые и реципрокные  формы ведения хозяйства и являются основной исходной структурой первой хозяйственной иерархии труда. Возможные удаленные формы – свободные, отдельные от храмов, общины или, скажем, независимая от храмов и царей общинная собственность, является результатом последующего развития.

 

В этой системе глава рода не может быть ничем, кроме верховного жреца. Хранитель и знаний и традиций – технология земледелия – самое святое – источник жизни. Если мы патриарха семьи не именуем жрецом, то все равно он таковым и является для всех молодых членов рода. Советы старейшин известны во все мирные времена у примитивных или начинающих земледелие народов – и это самое важное для общины в отсутствии войны.

 

Итак, имеется глава рода или совет старейшин, они же являются и жрецами. Уже отмечен механизм торможения, препятствующий производству прибавочного продукта – истощение почв и необходимость через несколько посевов заново поднимать новую почву, а позже отдыхающую под паром почву, чего родовая община старается, по-возможности, избегать.

 

И теперь именно в неоднородности качества земель для земледелия и скоплении населения возле лучших земель и в каком отношении такие земли могут считаться лучшими, мы ищем далее ключ к пониманию развития хозяйства.

Членение интенсивности развития по различию качества почвенных условий и воспроизводству плодородия

 

Потому наличие почв, которые не требуют тяжелой работы по их восстановлению, являются предпочтительным и немедленно привлекает к такой зоне обработки земледельцев как к самому ценному ресурсу.

 

Так случилось и с лиманными и аллювиальными (наносными от весенних наводнений) почвами. Вероятно, первые земледельцы познакомились с ними еще в предгорьях, где они при разливах бурных, но малых горных рек занимали не слишком большие пространства.

 

Начальные локальные успехи оседлости на «лучших землях» на примере Иерихона (гипотеза 2008)

 

Добавление декабря 2008 года.

 

Мы используем новые данные, представленные в работе Д. В. Деопика [Деопик Д. В. История Древнего Востока. Православный Свято-Тихоновский Богословский Институт, СПб, 2001]  http://www.pstbi.ru и http://polbu.ru/deopik_history

 

Нами использован также ранний обзор «Зарождение зодчества» ныне широко известного автора и специалиста по городскому дизайну, Президента Национальной академии дизайна, д-ра искусствоведения, В. П. Глазычева, «Зарождение зодчества»,  «Стройиздат», М,, 1973.

 

Материалы позволяют нам несколько усложнить представление о процессе формировании первого интенсивного земледелия и найти дополнительный промежуточный этап, когда племенное общество первых земледельцев уже нашло ценные земли, но еще не создало государство и иерархию труда по причине того, что такой ценной земли было слишком мало.

 

Этим промежуточным историческим этапом можно считать образец развития обнаруженной земельной общины в регионе Иерихона (Библейский Иерихон, по-арабски Тель-ас-Султан, площадь 3,4 га, находится приблизительно в 1,5 км к северо-западу от центра современного Иерихона и в 10 км от нижнего течения Иордана и одновременно в 10 км от северного берега Мертвого моря. Это древнейший из открытых до настоящего времени центров дописьменной земледельческой цивилизации – «протогородское поселение».  В Еврейской Энциклопедии говорится:

 

«Раскопки слоев, относящихся к эпохе неолита, показали процесс перехода от охоты и собирательства к ирригационному земледелию и начало городской цивилизации (каменные крепостные стены, дома из необожженного кирпича). Иерихон докерамического неолита (около 9 тыс. лет назад) — самый древний из известных городов мира» http://www.eleven.co.il/article/11705

 

Прежде всего, отметим, что это регион «Плодородного полумесяца», где по доказательству Николая Ивановича Вавилова обнаруживаются первые признаки культурного выведения злаковых (т.е. места освоения земледелия).

 

Второй аргумент – Восток Средиземноморья – это наиболее посещаемое народами и переселением нашими предками и удобное для проживания (в части климата) место в Евразии. Дело в том, что в период XX-X тысячелетий человек разумный еще не умел строить корабли и преодолевать водные преграды и потому в стремлении двигаться на юг или на север он не мог пересечь Средиземное море. Отсюда возможные длительные меридиональные климатические (в связи с похолоданием и потеплением) миграции человека необходимо должны были быть связаны с обходом Средиземного моря по берегу с Востока. Это и предопределило максимальный миграционный трафик по территории современной Палестины и максимальную для того времени в Ойкумене плотность населения и использования биологических ресурсов именно в этой точке.

 

Именно в этом месте впервые должен был и закончиться биологический ресурс (крупные, потом мелкие животные). Здесь же и леса выводились первыми переселенцами в максимальной степени (костры), хотя их хватило еще достаточно и для начала первых речных цивилизаций. Это также указывает на приоритет данного места в части начального появления земледелия.

 

Что же обнаружено в Иерихоне на период примерно 9500 лет назад? В период, когда ни о Шумере, ни о Ниле не было и речи. Иерихон – поселок на 32 000 кв. метров – не более 2000-3000 жителей – с каменными крепостными стенами (в полтора метра толщиной) и башней диаметром более 8 метров и не менее 6 метров высоты. Эта башня имела глиняную цистерну для хранения зерна и воды. Город имел ров вокруг стен в 8 метров шириной и в два метра глубиной, и этот ров ВЫБИТ В СКАЛЕ. Город уже построил первую канализацию – в виде очистной канавы.

 

Население уже имело потребность в безопасности от нападения, но еще само не имело средств нападения и потому, вероятно, не имело целей и практики нападения. В раскопках обнаружены деревянные дубины, но не топоры.

 

Отмечены элементы ирригации на притоке к Иордану, отмечено мощное развитие овощеводства и земледелия. Позже Иерихон и его окрестности славились виноградом, овощными культурами, финиками, ароматическими растениями, из которых изготовлялись ароматические масла и благовония в более позднюю эпоху Библии, когда на эту территорию пришли семиты.

 

Есть еще соображения вовсе не земледельческого порядка. Возможно, что вдоль реки Иордан, текущей на Юг к Мертвому морю уже шел поток людей и была тропа «Север – Юг», а Мертвое море, возможно, было источником серы (для обработки шерсти и как лекарство) и асфальта (для водонепроницаемой обмазки в условиях отсутствия еще неоткрытой здесь керамики – все емкости были только из камня). Тогда уже мог существовать какой-то обмен. Но это слишком оптимистические предположения относительно достижений того времени. В любом случае запасы зерна следовало охранять от голодных транзитных племен и сообществ. К тому же уровню более простых предположений имеет отношение и информация о том, что умерших членов своих семей жители Иерихона еще по традиции хоронили в земле под своим домом. Эту традицию мы относим к более раннему периоду, когда до открытия земледелия, умерших от голода родственников могли пустить в «употребление» голодные соседи, и оставшиеся в живых не могли оставить прах близких ни хищникам, ни голодным соседям. И это более естественное представление о недавних голодах и недалеком прошлом.

 

Важное значение имеет и то, что единых культовых храмовых комплексов в поселке не обнаружено, культовые элементы разнесены в городе, распределены по районам и по пространству, включая домашние культовые фигуры, при этом нет данных о различии культов в одном поселении. Поэтому роль жречества еще не очень велика – она не выглядит как «власть и господство», не утверждает себя как централизация. Скорее всего, это время, когда она, ее производственное, хозяйственное в части земледелия значение еще находится в стадии формирования. Письменности также еще нет. Это означает, что нет потребности фиксации одними результатов труда других. И это может означать как раз период, когда излишки продуктов уже появляются и могут даже формировать страховой общий фонд, но принуждения к его сбору еще нет и, значит, и носители принуждения труда и сбора таких излишков еще не сформированы, не выделены

 

О ценности места и земли Иерихона для земледелия. Плодородие на двух параллельно текущих притоках к реке Иордан, между которыми стоял первый Иерихон, могло быть уже вполне восстанавливающимся. Гумус густых и более влажных, чем сейчас, лесов возвышенностей Палестины с перепадом высот в 1200 метров на небольшом пространстве склона в несколько километров (склон Иорданской впадины до уровня 200 метров ниже уровня моря) мог быть ценным тогда. Осадок мог оставаться на террасах склона, если задерживать воду в водоемах пространства между притоками Иордана, омывающими поля Иерихона. Возможно, постоянным источником плодородной земли для обработки была и сама река Иордан, точнее ее изобильная до поры береговая линия и ил дна. До реки (ширина в 50 метров) всего десять километров – два часа ходьбы, и ил можно было приносить на поля Иерихона в корзинах. Важен также особый климат в Иорданской впадине – самой глубокой впадине (ниже уровня моря) в мире. Все это указывает на ценность локального участка земли в притоках Иордана на крутом склоне и самого Иордана, позволяющем, возможно ведение террасного земледелия или отведения и удержания вод на окрестных полях.

 

Второе обстоятельство для земледелия – небольшие размеры удобного пространства и, возможно, только рожденная идея ценности плодородной земли и воды и рождения методов ее использования. Масштабы использования – для нескольких тысяч жителей. Но это и большая мотивация к изобретениям и творчеству землепользования свободного еще («гармонического» как отмечает сам автор) коллектива. Отсюда и, возможно, первое аграрное достижение, которое выявляет основы для появления избытка зерна и удобства постоянного проживания. И такая информация об избытке фиксируется самим наличием крепости и практики отражения внешних еще разрозненных нападений на запасы. Но и практика земледелия, и практика сбора общего фонда, и практика преодолений внешней опасности (ничтожные группы голодных племен-пилигримов) еще пребывает в масштабах, достаточных для общинного решения проблем.  

 

Позже с ростом населения последнее должно в поисках аналогичных условий отселяться в другие места и искать аналогичных условий для теперь оседлого земледелия.

 

Поэтому Иерихон, сама долина Иордана, возможно с другими аналогичными поселениями в этом и аналогичных местах, вероятно, послужили начальным источником того населения, которое, уходя по мере роста плотности населении и племенных или родовых общин, могло позже выйти на холмы и топи Междуречья, потом на долину Нила.

 

Переселявшиеся искатели ценных земель, уже имеющие опыт оседлого земледелия в малых масштабах, и создают позже отдельные города общины в Междуречье и первые номовые царства на Ниле.

 

И теперь мы понимаем более точно сдвиг от общины типа Иерихона к ному на Ниле или к городу-храму в Междуречье. При осознанном переселении или при отселении групп от первоначального земледельческого уже оседлого ядра Иорданской долины со своими традициями (или аналогичного типа), роль ведущих вождей или жрецов, вождества должна была быть много более важной, чем просто стихийная харизма внутри старой общины на постоянном месте жительства. Роль ведущего общину в критических нестандартных условиях освоения нового места заключалась и в поиске нового места жизни, и в межевании земель, и в опыте земледелия и ирригации, семеноводства и т. п. В некотором смысле само библейское движение евреев Моисея примерно отражает такого типа переселение в общей своей идее, но аналогичное мы знаем и много позже по европейским отселениям излишков общин охотников и собирателей: франков, галлов в Германии, готов от Скандинавии, которые десятилетиями скитаются по чужим землям и весям, пока не оседают силою обстоятельств  и голода на тех землях, где уже нет ничего съедобного, кроме того, что сделаешь собственными руками.

 

Конец добавления декабря 2008

 

Расселение земледельцев в поисках лучшей земли и концентрация их возле великих рек

 

При распространении земледельцев в низовья (которые были болотисты, опасны, скорее всего, и вредны для здоровья – малярия и т.п. - полны  хищников, и, одновременно, птицы, и рыбы) и были заселены, вероятно, еще охотниками и рыболовами, земледельцы пришли и смешались с местным населением, принеся им свою новую культуру. Это происходило в различные моменты, и иногда под влиянием уже развитых соседствующих центров так, что тысяча лет и несколько сот или даже тысяч километров были вполне соотносимыми величинами измерений скорости передачи культуры (Цивилизация Инда как влияние Междуречья).

 

Для Междуречья (Джармо, Хассун, Телль-Халаф и культура Убайд – конец 5-го тыс., до населения Шумера, пришедшего по А. К. Тюменеву с каких- то горных районов, возможно, гор Загроса, на уже освоенные земледельческие места) этот начальный период, вероятно, относятся к 8-6 тыс. лет до н.э. Для Египта заселение и рост плотности шел с нескольким запаздыванием, возможно, в 6-5 тыс., тогда возникли множества номов до их первого объединения. Для Китая этот процесс представляет, возможно, автохтонная культура Яншао на Хуанхэ с 6-5 тыс. лет до н.э. Для Индии, это начинается с ее первых земледельческих поселений 6-4 тыс. лет до н.э. в предгорьях долины Инда и до момента возникновения, вероятно, вторичной (от принесенной культуры Междуречья), Цивилизации долины Инда (Хараппа и Мохенджо-Даро) в период с 2, 5 до 1,5 тыс. лет до н.э., которая бесследно растворилась в джунглях Индостана.

 

Особенности развития хозяйственной ситуации в этих регионах, (мы говорим о первичных регионах), далее складываются из материальных процессов и развития соответствующих им ментальных процессов, приведших, в конечном счете, к возникновению первых иерархий труда.

 

После каждого регулярного наводнения (Нил в июле – ноябре, Тигр и Евфрат - с апреля по июнь, а в Междуречье также зимой и весной от осенне-зимних дождей в истоках) плодородие почв восстанавливается. Более того, грунт после наводнения (на первых «нижних» полях, после оттока воды оказывается настолько мягким, что не требует практически дополнительной обработки. Это и оказывается основанием для стремления земледельцев селиться возле таких земель, и не только селиться , но и наиболее быстро увеличивать свою численность и селиться плотно и рядом, поскольку размер заливных площадей достаточно ограничен. После этого нам следует указать второй социальной фактор описываемой социальной «революции».

 

Изменение функций вождей и жрецов земледелии в сравнении с охотничьим типом хозяйства

 

Жрецы. Значение опытных земледельцев, знающих, когда надо сеять, когда следует убирать урожай, как вести сев, когда собирать урожай, как хранить зерно (и возможно, как его обрабатывать и готовить в пищу) в родовой семье или в их первых объединениях (племя), чтобы хватило до следующего урожая, постоянно возрастает. К таким знаниям относятся и представления о погоде, ее значении для урожая, его созревания и т.п. Люди знания всегда имеют харизму, а опыт, вероятно, передается по наследству в роде. Эту функцию накопления и использования знаний в области агрономии и общих суждений любого типа в части социальной и хозяйственной жизни несут жрецы и целые родовые семьи, ориентированные на жреческую функцию. Они же до того момента также  выполняют другие самые различные: производственные, медицинские и психологические (в их идеологизированной, сакральной форме) функции.

 

Охота как уклад требовала совсем иных функций и вождей, жрецов. Функция вождей реализовывалась в охоте, и возможно, в редких столкновениях с «чужими», что было аналогично или продолжением действий охоты. Мы должны отметить резкое различие харизматической и управленческой деятельности вождя на охоте и лидера в агротехнике. Для лидера в среде охотников более существенную роль играла физическая сила и ловкость, храбрость. Жрец, наоборот, мог быть исключительно лекарем и психологом, возможно, исполнять функцию психологической подготовки к охоте, которая была регулярно или к столкновению, которое было чрезвычайно редким явлением. От жреца всегда требовались знания и совет, но практически никогда физические способности. Потому можно уверенно утверждать, что роль вождизма с падением значения охоты резко упала. А роль жречества как практической ценности их «гражданских» знаний и опыта, безотносительно к физическим данным возросла. Более того, знания как результат длительного и личного опыта возникают обычно с жизненным опытом и, потому, с возрастом: старший (senior) возраст и слабое здоровье совместимы с функцией жрецов. Дополним это представление о жрецах значением для их будущей власти информации, которую они должны были профессионально иметь по поводу здоровья и лечения. Жрец или знахарь, прекрасно зная особенности трав и снадобий, мог не только лечить, но и внезапно или, наоборот, медленно и незаметно, отравить («навести порчу на») любого члена общины или личного врага. Отсюда и уважение, смешанное со страхом  у населения перед «злыми» колдунами[1]. Отсюда вытекает и инструментальная готовность жрецов как специалистов и людей этой профессии к психологическим воздействиям на население, которые изначально формируются от воздействия на  отдельных больных. Такие воздействия могут быть вполне обоснованы, ЕСЛИ ВОЗНИКАЕТ МОТИВ (целевое обоснование, признанное обществом) для сохранения или для увеличения психологической власти или харизмы.

 

В условиях земледелия значение прошлого типа опыта и руководства вождей охотников резко сократилось. Значение операций и знаний, опыта, связанных с земледелием стало ведущим. Оно становилось все важнее с ростом плотности населения и сокращением охотничьих и рыбных угодий и значения охоты.

 

Итак, мы отмечаем два фактора, которые далее начинаем учитывать:

 

        предпочтительный выбор земли с воспроизводством плодородия

 

        роль знаний и падение значения вождизма (chiefdom) при расширении объема и важности земледелия в питании (потребностях) основной части населения

 

В качестве следствия мы имеем рост плотности населения в ареале аллювиальных земель, опережающий все остальные района и типы хозяйствования. При этом отделяющиеся роды селятся вплотную и рядом, поскольку заливные земли постепенно и быстро заселяются.

Разметка (межевание) полей и ее роль в становлении правления жрецов

 

Мы обращаем внимание на общественную функцию, которая обязательно должна была исполняться задолго до начала более сложных и хорошо изученных организационных работ – ирригации и мелиорации. Почему? Потому, что ирригация и мелиорация по данным археологии возникла относительно (самое малое, на сотни лет) позже формирования элементов цивилизации и отделения творческого труда, в частности, создания письменности.

 

Общественная функция. Особенности аллювиальных почв состоят в том, что вся разметка полей (обычно из деревянных или каменных вех) в момент очередного паводка - наводнения смывается [Стариков Е. Н., сс.73-83] со ссылкой на [Стучевский И. А., 1982 с. 42-43]. Это делает обязательным ежегодно новую разметку (межевание) участков полей даже между отдельными родами, поскольку каждый род обрабатывал свое отдельное в племени поле совместным трудом. Естественно, такая функция могла отсутствовать в условиях малых полей при террасном земледелии, но и террасное земледелие, особенно при планировании создания террас и планировании водоотвода и водопользования или при перераспределении террас между семьями в большом объеме (большие общины) могла требовать специальных знаний, которые требовали специализации знаний.

 

С момента начала разметки земли между родами или большими семьями жрец становится не только советчиком среди родовых групп или отдельных лиц, но человеком, который разрешает споры между родами и которому следует подчиняться, чтобы избежать столкновения и, возможно, даже кровопролития внутри племени. Мы еще раз напоминаем, что предусловием потребности разметки является впервые в мире резкое возрастание плотности населения в ареале наиболее плодородных и устойчиво плодородных земель.

 

Далее следует указать на  особенности деятельности межевания участков. Разметка – это не только нанесение знаков на земле, но и визуальное провешивание линий проекций от удаленных ориентиров. В Египте, с малым количеством растительности, ориентирами и вешками могли быть последние из оставшихся деревьев. Деревья, вероятно, были в некоторый период, в основном, уничтожены ради изготовления орудий труда и возведения жилищ, для заграждения от ветра жилищ и жилых ям. Деревья также были использованы и на те же вехи, межевые знаки, ради выступов и крыш жилищ первых поселений на близлежащих незаливных холмах. Вехами и метками могли быть и дальние очертания уступов плоскогорья - древнего берега Нила, который был на десятки метров выше «нижних» земель долины. Работа требовала памяти прошлых разметок, межевых знаков и признаков местности, знаний геометрии, возможно, измерений углов, и конечно, политических талантов, что вместе может быть определено как харизма.

 

Дополнение декабря 2008

Среди знаний, необходимых для разметки земли даже в условиях отсутствия природных ориентиров мы знаем собственные способы землемеров Нила:

– определение направления на Юг по кратчайшей тени от вешки в полдень;

– определение прямого угла с помощью «египетского треугольника» – шнура с равноудаленными узлами, которые позволяют сложить прямоугольный треугольник со сторонами в 3, 4 (катеты) и 5 отделений (гипотенуза).

Этих приемов вполне достаточно, чтобы на плоскости межевать земельные участки в форме прямоугольников.

Конец дополнения декабря 2008.

 

Таким образом, межевание земли была минимально работой уровня жреца, максимально работой «руководителя» общины из многих родов. Поскольку работы проводилась ежегодно, то и ВЛАСТЬ распределять землю, если и вручалась ежегодно, то, скорее всего, и сохранялась, или стала сохраняться, на весь промежуток времени – год, т.е. постепенно становилась постоянной[2]. Однако, исходя из более позднего господства жреческой «касты» в Египте, можно полагать, что человек знаний в древнем примитивном земледельческом обществе уже был облечен статусом жреца. Остальное в руководстве не было существенным.

 

Уже позже этого момента функции жрецов существенно возрастают. Так, следующим этапом возникает потребность просто расширить земельные угодья в пойменных и низменных местах в связи с приростом населения. Тогда возникает необходимость руководить общей работой родовых групп при расчистке новой земли и отводу воды (осушению - мелиорации). ВЛАСТЬ не только принимать решения, но и руководить непосредственным трудом в некоторой части работ возникает преемственно из первых работ по межеванию и разрешению споров. Эти работы становятся основными в продолжение минимум нескольких сот лет. Именно такая ситуация служит неоправданным аргументом для части противников азиатского способа производства – утверждать, что ирригация, формирование водохранилищ и рытье каналов возникает много позже создания первых патриархальных государств, а потому их значение преувеличено. Мы объясняем в этом разделе, что для становления иерархии труда уже достаточно власти «наведения» порядка в человеческой стае, причем из биологии мы знаем, наиболее слабые выступают ЗА порядок, за сильную и неоспоримую власть.

 

Действительно, только существенно позже возникает потребность в обработке высоких полей - в орошении и сохранении (задержании) воды летнего разлива для орошения – проводке каналов, формировании дамб для искусственных водохранилищ и т.п. Но это не повод отрицать много ранее возникшую потребность в коллективных землеустроительных работах, из которой вытекает первая функция управления.

 

В этот момент и не позже мы обязаны обратиться к структуре объединения родов.

Появление племени как института. Объединение родов как система земельного регулирования

 

До настоящего времени мы использовали представление только об одном роде (до 50-100 чел.), имея в виду существование во главе рода самого старшего и опытного. Более широкие объединения прошлого (племена как системы периодической встречи родов) можно рассматривать первоначально как институты брачных отношений и отношения обмена невестами.

 

В обычном подсечно-огневом земледелии такие роды могут существовать длительное время автономно, и их объединение может возникать очень редко по чрезвычайным обстоятельствам.

 

На аллювиальных почвах социальное развитие общества должно необходимым образом впервые столкнуться с близким сосуществованием родов или групп более обширных, чем большая семья, у которых возникают проблемы разделения недостаточного и ценного ресурса – естественно увлажненной и удобренной земли.

 

И потому с расширением  популяции в зоне скопления населения должна впервые в истории возникать следующая ситуация: выбранный не формально наиболее опытный старейшина в деле распределения земли (или жрец в этой функции) становится (при конкуренции в среде глав других старейшин родов) первым устойчивым главой над родами земледельцев. Эта схема фактически означает формирование племени. Эту новую схему мы изображаем на рис. 2.

 

 

 

Рис.2. Появление главы племени или главы группы родов в момент производственной (раздел земли, хозяйственные результаты рода и потому статусной) конкуренции  «старейшин» или «отцов» родов между собой

 

В отличие от статусного распределения излишнего продукта типа «потлач» или раздач, дарений (которые формируют статус путем растраты личного или родового ресурса) данная ситуация является управлением трудом (будущим трудом). Лидер имеет отношение к организации производительного труда, поскольку жрец, руководитель распределяет условие будущего труда, а не продукт прошлого труда.

 

Таким образом, мы переходим к новым условиям или новому социальному состоянию – впервые в истории сосуществования и в силу ценности ресурса и роста плотности в уникальном ареале возникает конфликт между родами, который требует более крупной структуры социально типа – племени. В этой группе глава племени может быть главой ведущего рода, который сохраняет и передает в семье жреческие функции, но это вовсе не обязательно. В общем случае мы может полагать, что глава племени постепенно выдвигается с учетом харизмы, достоинства опыта и рациональных способностей реальных лидеров при их конкуренции между собою. Вот почему мы указываем, на текучий характер лидера в группе родов, что предполагает периодические обсуждения или в России «мировые сходки» на уровне всего «общества» или сбор глав родов – «старейшин». Горизонтальная линия на рис. 2 и отражает избирательный конкурентный характер будущей «должности» - социальной позиции. Далее мы отмечаем, что эта функция возникает и становится регулярной, а не случайной и спорадической, как это может быть с вождеством в момент упадка занятий охотой на крупных животных.

 

Первая социальная позиция разделенного труда в теории иерархии потребностей

 

Исходя из теории иерархии потребностей здесь конкуренция за ресурс, чреватая неудовлетворением потребностей безопасности I (опасность силового столкновения) и безопасности II (земля для посева), преобразуется в операции, проводимые выделенным лидером, который получает особую статусную позицию (уважения как выделенного ему права разрешать конфликт и обеспечить «справедливость»). Выделение полномочий для решения регулярной общей задачи (впервые, не на родственной и не на реципрокной основе) оказывается одновременно выделением лидеру статуса «решать», а остальным участникам статуса «выслушивать чужие решения по поводу собственных прав на землю» или обязанности «соглашаться». Интуитивно и не осознанно – этот компромисс или обмен - соглашение об обмене удовлетворенной потребности в безопасности I и II ВСЕХ на подчинение СУДЬЕ, т. е. это обмен своей безопасности на свои права самостоятельного решения. Свои собственные права или права собственного решения ВСЕХ заменяются правами решения ОДНОГО отдельного другого человека, который тем самым получает высший статус или приобретает удовлетворенную потребность в УВАЖЕНИИ этого ОДНОГО, приобретает тем самым безопасность III.

Следует напомнить, что в нашем понимании это не рациональный обмен, а вероятно, результат стихийно идущих процессов «невидимой руки» формирования социальной стуктуры, которые завершаются указанным позитивным и не осознанным результатом. Мы напоминаем, что этот процесс аналогичен в некотором смысле формированию статуса внутри популяции биологического вида в момент распределения ресурса – замена прямой агрессии – знаковой системой статуса конфликтующей пары особей. В новой возникающей социальной ситуации агрессия между кланами и родами-группами формирует одного – лучшего, статусно  выделенного, который разрешает конфликт. Последний получает право безусловно развести спорящие стороны и тем пресечь агрессию и растрату физических социальных сил – то, что спор идет не по поводу потребляемого ресурса, а, более сложно, земли как условия производства потребляемого ресурса – говорит о пройденном от биологических видов социального пути человека разумного.

 

Примечание: Мы отмечаем здесь, что впервые проблема статуса формируется с учетом или даже на основе разделения труда (ранее это были гендерные или основания пола и основания физического состояния  – сила, ловкость, психофизические данные (упорство), которые идентичны биологическим основаниям статусного деления в биологическом стаде или стае.

Интересно отметить постепенность перехода от одного к другому.

Старший имеет значение в роде не столько по силе и ловкости, сколько по накопленному опыту. А опыт, его наличие, наличие ИНФОРМАЦИИ - уже предполагает инструментальные особенности, не вполне биологического свойства. Однако, в общем опыте пожилого члена рода есть ценность, но еще нет разделения труда. Разделение труда знания происходит у жрецов, и не древнейшая ли это в реальности профессия – хранение и переработка ценной для совместного (и мирного в частности) сосуществования сообщества информации?

 

Реципрокность как принцип на этом этапе – жрец или вождь племени - еще сохраняется в минимальной форме, поскольку в племени все роды в древности связаны родством, вторые и третьи – выходцы из первых. Жрецы и «лучшие» являются родственниками членов племени. А племя рассматривает себя как общеродственное образование, которое ведет или может вести свое хозяйство разделенно, по родам. Такие племена могут составлять от нескольких сот до тысяч и даже десятков тысяч человек.

Сосуществование племен, межевание – повторение проблемы, но с лишением реципрокности

 

Далее мы делаем следующий шаг в представлении развития социальных отношений. В долине реки с заливными землями формируются параллельно несколько племенных объединений (наиболее известны термины для Нила  - «номы» или для Междуречья - «города»).  Этот шаг в целом не является принципиальным, поскольку все, что далее может происходить с одним племенем, может возникать и со стихийным объединением племен. Однако, мы включаем этот момент, чтобы показать его идентичность, а не противоположность, которая возникает много позже, после смены ментальности, смены ментальности реципрокности ли «первобытного коммунизма» рода на существенно более позднюю ментальность иерархизированного общества, уже знающего цену насилию и силовому подчинению и принуждению.

 

Итак, постепенно должно возникать и сосуществование рядом нескольких племенных образований.

 

 

Рис. 3. Племенные общины в исходной фазе образования как сомножества родовых хозяйств изредка взаимодействуют и делают это на добровольной и взаимовыгодной основе. Общение носит, скорее, характер совместного праздника и выполняет функции дипломатической миссии взаимного признания и уважения. Современные примитивные культуры, оставшиеся доступными наблюдению и сохранившиеся в реликтовых зонах, ведут часто не слишком напряженный образ жизни, живут в благоприятных климатических условиях и растительных зонах. Возможно, поэтому они и стабилизировали свою среду, оставшись на этом уровне развития.

 

В ситуации с зависимостью от ограниченного ресурса, которым является орошаемая земля, и при практической трудности обработки любой остальной земли рано или поздно границы сообществ, племен или общин становятся спорными, и конфликты получают развитие и разрешение, аналогичное вышеописанному в предыдущем разделе.

 

В системе родов и племен еще нет представления о своем и чужом – имеется представление родственного и племенного. Мы предполагаем, что в системе отношений между племенами возникает та же структура контактов и компромиссов, разрешения конфликта, как и внутри племени между родами. Более поздние «завоевания» номов в Египте и борьба городов в Шумере носят уже иной характер и соответствуют сформированным архаичным государственным структурам.

 

Итак, первоначально между объединениями родов (гипотетически) происходит разрешение конфликтов как равных с равными, см. рис. 4.

 

 

 

Рис. 4. Первое общение земледельческих общин или племен при решении общих или граничных проблем.

 

При развитии постоянных, регулярных контактов (по проблемам межевания и обработки земли, водопользования и т.д.) среди конкурирующих жрецов племенных верхушек возникает определенное неравенство – выделяются наилучшие или даже самый успешный и «мудрый» из всех глав сообществ. Мы исключаем на первом этапе какие-либо завоевания одного племени другим. Для земледельцев производственные отношения и разрешение проблемы трудом при отсутствии модели войн, набегов, захватов (отметим отсутствие еще на данный момент существенных накопленных ценностей и прибавочного продукта как цели и мотива нападения) разрешаются мирным путем – , скорее всего, путем поиска способов расширения новых площадей для посева (осушения и расчистки новых территорий и т.п. Таким образом, включение или объединение племен идет через технические новации и объединение знаний, компромиссы и улучшение технологии.

 

ПРИМЕЧАНИЕ

Противоположное решение должно было бы означать – одномоментное уничтожение конкурентного племени и простую задержку во времени момента развития иерархии труда – общее население сокращается – плотность населения падает, потребность в иерархической структуре откладывается. Если насилие и происходило, то не оно привело к иерархизации. Предположение о насилии как источнике начала объединения – первого объединения и развитие на этой основе иерархии труда отрицается также археологическим и нарративным материалом.

Если бы это было так, то в более поздней системе не возникло бы множества жрецов как носителей различных культов и множества (пантеона) богов. Факт развитости многобожия в начальный период – не разных культур при господстве одной культуры, свойственной более позднему имперскому периоду развития, а и равенство включенных богов (история богов с последовательностью их браков и потомства, включение богов от храмов Фив, от храма Мемфиса и т.д.) указывает на мирное объединение, а не на (начальное) подчинение силой. Отметим также полную невозможность идеи насилия или подчинения к исполнению чужой воли в родовой общине, построенной на реципрокации – других социальных инструментов, кроме исключения из общины, просто еще нет.

Говорить о насилии и подчинении одного человека другому – одной общины в отношении к другой, кроме подчинения детей правилам поведения, просто нереально. Это так же не реально, как предполагать какой-то обмен товарами, когда в системе имеется образец поведения в виде дарения, и обратного поведения в виде дарения в еще больших размерах, это повторяет, кстати, еще и радушие, и хлебосольство гостям в русской деревне. Стоит привести и современный этнографический материал в виде наблюдения над нравами и воспоминаниями современной русской деревни как фрагмент великодушия и радушия только одной старушки, отдающей современному немцу молоко вместо предложенных денег бесплатно: «немчики, мы ж с вами воевали!» [Задорнов М.].

Общество патриархальное на таком уровне (в хорошем смысле) еще не способно заставлять кого-то работать на себя или принуждать к труду – распространенность реципрокности, ее всеобщность должна была (в отличие от приобретенной жестокости железного века) делать маловероятным иной подход, кроме компромисса. Патриархальность сельской среды, и ее отношение, в хорошем смысле, к «чужим», без агрессивности и враждебности, без опыта собственной имперской агрессии (железный век) при условии, что незнакомцы не были агентами агрессии, так же хорошо представляется и, например, в Северо-Западной Руси, в лексике именования «чужих» - «немцы» - это люди, которые не понимают и не говорят, они сродни немым, больным. Но это торговцы или иностранцы - одиночки. В термине нет агрессивности. Зато память оставила в термине отношение к захватчикам.  «Варяги» постепенно деформируется во «враги». Это к вопросу о патриархальности в части насилия. В другой и смежной области, в части принуждения к труду можно также напомнить поведение североамериканских индейцев при их порабощении. Они просто не могли работать. Принуждение к труду, который не ты выбрал, является совершенно не ясным для логики принуждаемого. Зачем мне делать то, что мне не надо, или значения чего я не понимаю, или что по моим традициям я делать не должен, или на что имеется табу или что является неприличным. Можно предполагать, что огородничать, т.е. работать на плантации, для индейца так же глубоко унизительно, как. мыть посуду или полы для юного жителя Кавказа в армии –  это женская работа. В прошлом это даже, вероятно, табу.

 

Объединение культурных и технических потенциалов, замещающих конфликты за ресурс - такое объединение оказывается разрешением первого политического (и неолитического, позже будет ясно почему) кризиса.

 

Образованная форма социальной структуры на первом этапе выдвижения наилучшего из руководителей племен или из жрецов племен, где низовые элементы – это сами племена, теперь представляется в виде схемы, представленном на рис. 4.

 

 

 

Рис. 5. Выделение «старшего» или «харизматического лидера» в контактирующих и взаимодействующих общинах из группы жрецов или вождей.

 

Итак, на рис. 4 приведено становление первой протоиерархии при осуществлении координирования общих работ или сначала только послепаводкового межевания. Выбранный, «лучший» или «мудрейший» харизматический лидер становится первым руководителем организуемого труда, становится тем, кого слушаются и кому подчиняются. В общих работах «лучший» становится первым авторитетом. Возможно, он руководит еще и своей общиной, но и ему уже добровольно подчиняются старейшины соседских общин. Это может быть и выделение лидеров в результате конкуренции или доминирования ведущих общин, родов. В иерархии начинает выделяться промежуточная прослойка  - это жрецы отдельных племен или общин, которым дает указания «старший» и которые эти указания исполняют вместе со своей общиной, помогая «проводить» указания «старшего».

 

Мы хотим отметить, что не противопоставляем процессы двух уровней - не настаиваем на построении иерархии труда из межплеменного союза в противоположность возникновению того же процесса на уровне одного племени и не противопоставляем главу старейшин родов племени выборному ведущему жрецу из всех племенных жрецов объединившихся племен.

 

Чем отличается управление старшего над племенными руководителями в отличие от руководства родами в одном племени? В первом случае вожди племен для лидера союза племен не вполне свои – союз уже НЕ опирается на родственные связи, отношения должны носить более жесткий формальный или конкретно индивидуальный и личный характер. Представление о жестком и формальном трансформируется в ментальности первого человека в божественное, в сакральное или в традицию. Представление о личном формируется раньше – в момент личной конкуренции, когда традиция еще не сложилась. Однако личное в отношениях между жрецами, по нашему предположению, не может не интерпретироваться перед общиной каждым жрецом как решение свыше самого жреца, как решение высших сил. Такова традиция, возможно, любых решений жреца в системе общины или племени, группы родов.

Сосуществование и взаимодействие. Завершение построения первой социальной структуры – иерархии труда. Начало управления

 

Совершенное управление в мультиобщине – объединении племен возникает как глобальное выделение его функции из ранее исполняемой локальной. Выделение «лучшего» как координатора логически завершается его последующим отрывом от собственной общины для организации работ сообщества в целом. В советской России, формирование аппарата которой в некоторые ранние моменты частично напоминало древние механизмы возникновения иерархии труда, такой координатор, который сначала выполнял свою работу координатора «на общественных началах», получал название «освобожденный (от физического труда) работник» (управления). При своем «освобождении» в собственной общине глава, уходящий с нижнего поста или с работ «на общественных началах», выбирает или назначает нового жреца, вождя на свое прежнее место и т.п.

 

 

Рис. 6. Полная иерархия труда возникает с отделением лидера (или группы) от прямого управления членами своих общин. Возникновение промежуточного слоя руководителей среднего уровня и формирует первую полную иерархию как идею управления.

 

Первоначально в системе, кроме редкой (возможно, ежегодной или несколько раз в год), но во все возрастающей традиции координации труда ничего не изменяется, если жрецы обрабатывали поля вместе с рядовыми общинниками, то такая традиция и продолжается. Но далее в системе начинаются новые, описанные ниже, процессы реформирования системы потребностей работников разных социальных позиций в первой и юной иерархии, изменяются и формы их активности.

 

Мы хотим подчеркнуть, что в обсуждаемом нами периоде первого классообразования не частная собственность, и не власть формируют статус. Власть и статус формирует практика  - исполнение функции (выделенной трудовой деятельности) - и последующая вслед за этим перестройка системы сознания (потребностей и мотивации). Именно в таком порядке должны возникать последовательно 1) власть, потом 2) статус[3]. Неравная собственность или более раннее неравное потребление, а потом и эксплуатация как следствие,  появляются позже или много позже. И сама социальная структура появляется не от возникновения статуса или неравного распределения продукта, а от роста плотности населения, появления проблемы или общественной потребности распределения ценного ресурса или других общественных функций, которые невозможно разрешить старыми социальными инструментами. Далее, существование и развитие этой функции по мере ее выделения (в виде разделения труда) приводит к последующим определенным изменениям системы потребности и мотивации, как ее исполнителей – первых управляющих, так и исполнителей обычного труда – первых управляемых. Все это мы будем обсуждать подробно.

 

Прежде, чем мы обратимся к особенностям внутреннего развития первых иерархий, мы обратимся  к некоторым результатам в области экспериментальной психологии малых групп, которые мы далее сможем использовать при анализе внутренних процессов и постепенных деформаций социальных отношений внутри иерархических структур – иерархий труда.

Психология малых групп - ключ к пониманию деформаций власти и коллективизма

Новая интерпретация известных результатов группового поведения

 

Ниже мы кратко приводим суть известных и даже обоснованно скандальных (для западного общества) экспериментов 1970–х гг. Их ценность для нас особая. Мы видим в таких экспериментах не вполне то, что обсуждали их авторы и их критики. Как мы понимаем, авторы и осуждавшая их научная профессура занимались тонкими проблемами исследований самоощущений личного «я» в связи с давлением окружающей среды, проблемами моральной ответственности и устойчивости личного «я» - моральной ответственности человека перед лицом внешних обстоятельств внешнего поведения и даже чужого давления. Именно таким образом эти эксперименты объединяют и интерпретируют остальные социологи в те времена и позже, см. И. С. Кона, который говорит:

«…человек делает выбор и принимает (или не принимает) на себя ответственность не только в труде, где существует более или менее определенное распределение прав и обязанностей, а во многих других, менее регламентированных и психологически сложных ситуациях. Каково при этом соотношение внутренних (собственные нравственные принципы) и внешних (давление среды) факторов и как человек реагирует на допущенные им нравственные ошибки? Ситуации такого рода были драматично и жестко промоделированы в экспериментах американских психологов Ф. Зимбардо и С. Милгрэма». [Кон И., ч. II, глава 5, раздел  Выбор и ответственность].

 

Возможно, в то время автор в СССР и не мог сказать больше, если бы и подумал. Мы покажем, что в экспериментах Зимбардо и Милгрэма проявилось то, что уже давно отсутствует в современном цивилизованном обществе (и не ощущается им), но вполне чувствительно в обществе слаборазвитом, потому эти эксперименты привели одному и тому же результату, хотя были поставлены совершенно различным образом. Их общая черта, и то, что обычно отсутствует в западном мире – это предоставление отдельному человеку (или группе) полного и безграничного контроля над другим человеком (или группой лиц).

Эксперименты Зимбардо и Милгрэма как выучивание агрессии и принуждению

 

Существенная и общая черта двух экспериментов – искусственное создание или даже  выучивание абсолютного превосходства одних участников над другими или, что есть то же самое, воспроизведение неограниченной власти через управление одних участников эксперимента другими участниками. Ситуации можно трактовать и как абсолютное подчинение – однако это было бы не точно, поскольку подчиняемые акторы реально или фиктивно сопротивлялись подчинению. Результаты привели в шок научную общественность, и главное внимание было обращено на аморальность подобных экспериментов, а также на вину экспериментаторов, которые обвинялись в создании не гуманных условий и в давлении на всех или на часть испытуемых, участвующих в эксперименте лиц. Самое же главное в эксперименте было опущено ввиду самих контекстов эксперимента – изучение поведения человека в современном обществе.

 

Мы выбираем иной контекст анализа – группа лиц, не имеющих ни грана понятия о правах человека, впервые в своем единстве (общине) оказываются в состоянии управляемого и управляющего.

 

Эксперимент Зимбардо. Естественный рост агрессивности

 

Летом 1971 в Стэнфордском университете по газетному объявлению для эксперимента по изучению поведения человека в неволе были отобраны и наняты на две недели за 15 долларов в сутки 24 студента, см. (http://www.prisonexp.og/index.html). Это были юноши из вполне благополучных семей, не судимые, не имеющие вредных привычек и криминальных проступков. Исследовательская группа смоделировала в студенческом общежитии (кампусе) почти настоящую тюрьму с камерами, коридором, столовой и карцером. С началом эксперимента, т.е. через две недели от заключения договора, тех, кто должен был «сидеть», забирала из родного дома или комнаты общежития в наручниках настоящая полиция, согласившаяся «помочь для чистоты эксперимента». Привезенных «заключенных» обыскали, раздели догола, дали длинные рубахи с номерами и посадили в камеры. «Тюремщикам» дали дубинки, они должны были вести себя строго, выводить заключенных в туалет и наказывать  при нарушении правил распорядка. Девять охранников  - по трое в восьмичасовой смене и девять заключенных в трех камерах по три человека – три кровати и тумбы в каждой. Первый день прошел во взаимных шутках – никто не воспринимал «расположение звезд» всерьез. На второй день кто-то повздорил, заключенные сплотились, забаррикадировались кроватями, сорвали с себя форму, стали оскорблять охрану – тюремщики применили силу – зачинщиков посадили в карцер, страсти разгорелись. «Заключенные» почувствовали себя униженными, один из них получил серьезную психическую травму, у него начался психоз, «Тюремщики» постепенно стали входить в роль, среди них появились те, кто начал получать удовольствие от унижений подопечных, стал злоупотреблять властью.

 

Для нас интересно отметить сам процесс модификации поведения сторон и обновления или, скажем, институциализации отношений. На второй день после «подавления мятежа» (убрана вся мебель, пленники раздеты догола) охранники уже сумели понять, что их мало (трое на одну смену из девяти заключенных) и что простой силой навести порядок не удастся. Рациональные предложения появились сразу  - ввести различия по статусу и качеству поведения (степени подчинения) - выделить и поощрять послушных. Была немедленно создана камера для «послушных», куда возвращена мебель и одежда, дано право мыться и чистить зубы, вовремя выходить в туалет, а не пользоваться ведром в камере, дано право выносить ведро, а не держать его сутки полным. Вынести ведро с нечистотами стало поощрением за послушание. Еще позже было придумано вернуть «хороших» к «плохим» (без условий и объяснений), а часть «плохих» к «хорошим», чтобы сломать солидарность заключенных. Это привело к тому, что заключенные запутались. «Бунтари» стали подозревать подвох и слежку от хороших для доноса администрации, как и «послушные» видеть цель провокации от «бунтарей». Так, заключенные раздробились и стали одиночками  - возникло полное недоверие друг к другу. Позже автор эксперимента узнал, что самой большой проблемой тюрем является дружба и доверие заключенных – ее стараются не допускать и в реальных тюрьмах.

 

К концу недели ряд заключенных вообще забыл, что это эксперимент, и именовал себя по номерам. В процессе одной недели заключенные пытались: поднять бунт, затем организовать побег с помощью друзей снаружи и наконец пытались сообщить родственникам (которые ничего не поняли) и священнику, что они мечтают выбраться на «волю».

 

С другой стороны, вновь испеченные тюремщики немедленно увидели в подопечных заключенных беспокоящую и опасную для них среду и нагрузку, стали ощущать ее как угрозу. В ответ они стали усиливать контроль, и агрессивность. Уже за  несколько дней в «тюрьме» сложилось три типа тюремщиков: жесткие, но справедливые; хорошие парни, от которых мало пользы заключенным, но и которые никогда не наказывают заключенных, и недружелюбные, деспотичные и изобретательные в унижении тюремщики. Последний тип, говорит автор эксперимента, мы не смогли предсказать и отличить никакими предварительными тестами.

 

Давление на заключенных постепенно возрастало. Так наказанием стало мытье туалетного горшка в общем туалете голыми руками. Некоторые тюремщики стали садистами, а даже «хорошие» охранники не могли прекратить свою работу в процессе выполнения, отказаться от нее. Надо заметить, пишет автор, что ни один охранник не опоздал на работу с выходом в смену, не сказался больным, не ушел со смены раньше и не потребовал дополнительной платы за переработку. Наоборот, угроза (даже слухов о готовящемся побеге) сплотило охрану, включая руководителя – автора, который сам вжился в эксперимент, как в реальность, и думал о нем, как о самом важном. Когда в середине недели пришел коллега и задал профессиональный вопрос о параметрах эксперимента, я, говорит, автор, страшно возмутился, о какой ерунде, коллега говорит, когда здесь ведется серьезная работа.

 

Интересно, что на третий день экспериментаторы устроили нечто вроде родительского дня – посещения заключенных их родителями (в присутствии охранников – 10 минут на человека). Как и в реальной жизни, новоиспеченные тюремщики спланировали «показать  товар с лучшей стороны»: они тщательно вымыли «зону», сменили (вернули) белье, хорошо накормили заключенных. Родившаяся в подсознании идея «показухи» перед внешним миром становится свершившимся фактом чрезвычайно быстро.

 

С другой стороны и заключенные «втянулись» настолько, что часть забыла о эксперименте, стала идентифицировать себя с номерами. Когда один из заключенных был выведен из камеры, и параллельно подставные люди издалека закричали «Он плохой заключенный – испачкал камеру» этот номер стал рыдать – я не «плохой», пусть меня вернут – я докажу!». Заключенные вполне серьезно отнеслись к «работе комиссии по сокращению срока заключения», стремясь сократить свой «срок», они так же серьезно отнеслись и к  посещению пастыря – духовника.

 

Эксперимент был прерван и завершился в шесть дней. Первый повод, по словам руководителя - пришедшая в конце недели коллега, женщина-психолог, увидела малую толику сложившихся норм поведения – речь шла о цепочке троих заключенных, шедших в туалет с цепями на ногах, каждый держал над головой ведро с нечистотами, а вторую руку держал на плече впереди идущего (изобретенный способ уменьшить риск бегства или физического нападения со стороны заключенных) - и пришла в ужас. Кроме того, руководитель, просматривая ночные видеозаписи, пришел  выводу, что тюремщики начали переходить границы норм – появилось стремление к сексуальным садистическим элементам, оскорблениям на уровне деградации (тюремщики не знали, что ночью, в отсутствие исследователей, ведется  видеозапись).

 

Этот эксперимент ценен тем, что он развивался стихийно, и дал массу качественных данных по развитию ситуации, но он, как оценивают психологи, был плохо измерим.

 

Эксперимент Милгрэма. Обучение подчиненного агрессии и власти

 

Второй эксперимент связан более жесткой структурой и дает статистические оценки. Мы используем его компактное изложение  у И. С. Кона.

 

В психологической лаборатории два человека участвуют в изучении памяти и обучения, в частности в исследовании влияния наказаний на успешность обучения. Одному предложено выполнять в эксперименте функции "учителя", другому - "ученика". Последнего привязывают к креслу, присоединяют к его запястьям электроды и дают задание выучить список соединенных попарно слов, предупредив, что за каждую ошибку он будет подвергаться электрошоку нарастающей силы. "Учитель", сидящий перед пультом электрогенератора, должен последовательно передавать задания "ученику", которого он все время видит и слышит. Если тот отвечает правильно, "учитель" переходит к следующему заданию. Если "ученик" ошибается, "учитель" обязан дать ему электрошок, начиная с минимума в 15 вольт и постепенно увеличивая дозы.

Подлинная суть эксперимента состоит в том, чтобы выяснить, до каких пределов дойдет испытуемый, выполняющий роль учителя, причиняя боль невинной жертве, откажется ли он слушаться экспериментатора и когда? Конфликт возникает, как только "жертва" начинает показывать, что ей неприятно. При 75 вольтах "ученик" вскрикивает, при 120 - начинает жаловаться, при 150 - требует прекратить эксперимент. Чем сильнее электрошок, тем эмоциональнее и активнее протесты "жертвы". После 285 вольт он уже только отчаянно кричит. "Учитель" не знает, что "ученик" - только актер, который фактически никакого шока не получает, а просто изображает боль. Он видит неподдельное страдание, побуждающее прекратить опыт. Однако, экспериментатор, который является для испытуемого ("учителя") авторитетом и по отношению к которому он чувствует определенные обязательства (хотя участие в эксперименте было добровольным), настаивает, чтобы опыт продолжался. Чтобы выйти из этой ситуации, испытуемый должен недвусмысленно порвать с ней, отказать экспериментатору в послушании.

Когда Милгрэм спрашивал людей, как они поступили бы в подобном случае, все 110 опрошенных сказали, что прекратили бы опыт; лишь немногие считали себя способными выйти за пределы 180 вольт; только четверо сочли, что дойдут до 300 вольт. Таковы же примерно были их предсказания относительно поведения других: все испытуемые откажутся подчиняться экспериментатору, разве что патологические субъекты, которых не может быть больше 1 - 2%, будут продолжать давать электрошок до конца шкалы, то есть до 450 вольт.

На самом же деле почти две трети испытуемых, взрослые люди старше 20 лет, из разных социальных слоев, продолжали эксперимент, несмотря на явные страдания жертвы. Послушание оказалось значительно сильнее милосердия. Те же 60% абсолютно послушных обнаружились и среди славящихся своей независимостью студентов привилегированного Йельского университета, а при повторении этих опытов в Принстоне, Мюнхене, Риме, Южной Африке и Австралии показатели оказались даже выше (в Мюнхене послушные составили 85% испытуемых). [Кон И. С.]

 

Отметим совершенно иную сторону экспериментов Стенли Милгрэма. Здесь мы уточним некоторые детали эксперимента, важные для нашей темы – особенностей формирования иерархии труда. Поскольку количество уровней напряжения составляло до 30, а, кроме ударов, время экспериментов занимали содержательные задания и проверки их выполнения плюс жалобы пациента и колебания испытуемого, то общее время эксперимента с каждым испытуемым могло составлять от часа до двух, [Милгрэм C., с. 138-161].

 

Исследования показали, кроме того, что готовность продолжать эксперимент зависит от близости жертвы и мучителя. Это «моральное» и «физическое» расстояние варьировалось от одной до четвертой градации. Первая –  наличие жертвы в другом помещении, когда не слышно даже голоса. Вторая – голосовая обратная связь – слышен протест жертвы. Третья – тесная пространственная близость (в одной комнате и в полуметре с жертвой). Четвертая – физическое участие в наказании – ученик отказывается получить шок наказания при высоком напряжении – 150 В и выше – экспериментатор приказывает испытуемому (думающему, что он «учитель») самому положить руку ученика на панель с током. В каждом эксперименте испытывали сорок человек. Мы приводим результаты. С уменьшением расстояния возможная агрессия падала (и, непослушание росло). При сокращении расстояния средний уровень напряжения, при котором испытуемые отказывались проводить эксперимент, снижался : 280-250-210-175, снижался и процент тех, то довел эксперимент до «смертельного» конца в 450 в.(надпись «Опасно для жизни): 66 - 62,5 - 40 – 30 %.

 

Следует отметить обстоятельство, что при наличии большого расстояния, более десятка метров и вне пределов видимости вообще, ДВЕ ТРЕТИ современных вполне благовоспитанных взрослых ЛЮДЕЙ с нормальной психикой и совершенно немотивированных к агрессии людей перестраивают свою психику при вербальном давлении достаточно постороннего, хотя и уважаемого человека. И это всего за час или немногим более.

 

С учетом существующей теории формирования установки с подкреплением мы представляем этот процесс как обучение. В реальности за час-два испытаний у молодых людей в роли «учителей» фактически происходило обучение насилию и принуждению над беззащитным человеком, в частности проходило привыкание и снятие сострадания к стонам жертвы. Само постепенное повышение силы тока также являлось обучающим фактором для «учителя». Большой интерес представляет также снижение агрессии при физическом сближении. Очень возможно, что при уменьшении расстояния начинают действовать биогенетические механизмы формирования «общности», которые имеют происхождение, вероятно, из стадных биологических инстинктов самосохранения. Совершенно аналогично длительная близость агрессора и жертвы снижает как агрессию, так и отрицательное отношение самой жертвы – именно это происходит часто при похищениях или при длительном совместном пребывании террористов и взятых заложников в тесных помещениях.

Объединение результатов

 

Нас интересует общее, объединяющее оба эксперимента. Опыты показывают, что в продолжение одной недели в первом случае и в продолжение одного - двух часов, иначе говоря, за короткий промежуток времени, человек способен выучиться приемлемости собственного насилия и физического принуждения к другому человеку и даже привыкнуть (или даже получать удовольствие) к причинению ему физической боли (или другим), если этот другой (принуждаемый – у Милгрэма – «ученик») не может оказать сопротивления, дать отпор.

Условием такого обучения является отсутствие сопротивления или успешное преодоление такого сопротивления со стороны подчиненных властвующему или обучаемому власти. Это утверждение носит не абсолютный, но вероятностный характер  - этим свойством обладают примерно две трети средних людей или, как говорят, «золотое сечение». Что для нас существенно - этому подвержено твердое большинство – у Зимбардо треть любителей и (плюс) треть законников «справедливости закона», создаваемого ими же самими. Но статистика Зимбардо очень мала – всего 10 человек. Статистика годных к обучению у Милгрэма при «нормальных» условиях удаленного насилия более точна – это примерно две трети обычных людей (первой и второй степени близости, т.е. некоторой пространственной удаленности жертвы). Исключение составляет примерно треть псевдоучителей, обучаемых насилию (у Милгрэма), которых останавливает нравственная граница.

 

Мы отстраняемся от конкретики эксперимента и обращаемся к фактору власти и насилия или агрессии, и еще шире, как фактору нарушения каких-либо текущих этических норм. Предположим, что система золотого сечения верна. Это означает, что принуждение или свобода принуждения, нарушение культуры и текущей нравственной нормы выполняется или может потенциально выполняться вместе с перестройкой культуры и самой этической нормы (при условии приемлемости или успешности результата). Это изменение происходит (если в целом является успешным) с вероятностью две трети. Сопротивление «из этических соображений» оказывает только одна треть.  «Консерваторы»  -  это люди, пытающиеся сохранить норму вопреки давлению обстоятельств или здравому смыслу – в наших экспериментах «здравый смысл» заменяет успех насилия, т.е. отсутствие реального или существенного сопротивления ему, или иначе удовлетворение потребности в безопасности насильника. Итак, этические соображения любого рода (как традиции) поддерживаются всего одной третью среднего (любого) общества.

 

Таким образом, если обстоятельства (в частности, отсутствие сопротивления со стороны общества) позволяют совершать насилие, то с вероятностью в две трети, т.е. не быстро, но вполне определенно, общество будет подчинено насилию. Но механизм перестройки совершенно идентичен в любой изменяющейся социальной системе – везде, где господствовал социальный механизм или функция А, и отдельные индивиды получают возможность безопасного удовлетворения (некоторых собственных) потребностей с помощью более эффективного механизма или функции Б, с вероятностью две трети через некоторое время обучения восторжествует механизм Б при сопротивлении только трети сообщества.

 

Еще раз обратимся к сути экспериментов. Они доказывают (или демонстрируют) требования к порядку удовлетворения потребностей в безопасности I, II и только потом уважения и творчества или порядка безопасности III (эксперименты демонстрируют верность порядка).

 

Действительно, то, что подчиняющиеся заключенные или обучаемые «ученики» по статусу или фактически не могут дать отпор - означает полное обеспечение или удовлетворение тех, кто обучается насилию, (в) потребности в безопасности (физической, юридической и т.п.). Насильники получают (в большинстве) положительное подкрепление «творчества» в усилении давления, в привыкании к управлению другими, у них формируется установка  «на достижение» по Маклелланду, которая, как мы знаем, формирует потребность в творчестве преодоления (в данном случае сопротивления воли и психики других людей). Ни один из людей Зимбардо не отказался от «работы» тюремщиком» – сам автор эксперимента вошел «внутрь опыта». Поскольку власть предержащие в опытах считали себя творцами, то оба эксперимента можно  считать и доказательством теории Маслоу по первичности безопасности для развития творчества, развития властности как потребности в безопасности III (уважения).  Этот раздел можно считать и аналитическим материалом к экспериментальному обоснованию важной части иерархии потребности Маслоу.

 

Только малое время испытаний у Милгрэма и отвлеченный их характер - отсутствие серьезных мотивов, потребностей (кроме абстрактных целей «изучить») не дал более эффектных (возможно, более выразительных или трагичных) результатов.

 

Постепенность экспериментов Милгрэма также играет немаловажную роль. Можно предположить, что если бы Милгрэм «ускорил» эксперимент, т.е. если бы пациент – «ученик» - начал остро и самым выразительным образом протестовать, кричать, стенать немедленно или почти сразу – а число ступеней было бы малым, то большинство испытуемых «учителей», «еще не «обученных» терпению к чужой боли и страданиям, не подготовленных к гашению собственного сострадания, психологическому гашению сочувствия – обоснованию своей «миссии» власти и т.п., не смогли бы продолжить эксперимент и прекратили его, т.е. вероятность отказа в быстром эксперименте была бы много более значительной. Самое время вспомнить о технологии «обстреливания» солдат, или о технологии обучения юных спартанцев кровавым ночных нападениям на илотов.

 

Но у эксперимента Милгрэма есть свои особенности и выявленное ограничение.

 

Первое - это отсутствие физической близости жертвы. Жертва должна быть достаточно далеко – иначе возникает, возможно, контакт сочувствия страданиям жертвы, не исключен и энергетический контакт уровня биополей.

 

Примечание. Далее, прервемся рассуждением об особенностях. С другой стороны, именно у Милграма испытуемые имели малую мотивацию, заинтересованность – их останавливала только нравственная граница. Прекращая эксперимент, они ничего не теряли. Второе, само по себе «обучение» для каждого из них не представляло творчества.

В этом их – «учителей» - отличие от тюремщиков Зимбардо, часть из которых увлеклась, забыв об эксперименте, борьбой за сохранение статуса, т.е. власти, выживание, т.е. сохранение системы и работы -  преодоление опасности бегства и жалоб заключенных на условия содержания. Увлеченность и творчество тюремщиков, вероятно, была столь искренней, что и заключенные стали ощущать себя подлинными пленниками, что стало фактом и следствием простой причины – искренней увлеченности первых и видимого отсутствия границ их власти.

Из этих посылок можно сделать вывод, что границы роста агрессии или границы готовности, способности к перерождению по результатам Милгрэма являются самыми нижними и осторожными. Иначе говоря, в реальности мотивированные испытуемые (обучаемые), а также испытуемые, пребывающие  в условиях агрессивного творчества (борьбы и т.п. как преодоления неопределенности) способны проявить и дать даже более жесткие результаты, пойти по трупам, пренебрегая традициями и установками предшествующего воспитания.

 

Итак, второе  - конкретная мотивация (потребность) или творчество, игра как мотивация.

 

Но главное, третье, условие обучение насилию или условие постепенного выучивания насилию и агрессивности – это условие почти безусловного успеха достижения, или условия существенного превосходства индивида над жертвой. И когда мы говорим об игре или творчестве, то ясным образом, предполагаем, что потребность в безопасности (любой) уже удовлетворена.

 

В реальности и тем более в исторической, а не современной реальности у властвующих и начинающих властвовать должны были существовать вполне насущные и ясные мотивы (и потребности) для того, чтобы сохранить или укрепить свою власть (потребности в безопасности I, II, III).

 

Иначе говоря, социум имеет такие результаты при полной беззащитности жертвы или при полной подчиненности жертвы. Здесь важна не только причина, реальное материальное основание беззащитности, а и фактура поведения жертвы, в частности ее реальные или мнимые (ощущаемые психологически как реальные) возможности к сопротивлению. Отсутствие сопротивления или недостаточное сопротивление порождает подобные результаты. Реальные возможности сопротивления не существенны в том смысле, что отсутствие сопротивления может иметь характер выученной беспомощности, см. ссылка 2.

 

По сути, в обучении подчинения и агрессивности мы видим типовой механизм формирования поведенческой установки властвования у господствующей стороны. Однако, это не все. Мы можем говорить в свою очередь о формировании поведенческой установки на подчинение, формирование приучения к покорности, беззащитности или незащищенности.

Эксперимент Мартина Селигмена о выученной беспомощности

 

В 1964 г. Мартин Селигмен, работая в психологической лаборатории Пенсильванского университета, выявил необычное поведение собак в одном из экспериментов.

«Идея эксперимента состояла в том, чтобы сформировать у собак условный рефлекс страха на звук высокого тона. Для этого их, вслед за громким звуком, подвергали несильным, но чувствительным ударам электрического тока. Предполагалось, что спустя некоторое время собаки будут реагировать на звук также, как они раньше реагировали на электрошок - будут выскакивать из ящика и убегать. Но собаки этого не делали! Они не совершали элементарных действий, на которые способна буквально любая собака! Вместо того, чтобы выпрыгнуть из ящика, собаки ложились на пол и скулили, не совершая никаких попыток избежать неприятностей! Селигман предположил, что причина может состоять в том, что в ходе самого эксперимента собаки не имели физической возможности избежать электрошока - и привыкли к его неизбежности. Собаки научились беспомощности.» [Ромек В. Г., с.178-187]

 

М. Селигмен начал собственные эксперименты по новой теме. Вот, что говорит он сам:

«...Первой группе предоставлялась возможность избежать болевого воздействия. Нажав на панель носом, собака этой группы могла отключить питание системы, вызывающей шок. Таким образом, она была в состоянии контролировать ситуацию, ее реакция имела значение. Шоковое устройство второй группы было "завязано" на систему первой группы. Эти собаки получали тот же шок, что и собаки первой группы, но их собственная реакция не влияла на результат. Болевое воздействие на собаку второй группы прекращалось только тогда, когда на отключающую панель нажимала "завязанная" с ней собака первой группы. Третья группа шока вообще не получала» [Селигман М., 1967, p. 63].

            Две группы собак подвергались одинаковым воздействиям: звук – потом электроудары – различие было в том? что одна из групп могла прекратить неприятные воздействия (метавшиеся собаки в одной из групп имели и скоро обнаружили педаль остановки ударов и стали предотвращать удары сразу после появления звука), а другая группа была не в состоянии остановить удары. Третья группа была контрольной. После «обучения» все группы были помещены в ящик с перегородкой, через которую каждая собака могла спокойно перепрыгнуть и избавиться от электрошока. После своего различного опыта собаки «с активной жизненной позицией», заслышав звук, просто выпрыгивали из ящика. То же делали и собаки контрольной группы. Собаки группы «мучеников» жалобно скулили, метались по ящику и затем ложились на дно, снося удары все большей силы.

            Итак, исследователи заключили, что беспомощность вызывают не сами по себе неприятные события, а опыт невозможности (в какой-то устойчивый период) их преодолеть. Опыт беспомощности в длительной ситуации или неумение справиться с ситуацией заучивается как беспомощность, и в дальнейшем активность в поиске решения (избегания, или преодоления) не проявляются. Возникает устойчивая реакция отсутствия поисковой реакции.

            Позже Дональд Хирото, американский психолог, в 1971 г. провел аналогичные эксперименты с группами людей и подтвердил всеобщность феномена [Hiroto, D. (1974)].

Вывод состоит в том, пишет В. Г. Ромек, что беспомощность возникает тогда, когда человек…, пытающийся решить некоторую поведенческую проблему, не находит никакой системы в том, как реагируют окружающие на его действия, и никто ему не помогает обнаружить эту систему. У людей существует аналогичный механизм возникновения беспомощности, и беспомощность человека легко переносится с одних ситуаций на другие ситуации.

 

Однако, Ромек не вполне точен, его модель – модель современного общества, в котором нет места продуманному насилию над личностью или населением. Мы же обращаемся к историческому материалу, в котором не просто отсутствует система решения «некоторых поведенческих проблем», но, наоборот, присутствует система подавления, система, препятствующая к разрешению поведенческих проблем и нормальных потребностей социальных слоев, национальных групп или даже целых народов. И невозможность преодоления такой системы в длительный период создают не только беспомощность отдельных лиц, но политическую беспомощность социальных слоев, национальных групп и даже целых народов или населения многонациональных государств, и, более того, (политическая ли экономическая) беспомощность включается в культуру как существенный элемент.

 

Материал Мартина Селигмена возвращает нас к теории Маклелланда, обращая внимание на ситуацию мотива или настройки (установки в нашем определении) «на избегание неудач». Это близкие формы. Избегание неудачи – это уход в оборону или отступление как продолжение опыта непреодолимости встречаемых проблем и трудностей. Две теории соединились вместе.

Социальная леность

 

Социальная леность определяется как «тенденция людей прилагать меньше усилий в том случае, когда они объединяют свои усилия ради общей цели, нежели в случае индивидуальной ответственности» [Майерс Д., с. 368].

Тема «лености» чрезвычайно важная и, в отличие от времен «Коммунистического Манифеста», мы с учетом предыдущей изложенной работы, см. [Четвертаков С.А., 2004б] готовы к ее препарации.

Информация о том, что коллективный результат группы значительно ниже (не превышает и половины) суммы результатов отдельного труда ее членов, обнаружено в конце XIX века (французский инженер Рингельман), цит. по Дэвиду Майерсу, [Майерс Д., с. 367]. В 1974 году точные измерения провели исследователи из Массачусетса, которые создавали впечатление у испытуемых, что они работают по одиночке или в других ситуациях, что они работают вместе (Алан Ингам). Участников ставили в специальный аппарат для натягивания каната, который могли тянуть сразу несколько человек. Испытуемый был с завязанными глазами. Когда он думал, что тянет один, то тянул сильнее (на 18 %), чем, когда имел информацию, что с ним вместе канат тянут от двух до пяти человек [Alan Ingham, 1974].

 

Примерно такие же эксперименты были поставлены по поводу громкости хлопков в ладоши и криков поддержки (оваций). Каждый из участников имел наушники с записью оваций и не слышал даже как хлопает и кричит сам, кроме того, он имел завязанными глаза. Шум шестерых испытуемых лишь в два раза превышал шум одного. Короче, каждый прилагал усилий на треть меньше, чем, когда знал, что кричит и хлопает «изо всех сил» один [Harkins, 1981; Hardy & Latane, 1986].

 

По поводу причин этого явления Дэвид Майерс приводит следующее суждение, сделанное из обзора [Karau & Williams, 1993], цитируем:

В этих и еще примерно в 160 других экспериментах … прослеживается проявление одной из психологических сил, вызывающих социальную фасилитацию, - боязни оценки. В экспериментах по социальной лености люди обычно уверены, что их оценивают только тогда, когда они действуют в одиночку. Групповая ситуация (перетягивание каната, овации и тому подобное) уменьшает боязнь оценки.

[Майерс Д., с. 369].

 

Здесь мы по ходу должны коснуться еще одного понятия в психологии - фасилитации и «конвертировать» его в потребности и мотивационную структуру по Маслоу. Социальную фасилитацию определяют обычно как «эффект повышения эффективности деятельности в том случае, когда за работающим наблюдают. Социальная фасилитация характерна для относительно простых видов деятельности», см. http://slovari.yandex.ru или вследствие «актуализации в его сознании образа (восприятия, представления и т. п.) другого человека (или группы людей), выступающего в качестве соперника или наблюдателя за действиями данного индивида»,

 см. сайт «Мир психологии»  http://psychology.net.ru/dictionaries/psy.html

 

В словаре этого сайта, в статье «Фасилитация социальная» отмечается как общий результат представлений создателей термина (среди которых Ф. Олпорт, В.М. Бехтерев, Н. Н. Ланге) и изучения явления, что

«Присутствие наблюдателя (соперника) положительно влияет на количественные характеристики деятельности и отрицательно на качественные, соответственно повышая результативность относительно простых видов деятельности и затрудняя выполнение трудных действий и решение сложных задач».

 

Мы можем отметить неточность (ввиду широты проблемы) этих результатов. Когда речь идет о контроле труда или наблюдении конкурентов или критиков за трудом человека, а труд является повторяющимся, то наблюдаемый или контролируемый работник, который знает об этом, начинает испытывать тревогу или в терминах теории А. Маслоу – неудовлетворенную потребность в безопасности II. Так происходит при простом труде или, как мы это понимаем, – при повторяющемся или рутинном труде. И понятно, что в такой ситуации работник начинает трудиться интенсивнее, компенсируя свою тревожность.

 

Если труд не является простым, т.е. требует творческих усилий и включения мышления (возможно, даже рутинных расчетов, но с использованием мышления), тогда такой труд мы обязаны называть творческим трудом или умственным творческим (или умственным рутинным) трудом. Вот, при таком труде ощущения тревоги, разрушая (для большинства людей) концентрацию мышления или доминанту умственного труда могут (в среднем) затруднять возможность выполнения  труда и просто мешают ему. Таким образом, понятие фасилитации и эксперименты, связанные с ним, подтверждают соотношение иерархии двух потребностей  - потребности в безопасности II и потребности в творчестве, а именно: для реализации творческого и даже для умственного рутинного труда требуется удовлетворение потребности в безопасности.

 

Мы не обсуждаем иной феномен – повышение активности творческого труда исследователя при положительном (коллеги-друзья) или при нейтральном наблюдении (например, соседи в библиотеке). В последнем случае активность может возрастать при том, что в одиночестве исследователь может отвлекаться, расслабляться. рассеиваться. Но нейтральное наблюдение творческому труду не мешает. Оно или заинтересованное и сочувственное наблюдение, в том числе, сопереживание исполнительскому мастерству,  может даже способствовать работе, если носителю не достает потребности уважения (к этой теме примыкает и Хотторнский эксперимент – при том, что контроль выработки у рабочих был точный. Поэтому фасилитацию в целом следует делить, по крайней мере, на две – фасилитацию I – это ускорение под давлением не удовлетворенной потребности безопасности II и фасилитацию II – ускорение под действием потребности в уважении или эффекта отраженного нарциссизма в духе «я обернулся посмотреть не обернулась ли она, чтоб посмотреть, не обернулся ли я»

 

Другими словами при простом труде внешний контроль (не принуждение) соседей или конкурентов вызывает рост тревоги, неудовлетворенной потребности в безопасности (обычно, типа) II.

 

Исследователи фактически ответили сами на вопрос – при совместном (простом, рутинном) труде люди (часть людей или люди в среднем) начинают работать хуже, если они не чувствуют пристрастного (или просто объективного индивидуального) контроля.

Мы теперь это можем интерпретировать как удовлетворение потребности в безопасности II.

 

В общем определении социальной лености, данном выше, современная социология не вполне точна, не вполне различает нюансы темы. Так, сам Дэвид Майерс пишет:

 

При коммунистическом режиме крестьяне в российских колхозах работали то на одном поле, то на другом и не несли практически никакой личной ответственности за конкретный участок земли. Для собственных нужд им были оставлены небольшие частные наделы. Согласно одному из исследований, эти частные наделы в целом занимали всего 1% пригодных для обработки земель, но давали 27% советской сельскохозяйственной продукции (H.Smith, 1976)  [Майерс Д., с. 370].

Аналогичные данные Майерс приводит по крестьянским хозяйствам Венгрии, Китая и т.д.

По нашим данным роль приусадебного участка вне города давала от 40 до 60 процентов овощей и картофеля, производимых в СССР.

 

Мы с глубоким сожалением вынуждены подтвердить мнение Майерса о том, что Советская Россия внесла уже свой посильный вклад в решение социологической проблемы лености – плохо мотивированного труда. Но, примеры, приведенные Майерсом по социализму, захватывают много более сложную проблему и некорректны в целом.

 

Дело в том, что Майерс начинает с обсуждения лености при добровольном объединении. Но в советском колхозе, в китайской коммуне и т.п. люди не объединяли свои усилия добровольно – они (первоначально) были согнаны туда силой стоящего над ними государства. Мы в данный момент не обращаемся к этой части проблемы коллективного труда. На данной обсуждаемой точке исторического развития первый земледелец работает добровольно как индивидуально, так и коллективно.

 

Итак, труд коллективный и добровольный. Но и это не все. Майерс излагает далее обширный перечень социологических результатов по теме:

 

…Люди в группе меньше бездельничают, если задача вызывающе трудна, притягательна, увлекательна (Karau & Williams, 1993) В случае рудной и интересной задачи люди могут воспринимать собственный вклад как незаменимый (Harkins & Petty, 1982; Kerr, 1983; Kerr & Bruun, 1983). Когда люди считают других членов группы ненадежными ли неспособными к продуктивной деятельности, они работают интенсивнее (Vancouver & others/ 1993; Williams & Karau, 1991). Дополнительные стимулы или необходимость стремиться к определенным стандартам также способствует коллективным усилиям группы (Shepperd & Wright, 199; Harkins & Szymanski, 1989). То же самое происходит и в случае межгруппового соревнования (Erev & others, 1993)…

Группы намного меньше бездельничают, если их члены – друзья, а не чужие люди (Davis & Greenlees, 1992)… Социальная леность со всей очевидностью проявилась и во всех … странах (Азии – Японии, Таиланде, на Тайване, в Индии и в Малайзии – авт.)          

Шестнадцать последующих экспериментов в Азии показали, что люди в коллективистских культурах проявляют меньше социальной лености, чем в культурах индивидуалистских (Karau  & Williams, 1993)… в коллективистских культурах сильна лояльность по отношению к семье и к рабочей группе. Сходным образом женщины в меньшей степени проявляют социальную леность, чем мужчины. [Майерс – с. 371-372]

…Обычно коллективизм процветает там, где люди постоянно сталкиваются с всеобщими бедствиями, например, требует взаимовыручки: при рытье каналов, уборке урожая или создания запасов продовольствия. [Майерс Д., с. 247].

 

Мы разворачиваем анализ каждого из приведенных элементов.

 

Первое – «задача вызывающе трудна» означает интерес к творчеству у участников, или у творческого коллектива, постоянно занятого творческими задачами. Потребность (метапотребность) в творчестве, преодолении совершено исключает леность, см. иерархию потребностей Маслоу. Потребность – это то, удовлетворить что стремятся.

 

Но уникальность задачи бывает не только реальной. Ее могут «имитировать» заинтересованные должностные лица или общественные деятели. В попытке превратить суровые будни в праздник, в уникальное явление и тем вызвать интерес, они могут придавать простым и будничным этапам специальные имена. Особенно в этом преуспел режим Фиделя Кастро на Кубе, называя каждый год по-особому. Но и в СССР одна из пятилеток получила именования по годам, если не ошибаюсь, год «определяющий», год «решающий» и год «завершающий», из чего позже население СССР сложило замечательный анекдот о неделе: «начальник, продолжальник, определяльник, решальник, завершальник, субботник и воскресник».

 

Второе – «собственный вклад как незаменимый» означает мотивацию уважения и самоуважения, т.е. стремление к поддержанию или получению высокого статуса. Стремление к уважению мы интерпретируем как потребность в безопасности III внутригрупповой или внутрисоциальной конкуренции.

 

Третье – «люди считают других членов группы ненадежными» - и тогда работают интенсивнее в режиме, «если не я, то кто». В такой ситуации мы имеем запуск потребности в безопасности II. Реальное беспокойство при сильной мотивации к решению проблемы. Свойственно менеджерам, начальникам, хозяевам фирм. В определении менеджера по Паркинсону [Паркинсон С. Н., Законы Паркинсона] позицией № 2 идет следующее: «менеджер – это человек, который делает все то, что не смог или не захотел сделать его подчиненный».

 

Четвертое – «необходимость стремиться к определенным стандартам», по сути, означает нечто из смеси потребности профессионального статуса, имиджа и свойственно чаще молодежи, добивающейся роста статуса и профессионализма, что является выходом от потребности в общении – быть как все – до потребности быть лучшим – потребности в уважении. Отметим, что и эта мотивация имеет в основе чаще чувство новизны – как только индивид ощутил себя «на уровне» - этот мотив исчезает.

 

Наконец – пятое – «межгрупповое соревнование». Оно так же требует ощущения новизны, и при обычной работе переживается работником не чаще нескольких раз, если не подкреплено иными потребностями. Навязывание регулярного «социалистического соревнования» в СССР работникам было так же бессмысленно, как и ежедневное цитирование по цитатнику Мао.

 

Все, что мы перечислили вслед за обзором Майерса – обусловлено энтузиазмом процесса творчества (при череде труда с непрерывно творческими ситуациями) или энтузиазмом в связи с одной кратковременной (т.е. уникальной, творческой) ситуацией.

 

Следующее наблюдение – Шестое – «группы меньше бездельничают, если их члены – друзья, а не чужие люди» - отражает новую потребность, по сути, вмонтированную в древнее семейное или родовое хозяйство – реципрокацию. Это потребность в любви и принадлежности, которая ведет свое начало от ухода за ребенком на основе родительского инстинкта. Понятие дружбы (вероятно, не коллективистское, а индивидуальное отношение близких по духу людей) включает реципрокацию на основе духовности, что много выше, чем реципрокация на основе физической близости в семье или на родственной основе или в случайно созданной группе (школа, туристский поход и т.п.). Тем не менее – реципрокация – одна на всех коллективистская, общинная. родственная или индивидуальной дружбы) – имеет одинаковый результат. Для близкого человека не жаль своего труда, а лениться совестно. Отсюда же понятно и упоминание, что «женщины в меньшей степени проявляют социальную леность, чем мужчины», поскольку женская эмпатия биологически формирует начальную реципрокацию к младенцу и члену ее семьи.

Седьмое. Наконец, указывается, что «люди в коллективистских культурах проявляют меньше социальной лености, чем в культурах индивидуалистских…сильна лояльность по отношению к семье и к рабочей группе». Именно это мы и будем обсуждать наиболее подробно, как проблему, близкую к нашей теме и историческому периоду, хотя, как мы увидели, социальная леность – теснейшим образом сопровождает как и ее антипод активность практически все виды деятельности и взаимодействует со практически со всеми уровнями потребностей Маслоу. Существенно отметить, что из набора совершенно разрозненных наблюдений, собранных в обзоре Майерса, с помощью «гуманистической» системы мотивации мы получаем вполне обоснованные и связные положения.

Коллективистская культура или община

 

Когда мы говорим о коллективистских культурах, то в отличие от современных ревнителей «политической корректности», обязаны говорить о таких культурах как о культурах более древних, таких, которые ближе к ранним и древним. Обращаясь к древнему миру, мы уверенно можем рассматривать все культуры как «коллективистские». Родовое хозяйство как коллективное означает практически полное отсутствие личности – не растворение личности – растворяться еще нечему, а полному пребыванию единицы в общей среде. Этой средой является традиция. И она обща и обязательна для всех.

 

Это инструментальный коллективизм, основанный на потребности в безопасности II.  – потребности не столько текущего голода, но голода потенциального будущего к весне и лету. Вот как четко об этом сказано у Н.Н, Козловой.

 

Крестьянство всегда на грани. Существование неопределенно и зависимо от капризов погоды, капризов приходящего из города «начальства». Решения начальства всегда непонятны и чужды. Угроза голода почти постоянна. Отсюда – феномен моральной экономики как этики выживания. Периодические кризисы продовольствия. Урезанные нормы потребления, обременительная зависимость и унижения. Заданные условиями существования. Отсюда, например, значимость местных традиций агрикультуры, ориентированных на снижение риска неурожая…Крестьянская община в определенном смысле организована вокруг проблемы минимального дохода и снижения риска, сохранения культурно зафиксированного уровня существования,  [Козлова Н., с.54-56]

 

Сказано точно – минимизация риска при угрозе гибели популяции или сообщества. Но еще важнее заметить, что более ранние практики родовой общины настроены на сохранение популяции в условиях на грани выживания. И эти выработанные последними десятками тысяч лет до начала земледелия технологии (реципрокации) и привели к сохранению, развитию и распространению популяции человека разумного (взамен агрессивного в популяции позднего неандертальца).

 

Обычно такой коллективизм связан с поддержанием и сохранением традиций общины. Он не является новым фактором и феноменом истории, но вытекает из предшествующих форм родовой реципрокации, несколько расширяясь на общину соседскую с утратой тесных родственных отношений и приобретением жестких традиционных правил общинной культуры.

Примечание:

Временно такие формы поведения воспроизводятся и в современном обществе, но на небольшой интервал времени. Например, вместе сплачиваются люди, которым страшно перед лицом любых других групп людей – земляки-студенты на первом курсе, или земляки-военнослужащие или солдаты срочной службы одной национальности (перед лицом дедовщины или других национальных групп). При исчезновении угрозы, при интеграции всех или части такой временной группы в сообщество коллективизм малой группы распадается в связи с тем, что современные люди различаются.

Коллективизм современный – продолжение, возможно, культурное продолжение древнего коллективизма  – его мы уже рассмотрели как добровольную и сознательную «дружбу» и реципрокацию сблизившихся людей – личностей.

 

Мы продолжаем тему общинного, традиционного уклада, относя его, прежде всего,  именно к аграрному обществу в целом. Тема чрезвычайно большая, но нас будет интересовать только отношение к труду. Сельское общество до капитализма (например, для России – это период, примерно, до конца XIX века, когда началось социальное расслоение деревни) действует как конформная уравнивающая структура. В ней осуждению подвергается всякий, выделяющийся человек, особенно, менее удачливый. Это понятно с учетом того, что положение сельской общины как норма (кроме Западной Европы в «темное Средневековье») всегда не является идеально положительным. Жесткий порядок поведения в такой системе препятствует всякому отклонению от нормы поведения. При этом мы сразу имеем в виду и нормы трудового поведения. Отклонение от трудовой нормы (при ведении личного крестьянского хозяйства) осуждается в общине при отклонении, как в плохую, и в творческую, положительную сторону.

 

Плохой работник всегда будет иметь бедное хозяйство – о таком говорят: «непутевый». Однако, когда требуется общий труд, то лентяй или слабый старается, чтобы не подвергнуться насмешкам (неудовлетворенная потребность в уважении)– в этом и состоит стабилизирующая роль социальных общин всех видов. Крестьяне тщательно следят друг за другом, и негласное равенство труда ценится.

 

Примечание: Для России ценится даже изображение труда как небрежного, как бы нехотя, при котором достигается тот же или хороший результат. Даже на празднике ухарь-гармонист «рвет гармонь», сохраняя совершенно равнодушное, каменное выражение лица.

 

У Дэвида Майерса сказано, что

 

«Обычно коллективизм процветает там, где люди постоянно сталкиваются с всеобщими бедствиями, например, требует взаимовыручки: при рытье каналов, уборке урожая или создания запасов продовольствия».

 

Здесь и верно, и не верно.

 

Только очень сильная мотивация – потребность безопасности I или II – влекут интенсивный общий ДОБРОВОЛЬНЫЙ совместный труд, и это четко объясняется иерархией потребностей Маслоу. Есть одно «Но» - постоянное выживание на грани голода и поддерживает такой общий труд – это равнозначно постоянному «всеобщему бедствию». ВОЛЮ К ЖИЗНИ И СПАСЕНИЮ НИКАК НЕЛЬЗЯ РАССМАТРИВАТЬ КАК ПРИНУДИТЕЛЬНЫЙ ФАКТОР ТРУДА, если сам труд ведется не по принуждению других людей. Но в труде периодическом, когда люди сыты, когда недавно были собирался или регулярно собирается достаточный урожай и уже имеется запас зерна – мотивация людей на напряженный труд постепенно гаснет. Если «всеобщее бедствие» не «постоянно», то совершенно ясно, что часть людей мотивирована традиционно и работает по привычке старательно, но часть людей может позволить себе ослабить объем труда и пытается это сделать. Социальная лень возрастает.

 Примечание. Этот феномен носит динамический характер, он трудно уловим в продолжение коротких периодов. Но он хорошо заметен в продолжение даже одной жизни. Трудовые нормы в обществе постепенно изменяются. В одних случаях они падают, в других - растут. Для истории России по данным этнографии и экономическим данным и для поколения, проделавшего трудовой путь с 60-х годов до начала XXI-го века совершенно ясно, что трудовые навыки, нормы и требования населения России (деревня, завод) постепенно в среднем с конца 50-х гг. и вплоть до начала 90-х годов ослаблялись, а в период 90-х годов снова резко возросли (в частном секторе).

 

Коллективные работы типа рытья каналов для России не типичны.  Точнее, они распространены, но инициатором является государство. Таким образом они являются результатом не коллективного труда, а группового принудительного труда по выполнению задач, которые по доброй воле население, даже в начале добровольно выполнять не согласилось бы. Оии всегда были связаны с принудительным трудом – от Петра Великого до Иосифа Сталина. Зато коллективный труд войны как осознанный  часто в национальном масштабе труд весьма развит[4]. Есть одно отличие у этих видов труда – последний неимоверно творческий по сравнению с большими стройками, и потому ближе к охоте и игре со смертью. Поэтому в нем нет «скуки».

 

Итак! Как только «всеобщие бедствия» перестают быть «постоянными» по Д. Майерсу, так сразу возникает «скука», и коллективизм (в смысле добровольного поведения в духе реципрокации не своим близким, а для общины) сокращается. Возникает социальная леность, которая не получает достойного отпора (от кого?).

 

И эта леность должна расширяться до тех пор, пока ухудшение материального положения не ликвидирует форму коллективного труда. Или если нет возможности избежать коллективного труда (под запретом и принуждением) оно сохраняется, пока ухудшение материального положения не станет таким серьезным, что реанимирует «всеобщие бедствия» и они, бедствия, снова станут «постоянными», вызовут возрождение традиций реципрокации и коллективного «спасения».

 

Уже архаичная община решила вопрос социальной лености отделением общего коллективного труда как необходимого (например, очистка леса) от работ, которые может выполнять парная семья отдельно от общины. Семья майя раз в три года получает часть нового общего поля с нормой в 20x20 или, по другим данным, в 72x72 ступни (4 сотки) на одну душу – участок так и именуется hun-uuinik – «один человек» [Кинжалов Р. В., сс. 113-114].

 

Тема хорошего работника для нас так же важна, но на будущее. Работник, который выделяется трудолюбием, в зависимости от контекста достигнутого уровня, воспринимается по-разному. Бедняк или середняк, работающий на себя сверх меры, осуждается как «выскочка» или становится предметом насмешек. А человек, достигший приличного уровня, состоятельный, получает не просто уважение, но и сочетание почтения в смеси с завистью или даже ненавистью – «кулак». У такого амбар или стог сена может быть «случайно» сожжен, если только он еще не приобрел собственных людей в охрану и в подчинение. Его посевы могут быть «потравлены» (выпущен ненароком скот на поле). В русской деревне времен Столыпина и до 17 года крестьянским «выскочкам» было так не сладко, что они предпочитали в целях собственной безопасности брать «отруба», а не идти «на выселки», на хутора. То есть крестьяне, выделяясь из общины по закону Столыпина, получали отдельный кусок земли, но оставались домом в деревне, ЧТОБЫ ИХ НЕ СОЖГЛИ.

 

Работать больше не надо. «Работа не волк – в лес не убежит» - гласит народная мудрость. И она трагична потому, что больше, чем остальные, в общине не заработаешь – не дадут. Мир (община) не даст, и власть не даст. И далее следует моральная норма – стремиться заработать больше, чем остальные, почти неприлично. Это так же неприлично, как и «высовываться» - «Тебе – что - больше всех надо?» - спросят у старателя или у альтруиста. И превратят его в юродивого – не от мира сего.

 

Работать больше не надо. Макс Вебер тоже внес вклад в понимание этой темы своим эпизодом о жнецах [Вебер М., сс. 80-81]. Традиционализм. Работать больше, чем принято зарабатывать за день – это глупость или блажь. В традиционной схеме отсутствует бесконечный диапазон приобретений, накопительства и роста уровня жизни – традиция построена на постоянстве  - это культурная константа. Поэтому лишний золотой в сундуке не реализуется в мировоззрении крестьянина в нечто полезное и необычное. Жить он обязан как все, и резко и существенно изменить свою жизнь не может и не представляет тому возможности. Таков крестьянин в Германии (по Веберу). Не выделяться, потому, что все, что надо, у него есть – остальное «гордыня» или «от лукавого».

 

Работать больше не надо. В этом плане хорош и опыт Остапа Бендера в том советском обществе, которое является не менее, чем общесоюзная трудовая община с крестьянским духом обыденности, а не творчества. Приобрести в нем редкую вещь в частную собственность - автомобиль невозможно. Невозможно разбогатеть честным путем (Корейко и Бендер), т. е. без нарушений норм общества, скорее всего, без простого или сложного воровства или вымогательства. Но и сами нормы общества как нормы общины отторгают дух т.н. «стяжательства», «потребительства», «накопительства». По логике общины жить надо как «птичка божья» - бездумно и беззаботно в плане имущества, а трудиться при этом надо «в поте лица». Требования с позиций мотивации совершенно противоречивые.

 

Это явление не российское, а признак еще не ослабевших общинных отношений – «мира» или «толока».

 

Сельская община, работающая в более поздних условиях государственного давления, имеет все основания не увеличивать производство, даже, когда могла бы. Современное общество городского типа тоже знает такие формы морального принуждения к размеру труда, его норме, по договоренностям в рабочих бригадах. Не вырабатывать больше определенной установленной нормы с тем, чтобы на предприятии не понизили расценки, не увеличили нормы. Этот результат впервые отмечен Тейлором. Впрочем, цеховые ограничения на нормы времени труда и норму выпуска изделий мастером в средневековых городах вполне этого типа. В советский период община в городе именуется термином «трудовой коллектив».

 

Тем не менее, говоря об общине в России в XIX или в XX-м веках, мы считаем ошибкой проводить ретроспекцию ментальности поздней (соседской) общины на древнюю архаичную общину до момента воздействия на нее государства. В те времена отсутствовала личность как образец. Отсутствовали образцы подчинения силе, не имелось образцов принуждения взрослых людей к труду (военнопленные - полоняне), не имелось образцов выделенного богатства и его статуса и т.п. Если таких образцов еще не было, то все это должно было делать общину принципиально иной, отличной от современной или даже обычной соседской. Она, община, не могла разрушиться быстро, как это возможно в современном обществе. Позже, обсуждая финал общины при феодализме, мы покажем, что такая архаичная община принципиально не могла порождать личность, а потому и не могла порождать споров по частным альтернативам не общинного плана, не могла формировать и подчинения или не подчинения одного взрослого человека другому – не родственнику.

 

Итак, тема общины (и поздней соседской общины в земледелии) имеет прямое отношение к социальной лености. Ее, вместе с темой отчуждения от труда, мы будем обсуждать позже более тщательно – твердые выводы, извлекаемые из этого социального объекта очень важны для понимания общества прошлого, а кое-где и настоящего.

 

Поэтому мы отодвигаем в сторону все детали, касающиеся творческого труда, и обращаемся к выводам из проведенных экспериментов с позиции иерархии Маслоу.

Аксиомы малых групп

 

Из выполненного краткого обзора экспериментов в области поведения малых групп мы формируем краткие выводы, которые при указании их границ могут быть использованы при анализе другого исторического и социального материала, исторических и контекстных ситуаций. Эти выводы мы декларируем как аксиомы, хотя позже мы можем вернуться и рассматривать их содержание более подробно, исследуя их механизм и связь с иерархией потребностей.

 

Все аксиомы носят вероятностный характер, т. е. проявляются не у всех, а у сначала малой, потом возрастающей доли группы, возрастающей до двух третей как минимум. Причем, после того, как избегание труда становится заметным большинству, переход ко второй фазе - от одной трети к двум третям или к подавляющему большинству - должен проходить быстро.

 

Аксиомы являются динамическими моделями – они отражают не статическое состояние в поведении людей, а определенные последовательности изменения таких состояний, принципиально групповых. Или, используя термин систем управления, это аксиоматизированные переходные процессы в психике (в перенастройке мотивации и поведенческих паттернов) людей. Фактически они отражают определенные позиции в иерархии потребностей Маслоу и переход в иерархии потребностей с одной позиции на другую. Поскольку они типичны для большинства людей, поставленных в определенный контекст и ситуацию, то поэтому и только поэтому они декларируются как общие.

 

Аксиома лености добровольного коллективного труда

 

Аксиома лености коллективного добровольного не контролируемого и рутинного труда при удовлетворении уровня потребностей безопасности II. (кратко обозначим как аксиому лености добровольного коллективного труда)

 

Определение:

 

При:

 

 1) коллективном 2) добровольном труде, который 3) устойчиво удовлетворяет потребности физиологические и потребность в безопасности I и II и не является 4) постоянно творческим или 4а) является не творческим, но при первоначальном общем энтузиазме продолжается достаточно долго так, что теряет свою новизну и необычность и 5) при отсутствии контроля над объемом личного труда

 

- возникает ситуация, при которой: 6) средний человек постепенно снижает результативность своего труда, что и можно определить как социальную леность.

 

Определение несколько избыточно, автор оставляет его в таком виде «до лучших времен», чтобы избежать возможной утраты деталей смысла.

 

Комментарий. В реальности это теорема или следствие теоремы, она должна иметь основанием нечто более простое. Человек экономит (или пробует экономить) свой личный труд, когда его потребность в безопасности II уже удовлетворена, а других стимулов к росту и мотивов он еще не имеет. Другие варианты отвергаются по следующим соображениям – это и может быть доказательством будущей теоремы - следующие стимулы при добровольном коллективном труде – это потребность в общении или творчестве – обе разворачиваются в момент труда  - эти потребности означают оставление труда или снижение его интенсивности. Потребность в уважении (наилучший труд или соревнование) быстро ранжирует работников и далее обычно сохраняется, теряя свою новизну. Самые слабые из участников поэтому не имеют стимула к борьбе за лидерство, и работа не может приносить им удовлетворения.

Здесь, понятно, отсутствие контроля выступает как элемент усиления потребности безопасности II.

 

Аксиома самонаучения власти (Зимбардо, Милгрэм)

 

При отсутствии сопротивления властвующий индивид интериоризует (вживается во) властную функцию над людьми, не связанными с ним родственными связями, вплоть до превращения ее в неограниченную, и в случае некоторой мотивации властвующего с применением мер наказаний или поручений, представляющих угрозу для здоровья и жизни подчиненных.

В таком случае размер власти может сократиться лишь при гибели (или бегстве, если оно возможно) части количества подвластных (или «власть портит человека – абсолютная власть портит абсолютно»).

Данная аксиома верна с вероятностью на менее 0.6 (золотое сечение).

Остальные индивиды сдерживают свои властные потенции в связи с темпераментом (интраверты) и соблюдением традиции (совести) и гуманизма. Данная аксиома касается непосредственного осуществления власти одного индивида над другим(и) и не относится к теории иерархии труда. У части властвующих (не более одной трети общего числа индивидов) власть становится метапотребностью, у остальных удовлетворяет потребность в безопасности III (уважения).

 

Комментарий. Вероятно, это не аксиома, а следствие, опирающееся на  другие менее сложные основания, возможно, иерархию потребности Маслоу и другие положения. По сути, она опирается на противостояние  потребности уважения (безопасности III) и потребностей  безопасности I и II.

 

Аксиома принуждения обучению власти (Милгрэм)

 

Обучение по принуждению дает результаты, близкие к самонаучению. Человек с вероятностью больше 60 процентов может быть научен осуществлять собственную власть или проводить собственной властью чужую высшую власть и принуждение в применении к третьим лицам, если 1) не встречает границ своей увеличивающейся власти и отпора и если 2) имеет другие потребности и мотивы к достижению или сохранению такой власти. У части властвующих власть становится метапотребностью (т.е. действие со временем само превращается в мотив), у остальных удовлетворяет потребность в безопасности III (уважения)

 

Аксиома приобретения вынужденной беспомощности (Селигмэн, Хирото)

 

При постоянном контроле и невозможности преодолеть препятствия к самоконтролю и некоторому праву выбора и праву принятия решений по поводу собственной судьбы, путей удовлетворения потребностей и т.д. человек или множество людей приобретают свойство выученной беспомощности.

 

Примечание: Необъяснимость своего существования и собственная слабость перед мало предсказуемыми или не предсказуемыми обстоятельствами является одним из оснований веры в высшие и непознаваемые силы, на которые только можно надеяться и которые можно пытаться умилостивить, если внешние силы человек по аналогии одушевляет.

 

После этих кратких, но важных выводов, которые являются новыми для нас в сравнении с результатами 1986 г., мы приступаем к следующей и основной части данного раздела – реконструкции формирования основного режим функционирования уже возникшей иерархии труда – механизму расширенного воспроизводства или извлечения (и использования) прибавочного продукта, т.е. эксплуатации.

 

Реконструкция 2. Возникновение производства прибавочного продукта и эксплуатации в первых иерархиях труда.

 

Итак, мы возвращаемся к рассмотрению начальных фаз иерархии труда. Она условно сформирована и начинает свое функционирование.

 

Представленный ниже материал излагает не реальную историю первых земледельческих центров, а логику их хозяйственного развития исходя из системного анализа развития иерархии труда. Мы позже наложим эту логику на известные исторические процессы, суть или некоторые факты которых окажутся при этом существенно более осмысленными.

Следствие управления - мотивационные изменения у руководителей и у подчиненных

 

Руководитель (жрец, вождь) выносит решение, которое оказывается обязательным (почти всегда или в большинстве случаев принимается остальными), находится в необычном и отличном положении в сравнении с остальными. Его потребность общения и уважения обеспечивается на много более высоком уровне. Если по поводу уровня общения среди простых смертных с руководителем кто-то может и состязаться, то в части уважения в смысле выносимых суждений и их принятия сообществом руководителю по определению нет равных.

 

Таким образом, из функции управления вытекает высокая и даже наивысшая степень удовлетворения потребности общения и уважения.

 

Из высокой степени удовлетворения в одном или нескольких эпизодах исполнения функции у начинающего руководителя вытекает и формируется:

1)      сначала установка, а потом потребность творчества в управлении, кроме того, формируется установка на достижение или преодоление;

2)      установка и закрепление на продолжение такого удовлетворения, стремление  к продолжению аналогичных действий формируется как метапотребность на власть или как стремление сохранить достигнутый уровень уважения – последнее формирует стремление закрепить характер своей деятельности как основной, что означает стремление к формированию разделения труда  - выделению умственного творческого труда управления в особый специализированный вид труда.

3)      мотивация к сохранению – продолжению функции формирует новые мотивы – основания. Начинается сбор и генерация информации, изобретение технических и организационных решений по решению текущих и социальных проблем, например, поиска средств расширения обрабатываемых площадей, методов осушения или орошения сухих полей. Регулирование водосбора в момент паводков и водопользования и водосброса в остальное время и т.д.

 

В реальности три процесса совпадают и взаимодействуют.

 

Из многократно повторяемого цикла (указания – подчинения) вытекает формирование разделения труда. Функция управления постепенно выделяется и становится отдельной профессией. Жрец, вождь, руководитель постепенно перестает сам принимать участие в большинстве видов обычного труда.

Но то, что он когда-то занимался таким же трудом, был таким же, как и все, – отражено во множестве ритуальных традиций, дошедших до нас как по историческим  материалам, так и отражаемых в окружающей нас действительности. Это праздник «первой борозды», когда фараон или жрец проводит первую борозду и бросает первое семя в нее. Это и современные традиции на праздниках в честь закладки фундамента нового предприятия или парка и т.п.: «закладки первого камня» или «посадки первого саженца». В Германии и потом в Европе празднуют закладку дома или подведение дома «под крышу». Церковнослужитель православной церкви, который окропляет «святой водой» какое-либо благое деяние, издревле повторяет то же ритуальное действие древнего жреца, служащего земледельцам, – полить водою первый посев и тем освятить будущий урожай, помочь будущему результату в обобщенном смысле.

 

Мотивация основной части населения также изменяется. У основной части населения  – рядовых членов общин – формируется установка на подчинение, которая до этого имела содержание добровольной реципрокации. В своей крайней форме подчинение означает постепенную утрату навыков принимать собственные  в том числе, особенно, коллективные решения (среди участников рода) – происходит научение участников беспомощности. Это означает, что практика исполнения указаний руководителей и малое количество самостоятельно принимаемых решений (в индивидуальном, но, особенно, в коллективном плане) отучает население обсуждать общие проблемы вместе и решать их вместе. Сказанное в абзаце - это самая крайняя модель, предельная реализация. В реальности и еще длительный период у земледельцев общины остается множество дел и решений, принимаемых совместно и самостоятельно.

Наложение мотивации на реалии родовой структуры. Первая концентрация прибавочного продукта.

 

Первоначальным социальным основанием или структурой в обществе является род или родовая семья.

 

Как это ясно из предыдущего анализа данных основным механизмом или порядком использования и потребления продуктов труда в родовой общине является реципрокация – т.е. взаимная передача, предоставление собственного труда и ограниченное (вероятно, жесткой) традицией потребление выработанных продуктов.  И именно появление функции управления ведет к деформации родовой системы. Мы начинаем с предположения, что новая система разделения труда управления и исполнения оказывается просто наложенной на прежнюю родовую традицию и культуру.

 

Что существенно для выделения функции знания от функций других видов труда или, что существенно для разделения умственного и других видов труда? Эта возможность не работать физически, как остальные.

 

Действительно, с началом разделения труда глава рода постепенно начинает отрываться от своего рода, от его производственных функций. Он  - «освобожденное лицо». И при отрыве от физического труда важным, если не важнейшим в некоторый момент становится материальное обеспечение лидера и его прямых подчиненных «порученцев». Это вариант Первый.

 

Вариант Второй и основной. Новый лидер – один из жрецов. Вспомним, что до начала управления  до начала управления, жрец (и его семья, если она существует) часто не ведет свое земледельческое хозяйство – это понизило бы его статус «знающего» и «духовника». Очень часто он и живет отдельно от родов и племени в целом (Кащей бессмертный или Баба-Яга – в русском эпосе). Возможно, жрец не работающий – вторичное явление. Но, вероятней, его кормит все сообщество, принося ему пищу время от времени (ему лично или, скорее, как жертвоприношение духу или богу, когда люди обращаются за советом или лечением, снятием «порчи»). Жрец, возможно, кормится и сам (например, у народов Севера), но племя и остальные роды часто не посвящены в его хозяйство. Все дарения жрецу (в прошлом) обозначены как жертвы богам или племенному богу.

 

Таким образом, оба варианта развития ситуации предполагают озабоченность руководителя по поводу собственного материального обеспечения продовольствием.

 

Но поскольку руководитель формирует решения, которые de facto исполняет вся община или все племя, то обеспечение продуктами оказывается только частью процессов решений и их исполнения. Обеспечение продуктами оказывается самым ценным в процессе общего труда.

Примечание. Распределение результатов становится в этот момент ведущим, поскольку является условием разделения и отделения функции управления. До этого момента можно в виде гипотезы полагать и другой механизм: обход родовых хозяйств и сбор части урожая (раннее «полюдье») или проживание определенное время в каждой большой семье. Мы исключаем сразу эти механизмы как исторически более поздние и соответствующие специфическим условиям относительной удаленности мест проживания, находящихся под силовым контролем. Эти механизмы  работают в других контекстах, которые и возникают исторически позднее и требуют представления о власти, способной извлекать прибавочный продукт в виде дани и представление о том, что с подчиненные общины можно принуждать и подавлять силой.

 

Как же реализуется или решается эта задача обеспечения продовольствием отделенного труда

 

Если реципрокация распространялась изначально, вероятно, только в масштабах рода, большой семьи, то ее распространение на племя и на группу племен и является следующим шагом, который и вызывается появлением новой функции управления. Механизм распространения реципрокации на объединение родов или племя прост. Бывший глава рода в роли главы племени пытается рассматривать все племя как большой род – «свой» род. Бывший глава племени или большой общины из множества родов в роли главы союза пытается видеть в своем подчинении группу племен – а это уже многие тысячи жителей, большое племя или большой род.

 

И тогда имеющий потребности потребления в условиях разделенного труда руководитель - «освобожденное лицо» - пытается перенести известную ему схему родовых отношений на новый масштабный уровень – племенную систему, поскольку иной схемы и у него, и у кого-либо другого никогда до этого момента не было и представления о том, что возможна какая-либо иная схема совершенно, отсутствует.

Примечание. В этом предположении нет ничего сложного, оно естественно. Только конец XIX века дал достаточно примеров такого рода, достаточно представить образцы первых автомобилей, чтобы признать в них кареты без лошадей. Что же ожидать от наших уважаемых предков, первопроходцев, прокладывавших светлый путь всему человечеству 5000 лет назад!

 

Рассмотрим схему сбора продукции в родовом земледельческом хозяйстве – в большой семье.

 

Схема включает наличие общего хранилища[5] зерна и других продуктов, куда складывается все зерно урожая. Пища распределяется главным или ответственным за это членом семьи. Потребление ведется практически по традиции примерных норм, но обычно за общим столом.

 

Уже при возникновении племен эта традиция вместе с реципрокацией переносится, но деформируется. Изначально родовые семьи запасы делают отдельно и отдельно кормятся, возможно, отдельно начинают вести хозяйство и парные семьи. Но общий стол частично сохраняется – для молодых людей или девушек в племени и на праздники отдельные роды нередко создают угощение для всего племени (потлач), все роды могут собираться на общую трапезу и делают вклад в общий стол – этим как бы воспроизводится родственное единство на  новой более широкой основе.

Единственное, что логично вытекает из возникновения отделенной функции управления (жреца) от всех остальных работ – это создание общего для племени или группы племен склада и запаса провизии первоначально – это модель родового хранилища, превращаемого постепенно в племенное хранилище, только позже значение общего склада сокращается, получает ограниченное значение, как для исполнения управления, так и на резервный случай неурожая, второй вариант. Этот переход мы и собираемся рассмотреть.

Примечание: Часто предполагается, что вождество возникает из конкуренции родов, которые устраивают стол на большее число гостей или общий стол на всех, но богаче, чем у конкурента. Однако, из этой системы нет пути к возникновению власти, потому, что она построена на расходовании, потреблении результатов труда, а не на общих действиях, не на статусе труда и выполнения труда. Именно поэтому такие реликты и существуют как образцы для современного наблюдения.

 

Мы продолжаем отдельно и логику действий  жреца как руководителя – поскольку родовое хозяйство предполагает запас в родовой семье, то племенное хозяйство во главе жреца, жрецов или рода жреца должно формировать племенной запас. Совершенно логично полагать, что первые руководители объединений родов и определяют место запасов, размер запасов и порядок их использования.

 

Дом исполнения функций жреца (его «офис», постепенно превращающийся в Храм), где он исполняет обряды, где со временем Богу приносятся эти жертвы, выполняет функцию склада или хранилища жреца. Это место и хранилище становится постепенно и общим резервом общины или группы племен, и первым контейнером для сбора прибавочного продукта в обществе.

 

Итак, прибавочный продукт начинает собираться в большом объеме.

 

 

 

Назад.                                                Оглавление.                                     Вперед

           

 



[1] Известен случай «суда» над майянским врачевателем, устроенный испанскими врачами г. Мехико, обвинявшими индейца в шарлатанстве. Подсудимый предложил судьям понюхать траву, и у них немедленно началось носовое кровотечение. Подсудимый предложил судьям как профессионалам самим решить проблему. Потом он был вынужден сам остановить им кровотечение и был на основе этой демонстрации оправдан [Кинжалов , с.149].

[2] Совсем иначе дело обстояло в густых лесах Месоамерики. Избыток земли в подсечно-огневом земледелии, которую все равно где заново расчищать, и масса ориентиров для разметки позволяла отсчитывать ступнями участок, который делился между семьями группами камней. Заброшенные и заросшие заново лесом святилища и зиккураты указывают на возможность земледельцев уйти из «центра культуры» в леса на все четыре стороны (на Юкатан) и начать все сначала.

[3] Этим мы хотим сказать, что власть и статус формируются как вторичные процессы механизмом функции – практики с участием элементов психологии властвующего и подвластных, т.е. на уровне  ниже уровня самих социальных отношений.

[4] Это. кстати, совсем не означает нашего согласия с мнением Хайко Шрадера в [Экономическая антропология. СПб, «Петербургское Востоковедение», 1999. -  199 с]., что все крупные работы в Древнем мире были организованы как принудительные, и мы постараемся это положение обосновать.

[5] Мы немедленно отмечаем ограничение модели – дело не в земледелии, а в производстве любого продукта питания (продукте потребления, удовлетворяющего низшие потребности), который можно долго хранить и который не погибает настолько быстро (мясо), что его требуется немедленно употребить, и потому запасы не возможны. С другой стороны, общество, которое бы сохраняло некие запасы, не связанные с питанием (олово, дерево, минералы, драгоценные камни и т.п.) уже предполагает, что существует устойчивое питание (удовлетворение потребностей уровнем ниже) и существуют запасы питания, которые могут быть обменены на запасы, производимые данным обществом. В противном случае запасы любого «производства» не имеют никакого смысла с позиций потребления (удовлетворения потребностей – накопление полированных кресел из твердого дерева у одного из примитивных племен – удовлетворяет потребность в статусе, но не может образовать иерархии труда  - оказывается роскошью, не связанной с ведущей линией развития общества).


Top.Mail.Ru


Hosted by uCoz