26 августа 2011
Динамика потребностей при появлении культуры социальной любви, реципрокации и в становлении родовых отношений
Сергей Четвертаков
© С. А.
Четвертаков, 2011
Приведена авторская гипотеза формирования кроманьонца на периферии неандертальского мира как гипотеза роста собирательства на фоне ухудшающихся условий для охоты. Появившийся в результате этого матриархат (и это вывод теории Маслоу-3) ведет к формированию новых уже социальных отношений (к реципрокации как кормлению стареющих членов стада). Гипотеза одновременно служит объяснению резкого роста развития сложности языка неоантропа и возможности его передачи подросту. Результат опирается на новый механизм подкрепления (по Маслоу-3) в виде потребности любви и принадлежности. Критически рассмотрены ведущие гипотезы формирования родового строя (от архантропа до неоантропа). Предлагается новая гипотеза формирования родового строя под именем «похищения сабинянок». Она поддерживается как собственно теорией Маслоу-3, так и аксиоматикой отсутствия в древнем мире связи между сексом и беременностью. Сама теория позволяет покрыть в своем развитии объяснение формирования союза стад в виде будущих родов и известный общий феномен примитивных форм родовых отношений – авункулат. Теория дополнительно объясняет причину падения конкуренции мужчин за женщин в первобытном стаде и в отношении статуса (потребности уважения) среди мужчин уже на социальной, а не биологической основе. Теория так же однозначно объясняет пути формирования «семьи» (моно или полигамной, несущественно) внутри возникшего рода (изначально, безусловно матрилинейного).
Мы продолжаем демонстрировать возможности теории Маслоу-3 в изложении и интерпретации исторических и социальных процессов. В настоящем разделе мы показываем, как анализ динамики потребностей преантропов позволяет помочь в понимании становления социальных (родовых и реципрокных в родовой семье) отношений при конкуренции последних известных в науке гоминид: неандертальца (палеоантропа) и кроманьонского человека (неоантропа). Кроме того, и попутно мы формируем гипотезы о формировании родовых отношений и реципрокных отношений в родовой семье.
Источником появления темы перехода от Homo sapiens neanderthalensis к Homo sapiens sapiens в нашей работе оказалось исследование отличий ранговых отношений в биологическом мире и у современного человека.
Особенность удовлетворения потребности безопасности III в животном и социальном мире несколько отличаются. В процессе работы над системой Маслоу-3, которая оказалась результатом нашей проверки (и некоторого развития и коррекции) иерархии потребностей Маслоу мы отметили, что животные не осознают свой статус рационально как понятие и как символ. В биомире ранг распределен как отношение и опыт столкновений отдельной особи с остальными (известными ей). Это ее (особи) страх перед другими и ее превосходство перед всеми остальными известными.
Внутривидовая борьба в биологическом мире возникает при росте плотности вида (относительно ресурсов). Она начинает формировать ранг на основе удовлетворения буквально всех базовых потребностей животного мира – доступ к добыче и к пище (ФП -> ПБ1), доступ к территории (ПБ2 -> ПБ1), доступ к самкам или лучшим (самым желанным) самкам (ПЛ -> ПБ1). Все такие столкновения пронизаны общением (ПО) и как результат становятся в итоге ранжированием (обобщение ПБ1 -> ПБ3). Потребности безопасности I, II, III почти слиты через реализующее их насилие в начале и угрозу насилия (страх) в итоге. Система рангов существует, но ощущается через систему страхов каждого в отношении к остальным, кроме того, система включает выученные запреты и наоборот, формы подчиненного поведения, но не осознается (рационально) в общей форме.
У человека все сложнее. Человек имеет результат удовлетворения ПБ3 как относительно абстрактный уже отвлеченный от страхов статус – символ и рациональную признанную остальными в среднем и гипотетически оценку прав и обязанностей. Насилие, если и ощущается через подчинение взрослым с детства, «зашифровано» во множество границ допустимого поведения, которые зависят от статуса, пройденного опыта и социальных отношений. Внимание в уважении у человека обращено на (свой и чужой) статус, а не на страхи и угрозы. И только в случае (опасности, возможности) радикального изменения статуса собственно понимание безопасности выходит на рационально заметный индивиду план.
Это отличие, кажется, построено на превосходстве рационального мышления, которого нет в биологическом мире. Но в целом это не удивляет. Начинаясь в парной семье, старшинство родителей как бы освящает ранг, переносимый позже на стадо или общину в выученных там и тут формах поведения. И это подтверждает преемственность биологического и социального мира.
Но и сразу же мы обнаруживаем нечто отличное в социальном мире от биологического, что требует объяснения. Это наличие родового учета и реципрокации в родовой семье. Родовое отношение отсекает и табуирует вероятную (в ревности) агрессию при доступе к брачному партнеру. В теории Маслоу-3 такая агрессия рассматривается как важнейшая компонента удовлетворения потребности в безопасности III (уважения). Это и новое прочтение потребности в любви (и принадлежности) – устойчивость партнера при воспроизводстве популяции деторождении и воспитании подроста. Если в прошлом и генетическом механизме воспроизводства (деторождении) биологическая природа реализовала более надежный механизм генетической устойчивости (или даже совершенствования) популяции, то ограничения, появившиеся внутри относительно устойчивой популяции или генетической ячейки продолжения рода у последних гоминид, образуют более сложную систему. Она включает и 1) (безвредное) сохранение генетической информации через оформление родовых групп (и рассеянных групп родовых групп с учетом систем родства) и включение 2) совершенно нового механизма передачи социальной информации, накопленного опыта в системе малых семей или родовых групп через явление родственной реципрокации, семейной любви и внутрисемейного разделения труда (уже на стадии присваивающего хозяйства).
Есть большое достоинство в том, что мы к анализу потребности любви и принадлежности (у Маслоу) обратились относительно поздно и позже, чем построили и проанализировали три потребности безопасности I, II, III. В этом мы случайно, но по смыслу, взяв для анализа более важные явления, повторили филогенетический порядок развития потребностей в системе Маслоу. Именно, в биологическом мире потребность любви в смысле Маслоу (родовых отношений и реципрокации) отсутствует. И нам бы это мешало в анализе общего в системе Маслоу на уровне биологического мира и на уровне человека.
В то же время в первобытном обществе времен неолита и в кроманьонском обществе, неизвестно, с какого момента, уже господствует родовое табуирование и реципрокация – уравнительное распределение в случае временного недостатка ресурса, включая выделение пищи пожилым членам семьи, чего в животном мире нет. И это некоторое время назад вело ряд исследователей к ошибочной конструкции и модели о существовании т. н. «первобытного коммунизма» (без особых аргументов). В кроманьонском мире уже присутствуют элементы парной семьи и личные вещи семейной пары (потребность в безопасности II).
И действительно, неолитический мир, реликты которого мы видим в современных примитивных обществ, наполнен родовыми табу и сложными многообразными системами учета родства, как по мужской, так и по женской линии. И последнее оказывается совершенно неожиданным обстоятельством.
Динамика
потребностей в становлении родовых отношений
От первобытного стада к родовой семье – постановка
вопроса
На пути к человеку и к сознанию
Человек умелый (Homo habilis) и прямоходящий (Homo erectus)
Обзор теорий гибели неандертальцев
Первые две теории разворачиваются нами в новой гипотезе
Третья теория – гибели неандертальцев в Вюрмском
похолодании
Теория четвертая – экологической гибели мегафауны и
невозможности переселения
Теория пятая. О гибели неандертальцев от опасных
инфекций, передаваемых каннибализмом
Теория шестая. Кроманьонец – это перерожденный
неандерталец
Выводы из анализа теорий гибели неандертальцев
Гипотеза социального выдвижения кроманьонца на основе
«роста собирательства»
Особенность зоны зарождения кроманьонца – недостаток
мясной пищи
Рост роли собирательства на фоне деградации охоты и роли
мужчин
Матриархат – результат роста роли в кормлении, лечении и
праве угроз карой богов
Матриархат рождает расширенную реципрокацию как уход за
стариками
Социальные следствия реципрокации
Неандертальцы: недостаток социализации как нехватка любви
Каннибализм неандертальцев есть продолжение недостатка
любви
Следствие. Гибель неандертальцев при вселении
кроманьонцев
Фрагменты динамики потребностей в антропогенезе
Матриархат рождает родовое общество
Формирование родовых отношений
Инцест сына с матерью в природе отсутствует
Но инцест дальних родственников или просто в локальной
группе губителен
Ошибка мирного представления о брачных разборках самцов
обезьян
Вырождение локальных групп неизбежно
Перебор сценариев развития первобытных стад при локальном
вырождении
Сценарии родового строя в современном мышлении
Сценарии индивидуального поведения, ведущие к родовой
системе
Самоограничение конкуренции новых мужчин
Авункулат как этнографическое разъяснение к матриархату
Почему нет симметрии авункулата
Роль потребности любви и принадлежности в обучении языку
Виды подкрепления при обучении подроста. Поиск
оптимального подкрепления
Любовь – неиссякаемое подкрепление при обучении ребенка
языку
Условия необходимые для возникновения матриархата и
родового строя
Исчезновение эструса у женщин в объяснении системы
Маслоу-3
Вариант стада, переходящего к роду у К. Леви-Стросса
Далее в анализе мы оперируем выработанной методологией анализа социальных процессов.
Первое. Различие между животным миром и миром человека в части средств удовлетворения потребностей (например, переключения с генетических форм инициации потребностей воспроизводства и форм удовлетворения таких потребностей) указывает нам на то, что в момент эволюции гоминид возникли ситуации, когда генетические механизмы удовлетворения потребностей перестали удовлетворять текущие потребности. И тогда (или несколько ранее) в процессе адаптации гоминид к изменению среды (или росту способности гоминид к адаптации) часть стандартных потребностей биологического мира стала удовлетворяться иначе, именно не генетически, а культурно. Мы теперь знаем, что «культурная компонента» возникает вовсе не как рациональное осмысление реальной жизни и рациональный целевой поиск новых средств решения проблем, а «естественно» и незаметно. «Культурным», например, мы можем именовать подмену прежнего генетического страха страхом, запускаемым от новых актуальных, т.е. действительно опасных, условий существования, страхом, подкрепленным новыми коллизиями и страданиями в измененной среде. Так и часть биологических процессов агрессии (внутри стаи или родовой группы) при использовании стайных или стадных ресурсов для воспроизводства (и самок, прежде всего) каким-то образом перестала удовлетворять старые генетически обусловленные потребности. И тогда эта часть генетически обусловленных процессов исчезла или утратила значение. Возможно, мы не исключаем, отключение по факту каких-то механизмов могло повлиять и на генетику, например, на мыслительные способности. Или, наоборот, появились новые (уже социальные или институциональные) механизмы, которые с лихвой перекрыли старые потребности и увеличили уровень удовлетворенности членов сообщества и потому оказались востребованы, приняты и институализированы. Мы не конкретизируем здесь сказанное, но оно представляет принцип мышления и подхода к исследованию. Достаточная теория мотивации способна интерпретировать, объяснить и измененные потребности, измененные границы и условия их появления и изменения форм их удовлетворения.
Второе. Границей между миром биологии в развитии человека и подлинным миром человека является граница между типологией неандертальцев и кроманьонцев. Аргументы? С учетом появления кроманьонцев последними носителями атавистических биологических форм ранговой (по силе чисто биологической) редистрибуции (не только пищи, но, вероятно, и самок) можно предполагать погибших к рубежу 30-45 тысячелетий поздних классических неандертальцев. Внутристадной агрессии и объемной практике каннибализма неандертальцев противостоит логика развития и совершенствования социальных отношений кроманьонцев. Мы будем анализировать социальные или внутристадные потребностные отношения по шкале потребностей (как функцию предметной и социальной среды). Здесь мы обнаружим новые аргументы к формированию момента и естественной (неосознаваемой участниками) логики появления двух указанных выше новых факторов: родовых отношений и отношений реципрокации к старшим и немощным. А последнее, как мы знаем, ведет к почти полному исключению каннибализма (хотя бы своих). Об определенной идеализации неандертальцев рядом исследователей мы будем говорить отдельно.
Тогда задача анализа состоит в исследовании связи 1) агрессии; 2) образа жизни и ресурсов среды в их влиянии на агрессию – средство удовлетворения потребности уважения; 3) родовых отношений и влиянии их на агрессию и выживание популяции; 4) отношений реципрокации и влияния их на агрессию и популяцию; 5) то же самое формирования или появления «потребности в любви и принадлежности (семье) в связи с агрессией и выживанием и сохранением популяции.
Как мы сказали выше, и это только начало психологического анализа, формальные отличия между теми и другими возникают в области изменений внутривидовой агрессии (вплоть до каннибализма своих). В нашей схеме «Маслоу-3» отношение к самкам (самцам) в животном мире формируется по принципу насилия и внутривидовой борьбы и как часть ранжирования. И потому мы относим возникшее изменение к проблемам модификации потребности уважения или безопасности III. Это означает, что потребность уважения (безопасности III) могла испытать резкое изменение - разрыв постепенности в движении от преантропа к человеку.
В этом направлении рассуждают социологи, демографы и историки. Социолог и сторонник исторического материализма, Ю. И. Семенов, справедливо отметил в переходе от промискуитета к родовым отношениям табуирование сексуальных внутриродовых отношений, страх перед открытой агрессией внутри рода:
«Неконтролируемое проявление полового инстинкта, даже когда оно не вело к открытым столкновениям, расстраивало хозяйственную жизнь формирующейся общины (праобщины), особенно сказываясь на тех ее формах, которые требовали для своего успеха сплоченности всех ее членов. Важнейшей из них была охота» [Семенов Ю.И., 1989, с. 213-214].
Первая часть фразы верна. Необходимость мира очевидна. И это уже наш вывод состоит в том, что расстройство жизни обусловлено не просто агрессией (от ревности) и борьбы за лучшую женщину, а есть проявление потребности уважения (или потребности безопасности III) лучших и самых высоких в ранге мужчин внутри человеческого стада.
Недостаток фразы Ю. И. Семенова в утверждении «охоты» как повода. Неандертальцы успешно охотились группами даже в случае отмеченных палеоантропами и археологами раздоров в стае. Более того, именно у них крупный размер животных определял инструментальную необходимость организации групповой охоты (групповой труд создания ям-ловушек и организацию облав). Размер стаи определялся возможностью кормления от крупных травоядных животных на территории обитания и достаточного количества людей для групповой охоты на таких животных. И еще больше. Пребывание возле ледников делало возможным долгое использование туш убитых животных возле льда как естественного холодильника. Так убитого оленя можно было есть до недели. Однако неандертальцы не выдержали именно неолита, периода в котором групповая охота перестала играть роль, когда крупные животные стали редки или вымерли (или по другим оценкам оказались уничтожены охотой).
Но сначала мы должны более подробно рассмотреть то новое, что появилось в семье кроманьонца или в родовой семье – будущем прообразе того, что ныне именуется любовью и принадлежностью. А еще прежде автор представляет часть новой своей разработки – разбор понятия любви и принадлежности на основе теории Маслоу-3. Что означает с точки зрения потребностей любовь и принадлежность? Какова структуры понятия и сложного явления? Каковы отличия этой структуры в биологической популяции и у человека современного.
И мы переходим к новой неожиданной в этой статье для читателя теме – потребности любви и принадлежности. Она подробно нами рассмотрена уже после подготовки первого издания «Реконструкции…» при создании нового улучшенного и еще не изданного варианта книги «Реконструкция теории Маслоу» (2008-2011). Мы перечисляем три формы любви и связанных с ней потребностных процессов. Это 1) любовь как секс или как физиологическая потребность, построенная природой для поиска и соединения субъектов воспроизводства и оплодотворения, 2) любовь как уход друг за другом и потомством, его воспитанием (любовь как взаимное служение или реципрокация и принадлежность) и 3) любовь (или секс с метадобавлением), т. е. любовь как метапотребность (социальное и человеческое).
Ниже мы фиксируем внимание читателя только на том основном, опуская секс, что составляет основу воспроизводства потомства – именно то, для чего природа создала и секс, именно на уходе друг за другом и потомством – семейной реципрокации.
После сгорания первых страстей и новизны (включая, секс), любовь как уход друг за другом и детьми сглаживается и поддерживается взаимным служением (реципрокацией с участием детей или без них). Реципрокацией называется взаимное оказание услуг без (рационального) подсчета их баланса. Такое оказание взаимных услуг в жизни в общем случае нами рассматривается как социальное продолжение удовлетворения индивидуальной потребности в безопасности II. Поясним наш нетривиальный вывод.
В групповом (семейном) хозяйстве взаимное служение оказывается исторически первым социальным и еще физиологическим разделением труда. Это уход старших за детьми. Генетическая основа ухода матери за ребенком, потомством ясна, и присутствует в биологическом мире, включает кормление, уход, реакции защиты, научения и т. п. Так же в биологии наблюдается и генетический феномен заботы мужской особи за процессом выведения потомства и матерью, например, в строительстве гнезда, в кормлении самки, высиживающей яйца, кормлении вылупившихся птенцов. В этом мать-природа обеспечила функцию продолжения рода и не более того. Однако, после определенного периода отношение служения родителей к детям в животном мире определенно прекращается и взрослеющие дети соотносятся с родителями как с чужими.
Не так в мире взрослых современных людей. Выведение и воспитание детей – только часть реципрокности. В основе взаимного служения супругов (обслуживания, взаимопомощи) лежит не только генетическое поведение хотя бы потому, что оно существует в брачной паре (взаимное кормление и защита) и без рождения детей.
Что является потребностным основанием взаимного обслуживания или реципрокации? Что является потребностью, естественно, потребностью, запускаемой инстинктивно? Если потребность запускается по условию, но не по условию врожденному, это означает, что условие «культурно», то есть сформировано прижизненно от культуры предшественников и старшего поколения. Так мы видим в «заботе о близких» по различным поводам культуру практику и даже этическую норму «эмпатии», то есть «сопереживания», восприятия бед и проблем близкого человека как своих. Естественно, в современном обществе в массе нас не беспокоят такие страшные проблемы как голод, жажда и т.п. Как правило, в окружающем обществе речь идет о жизненных планах людей и в первую очередь о средствах для выполнения планов (образования, лечения, жилья). В массе это проблемы ресурсов, которые часто порождают и нравственные проблемы, то есть это материальные проблемы (ухода за членами семьи и взаимопомощи), стоящие над физиологическими потребностями. Потребности ресурсов суть потребности безопасности типа II, в широком смысле – это проблемы ресурсов.
Но примененные к близкому человеку они образуют новую социальную плоскость. Мы затрачиваем собственные ресурсы на своих близких. Зачем? Наши члены семьи оказываются для нас особым новым ресурсом удовлетворения наших потребностей. Это и образует, по сути, новую потребность принадлежности и любви, если отстраняться от секса. Здесь мы сослались на современные проблемы, но ситуация сохраняется как инвариантная к культуре. В раннем обществе, голод или угроза детям, членам рода, семьи вызывает ту же потребность в безопасности (I или II).
А теперь разъясним это положение подробнее. Мое состояние по поводу детей и жены есть беспокойство и страх за них. Я не голодаю и не страшусь опасности, которая угрожает мне. Или я страшусь и собственной смерти, но я должен думать и об угрозах своим близким. Я страшусь угроз, которые возникают для них. Без них я слабее и опасность для меня только возрастает. Они – мой ресурс (это звучит вульгарно, но предшествующее это и означает). Их существование удовлетворяет некоторые мои потребности и, лишившись их, я остаюсь менее защищен[1]. Иначе говоря, проблемы ресурсов в семье и сама семья как мой ресурс означают неудовлетворение моей потребности безопасности II. Мы считали до сих пор, что потребность безопасности II удовлетворяется индивидуально. А теперь с включением минимальной социальной среды в жизни взрослого человека, в моей жизни, это как бы новая потребность в безопасности! – потребность безопасности I, II III, но по поводу близких людей – эти люди нужны мне – это часть моей жизни на родовом и семейном уровне.
Вот происхождение ощущения тревоги, которое очищено от высоких материй. Логика объясняет появление беспокойства о близких родственниках в форме потребности безопасности. Такое беспокойство о жизни – безопасности I, о здоровье и об условиях жизни, роста, обеспечения – II и о статусе – III. Новая форма беспокойства оказывается интегральной – о близких вообще (об их потребностях вообще). Это беспокойство (при неудовлетворенности), а, следовательно, это тоже некоторая форма потребности безопасности. И потому она имеет новое название – принадлежности. И мы еще раз указываем, что человек и животное к этому приходят не рационально, а на уровне подсознания. То, что мы здесь излагаем, есть лишь расшифровка сути и следствий такого ощущения.
А теперь рассмотрим подробнее генетическое и культурное, приобретенное или выученное в этой новой потребности.
В биологическом мире индивидуальная потребность безопасности II (генетически, т.е. абсолютно не осознанно) надстраивалась исторически первой социальной гарантией и защитой. Так и сейчас сытая белка, найдя орешек, зарывает его возле дерева, но даже не запоминает, где. Зимой она будет искать все, что зарыла, тоже на подсознании, не вспоминая о том, что нечто прятала возле дерева. Так работает генетика. Генетические формы созданы природой, но не осознаются биологическим миром как связанное «целью», например, выживания. Лишь человек начинает в своем рациональном отражении видеть системность выживания видов и жизни. И он ошибочно пытается телеологически интерпретировать «умысел» природы как проявление некоей цели «творца», подставляя в законы природы то свойство собственного (ее, природы) отражения, которым овладел сам в собственном развитии.
Но вернемся к развитию потребностей человека.
Теперь любовь и принадлежность семье есть новая уже общая потребность безопасности. Семья (стая зверей или птиц, первобытное стадо, клан, род) и продолжение рода надстроена генетически как забота о потомстве брачующейся пары. У зверей, особенно птиц, это так. У млекопитающих за подростом чаще ухаживает мать, но это тоже генетически обусловленная активность и это реципрокация в полной мере.
Мы знаем, что секс и воспроизводство у зверей – это генетически встроенные условные потребности любви и принадлежности. И на некоторый период мы должны предполагать такое состояние дел у преантропов.
Но у человека начального (кроманьонского) мы уже определяем отличие. И у нас есть все основания считать, что такое дополнение в части оснований или условий запуска, сути мотивации и формы поведения уже носит культурный (выученный или приобретенный) характер. Дети в родовой семье кормят и ухаживают за престарелыми и слабеющими или немощными родителями. Дети не сражаются с родителями за главенство в родовой семье. Этот альтруизм существует по факту и требует социологического (через потребности) объяснения. И еще! Этот альтруизм требует объяснения процесса его появления. И мы вынуждены еще более глубоко рассмотреть элементы генетического и выученного в таких понятиях как любовь и принадлежность.
В обсуждении любви в обществе нам противостоит культурный (низко культурный) стереотип вульгарности в понимании (в рефлексии) представления о любви, когда под любовью понимают исключительно секс. Он часто рассматривается как безусловная потребность. А секс в общем даже как секс «примитивно» условен. Для секса условием является выделение соответствующего полового гормона, и это условие идентичное потребности в жидкости и в пище. Кроме того, для него требуется еще довольно важное «условие» – наличие собственно партнера. Но оппонент может сослаться и на то, что без партнера приматы и человек могут удовлетворять себя (мастурбацией). Однако это аргумент несерьезный. И связан он с тем, что только у антропоидов и у человекоподобных интенсивно развиты передние конечности, способные касаться гениталий. Представители остального биологического мира не знают мастурбации. И, наконец, крайний аргумент «против» безусловности следующий: нам ясно – без любви не умирают, хотя и живут менее полно и можно показать логически, что умирают раньше. Для современного общества, которое разменяет семью на секс, это звучит трагически, но мало осознается. Его конец – это смерть «скупого рыцаря». Такое общество закончит свое существование, а каждый старик умрет быстрее, когда при изобилии заработанных финансовых средств в пенсионных фондах и в банках некому будет выращивать хлеб, кормить и лечить немощных и глупых стариков.
Потребность положительного любящего отношения матери и ее ответа существует уже пренатально, (до рождения). И любовь матери к будущему и рожденному ребенку обусловлена тоже генетически, хотя имеются и приобретенные отклонения культурного и процессуального инструментального порядка, например, мать, у которой первое кормление и контакт с ребенком после родов отложен на долгие часы, будет испытывать меньше теплых чувств и любви к своему ребенку в среднем. Генетический характер связи матери с ребенком обнаруживается в постнатальный период в интуитивных ощущениях трудностей (плача и страха, страданий) ребенка в момент удаления от нее и вне видимости и слышимости. Такое беспокойство или даже огромную тревогу многие матери ощущают безотчетно по поводу детей не только малых, но и достаточно взрослых, например, гибнущих детей на войне. Ситуации плохо воспроизводимы, и статистику собрать трудно, но на крысах такие эксперименты воспроизводимы.
А как дело обстоит с детьми? Начнем с того, что беззащитный новорожденный ребенок не просто (генетически) готов к любви. Он имеет потребность в любви, он улыбается всем от рождения, улыбается от еды, просто от близости матери, от ее голоса, от запаха молока. Изначальная потребность радоваться окружающему миру вызывает у ребенка ожидание аналогичного ответа в духе: «Мир так же радуется мне, как я ему». И это не логика, а генетика.
Безусловно ли это? Нет! Мы знаем, что ребенок имеет врожденные страхи. Он боится и отсутствия матери. Поэтому его любовь, его эмоция врожденна и условна. В отсутствии матери он улыбаться не будет, а может заплакать. Ее присутствие и ласка ему нужна. Возможно, первая женщина, которая его кормит и станет в импринтинге «его» матерью. То же самое касается даже молока матери. В основание генетически встроенной любви детенышей мы можем привести и пример игр у юной обезьянки, оторванной от матери, которая прижимает к себе мягкую игрушку. Потребность тактильных ощущений, ласки, физического тепла – все это свойственно и приматам. Это означает, что со стороны подроста «любовь и принадлежность» есть явление тоже условное врожденное. Генетически мы хотим женского молока, взрослый человек часто не переносит даже парного коровьего молока. Кстати, все неандертальцы (судя по кодам ДНК) не переваривали молока во взрослом состоянии.
Эти данные подводят нас к выводу, что позитивное и отмеченное как массовое и типовое отношение новорожденного ребенка к матери и любому близкому человеку в первые два месяца тоже не является безусловной потребностью «любви». Если потребность позитивного переживания ребенка с матерью может исчезать от условий и практик, то это начальное состояние и реакция отражают врожденные условные потребностные состояния.
На эту информацию мы накладываем пример самого Маслоу, который, ссылается на Бэйтсона и Мид (34), говоря о племени балинезийцев (по-русски, полинезийцев), где детей воспитывают, не окружая их теплом и лаской – дети плачут, но постепенно привыкают к отсутствию заботы:
Взрослого балинезийца нельзя назвать любящим в нашем, западном, понимании этого слова, и он, по всей видимости, вообще не испытывает потребности в любви. Балинезийские младенцы и дети реагируют на недостаток любви бурным, безутешным плачем (этот плач запечатлела камера исследователей), а значит, мы можем предположить, что отсутствие «любовных импульсов» у взрослого балинезийца – это приобретенная черта [Маслоу А., 1970/2001, с. 138]
Не исключаю, что и в Древней Спарте было то же самое, там в среде самих завоевателей-спартанцев воспитывали не любовь, а готовность к агрессии и войне. Было в их воспитании нечто подобное для мальчиков, их воспитывали строго и забирали у родителей в семь лет.
И потому любовь сверху вниз и снизу вверх можно «культурно» сломать. А сам Маслоу считает, что потребность любви можно уничтожить:
«утрата этой потребности
(потребности любить и быть любимым – СЧ), как мы теперь знаем, перманентна,
невосполнима….» [Маслоу А., 1970/2001, с.
138].
Из логики наших представлений об врожденных условных потребностях – сам факт увядания или торможения такой потребности сопереживания в случае негативных реакций среды или семьи, родителей, означает, что она не безусловна, а является генетической условной.
Любовь начальная врожденна, НО УСЛОВНА! И отсутствие ответной любви и ощущения принадлежности как культуры сопереживания и эмпатии в семье эту направленную потребность любви УНИЧТОЖАЕТ, отменяет, как и множество других врожденных условных потребностей.
Таким образом, мы необходимо приходим к выводу, что готовность к сопереживанию человека (матери к ребенку, ребенка к матери позитивно) заложена генетически. Но тогда последующая взрослая эмпатия и сопереживание у рожденного ребенка и последующая помощь в связи с потребностью другого взрослого человека (как проявление любви и принадлежности) есть достижение культурное и поддерживается и передается культурно.
И мы можем сделать первые выводы.
Еще сложнее обстоит дело с остальными родственниками в семье.
Зададим вопрос, как оказалось возможным, что в большой семье бывший и уже старый глава семьи и все старики почитаются взрослыми и младшими (в период родового хозяйства) и, более того, безвозмездно кормятся? Именно этого не было у неандертальцев, мы перечислим основания этого положения – в опубликованных данных и в логике наших «автоматических» (в системе Маслоу-3) выводов.
Начнем с простого утверждения. У человека, начиная с кроманьонского, мы фиксируем присутствие рода и реципрокации (и отсутствие поедания предков, их уважение и кормление). Могут ли такие изменения быть генетически обусловлены? Начнем с того, что учет родства является в той форме, как мы это наблюдаем, чисто информационным и символическим процессом. Более того, он связан с размером семьи и границами семьи, то есть он (запрет инцеста) имеет чисто социальное в динамике рода и семьи происхождение. Поэтому это социальный и выученный культурный процесс.
Кстати, генетическое в агрессии как раз у человека (неявно) остается и его никто не отменял. Оно отражается в резком возвышении амбиций у подростков в 12-16 лет. Этот период становления и социализации личности, который может очень резко вести себя с родителями в семье, остался у кроманьонского человека от более ранних преантропов (и возможно сдвинулся в своем начале дальше от рождения) и вплоть до настоящего времени в наших генах. В этом поведении формируются ощущения и удовлетворения всех важнейших потребностей – потребности владеть и распоряжаться личными вещами и иметь свободу индивидуального проведения (как минимум ПБ2), принадлежности подростка вне рода и семьи ПП), общения (ПО), уважения (ПБ3), совести (ПБ4) и творчества и пересматривается потребность в любви от любви к родителям и родственникам в направлении к любви половой к новому человеку вне семьи (ПЛ и ПП).
Реципрокация в семье к родственникам, кроме матери и отца, строго и явно носят приобретенный характер. Она явно наблюдается у практически у всех примитивных обществ, наблюдаемых как реликтовые в современном обществе. Это доказывает многообразие современных форм отношений к родственникам в современном обществе, включая и избегание контакта и социальной помощи в различных культурах или индивидуально или при использовании пенсионных систем. У нас нет никаких оснований предполагать, что такие отношения сначала генетически возникли к периоду формирования родового строя у человека разумного, а позже, в последние 10 тыс. лет, они были генетически утрачены.
Это означает, что в окружающей среде человека, по крайней мере, кроманьонца, возникла такая комбинация условий существования, которая привела к новым технологическим решениям и поведению в процессе роста человека. Новые условия существования и неудовлетворения потребностей создали новые формы реагирования, которые стали формироваться или исполняться как УСЛОВИЯ запуска (условных выученных) потребностей взамен генетически заданных. Новые потребности безопасности (и потребность любви и принадлежности) стали более выгодными для запуска и их удовлетворения, чем в прошлой среде запускалась агрессия. И это стало «культурой», передаваемой новым поколениям как нормы, подлежащие исполнению, то есть выученные нормы выступили условиями для формирования условных потребностей.
Так что же привело к изменению системы отношений в группе особей, связанных собственным воспроизводством и собственно всей жизнью? И мы еще раз возвращаемся к истории возникновения человека.
Нам логично сначала представить известный материал по ближайшим предшественникам неандертальцев и кроманьонцев, просто чтобы ввести исходный материал в его языковой форме., потом кратко обсудить теории гибели неандертальцев и уже затем запустить собственный критический анализ динамики потребностей и средств их достижения на последней части пути к человеку разумному.
Мы не ставим целью выполнить полный обзор этапов развития человека разумного (пралюдей, именуемых обобщенно гоминидами) до неолита. Мы коснемся в анализе этапов только тех характеристик и этапов, которые помогут нам в комментариях и в сравнениях истории развития человека разумного. Для этой цели нам понадобится кратко использовать достаточно общую и распространенную в научном мире классификацию и характеристику этапов следующих видов и родов из семейства Гоминид, отряда Приматов, класса Млекопитающих:
- рода дриопитеков,
- рода австралопитеков,
- рода Люди, вида Человека умелого или Homo habilis,
- рода Люди, вида Человека прямоходящего или Homo erectus,
- рода Люди, вида Человека неандертальского или палеоантропа),
- рода Люди, вида Человека разумного (старейшего) и Человека разумного современного (или для простоты рассматривая вместе – кроманьонца или неоантропа).
В общем описании мы опускаем для краткости все известные технические (объем мозга, рост и соматические изменения) характеристики видов и обращаем внимание на характер их способностей и обстоятельства появления и исчезновения. При этом мы не собираемся отстаивать и утверждать единственность порядка их развития.
Дриопитеки рассматриваются как вымерший род отряда приматов (Африка). Кратко можно считать их общими предшественниками современных обезьян и человека. Важнейшая деталь – это приспособленность их жить в тропических лесах, вечно изобилующих плодами. Их популяции не должны быть малы, а их ранжирование не должно быть сильным. Почему? Изобилие пищи и большие популяции означает отсутствие конкуренции за ресурсы пищи, возможно, территорий и самок. Страхи межвидовых угроз в пределах обычного биоценоза, покрываемого рождаемостью. Отсюда и потребность в ранжировании мала, стада достаточно велики, как и межстадная миграция уход из стада, переход в другое стадо, может быть легок. Дриопитек может «работать» передними конечностями – в опасной ситуации он срывает и бросает лапами листву, плоды и обломки растений в сторону угрозы, кричит или стучит себе в грудь, вызывая низкие вибрации. Его передние конечности используются помимо передвижения еще в малой степени, плоды на ветках деревьев во время еды он еще берет пастью.
Австралопитеки, по крайней мере, на начальной стадии («грацильные», см. ниже), рассматриваются как особый этап развития гоминид. Этот род возникает при изменении климата в мире – потеплении, разрежении лесов и при появлении более широких водных пространств и редколесья или саванн с высокой травой или кустарниками (в Африке, 12-10 млн. лет назад). Австралопитек обладает бипедией, то есть начинает ходить на задних конечностях.
Его передние конечности уже освобождены для действий и для того, чтобы класть пищу в рот. Предполагается использование костяных и примитивных каменных предметов как орудий (4-1 млн. лет) добычи, например, вскрытия раковин моллюсков или раскалывания орехов. Первые орудия – кости, ретушированная галька и осколки кварца, 3 млн. лет. Но, возможно, археологи пропустили по понятным причинам целый этап освоения австралопитеком или его неизвестным предшественником длительного этапа объемной «работы» с деревом.
Использование палок или дубин включает как этапы: потребность в орудиях, понимание ценности орудия и срочность (или постоянство) его наличия, воображение, поиск нужной палки по модели, изготовление по модели и даже поиск материала (вида дерева) с требуемыми характеристиками. И конечно, исследователи уверены, что такие операции может делать и обычный примат, но с момента перехода к бипедии и с увеличением числа проблем после спуска на грунт и в воду количество таких операций резко возрастает. А потому возрастает и практика, и собственно, выживаемость в новых условиях. А это уже сторона естественного отбора генетических изменений.
Палки нужны в связи с опасностями движения по влажному грунту (при опасности змей и т. п.), когда требуется бить по густой влажной траве или болоту при плохой прямой видимости вокруг ног. Палки требуются при движении по болотистой и обводненной почве (от дерева до дерева), возможно, для проверки глубины или вязкости грунта на болоте, когда можно увязнуть в трясине. На более сухом грунте при плохой видимости в высокой траве возможны опасности от других малых хищников и грызунов. Палки удобны (или необходимы?) и в случае появления таких тварей как шакалы и змеи. Как известно, ранние австралопитеки ночевали на деревьях с тонкими ветками, таким образом, защищаясь от хищников семейства кошачьих. Не исключено, что опора нужна была первопроходцам в области бипедии не только для обороны, но и для длительного сохранения вертикального положения, как клюка и опора.
Итак, поиск палок нужной формы включает и предполагает развитие воображения о том, какая палка нужна. А до этого уже имеется образ практики – для чего нужна палка. Второе действие – изготовление палок требуемой формы (что требует выломать ветку и и оборвать ее мелкие ветки и листья, заточить остро конец). Эта практика уже предполагает знакомство со свойствами материала разных видов растений: деревьев и кустарников. И, естественно, что найти деревянные предметы мы не можем в принципе. Но утверждать, что работе с костью и камнем, даже просто подобранным, австралопитек не обязан себе или предкам, работавшим интенсивно с деревом, мы тоже не можем.
Ряд археологов и специалистов в области антропогенеза считают, что границей появления древнего человека следует считать только применение преантропом собственных орудий труда для производства орудий труда. Так в работе [Лазуков Г. И., Гвоздовер М. Д. и др., с. 28-29], проводится критика М. И. Урысоном выводов Р. Дарта по поводу интерпретации костных остатков в южноафриканской пещере Макапансгат, где обнаружена стоянка грацильных австралопитеков. Дарт обнаружил огромное скопление костей, главным образом, копытных животных (до ста тысяч таких костей). Гипотеза Дарта утверждает, что австралопитековые создали так называемую «остеодонтокератическую культуру» (культуру костей, зубов и рогов). Р. Дарт считал, что костям животных приданы свойства, важные для использования костей «для защиты и нападения». М. И. Урысон отвергает термин культура и вообще прогресс вида в этом плане на том основании, что «нет никаких доказательств того, что видоизменение костей производилось австралопитековыми с помощью других предметов (орудий), а не своими руками, зубами и т. д.» [Там же, стр. 29]. В дополнение автор ссылается на то, что скопления костей могут быть остатками «трапез» хищников, например, гиен.
Мы считаем такие требования системно не обоснованными. При этом мы опираемся именно на понимание теории Маслоу. Само скопление остатков трапез в пещере уже указывает на социальный или «человеческий» фактор или на существенную новизну хищничества. Что означает скопление костей? Как минимум, операцию по переносу туши или большого куска ее в пещеру. Кто и когда из обычных зверей переносил куски своей добычи в пещеры? И зачем? Кормление подроста хищниками всегда ведется на месте разделки туши. А если речь идет о выкармливании малышей, то достаточно молока в гнезде, в пещере или в берлоге. Если что-то и приносится в огромном объеме, то не в смысле еды. Мы твердо уверены, что анализ следует начать с полного отрицания предположение о перенесении хищниками костей в пещеру.
Что же и кого вынуждает перенести часть туши в пещеру? Только будущего человека. Он как хищник – вовсе не так вооружен и не в обычной безопасности хищника. Ему нужно укрытие и во взрослом состоянии, и в момент трапезы. Мы даже знаем больше. Человек, если добыча далеко от стоянки, ест на месте самое лучшее, а на стоянку несет только часть, ибо добыча крупного травоядного обычно превосходит текущую потребность. Ради удовлетворения голода мясо в пещеру не несут. В жаркой Африке едят на месте, костра еще нет. До еды в холодной Европе возле ледника еще далеко. Если часть мяса и несли в пещеру, то для того чтобы есть в безопасности. Итак, отнести мясо и кости с мясом в пещеру – это результат неудовлетворенной потребности в безопасности I. Это причина появления костей в пещере. Но съел и выкинул (из пещеры) – это нормально. Пещера – не место для отходов!
Какова же вторая цель сохранения костей в пещере? В объеме десятков тысяч обломков? Она более важна. Что заставляет преантропа накапливать сто тысяч предметов из кости в месте, которое мы оцениваем как безопасное? Мы уже говорили о деревянных предметах, которые ищет и использует по необходимости ранний преантроп, так же может делать и обезьяна. Теперь мы знаем, что кость – это более твердый, чем дерево, материал для действий рукой, а камнем австралопитек, вероятно, пользоваться на хорошем уровне еще не научился. И кость труднее найти в природе, чем палку под ногами. И не исключено, что в жаркой саванне, где остаются выгоревшие деревья и возможно лишь кустарник и трава, дело даже с палками обстоит значительно хуже, чем в более ранний период дриопитеков и в период первых миллионов лет прямохождения. И тогда запас костей как потенциального материала для будущих поделок или просто будущих «палок» даже, – это уже большое новое достижение. И если наш предок корректирует такие орудия зубами или трением о камень, ломая кости руками, когда на кости может образоваться полезный острый край обломка - это тоже достижение. Запас говорит об объеме планов, намерений или привычке уже пользоваться внешним предметом.
Что же нового мы здесь видим?
Обезьяна может использовать палку, которую нашла и которая под рукой, но она никогда не делала запас палок на случай, когда ей в будущем понадобятся палки. И все запасы, которые делает особь в биологии – она делает по генетическому коду автоматизма, часто не осознавая размеров запаса. Австралопитек делал запасы костей (и заметьте – он еще не специализировался на охоте и на мясной пище) уже не из генетических привычек, а привычек приобретенных. Налицо специализация практики применения орудий труда в отличие от случайного (и безопасного) быта обезьян в лесу или (безопасного) быта в вольере у экспериментатора. И здесь продолжение страха (потребности безопасности I) на уровне страха (безопасности типа 2).
А именно, сейчас мне уже не страшно, и я сыт, но в будущей охоте или добывании пищи, или в будущей защите, мне нужна будет еще раз и много раз твердая и острая палка или материал для палок. И такой запас я делаю, его имею и потому я уже спокоен. Создание запаса и последующая уже бездумная практика тщательного обгладывания принесенных костей и тщательное складывания костей в запасное место – это не что иное, как удовлетворение потребности безопасности II. Это накопление орудийного материального ресурса для обеспечения низших потребностей – ПБ1 и ФП. Конечно, мы не исключаем, что формирование запасов кости может за сотни тысяч лет превратиться в аналог генетической культуры – тогда такая специализация есть уже ограничение в развитии. Но позже мы не видим этого феномена, преантроп переходит к камням. Адаптация в этой части сохраняется.
Впрочем, когда речь идет о модификации поведения в генетическую форму, то для этого нужны много более серьезные основания (от природы) для модификации тела и форм поведения. Для белки, зарывающей орешек под деревом, такие основания имеются. Это голодная смерть ближайшей зимой. И это основа для генетической коррекции врожденных форм поведения отбором. А для преантропа, приносящего на стоянку новые кости, когда запасы старых костей исчисляются десятками тысяч, последствия те же, что и у преантропа, имеющего запас в тысячу костей. Он надежно обеспечен. И здесь мы видим привычку как традицию, освященную временем и очень древним опытом, который в символической форме сохраняется и передается как важный «издревле» для жизни, возможно, даже магически освящен. Это именно культура.
Позже мы знаем об обнаруженных запасах заготовленных в большом объеме каменных рубил на стоянках, см. напр. Поршнева Б. Ф. И мы нашли для рубил в нашей работе иное более оптимистическое объяснение – обучение.
А теперь вернемся к критике М. И. Урысона в отношении нашего несчастного предка. В соответствии с советской политэкономией рядить преантропа как «разумного» мы начинаем, когда рассматриваем его процесс «производства орудий труда» (группа А) как нечто более важное, чем производство предметов потребления (группа Б). Исследователь тем вводит взятое с неба ограничение. Если человек делает орудие труда своими руками, но уже использует его постоянно, то он все еще не человек? Критику требуется, как в советской политэкономии, убедиться в наличии «производства средств производства для производства средств производства». А вот иерархия потребностей Маслоу подсказывает нам, что даже потребность в безопасности II, которая возникает не генетически, а приобретается научением (и передачей) новым поколениям вполне достойна, чтобы считать ее реализацию именно культурой. А разве культура, даже в форме мысленного представления о форме предметов, о необходимых запасах предметов, не создает непрерывно человека, не увеличивает в генетике размер его мозга, не поднимает и усложняет его функции до предсказания, прогнозирования, планирования? В науке проводить грань между человеком и преантропом, в частности, вообще дело неблагодарное. Изучать, реконструировать и анализировать сам процесс развития – занятие много более полезное, чем поиск границы (до и после), что сродни начетничеству.
Практика опасности и уже не личной, а общей опасности сформировала стадное поведение. Интересно, что антропологи считают само собой разумеющимся образование стад или семейных групп у обезьян (и вероятно, у пралюдей). В реальности формирование первых групп или даже просто пар всегда (генетически) имеет цель защиту (коллективную защиту и воспроизводство), то есть определяется конкретной средой, ее опасностью. И это уже отмечается исследователями. Если социальная структура изменяется, например, от спаривания и периода вынашивания плода, начального кормления до формирования относительно постоянного стада, то «виновата» измененная среда, которая «требует» группирования. И такое группирование идет через вновь возникшие новые или лучше удовлетворенные старые потребности. В данному случае это потребности безопасности (безопасности I и вплоть до потребности любви и принадлежности). И этот принцип формирования структур оказывается общей закономерностью не только для приобретенной культуры в биологии, но и для общества Homo sapiens.
Формирование стад австралопитеков в саванне после того, как они спускаются на грунт, кажется вполне обоснованной вставкой в нашей реконструкции. Чем более тяжелые условия, тем сплоченнее стадо (размер может уменьшаться).
Защита и управление движением в критических ситуациях и при выборе деревьев или их групп (мест стоянок) означала высокую роль самцов. Управление безопасным движением стада увеличивает роль самцов, как генетически более устойчивых к стрессу. Самки подчиняются тем самцам, которые более надежно обеспечивают безопасность их и приплода. И это генетически встроенный механизм отбора самца – он ориентирован на обеспечение безопасного выхаживания и воспитания будущего подроста. Но это только часть процессов построения стада и ранжирования в стаде, о чем мы говорили в монографии. Так возникает стадо.
Питание. Предполагается, что австралопитеки использовали для питания до ста двадцати видов растений. Использовали «семена, зерно, стручки, корневища» Среда обитания австралопитеков еще достаточно полна. Они миллионы лет удовлетворяют свои потребности в пище и даже специализируются исключительно на растительной пище. Это означает, что их физиологические потребности (в пище - ФП) на долгий период удовлетворены. А живя в небольших лесах и вдоль рек, протекающих в саваннах, они имеют доступ к животным белкам и к малым видам млекопитающих, земноводных, пресмыкающихся, насекомых и ракообразных. Кроме того, в саваннах им могут доставаться остатки добычи серьезных хищников – обглоданные кости крупных травоядных. Рано или поздно с обеднением флоры, а такое состояние с иссушением саванн возникает к последнему миллиону лет, австралопитеки или их родовые потомки осваивают извлечение костного мозга из больших костей.
И мы понимаем, что за периодом спуска на грунт и до периода смены австралопитека новым человекообразным или просто параллельным появлением более продвинутых гоминоидов стоит большая динамика. Она включает исходное состояние – питание на деревьях, переход от преимущественного питания плодами деревьев к частичному питанию пищей малых форм животных, прежде всего, моллюсков и с более широким использованием внешних предметов как зачатков будущих орудий труда. Процесс включает появление опасной генетической специализации в питании, переходу к растительной пище. Популяция австралопитеков разделяется на «грацильных» (вес 35 кг, мозг 440-450 куб. см) и на «массивных» (80 кг при росте 120-156, мозг 510-520 куб. см).
Райская растительная жизнь «построила» массивных австралопитеков. Последние стали исключительно растительноядными и потому вымерли около 1 млн. лет назад от недостатка пищи при иссушении (аридизации) климата в Африке. Кстати, сам факт (или гипотеза) о специализации массивных австралопитеков означает, что самцы (и самки) собирали семена, травы и плоды. То есть половозрастное разделение труда, если оно могло возникнуть в среде австралопитеков, приостановилось.
А (неспециализированные) грацильные австралопитеки, как считают исследователи, по-видимому, сначала сохранили свою всеядность и отсутствие специализации. А в период Дунай-Гюнцского межледниковья и аридизации, 930 тыс. лет они постепенно переходили от не полной, но достаточно развитой своей растительноядности к более развитому (но тоже не полному) хищничеству. При иссушении саванны они все больше занимались охотой. Нападая всей «мужской» частью стаи, они отбирали добычу у африканских хищников среднего размера – шакалов и гиеновых собак. Отмечается, что формирование облав (и групповое поведение) образуется именно в таких операциях. И это достаточно надежное предположение. Те, кто выжил, использовали более калорийную пищу: плоды, орехи, мясо, насекомых, костный мозг [Хрисанфова Е. Н., Перевозчиков И. В., с. 69].
Раскопки позволяют сказать о массовой охоте на обезьян того времени. Есть статистика черепов обезьян с пробитой головой. Причем удар нанесен по левой части черепа, и это означает, что он нанесен справа (правшами). Обнаружены такие же черепа и соплеменников. Отсюда следует, что голод не вынесли только массивные австралопитеки, а грацильные австралопитеки, перешедшие частично к мясоедению, голод пережили. И, не исключено, именно они дали развитие следующих волн гоминид. Почему мы говорим об этом? Потому, что уже по поводу австралопитеков наши советского периода исследователи [Бунак В. В., с. 32] выражают необоснованный оптимизм в части «альтруистических» форм поведения внутри группы.
Между австралопитеком и неандертальцем исследователи обнаруживают два промежуточных вида преантропа: известный Homo habilis (2.6 млн. лет назад) и объединенная категория найденных ископаемых под именем Homo erectus. Эта пара вместе именуется в научной традиции архантропами (от 2 до 0.5 млн. лет – большинство обнаружено в период 0.5 – 1 млн. лет). И частично, они наследуют австралопитеку и являются предшественниками неандертальца и кроманьонца (или неоантропа), а последний уже соответствует современному человеку. Архантропы вместе с неандертальцами именуются «палеоантропами».
Начальные фазы первого типа (Habilis) относят к 1.8 млн. лет (ущелье Олдовай в Танзании), а второго типа (Erectus) к 1.7 млн. лет (озеро Туркан в Кении). Важнейшей характеристикой развития разумного и социального исследователи рассматривают увеличение объема мозга и роста преантропов. Рост Homo habilis составляет 120-140 см с объемом мозга в 656 - 700 куб. см., а рост Homo erectus – 150-160 см с объемом мозга в среднем до 1050 куб. см.
Архантропы обладали следующими производственными и социальными навыками.
Они использовали мясо (с 2,5 млн. лет), при этом занимались охотой (без создания запасов) на малых, средних и избирательно крупных животных (мегафауны).
В охоте и в добывании мяса они использовали дерево – палки как копия и дротики, костяные предметы и камни (каменные рубила и рубила на палке). Обнаружено рубило и с двумя режущими краями (озеро Туркан).
Архантропы занимались и собирательством (без приготовления запасов еды).
Они имели зачатки команд и начальные формы речи (по изменению формы гортани).
Архантропы уже освоили огонь (и потому поднос топлива как подготовку запасов или удовлетворение потребности безопасности ПБ2).
В освоении огня к периоду 500 тыс. лет (эректус-синантроп) отмечено и освоение разведения огня (т. е. обнаружена достаточная готовность к новым открытиям и изобретениям). Очень странным кажется критика Поршнева современных ему исследователей по поводу «открытия огня» человеком. Никто и не сомневается, что первый огонь поддерживался после лесных пожаров, а намного позже (в случае утраты огня) выявлена возможность его разведения заново как ценность при искрящих ударах кремния в обработке камней. Теоретически это должно было ускорить освоение пещер и ведение борьбы с хищниками с помощью огня, то есть резко увеличить безопасность стада.
Дальше – больше. Освоение огня должно было ускорить обработку животной пищи жаркой мяса. И как огромное неосознаваемое следствие это создавало предпосылки будущего расширение ареала обитания на Север, где господствовала мегафауна.
Теоретически архантропы подошли к состоянию в освоении камня и орудий труда (охоты) и защиты (огонь), в организации стада и охоты (облавы с подведением к обрывам или в болото, в ямы с кольями и ловушки). Так возникла возможность охоты на крупных травоядных животных, что могло резко поднять производительность охоты.
Появление возможности охоты на крупных травоядных означало мощный рост «производительности» в т. н. «присваивающем хозяйстве» древних преантропов. Теперь преантроп мог выйти на Север. Он уверенно освоил огонь, работу с камнем, и мог охотиться на крупных животных. А на Севере, возле ледников на древних лугах с высокой травой, крупных животных было больше. Кроме того, мясо убитого зверя возле ледников сохранялось дольше. И это означало тоже рост производительности труда. Так возникла возможность специализации стад преантропов исключительно при охоте на крупных травоядных. Это могло случиться в период Гюнц-Миндельского межледниковья (730 тыс. лет назад) и в Миндельское оледенение (600 тыс. лет)
Последний Эректус существовал как предполагается не позже 300 тыс. лет. Его потомками, вероятно, стали неандертальцы (и кроманьонцы). Неандертальцы образуют новую крупную на длительный период специализацию труда мужчины – охоту.
Добывание огня в связи с похолоданиями и возможность двигаться на север к ледникам означало новый технологический прорыв. Огонь в пещере и соседство со льдами – естественным холодильником для добычи – это рост производительности. Как его «использовал» наш (предпоследний) предок? Точнее, как природа изменила нашего предка своими вынужденными обстоятельствами?
По ряду новейших данных генетических исследований митохондриальных ДНК (мтДНК)[2] следующим за архантропом (Эректус) наиболее значимым в науке родом в семействе Гоминид на настоящий момент стал неандерталец.
Его останки обнаружены в форме раннего или т. н. прогрессивного неандертальца для периода примерно от 500 до 250 тыс. лет. Исторически первыми в XIX веке в Европе обнаружен более поздний и более широко исследованный в археологии т. н. классический неандерталец (250 тыс. лет - 30 тыс. лет).
Рост прогрессивных неандертальцев 155-165 см с объемом мозга 600-700 куб. см.
Рост классических неандертальцев тот же, но значительно больше вес – до 100 кг с объемом мозга 1300-1700 куб. см.
Параметры «прогрессивного неандертальца оказались значительно ближе к более позднему кроманьонцу. Из этого исследователи сделали вывод, что прогрессивный неандерталец и кроманьонец имеют в предшествующее время общего предка, и что их генетические линии разошлись раньше.
«Расцвет» классического неандертальца приходится на период Миндель-Рисского межледниковья (300-200 тыс. лет) и до Рисского оледенения (200-125 тыс. лет). Последнее оледенение оказалось очень сильным (тундросаванна прошла на юг до Африки). И большая часть неандертальцев (и, вероятно, всех иных преантропов) погибла. Однако все же неандертальцы сохранились как ведущая форма предразумной жизни к последнему стотысячелетию. Итак, классические неандертальцы жили (обнаружены как тип) от 250 до 30-40 тыс. лет.
При изменениях внешних условий с длительными периодами стабильности происходило генетическое изменение преантропов, это и создавало новый вид.
Но исследователи отмечают и теоретически доказывают возможность быстрой генетической перестройки и даже специализации организмов, которые организованы в малых популяциях. В этой связи малые стада (десятки и до сотни голов), которые сопутствуют архантропам и неандертальцу, кроманьонцу оказались вместе с быстро изменяющимися условиями. Последние (условия) выступают относительно быстрыми генераторами (отбора) генетических изменений.
По представлению современных специалистов важнейшим параметром эволюции оказывается изоляция гоминид, как биологическая, так и культурная, соответствующая различным окружающим локальные группы условиям. Исследователи считают, что культурная изоляция, отсутствующая у млекопитающих, и выступающая как фактор отбора (каждой генетической ветви) привела к росту темпов эволюции.
Наиболее быстрые генетические изменения прошли в истории зарождения человечества у неандертальцев. Это не странно. Количество членов в семейном коллективе охотников, специализированных на крупных травоядных животных, определялось условиями субарктики, ее холодом. Оно ограничивалось как возможностью (потребностью) охоты, так и возможностью укрыться от холода в скальных пещерах. А размер пещер в среднем имел ограниченную «жилплощадь». Возможность греться вместе определялся даже отводом дыма и углекислого газа от костра внутри пещеры на открытый воздух. Поэтому размер стад неандертальцев не мог превышать нескольких десятков. Позже можно предполагать построение «чумов» из бивней мамонтов и шкур крупных животных. И это все! Таким образом, на севере коллектив не мог быть большим. И для быстрых генетических изменений (и даже трагически быстрых изменений) возникли благоприятные условия. И вот небольшой размер коллектива стал, как предполагается (расчетами), важным ускоряющим фактором.
По известному биологическому закону, касающемуся специализации функций какого-либо органа, группа, вставшая на путь генетической специализации, может развиваться далее только по пути усиления специализации. Приобретая некоторые преимущества, такая группа теряет свою экологическую пластичность – способность адаптации в ЭТОЙ ЧАСТИ. Потеря пластичности имеет негативные последствия при малейшей смене условий.
Закон Харди-Вайнберга позволяет сделать предположение, что изоляция и мало количество преантропов (проживание малыми группами и географическая длительная изоляция) в сочетании с рядом факторов, включая перемены климата и оледенения, резко ускорили генетическое развитие и «ветвистость» развития предков человека. Стадная изоляция преантропа на всех этапах его развития вела к ускорению генетической изменчивости (малые популяции и сильная генетическая деформация), а интенсивный отбор (похолодания и т.п.) вели к дальнейшему развитию.
На этом фоне могли происходить и относительно быстрые специализации, которые становились тупиковыми. Как минимум таких ситуаций можно отметить две. Это Массивный австралопитек (строгая специализация растительноядности) и Классический неандерталец (почти строгая специализация в мясоедении).
Все временные массовые развития генетической специализации у преантропов привели к последующей гибели таких ветвей.
Зачем мы далее останавливаемся на характеристиках классического неандертальца? Эти данные мы используем для последующего понимания перехода к Homo sapiens и его победы (исторически, материально в плане выживаемости, культурно и социально, но не в принципе силы или просто вооруженности).
Мышечная масса неандертальца была на 30-40 % больше чем у кроманьонца, скелет тяжелее (до 90-100 кг). Отсюда специалисты объясняют и большой объем мозга, который функционально занят терморегуляцией и соответствует размерам большого массивного тела. Объем черепа неандертальца составлял 1700 кубических сантиметров (у сегодняшнего человека он в среднем равен 1400). Построить (генетически) такой мощный мозг можно, только потребляя в течение тысячелетий ценные животные протеины. А специальные химические исследования костной ткани показали, что неандертальцы постоянно ели мясо (до 90%).
И это не удивительно. Тундра того времени была холодной саванной с высокими травами.
В генетической специализации неандертальцы лучше приспособились к субарктическому климату. Их большая носовая полость лучше подогревала холодный воздух, тем самым снижая риск простуды. Челюсть поздних неандертальцев сильно изменилась. Возникли мощные лицевые мышцы, связанные с разжевыванием мяса. Но это немногое, что говорит в пользу специализации неандертальцев.
Специалисты отмечают ряд недостатков
Плотное телосложение и укороченная берцовая кость, сокращающая шаг, при этом энергетические затраты на передвижение у неандертальцев на 32 % выше, чем у современного человека [Википедия – Неандерталец]. О неблагоприятном проявлении далеко зашедшей «силовой» специализации неандертальцев свидетельствует чрезмерное утолщение стенок костей длинных конечностей, что должно приводить к ослаблению кроветворной функции костного мозга и как следствие — к анемии.
По таким данным рассчитано, что ежедневная потребность в пище неандертальца должна была быть на 100—350 килокалорий больше по сравнению с кроманьонцем в тех же условиях. [Эндрю Фрейль (Andrew W. Froehle), Стивен Черчилль (Steven E. Churchill)]. Очень возможно, что мощные кости сформированы при большой постоянной нагрузке (с грузом добычи) при движении по тяжелой местности скального типа, в гору или вниз и в условиях глубокого снега. Одностороннее силовое развитие могло происходить в ущерб выносливости – малый объем передвижений (холод, долгое пребывание в более теплых пещерах), мало ходьбы и нагрузки в среднем.
Итак, энергетически, при избытке хорошего питания, но в тяжелых условиях организм преантропа перестроился в менее эффективном направлении. Это генетический эффект – природа «позволяет» себе роскошь, когда она это позволяет, но генетическая специализация – это путь из которого уже нет возврата.
Еще один серьезный недостаток. Специализация мясной пищей увеличивает сонливость и время сна (что сокращает жизнь, уменьшая активное время работы мозга). Отдельное общее мнение – мясная пища снижает адаптивность.
Наконец, мясная пища увеличивает агрессивность (гормонально) и раздражительность. Неандертальцы были, как оценивают, довольно вспыльчивыми и агрессивными, если судить по некоторым особенностям их мозга и гормонального статуса, которые можно реконструировать по скелету. Есть и признаки постоянного давления стрессовых факторов, на что указывает истончение зубной эмали. Это, видимо, говорит и о плохом питании. Это подтверждает и ряд патологических признаков на скелете, часть которых объясняется, вероятно, жизнью в темных сырых пещерах.
Анализ костного строения показывает, что дети неандертальцев были похожи на маленьких взрослых, их зубы развивались быстрее и, вероятно, их половая зрелость наступала уже к 8-10 годам. Средняя продолжительность жизни составляла по оценкам останков 23 года. С другой стороны, строение голосового аппарата и мозга неандертальцев позволяют сделать вывод о том, что они могли говорить. Следовательно, речь или знаковый обмен, безусловно, уже существовал.
Но короткий период социализации указывает нам на быстрое взросление, а это говорит о о малом времени усвоения языка или о простоте языка. А короткое время выхода на высшие потребности (уважения) отражает и ранний выход на решение проблем борьбы за приоритет в стаде и борьбу за самок (агрессию). Это указывает нам и на малый опыт, который можно передать в такое время подросту (простоту культуры, сложность ее наращивания). И это результат теории Маслоу-3. Вывод подтверждается и анатомическим анализом – лобная доля неандертальцев, отвечающая у современного человека за социальное поведение, сравнительно слабо развита [Кочеткова В. И.]. В целом, в каком-то смысле социализация низка. По совести мы не задавались целью отвечать на сложные вопросы. Но зверь на ловца бежал сам.
Наш краткий в прошлом экскурс в систему нейромедиаторов, гормонов и опиоидов в связи с подготовкой рукописи о теории немедленно обращает нас к теме общеизвестной связи солнечного света и серотонина.
Недостаток дневного солнечного света зимой, а зимой на северных широтах и у полярного круга света особенно мало, влечет недостаток выработки серотонина.
А это вещество – «гормон счастья» – играет важнейшую роль в настроении. При недостатке серотонина возрастает вероятность депрессий, одержимо-навязчивых нервных расстройств, беспокойства и даже паники – все вместе это может быть именовано словом «раздражительность». Причем исследователи еще сомневаются: депрессия снижает выработку серотонина или наоборот. Участвуя как медиатор в синапсной межнейронной связи, серотонин незаменим в адаптивных процессах мозга. Он помогает передать информацию из одной области мозга в другую, и это означает, что он влияет на возможности ассоциативного мышления, на формирование речи, память, способность к обучению и на творчество в самом широком смысле.
Еще больше – недостаток серотонина может влиять на количество и качество грудного молока матери и, более того, стать первопричиной внезапной смерти грудного ребенка. Короче, его недостаток увеличивает младенческую смертность.
Питание. И как это ни странно, при мощном потреблении животных белков уровни серотонина и важнейшего его составляющего вещества – триптофана сокращаются из-за других конкурирующих аминокислот, попавших в кровь при обработке белковой пищи. И дело могут исправить только углеводы, однако именно углеводов наши обсуждаемые подопечные потребляли ничтожно мало – не более 10% в пище. Таким образом, жизнь в пещерах и на Крайнем Севере создавало крайне неблагоприятный фон для развития свойств человека разумного, вело только этим самым – доминация мяса и темнота – к росту смертности.
Более того, учеными был проведен эксперимент, когда искусственно снижали количество триптофана. Мужчины становились импульсивными, но не подавленными, а женщины отмечали плохое настроение и нежелание общаться – что является самыми характерными признаками депрессии.
Для нас важно отметить, что мясо и пещера в сочетании с наружным холодом оказались источником агрессии и импульсивности мужчин (или еще самцов?) и скованности и депрессии, даже необщительности женщин, что прямо должно было влиять на социализацию всего пещерного «сообщества», на развитие речи в том числе.
Животный мир возле ледников (тундра) был богатейший. В кустарнике паслись бобры и овцебыки. Указывается, что одним оленем могла питаться семья из четырех членов не менее недели. Предполагается, что охотники загоняли дичь в открытой местности, поджидали добычу в засадах у речных бродов. В общем случае принцип известен: найти и приготовить место для падения животного (на камни) и намеренно загонять зверя в такое место. Добить его на месте. Известны и более варварские приемы. Стадо мамонтов загоняется на лед. Особи теснятся в круг. И под их весом лед ломается – все погибают от воды и холода. А что-то из замерзших и торчащих из воды туш достается охотникам. Пример драматической борьбы дает находка под Лерингеном в Нижней Саксонии. Там было найдено копье из тиса возрастом 120 тысяч лет, торчавшее в костях мамонта. Реконструкция показала, что раненое животное увязло в трясине. Нападающие прыгали ему на спину и разделывали каменными ножами мясо, находящееся выше уровня болота. Надо отметить высочайший уровень знания растений – тис ягодный – самый прочный и потому ценнейший, лучший материал для луков, которые еще не умели делать охотники, обладающий бактерицидными свойствами материал и одновременно ядовитый для человека и ряда зверей. Не гниющий и очищающий даже воздух помещений – он потому и оказался в руках археологов.
Они знали огонь, выделывали каменные орудия. Причем их техника обработки камня не походила на ту, которую использовали наши предки, представители рода гомо сапиенс. Мужчины (или самцы?) носили за поясом костяные кинжалы, возможно, для разделки добычи.
Проникая иногда из Европы на Ближний Восток, в Палестину, см. ниже, неандертальцы не изготавливали орудия на месте, а за сотни километров несли с собой камни, обработанные в другом месте. Это понятно, если учесть, что охота есть движение за зверем, а рубила и топоры, скребла выделываются из ядрищ кремния и гальки, а кремниевый желвак или булыжник не всегда можно найти на месте.
Неандертальцы предпочитали тяжелые копья с кремниевыми наконечниками, которые использовались только при охоте на крупных животных.
И доказано, что собирательство в свете такой специализации играло ничтожную роль. И это важно для наших последующих выводов. Однако и от предшествующих времен и просто в силу специализации женщин на воспроизводстве, а, следовательно, и выхаживании детей и лечении их большую роль могло играть их знания трав, ягод, корней. Травы на редких обнаруженных могилах или пыльца цветов у трупов говорит о знаниях в области собирательства и о попытках лечения.
Не только строение черепа, но и останки неандертальцев в массе своей указывают на высокую относительно кроманьонца их агрессивность. Археологи обнаруживают большой процент травм головы, признаки каннибализма СВОИХ, не говоря о ЧУЖИХ. На стоянках неандертальцев начиная с 40 тыс. лет появляются и останки съеденных кроманьонцев. На стоянках кроманьонцев видны останки съеденных неандертальцев.
Однако, нас при обсуждении социальных отношений волнует гибель СВОИХ. Каннибализм у неандертальцев доказан. Например, в одной из пещер обнаружено 120 останков своих и 10 останков не съеденных – сохранен скелет. Это не означает, что почти всех съедали. Это может означать, что были трудные моменты, когда съедали стариков и/или детей – общее количество убитых не ясно.
Есть и «ритуальное» объяснение. Ряд однотипных действий над телом живого или уже убитого неандертальца (полосы и царапины на черепе) указывает на возможно ритуальный характер каннибализма «своих». Мы знаем, что ритуал вовсе не мешает каннибализму, а даже положительно сопутствует уходу из жизни в самых разных целях, включая и голод или (на более высоком уровне) обращения к одушевленной природе («чтобы не было голода» или «было хорошо» и т.п.). Съел и, действительно, стало не так голодно. Ритуал и магия могут вполне психологически оправдывать любые действия вопреки генетическим особенностям, например, женского организма и материнской психики. Ритуальные и украшающие предметы уже обнаружены. Неандертальцы посыпали своих умерших краской из сангины. В общем-то, это цвет крови, засохшей или свежей – от коричневого до коричнево-красного. Возможно, это выглядело более естественно, то есть «как обычно»!
И, наконец, мы понимаем, что кости всех съеденных зверей и людей неандертальцы (обработав или обсосав) складывали и хранили как материал для поделок. К концу своего существования украшениями (женщин?) стали костяные (зверей или людей?) кольца на пальцах.
То, что трудные времена наступали, известно и по генетическому анализу, и по особенностям похолоданий.
Так, исходя из генетических оценок разнообразия современных популяций человека, исследователи пришли к выводу, что на протяжении последнего миллиона лет численность прямых предков человека колебалась от 40 до 100 тысяч одновременно живущих особей. Резкое падение численности произошло 130-150 тысяч лет назад. Она сократилась до десяти тысяч индивидов или на 75-90%. [Боринская С. А., Хуснутдинова Э. К.]. Но уже в конце палеолита 15 тыс. лет назад специалисты дают оценки 3 млн. чел [Никитина Л. К.].
Как мы понимаем, это предпоследнее падение населения вызвано Рисским оледенением 250-125 тыс. лет назад, когда лед добрался и до Африки. Естественно очень большой удар был нанесен и неандертальцам, численность которых, вероятно, преобладала, и мощь которых была, вероятно, недосягаемой для раннего африканского разумного. Последней причиной окончательного падения численности неандертальцев стал Вюрм и расселение более прогрессивных кроманьонцев, см. ниже.
Ряд исследователей идеализируют неандертальцев, указывая в поиске их социальности на то, что обнаружено захоронение одного из предков с цветами, что обнаружен старик, (40-50 лет) умерший, вероятно, своей смертью, и имевший до того массу заболеваний. Не съели, как предполагалось! Это звучит не менее пафосно, чем в песне Александра Галича на смерть Бориса Пастернака: «Как гордимся мы, современники, что он умер в своей постели». Травы на могиле или пыльца цветов у трупа говорит о знаниях в области собирательства и о попытках лечения. Самое полезное может быть положено с телом, ибо смерть воспринимается как долгий сон, как переход с надеждой на выздоровление (васильки, чертополох, штокрозы – пещера Шанидар вместе с орудиями и предметами вместе с телом).
«Сорок тысяч лет назад неандертальцы начали хоронить своих мертвых» - делается вывод. Здесь, во-первых, видно явное преувеличение. Дело в том, что во времена появления кроманьонцев, отношение к своим должно было резко измениться. На фоне опасности кроманьонцев (40 тысяч лет назад), неандертальцы с меньшей социальностью должны были ощутить свою собственную незащищенность и тесней сплотиться. Тогда жизнь каждого вожака с его опытом борьбы (с опасными врагами) стала важным фактором общего выживания – при внешней угрозе внутренняя взаимная борьба за власть в стаде вполне могла и сократиться. Само стадо сокращалось и от голода (недостаток мега фауны), и от опытных новых врагов с острыми ножами – новым оружием. Тогда и естественная смерть старого опытного вождя могла стать подлинным горем даже для молодых оставшихся. Если бы неандертальцы хоронили своих умерших, мы бы глазами археологов видели их кладбища – как например, Долину царей (Город мертвых) в Египте. К сожалению, археологи представляют горы тщательно обсосанных костей.
Неандертальцы и люди стали охотиться друг на друга и пожирать тела побежденных врагов примерно 40 тыс. лет назад. Тогда первые представители нашей расы появились в Европе, вотчине неандертальцев. 10 тыс. лет длилось сосуществование на одной территории двух видов рода Людей. Еще примерно 30 тыс. лет назад последние представители этого племени ютились на самом юге Испании, в районе Гибралтара, в Пиренеях, и горах Далмации. После этого неандертальцы исчезли. О причинах вымирания неандертальцев мы поговорим после изложения краткой информации о кроманьонцах, поскольку часть теорий гибели связана с их взаимной борьбой.
По реконструкции данных на основе метода «молекулярных часов» общий предок мог существовать на 500 тыс. лет, а появление Homo sapiens (sapiens) должно приходиться примерно на 150 (по другим оценкам 200) тыс. лет. По крайней мере, на это время датируются обнаруженные останки общего предка современных людей как Homo sapiens («Евы»). А практически современный нам человек своими останками датируется на период 60 тыс. лет назад. Это означает, что человек разумный формировался как минимум в период 300 тыс. лет (500-60 тыс. лет).
Окончательное разделение групп неандертальцев (переселились в Европу и Азию, но не в Австралию и Америку) и предков современного человека (остались в Африке) отмечается исследователями на момент примерно 250 тыс. лет назад, к началу Рисского оледенения.
Кроманьонец, рост 165-170 см., объем мозга 1300 куб. см. Проживал общинами по 15-30 человек. Однако, как раз последнее, под большим вопросом. Это, возможно, связано с тем, что кроманьонца ищут в пещерах, а в Африке и в нормальном климате стоянки в пещерах желательны, но не обязательны и удобны ради прохлады. А надежная оборона в ночи могла быть обеспечена у скального склона с помощью костра. По другим данным стоянки человека были больше, до ста человек. И тому есть дополнительные аргументы (позже).
О физической силе неандертальца мы знаем достаточно. Человек нашел тому объяснение. Что произошло с кроманьонцем и каким образом он оказался сильнее неандертальца – это и есть тема, которую мы собираемся раскрыть с помощью метода психологической реконструкции Маслоу-3.
Но сначала об известных к настоящему времени возможностях кроманьонца.
Первый вопрос для человека неискушенного – «сокращение» размера мозга. Исследователи уже ответили на это. Масса тела тесно связана с массой мозга.
Неандертальцы были более массивными, чем мы. Их кости были более толстыми и короткими. А кости кроманьонцев не подверглись такой преарктической специализации к холоду и остались более хрупкими и легкими (грацильными), ориентированными на большее количество движения, его эффективность. И это понятно. Движение по саванне кроманьонцев много превосходило объем движения неандертальца по заснеженной тундре. Вместе с меньшей массой тела сохранился и меньший размер мозга.
Кроманьонец в Африке и в Азии, развиваясь от Эректуса (возможно, через еще не обнаруженные стадии и подвиды) развил свой мозг до уровня, потребного в управлении телом меньшего объема и силы. И… оказался более оптимален и эффективен и в состоянии голода и в выживании при голоде. Скорее всего, мозг кроманьонца просто рос от уровня мозга Эректус – потому о сокращении мозга речи и не должно идти.
Известно, что оставаясь в Африке, наш подлинный предок неосознанно был деспециализирован, и просто не мог специализироваться на охоте. Для чистой охоты в Африке не было достаточно условий. Речь идет и об отсутствии или меньшем распространении мегафауны и о быстром гниении мяса больших животных, что, вероятно, воспринималось уже тогда по причине гибели после употребления в пищу как опасность. Охота, таким образом, шла на более мелких животных, возможно, с использованием птиц и рыбы.
Второе. Собирательство после гибели австралопитеков оставалось важной составляющей рациона человека, но мы об это скажем позже и существенно больше.
Охота обратила практику кроманьонцев к более тонкой обработке орудий охоты. Возможно, уже использовались и силки. В работе с камнем у Homo sapiens возникла "культура лезвий", люди начали изготавливать изящные и опасные клинки. Ножи, резцы и наконечники стрел и копий верхнего (т. е. позднего) палеолита, изготовленные кроманьонцами, были гораздо более совершенными, чем орудия, которые характеризуют мустьерскую технику классических неандертальцев. Усовершенствованное охотничье оружие гарантировало Homo sapiens'у больше пищи в кризисные времена и – тем самым – более высокую репродуктивность. Это оценки исследователей.
Специалисты в общем мнении видят более высокую социальность кроманьонцев, как по результату – развитая речь, которую исследователи видят у их потомков в росте технологии, так и по современной форме гортани.
Высокая социальность означает мощное развитие речи и высокую согласованность и координацию в действиях. В целом это признается всеми, но без конкретики и комментариев, которых в силу отсутствия письменной истории явно дать оказывается невозможным.
В то же время исследователи не могут указать, как и когда возникло родовое табуирование (запрет инцеста) в стае преантропов (ряд специалистов относят табуирование к неандертальцам) и реципрокация как кормление стареющих предков.
Из неопределенности социального уровня развития кроманьонцев и вообще отсутствия (содержательных) гипотез появления социальности возникает и неопределенность понимания перехода от неандертальцев к кроманьонцам. Нам остается самое общее мнение, изложенное, например, в прозрениях Тодора Николова о роли социальности:
«Социальная
организация усиливает альтруистические черты человека…в
борьбе за существование побеждали не только самые ловкие и
сообразительные, в том числе и каннибалы, но и те, кто сохраняет будущее
потомство (беременных и детей), стариков, имеющих богатый жизненный опыт»,
[Николов Т.,
с. 149].
Общий (обнаруженный) предок Homo sapiens («Ева») датируется возрастом 150 тыс. лет. А полная копия современного человека датируется в Африке на 60 тыс. лет. Начало расселения кроманьонского человека по всей Земле (от восточной экваториальной Африки к Европе и к Юго-Восточной Азии с выходом на Чукотку и Аляску в Америку через сухой перешеек), как представляется исследователям, начато во время первого Вюрмского оледенения, от 50 (70-40) тыс. лет назад.
Неандертальцы и кроманьонцы, встретившись в Европе примерно 40 тыс. лет назад, стали охотиться друг на друга. И это отмечено в палеоархеологии. 10 тыс. лет длилось сосуществование на одной территории двух видов людей. То, что неандертальцы и кроманьонцы существовали параллельно, указывают останки кроманьонцев на стойбищах неандертальцев и останки неандертальцев на стойбищах кроманьонцев. То, что обе ветви враждовали или не считали друг друга равными, указывают обглоданные останки представителей противоположного подвида на их стоянках.
Более того, Малая Азия оказалась местом драматической неоднократной смены этих видов. Столкновения неандертальцев и кроманьонцев здесь обнаружены намного раньше последнего расселения кроманьонцев. В результате исследований человеческих останков из израильских пещер Схул и Кафзех выяснилось, что эти пещеры несколько раз «переходили из рук в руки»: до 130 тыс. лет назад там жили неандертальцы. Между 130 и 80 тыс. лет — кроманьонцы. В период 65-47 тыс. лет — снова неандертальцы, затем вновь люди современного типа. И в этот раз уже навсегда [Ben Harder for National Geographic News, 2002].
Авторы материала делают предположения о «захватах и войнах». И это не адекватная оценка. При похолоданиях неандертальцы перемещались на юг вместе со своей кормовой базой и для более удобного теплового режима, а соответственно, кроманьонцы вынуждены были отступать. Когда начиналось потепление, неандертальцам просто было нечем питаться в теплых «Палестинах». И они уходили на север вместе с мамонтами и т.п. вслед за тающей ледниковой кромкой. Эти процессы, как и процессы переселения и передвижения фауны и флоры длились тысячи лет. Потому видеть причиной ухода какое-либо физическое столкновение (в духе битвы) нет оснований. Динамика определялась ресурсами, пока орудийное превосходство отсутствовало.
Остатки неандертальцев еще примерно 30 тыс. лет назад оставались на самом юге Испании, в районе Гибралтара, в Пиренеях, и горах Далмации. Борьба с неандертальцами в Европе потребовала примерно 20-30 тыс. лет (50-20 тыс. лет до н. э.). «Потом неандертальцы исчезли без следа. А мы остались», – говорит в эмоции исследователь.
Первой теорией появления человека является представление о гибели неандертальца от рук человека.
При этом, кроме орудийного превосходства и абстрактного и верного в общем мнения о большей социальности (и языке), у современной науки и современного человека представлений нет.
Итак, есть известные теории, и мы их здесь перечисляем, о первой теории (1) мы уже сказали:
1) конкуренция со стороны превосходящего кроманьонского человека;
2) низкий уровень сотрудничества внутри стада неандертальцев в сравнении с кроманьонцами. Вторая теория уже связана с некоторым превосходством как аргументом;
3) гибель неандертальцев от последнего Вюрмского похолодания;
4) гибель неандертальцев от уничтожения ими самими собственной кормовой базы мегафауны и препятствий к быстрому переселению в другие места;
5) распространение болезней, в том числе занесённых из Африки современным видом людей, болезней, которые распространялись среди каннибалов (неандертальцев);
6) кроманьонец – это перерожденный неандерталец.
Основания превосходства 1) и 2) мы и будем рассматривать позже. По нашему мнению не столько важно видеть причиной гибели неандертальцев деградацию среды или превосходство человека, сколько важно понять, чем и как кроманьонцы опередили наших предшественников. Мы считаем опережение самым важным. Это – «Великая кроманьонская революция». Она означает безусловное превосходство кроманьонцев и безусловную победу независимо от климатических изменений. Суть нашей гипотезу будет изложена ниже.
А пока предадимся критике последних трех известных нам теорий гибели.
Существует «Ледниковая» гипотеза гибели. Она объясняет катастрофу Вюрмским похолоданием в Европе, когда неандертальцы севернее, в Центральной Европе, уже погибли. Остатки вида замерзли или погибли от голода в пещерах Южной Испании в Вюрмский период. Однако гипотеза замерзания не противоречит нашей гипотезе о социальной революции и большей гибкости кроманьонцев, меньшей их потребности в мясной пище, и сочетании накопления полезного опыта и внутреннего мира родов кроманьонцев.
Дело в том, что в Вюрмском оледенении численность крупных теплокровных животных должна была сократиться вместе с питьевой водой, преобразованной в лед. Последним южным неандертальцам традиционной пищи не хватало. Уйти на юг (через Гибралтар) в Вюрм неандертальцы из Испании не могли, хотя в Рисс перешейки на Гибралтаре и от Сицилии через Мальту в Тунис существовали. Но находящиеся восточнее южные неандертальцы могли идти через Балканы к Дарданеллам и на Босфор в Переднюю Азию, могли уйти в леса Причерноморья и на Северный Кавказ. Но, вероятно, столкновения с кроманьонцами и, так же, с недостатком мясной пищи на Юго-востоке восточные неандертальцы не выдержали. Это делает ледниковую причину их гибели локальной (западного края Евразии), а не глобальной причиной их гибели.
Если неандертальцы многократно (за последние 500 тысяч лет) двигались на юг при похолоданиях и на север во время межледниковий, что мешало восточно-европейским неандертальцам продолжить «войну» за пещеры Малой Азии и в Палестине, как это было в более ранние периоды? Ничто! Потому списать гибель неандертальцев на похолодание нет оснований!
По оценкам специалистов действительно во второй период Вюрмского оледенения резко изменилось соотношение влажности и температуры, при котором разительным образом изменилась (сократилась) кормовая база крупных травоядных в Европе. При этом изменилась и структура приледниковых тундр, приблизившись к той, которую знает современное человечество. Некоторые исследователи сетуют на невозможность переселения неандертальцев на восток, где мегафауна могла сохраниться. Однако здесь есть некоторое непонимание динамики древнего (присваивающего типа) мира и его расселений. Скорость перемещения и неандертальцев и кроманьонцев? Здесь господствует охотничье поведение, а не современный в нашем представлении туризм, и даже не морские экспедиции древних – На всякое движение и перемещение нужны ресурсы и носимые запасы продовольствия вплоть до освоения жизни на новом месте. Альтернатива – немедленные восполнения ресурса в той культуре охоты и хозяйства, которое свойственна данной культуре. Если неандерталец специализирован на крупных животных, то он будет перемещаться вслед за ними, а не немедленно ломать свои традиции и привычки, уходя в новую зону, запасы которой неясны.
Когда животных мало, коллектив ищет, где их больше (РЯДОМ, и это может быть 30-50 км, не больше). Это не менее, чем ориентировочно-исследовательское поведение у животных. Но стадо, в отличие от просто мужчин, не способно «организовать экспедицию» немедленно дальше (запасы). Второе. Неандерталец не смог бы проходить большие расстояния, на это указывают его бедренные кости. И третье, неандерталец, тем более, не способен «принять решение» специализироваться на других формах питания. Такого принципа мышления (и даже идеи переселения на дальние расстояния без оснований – например, позитивного наличия много большего количества животных подальше от своей стоянки) в его культуре вообще не существует.
Исходная освоенная местность сложна – пещеры, скалистая холодная местность, тундра и частично лес. Чтобы менять стоянку, нужно найти (или сделать) в новом потенциально опасном месте новое укрытие, источник воды, источники топлива, изучить запасы зверя и охоты, отсутствие своих конкурентов среди подобных себе и крупных хищников по соседству. Тогда переселение вынуждается не столько возможностями новых мест, сколько вынужденным обстоятельствами бегством из старых мест. А если уже есть рядом новые золотые места, то переход будет легок, но он и не будет част, не чаще раза в одно поколение. Максимальная скорость 30-50 км за 20 лет.
Если он выживает как-то, то новые формы должны сложиться в традицию, а на это в те времена уходили многие сотни лет. Таких временных возможностей у неандертальца не было. Малые группы в традиции сдвигались сотнями лет. И переселение происходило как инфильтрация со сгоном или уничтожением местных, если это было возможно.
А природа обычно изменяется еще медленнее, чем того желается неандертальскому человеку. Точнее, ему не желается изменений без катастрофических оснований сегодняшнего момента (ПБ1) (и так это продолжается вплоть до крестьянских хозяйств во Франции в 8 или 9-м веке нашей эры). Все его действия освящены многосотлетним опытом и их нарушение для него трагедия. Потому переселение всегда шло вслед за живностью, оно шло неспешно и опиралось на естественный темп изменения климата. И естественно оно не сохранялось в памяти предшественников, как не сохранялось исчисление времени и тем более иных событий. Изменение трав и растительности влекло сдвиг в изменении фауны и мегафауны, как и биоценоз с хищниками. Распространение или угнетение растительности потом расселение травоядных, за ними хищников вместе с охотниками.
Но в основе движения неандертальцев была ТОЛЬКО охота, поскольку запасов для простого движения поискового характера в духе географических исследователей просто быть не могло. Позже у египтян были зерно и фрукты – основа для дальних поисковых экспедиций появилась.
Следовательно, каждый район они вынуждены были осваивать (как на охоте) чтобы понять, можно в новом районе жить или нельзя.
Иное дело кроманьонцы. Если их основной существования была растительность вместе с мелкой живностью (мустье и неолита), то их возможности перемещения были много больше. И это они продемонстрировали всем изучающим их специалистам-антропологам, начав «Великое переселение народов» из Африки в Азию, Америку и Европу (80- 30 тыс. лет). Но! Движение переселения шло по районам не севернее, как правило, средней полосы.
Таким образом, в теории гибели кормовой базы виновато не столько похолодание и изменение кормовой базы, сколько «смертельно» глубокая специализация неандертальцев и их уже низкая в отличие от кроманьонцев адаптация.
Можно только гадать, мог бы кроманьонец передать свои знания неандертальцу. И готов был бы взять неандерталец такие знания и наладить контакты. Если учесть охотничий норов неандертальцев, то следует увериться, что любой свежий бледнолицый воспринимался ими как хорошая и вкусная (быстрая) добыча, особенно в период Вюрма.
Однако не будем идеализировать и кроманьонца. Достаточно вспомнить, как повели себя первые еще не ознакомленные с Римской империей франки, вторгнувшиеся в империю без тщательного предварительного знакомства с ее достопримечательностями и культурой. Они, эти юные потомки кроманьонцев (охотники с зачатками земледелия), привыкшие, что рядом с ними в зоне проживания, нет обычно никого на десятки километров, и что это хорошо, в память о своем прошлом решили очистить Северную Галлию от аборигенов (убивая жителей всех взятых городов). После этого, они десять лет (480-490 от Р.Х.) пытались завоевать центральную и южную Галлию и тщетно. Между тем все предшествующие варвары так медленно и вдумчиво знакомились со своим предметом вожделений, что успевали освоить основы римской цивилизации и ходили по империи как цыгане таборами (обходя города, которые их кормили из жалости и одновременно страха), пересекая за год пространства от Германии до Испании. Короче до франков империя была проходима насквозь как Российская Федерация с ее иммиграционными законами. НО закон жизни в том, что когда тебя убивают, чтобы ты тут не жил, ты начинаешь сильно возражать И это ПБ1 по Маслоу-3. И франки через десять лет это осознали и приняли в 494 году христианство и в честь того демонстративно-показательно казнили своего воина, который отнял клок сена у галльского крестьянина. И тогда они получили Галлию даром и дали ей свое имя – Франция. Так вели себя наследники кроманьонцев спустя 30 тысяч лет и в 490 году от Рождества. И уже хорошо, что к этому моменту общество освоило заповеди Христианства. А в том, что франки оказались адаптивны у нас сомнений нет!
К тому же кроманьонцы вселялись в Европу много раньше и Заповеди Господни им были не указ. Поэтому и в связи с острыми ножами в руках они спокойно делали то, что не сумели сделать их и наши простодушные хозяйственные потомки.
Сотрудники парижского Центра научных исследований (Centre National de la Recherche Scientifique) под руководством Фернандо Роцци (Fernando Rozzi), проанализировав находки на стоянках кроманьонцев, обнаружили обглоданные кости неандертальцев со следами зубов, характерными царапинами и разломами на костях. Также имеются сведения, что Homo sapiens делали ожерелья из зубов неандертальцев. Две культуры сошлись, но действовали взаимно не как цивилизации. В назидание цивилизациям будущего.
Одна из теорий гибели неандертальцев утверждает, что повальный каннибализм среди больных определенными вирусами мог привести к глобальному заболеванию и самоуничтожению неандертальцев.
Если бы каннибализм был всеобщим у неандертальцев (поедание всех умирающих), то не было бы примеров захоронений и лечений больных.
И второе, те же явления у кроманьонцев (как и у неандертальцев) – изредка каннибализм (или в отдельных племенах как норма) привел бы и к заражению кроманьонцев.
С другой стороны, явная отметка в самой теории того, что каннибализма у неандертальцев много больше, чем у кроманьонцев, приводит к представлению о главных аспектах – мясном рационе, низкой социализации и ситуации признания дефицита мяса. Потому эта теория опирается на исходные предположения, которые сами по себе вполне достаточны для гибели неандертальцев, даже при абсолютном своем здоровье.
Эта теория в прошлом самая популярная, уже определенно отклонена на основе современных генетических исследований. Она же отклонена и в плане разрушения однолинейного развития и научной традиций видеть все, что может быть расставлено во времени как ОДНУ прямую логическую причинную последовательность. Наука, и историческая наука, в том числе, пришла к отрицанию однолинейного развития, наблюдая множественные взаимодействия параллельных потоков культурного и социального развития.
Кроманьонцы смешивались с неандертальцами – это могло иметь место при насилии с одинокими женщинами вне стаи или при похищении женщин, но смешение было незначительным. У современного человека несколько процентов (1-4 %) генов неандертальцев.
Нам остаются главные аргументы гибели: сокращение мясного рациона и гибель от голода или культурно-техническое (и социальное) к наступлению неолита превосходство кроманьонцев. И то и другое сводится к главной причине понижению адаптации неандертальцев в силу их генетической специализации и отставанию культурного развития.
Мы считаем важным не столько оценить причины гибели неандертальцев, сколько выявить причины становления и сравнительные достоинства развития кроманьонцев. Мы обсудим суть известных новаций и тех социальных дополнений, которые установлены наукой: антропологией, палеоэтнологией и демографией для человека разумного и потому современного. И здесь мы кратко их еще раз перечисляем.
Это 1) сравнительно низкая агрессия во внутрипопуляционных отношениях или снижение ее (до неолита) и порожденная (пока не ясно, каким способом) 2) родовая организация построения семейных отношений и 3) реципрокация или взаимопомощь в коллективе (большой семье). Все это имеет отношение к социальным (или внутривидовым) отношениям негенетического плана.
Наша теория, изложенная ниже, отражает механизм появления новых социальных свойств кроманьонца в отличие от приписываемых современной наукой целей и смысла изменений развития кроманьонца. Наша теория является новым подтверждением теорий 1 и 2 с совсем иных позиций системно-психологического анализа в смысле теории Маслоу-3, но и шире.
Вероятно, кроманьонская ветвь – это та ветвь Эректус, которая осталась в системе сбалансированного пищевого баланса между мясной и растительной пищей. Поэтому (в силу уже чисто биологических следствий) она не получила доступа к мясному раю приледниковой мегафауны. Или она не пожелала уходить на север вслед за освоившими охоту на крупных животных своими «прогрессивными товарищами», которых позже исследователи назовут неандертальцами.
Итак, имеются вполне достаточные данные о том, что кроманьонская ветвь развивалась параллельно неандертальской ветви (источник и современные объяснения спорны и недостаточны). И изначально (500 тыс. лет) человек прямоходящий, Homo erectus, близок к последним.
Далее мы развиваем гипотезу о различном историческом опыте неандертальцев и кроманьонцев.
Причина? Основа гипотезы – пребывание кроманьонцев вне зоны мегафауны – обильной мясной пищи травоядных. Часть предков неандертальцев оказалась вне изобилия мяса. О мясном рае мы уже знаем. Следствия ясны. Тот, кто оказался на мясных полях, тот и стал сильным (и агрессивным), но не только.
Животный белок важен и имеет достоинства. Так мясо крокодила и черепах дало преантропу важнейшие аминокислоты и полиненасыщенные жиры, необходимые для развития мозга. Но, кроме своих достоинств, мясо обладает множеством недостатков: из них важнейшие: неоправданный рост аппетита – «жор», рост шлаков и отравление организма, стимуляция ряда хронических заболеваний, снижение адаптивности и активности и одновременно стимуляция раздражительности, вспыльчивости и агрессивности. Существенна вся связь: сильный и агрессивный оказывается в среде субъективно аппетитных пищевых ресурсов, которые усиливают агрессивность и снижают адаптивность.
А для будущего, как потом выяснится, человека, попавшего в скудные мясом зоны, наступает «субъективно» более тяжелое, чем для неандертальцев, время. Это время реальной бедности мясом именно для кроманьонца намного опередило реальное мустье, неолит (для неандертальца) и Вюрм, который наступил в период 40 тысяч лет назад. Мясной недостаток для предшественника кроманьонца смог начаться раньше. Этот предполагаемый момент – Рисское похолодание, дошедшее до Африки (150-130 тыс. лет назад), связанное с гибелью неандертальцев и гоминид вообще (по расчетам в целом в пять раз). Но для кроманьонцев он начался резким сокращением африканского мясного рациона. И отражение он получил в тот период не в технике обработки камня, а в методах охоты (силки на малых животных, рыбная ловля дротиком и т. п.). Следует сказать, что определение момента, когда это произошло для будущего кроманьонца (или Эректуса) мы не защищаем твердо. Мы только указываем, что такой период должен был настать (много раньше неолита) именно для предшественника кроманьонцев, кем бы они ни были и должен был стать источником, ЗАВЕРШАЮЩИМ формирования человека разумного.
Основным занятием могло стать собирательство растений и плодов, возможно, злаков. Освоение или, точнее, совершенствование, собирательства в мустье, когда флора была более богатой (на Юге), дало кроманьонцу спасительное разнообразие в пище. Но сказанное «не сказка, а только присказка».
Но продолжим анализ следствий возможной смены форм хозяйства кроманьонцев. Ухудшение мясного рациона влечет в умеренно охотничьем обществе (включающем и собирательство) повышение роли старой формы хозяйствования – собирательства растительности.
Читатель спросит: Австралопитеки вообще специализировались на сборе растений. Дриопитеки ели почти только фрукты. Куда это делось? И мы ответим: Первый мир Адама и Евы, где оба срывали изобильные фрукты, давно ушел. К изучаемому моменту преантроп спустился на полупустую и опасную землю. И в целях самозащиты от новых угроз он сбился в стаи (коллективы), отдал первенство самцам в руководстве движением стад, более того освоил возрастно-половое разделение труда, где самцы стали изначально заниматься только растительностью (и в опасный момент специализации погибли). Затем или параллельно австралопитекам Хабилис и Эректус разделились в труде. Самцы в охоте, а самки в собирательстве. Но самцы продолжали господствовать в системе, по традиции (оборона) и по второй причине – доставке в стаю самой вкусной добычи – мяса животных или моллюсков и рыбы. При этом мужчины сохраняли свое господство и как охранники (и руководители), и как главные поставщики продовольствия в стае. И заметим, что самцы уже тысячи лет в новой специализации не собирают растительную пищу. И вот в таком развитии, где уже господствует разделение труда в совсем новых условиях среды и в новых условиях опыта членов стаи, возникает недостаток мясной пищи.
И мы возвращаемся к периоду необходимости увеличить долю собирательства в стае. Но этим возле стоянок и пещер при сложившемся разделении труда в стае последние тысячи или сотни тысяч лет всегда занимались женщины.
Тогда роль женщин как собирательниц растительных продуктов питания в системе большой семьи тоже возрастает. Почему собирательство женщинами может возрасти во много больших объемах, чем ранее? Здесь ответ прямо указывает на падение добычи мяса. Количество травоядных животных сократилось. И тем сокращается не только охота мужчин, но и количество крупных хищников. Теперь опасностей в саванне или в лесах меньше. Вот почему теперь женщина, уходя со стоянки чувствует себя более безопасно, когда раньше она боялась отойти от стоянки. Но уходить она должна на много большие расстояния.
Итак, роль женщин возросла. И еще важнее отметить новое явление впервые в истории стада РОЛЬ МУЖЧИН (САМЦОВ) УПАЛА. Почему? Стало безопаснее. Опасностей меньше! Основную пищу в стаю стали приносить женщины. Здесь полезно вспомнить про «уважение». Важнее тот, от кого зависишь. Если женщины приносят ОСНОВНУЮ пищу, то зависимость от женщин становится важным фактором их уважения и потому совершенно нового регулирования отношений в стае.
Как следствие, более высокая хозяйственная роль женщин должна вести к повышению их требований к организации отношений в стаде. Какие же требования могут быть актуальными для женщин в этот период? Заметим, что требования – это проявления потребностей, понятно новых – по Маслоу, если возникло не менее, чем уважение.
Прежде всего, женщин беспокоят столкновения по поводу главенства в стае. Такие столкновения важным своим фрагментом имеют доступ к женщинам, споры за доступ к самкам (потребность любви и принадлежности). А всякий конфликт пугает не только женщин, но и их детей, особенно маленьких. Тревога за детей возникает генетически, влечет глубокие переживания матери. Естественно требование ограничить внутристадные конфликты оказывается для женщин на первом плане.
Из роста роли собирательства на фоне дефицита продукции охоты вытекает повышение роли женщин. И это (по Маслоу-3) должно явиться источником формирования матриархата. В нем женщины начинают управлять хозяйственной деятельностью стада, они останавливают конфликты для сбережения детей. А потому, и это следствие, появляется их мнение по поводу важных других сторон отношений в коллективе. В матриархате и его следствии мы можем предполагать таящуюся, еще неизвестную причину формирования запретов на сексуальные отношения внутри рода (акоитус). Тем самым мы подходим частично к пониманию источника формирования родовых отношений – повышение роли женщин в первобытном стаде. Коротко и просто можно сказать – женщины начинают вмешиваться в регуляцию сексуальных отношений с мужчинами. И главная цель – снижение проявлений агрессии. Заметим, что никакие соображения по поводу вреда инцеста для потомства еще не имеют значения и понимания, как вообще секс с мужчиной не ассоциируется с рождением ребенка.
Вторым и не главным фактором могла быть и замена мяса животных мясом рыбы, при поедании которой падает производство тестостерона (и падает агрессивность) у мужчин.
По поводу силы власти женщин читатель и мужчины нашего времени не должны заблуждаться. Собирательство женщин не только профессия, которая дает продовольствие и удовлетворяет потребность в пище в этот период всего коллектива.
Обращаясь к травам и плодам, в генетической заботе (материнской любви) о своих детях, женщина приобретает опыт и знание целебных трав и ядовитых растений и плодов. Надо ли говорить, что ей не надо ставить эксперименты. Ее вечными пациентами являются ее и соседские дети, а также раненые мужчины в коллективе. Потому, когда мы говорим о власти женщин в стаде, мы имеем в виду не только право разгневанных женщин кормить или не кормить мужчин или отдельных членов стада, но и их возможность лечить их недуги или травмы или … не лечить.
И более того, появляются женщины-знатоки растений, которые получают возможность символического и реального наказания всех неподчиненных им или проявляющих неуважение к ним членов коллектива, в частности мужчин. Как? А использованием вредных растений. Власть женщин становится не силовой физической, но информационной властью, о которой не знают и часто не догадываются мужчины. И тем такая власть страшна. Она способна превращаться в символическую или магическую власть колдуний, ведьм и жриц.
И представительницы «слабого пола» вполне могут использовать свои знания во вред любому, кто их обидел или неуважительно отнесся. А вред можно нанести со ссылкой на «Волю Богов или сил», которые на тот момент считались важными. И это чуть более сложно, чем эксперименты Долларда и Миллера [Четвертаков С. А., с. 87-94] с запугиванием белых крыс ударами тока. А для человека, который только-только пытается ощутить себя разумным (sapiens), и даже излишне гордится этим, это вполне реально еще на много тысяч лет и вплоть до XXI века от Р.Х.
Так возможно, возникает и символическая, духовная власть отдельных женщин и жриц и ведьм, старших матерей над стадом или семьей, которая, по сути, опирается на информацию и является информационной властью. И признаемся, что информационная власть женщины во много раз опаснее на тот момент, чем физическая власть мужчины. Причина? Ее подлинный источник (знание) может долго оставаться скрыт от мужчин-самцов и даже от всего стада.
Итак, власть существует. Она в опыте собирательства. Но собирательство влечет еще одно следствие. Женщинам с детьми уходить в леса и саванны далеко от стоянки для поиска растительной пищи неудобно. Могут ли помочь в этом мужчины? Нет. Они сами уходят за добычей. Кроме того, уход за ребенком – это не статусное – это женское в разделении труда! И еще ребенок во мнении общества не имеет отношения к какому-либо мужчине. А к матери всегда имеет. И у каждой матери есть своя мать или сестры матери – эти состоянии родства всегда явные. Именно потому в такой момент важным становится помощь слабеющих стариков обоего пола на стоянке по уходу за детьми, их кормлению, воспитанию, подготовке орудий труда, приготовлению пищи. Старшие присматривают и обучают подрост. Старики-мужчины учат всех (кто чей не ясно) мальчиков мужским занятиям и изготовлению орудий. Отсюда и возникает реальное значение ухода матерей, а потому и всех мужчин и детей за пожилыми членами семьи. Такой уход и формирует реципрокацию второго рода – помощь и кормление пожилых людей всеми взрослыми в общине. Это оказывается исторически первой социальной помощью пожилым людям. В то же время самые пожилые члены стада находят новую функцию в половозрастном разделении труда, приобретают свою значимость и как следствие новое уважение и в новой форме. И это повторно уменьшает опасность внутристадных конфликтов по поводу передела власти. Новая трудовая ниша включает накопление знаний, передачу их подросту, судейство (с участием женщин-жриц и глав стада) в системе отношений внутри коллектива.
Вместе с ограничением конфликтов по поводу власти молодых и сильных над старыми увеличивается и уважение к старикам в связи с запретом понижать их статус, демонстрировать понижение их статуса. Ранговые отношения мужчин должны отступать на второй план. Тогда, с падением конфликтов возрастает средний срок жизни в родовой семье. Кроме того, появляются совершенно новые возможности накопления и передачи опыта подросту от находящихся на стоянке стариков к внукам. Ведется изготовления орудий охоты на мелких животных и для быта, обучение домашним работам. Это сказывается далее в инструментальном (микролитическом – и силки, лук и стрелы и т.п.) преодолении мясного голода в неолите кроманьонской ветвью преантропа через охоту на малых животных, рыболовство и еще позже в становлении земледелия и скотоводства. В воспитании внуков пожилыми членами семьи существует известная ныне генетическая особенность. Старшие и стареющие члены семьи, выходящие из периода способности к деторождению, генетически чаще ведут себя более внимательно к подросту, чем молодые родители. В среднем это означает, что уход за детьми со стороны старшего поколения оказывается более качественным, внуки воспитываются в более благоприятной атмосфере, чем при воспитании занятых «взрослыми заботами» родителей.
Из вышесказанного следует, что революция снижения внутриродовой статусной агрессии у кроманьонцев, в конечном счете, означает рост культуры любви и принадлежности у современного человека.
Анализ следствий гипотезы, если она верна, дает дополнительные аргументы к пониманию самого процесса гибели неандертальцев.
Вернемся к врожденной (генетической) условной потребности любви женщины к ребенку (ухода за ним, его сбережения). Условная врожденная потребность любви как положительной тяги ребенка к матери и обратно (и это гипотеза) существует уже у млекопитающих и даже птиц. Если мы обнаруживаем то же у человека и у обезьян, то это общая врожденная условная потребность. Но как соотносится эта потребность любви со статусным конфликтом самцов в стае?
Поскольку неандертальцы сохраняют в системе стаи статусные отношения приматов или их предков, то в ситуациях статусных ссор условная врожденная (материнская) потребность в любви после родов должна была гаситься или отменяться (торможением), как у балинезийцев, это отметил Маслоу.
Почему? Конфликт мужчин отвлекал от ухода за детьми, беспокоил, вызывал страх боли, побоев (ПБ1). Детям, естественно, при этом уже не доставало внимания и любви. Сам образец поведения в стае делал формы любви ничтожными. Любовь необходимо сменялась более жесткой условной системой отношений, включая агрессию как инструмент статусной борьбы, особенно, при усилении молодого и ослаблении старшего члена семьи-рода – вожака. Мужская агрессия как атмосфера ведущего настроения в стае становилась постепенно «культурой» мешала выкармливанию и воспитанию детей, развитию реципрокации и кормления старших и слабеющих мужчин. Это мы уже сказали.
Она мешала и еще в очень важном отношении, в отношении формирования символической системы – языка, но об этом мы скажем позже.
А теперь мы добавим еще аргумент.
В условиях «мясного» питания» и напряженных отношений внутри стаи между мужчинами по другим поводам психологически не исключается и троглодитизм в момент голода. О поедании «чужих» мы уже говорили, это доказано археологическими материалами. В период Вюрма, в момент недостачи мяса, голод сильных мужчин в стае мог быть поддержан традицией внутренней агрессии. Тогда, вероятно, стали есть и старших слабых, кто не мог себя защитить, но еще был жив. Взрослые мужчины, которым не достает мяса, смогли в прямом смысле слова «покуситься» на младенцев. А поскольку роль находящейся постоянно на стоянке женщины была принижена, то защитить детей она не могла. Пониженная и приниженная любовь и принадлежность женщин и матерей в стае ДОПУСКАЕТ КАННИБАЛИЗМ.
Это находит отражение даже в
мифологии Античности Греции (и Рима).
Сатурн (или Плутон)
пожирающий своих детей, когда он узнает, что дети лишат его власти. Перед нами
какая-то фантасмагория древних поверий и воспоминаний, соединяющая и прошлый
каннибализм в стае, и борьбу властителей с собственными детьми за власть.
И неандерталец, еще не человек, уже специализированный только на мясную пищу, оказался обречен. Численность стада теряла свой размер. У кроманьонцев в этот период исчезновения мегафауны Европы огромная практика «работы» с мелкими животными. Но и другое основание. Все сказанное в предшествующих разделах о реципрокации кроманьонцев означает, что в этой системе (коллективов) полностью реализована условная врожденная потребность любви как положительной тяги ребенка к матери и матери к ребенку. И более того, эта потребность распространена на всех участников коллектива как реципрокация. Удовлетворенная любовь открывает дорогу к принадлежности, общению и уважению, и одновременно к творчеству. И это мы покажем позже при обсуждении формирования родового строя и влияния любви на формирование речи и овладение речью у детей, социализацией в коллективе.
Как следствие, размер стада неандертальцев должен был в Вюрме сокращаться уже от голода. Но размер стада определяется и вторым аргументом. Он исходит от сравнения растительного питания с питанием мясным. Группа или стая преантропа, специализированная на мясную пищу к мезолиту, тем более, к неолиту, исчерпанию мясного изобилия, должна стать в размерах значительно ниже. Иначе не прокормиться. Это сокращение не могло коснуться пришедшего в Европу кроманьонца. Объем уже включенной и растущей в доле растительной пищи не мог ставить столь жестких ограничений на количество, проживающих совместно особей. Потому к моменту физического ослабления (численности) стай неандертальцев к началу неолита (всегда не более нескольких десятков в стае, включая младенцев и меньше в критический период) численное преимущество общин кроманьонцев даже при их физической слабости могло стать решающим (их было до сотни или до нескольких сот). Позже мы покажем, что к моменту вселения кроманьонцы уже должны были освоить родовое строение своего общества. Иначе говоря, они двигались системой родовых коллективов. Если учесть важность уже приобретенного технического опыта, общую сплоченность и взаимодействие, более развитый язык (коммуникацию, далее мы это покажем), любовь и реципрокацию как положительный фон, где в каждом роде (и между родами) почти исключена конкуренция и личная неприязнь, то исход и результат конкуренции за территорию и за существование вида был предопределен.
Ниже мы излагаем последовательно этапы динамики потребностей у участников рассматриваемых нами социальных групп и демонстрируем возможность представления этапов в форме таблиц. Наше внимание естественно обращено на социальные потребности, но они, как мы знаем, опираются на нижние базовые. Так, например, для сплочения нужна опасность или страх гибели, т. е. ПБ1.
Мы обозначаем потребности следующим образом:
ПБ1 – потребность отсутствия страха смерти или страха боли;
ФП – физиологические потребности;
ПБ2 – потребности в безопасности 2 (страха отсутствия запасов, гарантирующих надежность текущей жизни);
ПО – потребность общения;
ПБ3 (или ПУ)– потребность в безопасности 3 (уважения или страха конкуренции за рост или падение статуса и ранга как способа удовлетворения потребностей при использовании ресурсов конкурентных с другими членами общества);
ПТ – потребность в творчестве (поиск неопределенности и ее устранения, предполагает все действия, которые повышают самореализацию индивида, выступают как положительное или отрицательное действие);
–>, <–> – знаки перехода от одной актуальной потребности к другой. Движение направо означает удовлетворение предшествующей потребности и появление новой (справа). Если справа от стрелки потребность по уровню иерархии Маслоу-3 ниже, чем потребность слева, то предполагается, что предшествующая (слева) потребность снята как неактуальная в связи с возникновением более актуальной нижней потребности. Двусторонний переход означает периодические процессы удовлетворения переход вверх (потребности справа) и возврат к удовлетворению нижней потребности (слева).
Австралопитеки, вероятно, еще не образуют фиксированного состава стад. Обычно жесткость стад означает на биологическом уровне «институт», созданный природой для преодоления трудностей, для удовлетворения некоторых потребностей сообща и вывода потомства (безопасности).
Среда. Вода и редкий лес вдоль рек, протекающих посреди саванн – это предполагаемый ареал обитания. В соответствии с водной теорией формирования плоской стопы места обитания австралопитеков тяготеют к воде, где они могли проводить очень много времени. Они двигаются преимущественно возле лесистых мест и по берегам и заводям рек.
Питание. Избыток растительной пищи с добавкой пищи животной, используются все доступные им виды млекопитающих, земноводных, пресмыкающихся, насекомых и ракообразных. Поэтому изобилие растительной пищи дополняется избытком белковых ресурсов в воде, идущих как дополнение к господствующему растительному раю. Ресурсы питания в части растительности изобильны, и это доказывает возникшая специализация австралопитеков.
Безопасность – наиболее сложный вопрос. Вероятно, безопасность постепенно понижалась и требовала все больших усилий, постепенно образуя стаи. Предполагают, что ранние австралопитеки ночевали на деревьях с тонкими ветками, таким образом, защищаясь от хищников семейства кошачьих. «Уже обезьяна имеет среди своих смертельных врагов, хорошо лазающих по деревьям животных, как, например, пятнистого… крупного леопарда, больших хищных птиц, крупных змей, нередко нападающих на мелкие породы обезьян». В то же время движение по воде или болотам (но не по саванне) днем могло спасать их от хищников (кошачьи), но не от крокодилов, хищных рыб, ядовитых водоплавающих змей или насекомых и ракообразных. Мы не можем сказать, что их потребность в безопасности (ПБ1) была в этот период удовлетворена. Мы можем предполагать, что вариабельность среды: деревья, вода и, позже, саванна могла быть ресурсом спасения при быстром переходе от одной среды к другой.
Орудия труда. Уже начато использование костей и камней, но они используются не столько для охоты на зверей, сколько для «работы с «мелочью» – моллюски и раковины, возможно гарпуны из дерева и из кости для ловли рыбы.
Организация стада. Предохранение от опасностей, возможно, создает потребности в сплочении. Но постоянно или в момент опасности – это вопрос. В целом нам видится достаточно гибкая форма семейных групп. Семейные или стайные группы еще не возникают, а если возникают, то на период малого возраста подроста. Эти группы еще не жестки. Ведь рядом может быть еще и лес. Потом самка и подрост могут уйти из-под контроля самца.
Австралопитеки в своей поздней фазе (1 млн. лет) уже специализированы на растительной пище. Изобилие низкорослой растительности, приводящее к специализации более поздних «массивных» австралопитеков на растительной пище, означает слабую потребность в половом разделении труда (по крайней мере, в труде по добыванию пищи в зависимости от пола) – охранять и поддерживать кого-либо нет нужды.
Тогда половозрастную структуру в стаде мы можем представить таблицей, обозначения даны выше. Этим мы отрицаем «трудовую» часть половозрастного разделения труда. Не исключено, что руководство передвижением стаи уже существовало, однако сама стая должна была быть неустойчива.
Половозрастная
структура и основные актуальные потребности австралопитека
Таблица 1
Состояние |
М |
Ж |
Дети |
Пожилые |
Австралопитек |
ФП |
ФП |
ПБ1 <–> ФП |
ПБ1<–> ФП |
Мы хотим сказать этим, что у австралопитеков в земном раю еще не было устойчивого внутристадного разделения труда. И при Дунайском похолодании или Гюнцском похолодании массивные австралопитеки погибают, не умея справиться с недостатком растительной пищи.
Иссушение саванн, уменьшение количества лесов и водных пространств увеличивает опасность наземного существования. Возрастает и роль мясной пищи, ибо растительной пищи не достаточно. Площадь речных пойм и болот резко сокращается. Поэтому опасность быть жертвой крупных хищников в саванне резко возрастает. Возникает впервые или только возрастает потребность в групповом объединении, повышении ведущей роли самцов и в более надежном укрытии от хищников. Укрытиями становятся крутые скалистые склоны гор (при ночной стоянке) и пещеры. Этот этап последовательно образует виды Гомо хабилис и Гомо эректус. Внимание на различиях мы не фиксируем - это не наша тема.
Уже образование малой группы, где самки подчиняются самцам, несет характер подчинения вожаку стаи с полным удовлетворением потребности уважения и творчества перед всеми остальными самцами и перед самками.
Природа самого начального подчинения происходит от физиологии сексуальных отношений и от ориентации мужской части на решение творческих задач преодоления (нестандартных ситуаций). Женская часть ориентировалась на сохранение статус-кво (и на сохранение и воспитание потомства, в первую очередь).
Подчинение женщин мужчинам должно возникать в период повышения опасности независимого существования. А объединение в группу, как представляется, вызвано опасностью хищников (типа I). Резкое сокращение набора растительной пищи создает условия для увеличения роли группы самцов как защитников (ПБ1) и охотников (ФП). И это ведет к появлению или к повышению роли мясной пищи. Обеспечение безопасности группы на стоянке требует постоянной стоянки. Безопасность также включает освоение и поддержание огня на ее стоянках как для безопасности от хищников ночью, так и для согревания в холодное время. Все это, прежде всего, физическая сила и творчество самцов при опасности создает предпосылки господства самцов и вожака над самками. Заготовка топлива для костра становится зачатком потребности безопасности II (ресурсы для будущего). Мы знаем, что постоянно поддерживаемый костер (в фазе до освоения разведения огня) обнаружен на Дальнем Востоке.
Перемещение стаи и смена места стоянки, вероятно редчайшее событие. И стая (habilis, erectus ?) уже является жесткой организацией. Это означает присутствие, возможно, первого половозрастного разделения труда: труда охоты для мужчин (самцов) и труда собирательства возле стоянок для женщин (самок). Таково результирующее положение Гомо эректус, который предположительно позже становится основой для появления неандертальца (и кроманьонца).
Стадо архантропов Habilis (Умелого) и Erectus (Прямоходящего). Иерархия
самцов
Таблица 2
Состояние |
М |
Ж |
Дети |
Пожилые |
Архантропы |
ПТ <–> ПБ3 |
ПБ1 –> ФП |
ФП, ПБ1 |
ФП, ПБ1 |
Вместе с расширением практики (и культуры) охоты на животных и с освоением огня улучшается и техника обработки камня. Появляются и возможности подготовки одежды из шкур, использования сухожилий животных в виде постромок, нитей. Это приводит к появлению рубил и лезвий на дубинах (каменные топоры) или наконечников копий на деревянных древках. Новые возможности позволяют Гомо эректус или, возможно, более ранним его предшественникам (Гомо хабилис) перейти в более умеренные зоны и ближе к ледникам, где господствует мегафауна – крупные животные. Размеры отдельной группы до 30 человек. Причина? Возможно, крупные травоядные более южных районов и центральной Африки уже уничтожены в процессе раннего освоения такой охоты или погибают в связи с иссушением растительности, аридности зоны саванн.
Кроме того, в теплом климате уничтожение таких животных должно быть более затратным – усилия велики, а туша на жаре быстро разлагается. И это тоже могло ускорить вымирание мегафауны Африки. Вероятно, в аридных зонах мегафауна иссякает ввиду недостатка трав и сочной растительности. С освоением огня, обработки камня, одежды из шкур и охоты на крупных животных и только после этих инструментальных достижений возникает возможность новой эффективной специализации – охоты на крупных травоядных животных в регионах близких к ледникам.
Оно возникает, вероятно, в период межледниковий (Гюнц-Миндельское), когда Эректус остается в зоне умеренного тепла в Европе. В развитии ледникового периода (Миндель и Рисс) группы охотников отступают на юг вместе с наступающими с севера ледниками через Гибралтар, перешеек Тунис-Сицилия, Дарданеллы, используя для жизни охоту на крупных животных возле ледников: мамонтов, больших оленей, бизонов. Позже они уходят с ледниками на Север.
Эффективность охоты состоит в том, что холод ледников дает стае долго питаться одной убитой тушей. Мясной пищи так много, что возникает специализация в охоте на крупных животных (и это технология, требующая поиска крутых обрывов или более затратной подготовки засадных ям, коллективных облав). Причем такая технология не пригодна для охоты на мелких. Неандерталец приобретает новые генетические черты – большой массы тела и мозга, которые мешают впоследствии вернуться к растительной пищи в достаточном для его нового большого тела объеме. Мужчина доминирует. Мясная добыча составляет до 90% всего питания члена стаи. Таблица для Эректуса в случае неандертальца сохраняется, за следующим исключением. В системе охоты и распределения уже периодически после регулярной периодической охоты присутствует запас ресурсов продовольствия – запас мяса, который постепенно переносится к стоянке. Вне данных таблицы необходимо учитывать уменьшение адаптивности специализированного неандерталис сапиенс.
Стадо неандертальцев.
Иерархия самцов и надежное продовольственное обеспечение
Таблица 3
Состояние |
М |
Ж |
Дети |
Пожилые |
Неандерталец |
ПТ, ПБ3 |
ФП –> ПБ2, ПЛ |
ФП, ПБ1 |
ФП, ПБ1 |
В первые два межледниковья (Миндельское и Рисское, иссушившее Африку) неандертальцы успевали отходить вместе с краем ледников на юг вместе с мегафауной. Есть исследования, доказывающие, что в Рисское оледенение погибло до четырех пятых преантропов – большая часть неандертальцев. Существенно отметить, что в коллективе неандертальцев многократно археологами отмечена взаимная агрессия (самцов). Выше мы показали, что агрессивность в отличие от обычных стад приматов имела дополнительную причину – длительное пребывание в пещерах при отсутствии дневного света.
Кроманьонцем можно считать процесс параллельного развития исходных Эректус или более ранних видов гоминид, не попавших в рай приледниковой мегафауны. Они остались в более южных засушливых и менее богатых фауной аридных регионах Северной и Центральной Африки и Малой Азии.
Если считать исходное состояние кроманьонца состоянием Эректус или прогрессивного неандертальца, то этот род в процессе периодических потеплений не мог перемещаться на выгодные пространства Севера, поскольку эти зоны были уже заняты более сильными физически неандертальцами. Поэтому пищевой баланс кроманьонцев или их предшественников оказался по необходимости (бедности) более сбалансирован по видам пищи. Мы предполагаем, что в самые критические межледниковые периоды (Миндель-Рисское и Рисс-Вюрмское), при иссушении (аридизации) территории возник недостаток мясных белков. И это привело вид (Эректус или ему параллельный) к интенсивному использованию растительной уже не такой богатой, как во времена австралопитеков пищи. Кстати, рыбная пища снижает агрессивность. Это занятие в уже сложившемся к тому времени стадном разделении труда, выполняли женщины. На них, предположительно, в указанные выше периоды межледниковий и выпало основное снабжение собственных стад растительной пищей.
И здесь в анализе потребностной динамики нам поможет система Маслоу. Как только нормой становится собирательство под эгидой женщин, которые в силу своей более ранней специализации уже имеют практику сбора и информацию о растениях, так сразу и впервые в истории человечества значение (статус) женщины в стае существенно возрастает. Отличие от австралопитеков здесь состоит в том, что в новом времени и месте отсутствует прежнее изобилие и лесной рай. Пищу приходится искать и уходить от стоянок на большие расстояния. И это делают женщины. Возникновение зависимости мужчин от женщин в этот момент идет по направлениям физиологических потребностей (ФП), потребности здоровья и жизни (ПБ1), запасы растений (даже засушенных) означали уже удовлетворение ПБ2. И это образует матриархат.
Стадо кроманьонцев. Увеличение
собирательства и усиление роли женщин – переход к матриархату
Таблица 4
Состояние |
М |
Ж |
Дети |
Пожилые |
Начальное состояние |
ПТ, ПБ3 |
ФП –> ПБ2 –> ПЛ |
ФП, ПБ1 |
ФП, ПБ1 |
Потепление и мясной голод |
ПБ3 –> ФП |
ФП |
ФП |
ФП |
Рост собирательства |
ФП |
ПБ2 –> ПБ3 –> ПТ |
ФП |
ФП |
В определенном смысле такую
информацию о растениях уже имеют неандертальцы. Так в раскопках обнаруженной
могилы умершего взрослого обнаружена пыльца ряда лекарственных растений.
Потомки «проводили» умершего («заснувшего»), снабдив его лекарствами и,
возможно, пищей. Или они только украсили близкого человека цветами?
Но для неандертальцев этот
пример редкость, как редкостью является и «уважаемый» после, вероятно,
внезапной, смерти вожак стаи, или просто хороший человек, которого любят
близкие. Нетипично в свете каннибализма, множественных ударов по голове близких
и вообще в свете низкой адаптивности и выживаемости. Если бы было иначе,
археологи открывали бы целые кладбища. Но сил «проводить в мир иной» каждого покойника
у оставшихся живых тогда еще не было.
Матриархат хорошо отражен в артефактах и в мифологии. Мифология примитивных фаз развития у народов мира полна представлений о вещуньях и ведуньях, прорицательницах, например, пифиях, женских наговорах и заклятиях, и, конечно, о прямом профессиональном изготовлении ядов. Женщина, иногда в эмоции, иногда сознательно, в новом состоянии хозяйственной специализации способна нанести вред мужчине и тем получает возможность понизить потребности мужчин до уровня ПБ1 (страха смерти). Тогда возрастает и власть женщин или их ведущих представителей в системе социальных отношений стада (ПБ3).
Выше мы показали, как превращается власть женщин в собирательстве в этот период над мужчинами в половую власть, власть пола или матриархат. Отзвуки страха перед женщинами в обществе прослеживается даже тогда, когда общество овладело земледелием и железом, когда жизнь стала снова принадлежать мужчинам, теперь не охотникам, а воинам и земледельцам.
Например, в Античной Греции жизнь каждого человека принадлежала трем богиням или мойрам. Клото пряла нить и тем давала и продолжала жизнь. Лахесис сматывала нить и наделяла людей судьбами, а Атропос обрывала нить, вызывая смерть. И не то необычно, что женщина дает жизнь, а то, что женщина определяет судьбу (и это возможно, как воспитание и направление), но и то важно, что она способна оборвать эту жизнь. Да и происхождение Элевсинских таинств (тайны земледелия и обращения с растениями) указывает на историю передачи всего земледельческого опыта, включая даже зерно для посадки мужчинам. В мифе это делает богиня Деметра властителю (царю Триптолему) и потому всем мужчинам в благодарность за возвращение похищенной царем дочери Персефоны. Здесь вся народная память о прошлой роли женщин, и даже динамика передачи власти от главной матери (в матриархате) главному мужчине (царю и главе в патриархате) как передача ценной информации.
Стадо кроманьонцев. Женская
власть в стаде и надежное продовольственное обеспечение растительной пищей при
матриархате
Таблица 5
Состояние |
М |
Ж |
Дети |
Пожилые |
Использование информации о растениях |
ФП <–> ПБ1 |
ПБ3 |
ФП, ПБ1 |
ФП, ПБ1 |
Результат – рост уважения к женщинам |
ФП –> ПБ2 |
ПБ3 –> ПТ |
ФП, ПБ1 |
ФП, ПБ1 |
До настоящего времени и этой интерпретации важнейшим аргументом в пользу роли женщин был ее учет своих детей, что и клало в основу рода матрилинейный учет. Мы показали реальную основу власти женщин.
Власть матриархата не могла возникнуть раньше перехода от Эректуса к кроманьонцу. Когда в природе множество плодов и форм растительности, когда растительная пища в избытке, то такая власть возникнуть не может. Нужен дефицит ресурсов, нужны знания, как преодолеть дефицит и произвести в (присваивающем хозяйстве – найти и доставить на стоянку) ресурс. Во времена расцвета австралопитеков еще не было дефицита растительной пищи. И австралопитек-самец – специалист по изобильным плодам не нуждался в помощи самки, и потому не требовался относительно спаянный (опасностями и развитым разделением труда) коллектив. Но позже уже специализированные в охоте самцы существенно или очень давно утратили знания по части растительной пищи. Это собственно и отражает специализацию – половозрастную. После гибели растительного рая на первый план выходит специализация или выравнивание по балансу мяса и растительной пищи, а потом уже, в мустье и в неолите возникает и дефицит мяса, при сухой саванне. И хоть частично решить дефицит мяса могут только женщины со своими специализированными знаниями сбора. И сбор идет на больших расстояниях. И мужчины в этот момент их могут не охранять. Но только не у неандертальцев! Здесь женщины уже почти не собирают растения (10 % от обеспечения пищей). Траву никто не ест! Отвыкли!
И мы закончили табличное изложение динамики потребностей. Далее используется системный анализ данных этнологии, психологии палеоантропоида и его стадного хозяйства в период усложненного (охотой) собирательства.
А теперь вернемся к фазе начала усиления роли и власти женщин в стаде. Это стадо еще не специализировано по питанию. Наступает кризис мясного питания. Получив с помощью своего труда и знаний уважение и власть, женщина получает возможность поднять голос в защиту своих интересов и генетических склонностей – сбережения детей. Поднять голос – означает устранить прежние неудобные, вынужденные против их женской генетической природы ситуации в стаде. Это еще не сознательная борьба за «права», упаси Бог! Мы говорим о решениях, которые продвигаются по обстоятельствам, сдвигаются теперь в пользу насущных потребностей женщин (в рамках интерпретации, например, Маслоу). О реципрокации в отношении к стареющим членам коллектива мы уже сказали. Матриархат или, более точно, учет именно материнской активности в отношении детей и внутристадных и межстадных отношений приведет к родовой системе построения семьи. И ниже мы это покажем.
В далекие времена еще будущие люди не понимали связи секса с рождением ребенка вообще. Большинство самок пребывало в непрерывном состоянии беременности, в общем, не зная, кто отец очередного плода. Это также определенно означает, что понятие отец тогда просто отсутствовало – мужчину и его влияние на плод можно было бы проверить только при парном браке, но в те времена парный брак, как правило, отсутствовал. Тем более никто не понимал проблем инцеста и генетических проблем, связанных со здоровьем. Женщина почти всегда была беременна. Независимо от этого самцы исправляли свою сексуальную нужду, не считаясь с нуждами женщин.
Впрочем, как выясняется, это некоторая натяжка.
Мы ссылаемся на сайт «Человек и общество – научно-ретроспективный обзор эволюционных процессов»
Первое. У обезьян (установлено у шимпанзе и макак) отсутствует неограниченный промискуитет и связь между особями по материнской линии (мать и мужское потомство, братья и сестры). Свобода сексуального общения распространяется на второй и выше уровень родства. Таким образом, самые близкие родственники – мать и дети, родные братья и сестры по матери друг к другу в сексуальном отношении не активны. И это важный вывод. Понятия отца еще не существует. Отец не фиксируется как родственник. Он не принимает в воспитании участия ближе, чем остальные мужчины в стаде. Ни сами отцы, ни приплод, ни мать не знает, кто отец, а отец, в отличие от матерей, просто не живет и не общается с детьми и подростом. Поэтому инцест дочери с анонимным отцом не исключен.
Мать и сын, брат и сестра из инцеста биологического мира приматов исключены. Причина? Мы можем в ответ предложить свои объяснения этого фактического вывода. Современные новации по этой теме от Фрейда до киноиндустрии развлечений и порнографии не имеют никакого отношения к истине. Они несут коммерческий по придумке и «культурный» характер возникающих метапотребностей. И это, конечно, не является реальной средой для периода сот тысяч и десятков тысяч лет тому назад. Мы можем предполагать, что в реальности то же касалось всегда преантропа и человека. Причину этого следует видеть в самой защите природы, которая снабдила прямое потомство и близких родственников смежными или идентичными и с детства знакомыми запахами (феромонами) или какими-то иными, возможно, генетическими инструментами подсознательного запрета. Не исключено, что генетические запреты на инцест с близкими феромонами возникли путем естественного отбора. Тогда это привело к сокращению столкновений взрослых самцов – фактических текущих отцов с претендующими на мать подростками-сыновьями. Последним мать не могла бы отказать в силу встроенной к ним любви. Тогда в отсутствии столкновений подрост больше выживал. И популяция быстрее размножалось. В локальных группах, где феромоны или другие скрытые и неизвестные нам механизмы не тормозили, где это имело место, потомство сокращалось быстрее. Мальчики с встроенными свойствами сексуального равнодушия к матери оставались жить с более высокой вероятностью (ниже мы покажем, как могла разрешиться эта коллизия не генетически, а социально).
Кроме того, в реальной жизни есть и выученные психологические инструменты – привычки. Женщина или мужчина, с которой проводишь всю бытовую жизнь с детства (без долгого перерыва – резкого изменения вида, например, наступления пубертации у сестры) не воспринимаются как сексуальный партнер – слишком много потребностей и предыстории, нет тайны – неопределенности, нет удивления, необходимого для т. н. «интереса».
Аргументы? В более поздней истории родов для поднятия «интереса» и для специализации молодых мужчин община вводила мужские фратрии, где мальчики исключались из общения с остальными старшими родственниками и противоположным полом. То же правило нередко существует и на Востоке, где девочки с некоторого момента перестают быть сверстницами соседских мальчишек. То есть это табу фактически поддерживается культурой, ее обеспечением с детства.
Есть и контртезис гипотезе об ограниченности инцеста при расцвете неандертальцев. Условное изобилие (мясной) пищи и, возможно, достигнутая безопасность в маленьком локальном мире стада обеспечивала ПБ1, ФП, ПБ2 и даже общение (ПО). При всех удовлетворенных низших базовых потребностях, очень узкой локальности удовлетворенной принадлежности (альтернативы нет) и неудовлетворенной любви инцест прямой мог становиться метапотребностью чаще просто в отсутствие другого субъекта любви. Это могло быть не творчество, а просто физиологическая потребность секса. Тогда потребность борьбы за самку как агрессия оставалась даже при жизни в «пещерной коммуналке». Но и серотонин – аргумент!
Итак, в целом инцест уже ограничен? Не вся, но существенная и наиболее выразительная часть проблемы инцеста теряет значение или, возможно, отсутствовала? Тем не менее, даже сексуальная связь до троюродных родственников может наносить существенный ущерб.
Исследователи считают, что хотя ухудшение генетического кода в отсутствие инцеста близких родственников замедляется, но в локальной группе оно все равно неизбежно и ведет к безусловному вырождению.
«в последние несколько десятилетий на волне развития генетики стало превалировать мнение, что такое близкородственное скрещивание приводит к накоплению и закреплению генов летальных и сублетальных в значительно большей степени, чем генов благоприятных … у человекообразных обезьян (и человека к этой группе также можно причислить смело) темпы смертности особей, носящих летальные и сублетальные гены, превышают темпы популяционного размножения… Результатом скрещивания между близкими родственниками может стать полное вымирание небольшой популяции»
И это означает, что первое обобщение не снимает самой темы опасности закрытого стада (и, стоит напомнить, одновременно при этом исследователи видят в закрытости причину высокой скорости генетических изменений и обора).
Второе. Как обобщают исследователи указанного сайта, борьба самцов за самок в стаде носит «более или менее мирный характер». Они считают, что зоологический индивидуализм не так страшен, как ранее казалось, когда считалось, что это был главный фактор, препятствовавший укреплению коллективизма. В этом утверждении, как мы уже знаем после наших исследований и [Четвертаков С. А., с. 161-197] ранжирования в стаде и удовлетворения потребности уважения (потребности в безопасности III), более или менее мирный характер – это и есть обычный результат и процесс ранжирования. Именно за ним, за результатом, стоят постоянные тестирования на первенство. А до драки дело и в обычных биологических отношениях по этому поводу дело доходит совсем не часто. Что же мы ошиблись? Агрессии нет? Нет, не ошиблись! Мы имеем здесь еще и ошибку видения авторов материала, связанного с выбором стада (биологической популяции). У шимпанзе и макак в естественном их лесу или в хорошем питомнике с достаточным количеством пищи и самок – «мирный характер» обеспечен именно такой достаточностью (самок, леса, свободой поиска). Конкуренция мала. а реализация потребности уважения (ПБ3) идет в относительно идеальных условиях – все остальные потребности удовлетворены и ресурсов для секса достаточно. В лесу можно уйти в мужской компании и стать бродягами – как выше уже сказано, при легких условиях бытия структура семьи аморфна.
И это не открытие Америки с позиций, например, истории. Кстати, точно так распались даже некоторые первые земледельческие цивилизации (Хараппа и Мохенджо-Даро) – исчезли – ушли в леса – от железного порядка и эксплуатации прямо в лес, назад, к подсечно-огневому способу, было бы куда. Да и опыт России с запретом переходов показателен. Не будь в России запрета Юрьева дня и проверки подорожных листов, вся сельская Россия или восточнее Волги сбежала бы в Сибирь и ею бы «приросла» помимо Ермака и Столыпина.
А в вольере…? Даже в Сухумском ботаническом саду – часть мужских особей шимпанзе занимается мастурбацией. Да и зачем мужской особи тогдашней культуры приплод, когда и сейчас многие мужчины, женщины вместе с противозачаточной промышленностью надеются лишь на пенсионные фонды, но не имеют способности понять, что фонды в отсутствии детей смогут накормить стариков только денежными купюрами.
В локальных (неандертальских) группах на краю ледников при отсутствии возможности куда-либо уйти, и где-либо и как-либо еще добыть пищу и территорию и самок (при сокращении конкурентных ресурсов) – конкуренция и характер могли и должны были носить особенно при сокращении численности (70-30 тыс. лет) все более ожесточенный характер. То же могло иметь место и у жестких локальных групп Эректус в Африке значительно ранее, напр. 250-300 тыс. лет.
И наш Эректус (который разрешил эту проблему родовой системой) или его специализированный последователь – неандерталец (который не справился с этой задачей) были совсем в других, более напряженных условиях – они, обе стороны, уже умели убивать крупных животных и даже есть не только чужих приматов, но и себе подобных. И своя жизнь трудна и чужая – копейка. Особенно при ежедневной охоте на все, что можно прожевать. Ссылки и надежды на мирный характер очень маловероятны, и по крайней мере, на уровне неандертальцев это явно определено.
Таким образом, мы можем предполагать, что и второе положение авторов не соответствует современным (на момент появления теории Маслоу-3) взглядам на конкуренцию в стаде преантропов (не макак в питомнике или даже рамапитеков в лесу).
А тогда небольшие стада с инцестом на уровне дальних родственников должны были в массе выродиться. И это объективный вывод. И наш результат, результат появления человека кроманьонского, показывает, что этого не произошло – и следует искать и найти причины.
Авторы сайта «Человек и общество – научно-ретроспективный обзор эволюционных процессов» постулируют, что в случае отсутствия промискуитета на время неандертализма с учетом данных о внутренней борьбе в стаде должен возникать период усиления зоологического индивидуализма у палеоантропов
«на каком-то этапе их
развития и в силу неясных причин… Если такое усиление действительно имело
место, то на наш взгляд, оно должно было привести к разрушению стад – сообществ
гаремных семей в результате участившихся столкновений этих семей с холостяками,
боровшимися за женщин, и к смене стада родом, а гаремной семьи – парной».
И это решения, самые лучшие результаты на данный момент, изложенные в гипотезах. Мы с изложенной логикой обязаны согласиться. Впереди у локальных групп любых типов – вырождение и сокращение стад.
А вот как идущее разрушение стад смогло замениться родовой системой и табуированием и есть самая большая тайна. И мы попробуем построить сценарии развития событий именно при разрушении таких стад.
Рассмотрим вопрос, что может обычная женщина в стаде реально видеть – это то, что у нее рождаются нездоровые дети, и они умирают или живут не долго. Что могут видеть все вместе члены стада – это то, что большинство детей у матерей в стаде рождаются больными и быстро умирают. Они (особенно матери) страдают, но никто в стаде понять и объяснить это по понятным обстоятельствам не способен. Стоит допустить, что уникальные ситуации понимания могли иметь место. Но мы должны предположить, что они не имели шансов (существенной вероятности) выйти в массовый тираж как инструментальный, социальный поведенческий опыт. И вот основания:
В те времена традиции (стада) жестки. И никто не готов традиции отменять по основанию какой-то идеи, если при этом не улучшается мгновенно ситуация с удовлетворением потребностей.
Второе. Такие общие темы едва ли умеют обсуждать содержательно. Например, оценка «хорошо» и «плохо» уже существует, но вряд ли существует условный переход «если… то» и потому логических конструктов в языке еще нет.
Плотность населения? Высокая локальность малых стад означает низкую плотность и сильную изоляцию (Эректус?). Такая плотность предполагает изначально отсутствие контактов как контактов общения между популяциями. На уровне популяций локально только складывается язык предметной среды, действий, охоты – первый язык вообще. И общение между отдельными локациями популяций отсутствует. Преантроп чужого стада, как зверь, – он так же нем (не понятен), и так же опасен. Чужого можно съесть или как-то использовать, но не в мирном плане. Напомним, что империи колоний муравьев в процессе собственного деления еще некоторое время близки популяционно (и не сражаются), пока обмениваются личинками детенышей на границах своих зон. С прекращением контактов начинается борьба на границах колоний и зон муравейников на смерть. Такова роль утраты единой знаковой (вероятно, запахи) системы. А отсутствие контактов полно исключает даже шанс «договориться» (здесь, естественно, речь о людях).
Таким образом, в анализе появления родовых отношений на этот древний период нам важно понимать, что крупные социальные изменения (как родовые) еще не могут стать плодом случайной мысли или идеи отдельного представителя рода пресапиенс. С древних времен и до наших дней, во времена древнего человека вплоть до крестьян Средневековья отношение к традиции, к тому «мы всегда так делали» – абсолютно и свято – обсуждению не подлежит, часто и позже оно просто сакрализовано.
И понятно, почему. Эта жизнь дается так тяжело, она так страшна и непредсказуема, что выполнять традицию означает повторять жизнь предшественников как гарантию того, что мы сами останемся живы. Это первая фаза социального прогноза – сегодня как вчера дает надежду быть живым сегодня, как наши предки вчера. А то, что мы живы от предков есть факт явный и доказан самим нашим существованием. Потому всякое изменение страшнее, чем сохранение (традиции).
Поэтому изменения в стадных отношениях могли произойти только «через не могу», то есть в связи с критическими состояниями, которые обязаны были возникнуть в силу природных обстоятельств, и которые нельзя было решить иначе, чем вынужденным формированием какой-то иной структуры стада внутренних отношений и табуирования. И это вынужденное изменение должно было осуществиться через индивидуальное «не могу», которое приводит к такому хорошему результату, который на сто процентов удовлетворяет всех и сразу. В нашей книге «Реконструкция теории Маслоу» мы приходим к выводу, что социальный институт или социальная структура возникает, когда возрастает уровень удовлетворения потребностей всех участников (хотя бы в начальный период создания и хотя бы в неравной степени). Давайте искать такие процессы с помощью реконструкции.
Сценарий 1. Применение современной логики у отдельного и каждого. Постоянство партнера и здоровый приплод влечет общественную генерацию родовой организации. Можно предположить, что, заботясь о детях, женщины замечали, что при постоянстве партнера (мужа) не из своей семьи обеспечивается большее здоровье рожденных детей, а переход женщины в другую семью так же ведет к рождению более здоровых детей.
Но это возможность из ряда чистых фантазий. Каждая женщина внутри одного стада в отдельности имеет личное наблюдение только за своими детьми, а обобщать в целом на других женщин и их детей в те времена едва ли в состоянии. Далее, здесь используется понятие семья, которого еще нет. Потому нет и постоянного партнера, а есть их множество, и нет учета сексуальных встреч. И третье, как сказано, связи между сексуальными встречами и рождением детей преантропы не ощущают. Каждая женщина и в беременном состоянии уступает несколько раз в неделю (или в день) и не факт, что одному, а не нескольким. Если кто-то начинает понимать связь общения, и родов, то уж понять связь болезней детей и связи со своими – это выше всяких возможностей. Далее, в раннем языке преантроп не способен формами языка сформулировать такую связь – логика языка слаба. То есть вариант не реален в реализации (поскольку нет семьи – парной устойчивой ячейки), не реален в части наблюдения и обобщения и он нереален в части изложения для сообщества. Он так же не реален с позиции перспектив его принятия сообществом-стадом. То есть неверна фраза «только коллективы, установившие запрет половых отношений в стаде, могли выжить». Ответ истории таков: «Выжить то могли б, если б установили, да просто установить не могли». Да нереален и просто запрет на половое смешение, ибо здесь отсутствует модель появления контактов между стадами и будущими родами – появление родов из стад и контактов между ними.
Сценарий 2. Применение современной логики. Вырождение и объединение коллективов как будущих родов. Сокращение численности в результате болезней (у многих стад) и последующее вынужденное объединение их (стад) на договорной основе с обменом женщинами или мужчинами.
Но и эта возможность «в этой форме» тоже из ряда чистых фантазий. Локальные системы с возникшими праязыками и традициями не способны ИЗНАЧАЛЬНО относиться к внешней среде как системе компромисса и переговоров. Стада, которые уже умирают от голода и неспособности вести охоту в силу малочисленности, сталкиваясь с другими такими же стадами, не имеют общих символических систем для контактов, не имеют общих традиций, не могут изложить свои проблемы и тем более не могут начать общую жизнь. Как истинные (и голодные) охотники они могут только сделать все возможное, чтобы уничтожить противника и устроить трапезу из его «материальной части». То есть неверно утверждение:
«Те коллективы, где делались
попытки установить внутренний мир регуляцией половых контактов внутри стада,
вымирали или настолько сокращались в численности, что они были вынуждены
присоединяться к коллективам более крупным».
Присоединение могло идти только одним путем – путем поедания маломерных чужих коллективов. И о чем говорить так поступили кроманьонцы с неандертальцами. В первых двух сценариях просто нет места договорным вариантам появления дуально-стадным вариантам Поршнева и подобным теориям.
Сценарий 3. Применение исследований современных примитивных реликтовых семейных и родовых культур.
Этнографы-антропологи, изучающие современные остатки сложных родовых отношений должны понимать, что пользуются «светом далекой звезды» - многократными переделками и искажениями тех процессов, которые могли пройти в истории впервые много раньше. Если уж изучать возникшие средства фактического и неосознанного отрицания или табуирования инцеста сейчас, то, прежде всего, следует понимать, что уже само появление кроманьонца означает РАЗРЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ИНЦЕСТА И ПОСТРОЕНИЕ НАЧАЛЬНЫХ РОДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ. Построение родовых отношений приходится не позже, чем к моменту образования кроманьонца. Иначе, сам кроманьонец не смог бы появиться и повторил печальную судьбу неандертальца со всеми вытекающими последствиями.
Между тем исследования включают самые разные фазы развития родового строя и сопутствующих ему форм хозяйствования, включая огородничество, ранее земледелие, просто собирательство и собирательство с охотой. Пожалуй, работы нет только с кочевниками. Понятно, что авторы исследований в обобщении самого К. Леви-Стросса приводят наиболее общие черты – некоторое (на момент исследований) преобладание матрилинейного учета и авункулат (высокую роль родного (по матери) брата той женщины, которая рожает детей и распоряжается ими). Уже и этого нам достаточно. Но сами авторы, зациклившись на результатах собственных исследований, не могут, и это нормально, сделать каких-либо выводов по динамике родовых отношений. Не вдаваясь в сложные схемы, которые возникают много позже первых простых родовых схем (а они не могли быть сложными с самого начала), мы будем ниже использовать результаты К. Леви-Стросса. Сама же текущая динамика родовых отношений в примитивных обществах зависит от множества факторов и их перечисляет сам Леви-Стросс. Мы дополним их только тем, что при смене форм хозяйства (от охоты к собирательству или наоборот, при обеднении флоры или ее обогащении) роль полов должна меняться, а отсюда возникают и динамика родовых форм, отражающих смену роли полов совершенно местного связанного с изменением среды значения. На все это, наконец, накладывается информация о реальной роли мужского пола, которая может попадать прямо из цивилизованного общества, например, при борьбе ООН со СПИДом в Африке.
В этой связи странно выглядят надежды на обнаружение стай или родовых обществ, поделенных на части или фратрии (по матери внутри замкнутого стада или популяции, по полу, по возрасту внутри пола). Современные демографические исследования могут указывать по аналогии на то, что стая могла делиться на части, сексуальные и родительские контакты между которыми начинали табуироваться. Мы думаем, что договорные по типу явления являются много более поздними, чем обсуждаемые нами ситуации.
Прежде всего, сама идея договора? Договора не было и не могло быть – мышление было затруднено, и никто не имел по общим вопросам своего мнения, кроме одного – ничего не менять. Причина договора? «Увидели, что вымираем и разделились?» Почему разделяться? Знание генетики? Нереально! До договора должны возникнуть хоть какие-то контакты, потом обмены и дарения обычно статусного характера. Кроме того, и фактически, если уже стадо вымирает, то оно малочисленно и тогда раздел на части, вряд ли, поможет. И ощущение пользы при внедрении не должно быть видно, ибо древние не умеют проверять статистические гипотезы. Оно просто должно произойти через «не могу», причем в массе и очевидным образом. Кстати, какие аргументы мы здесь используем в критике? Отсутствие учета психологии, знаний и ментальности сообществ ТОГО ТИПА. А вот Боас, которого цитирует К. Леви-Стросс, сказал:
Детальное исследование
обычаев и их места в общей культуре соблюдающего их племени в совокупности с
выяснением их географического распределения среди соседних племен позволяет
определить, с одной стороны, исторические причины, вызвавшие их образование, а
с другой — психологические процессы, сделавшие возможным их возникновение [Boas F., 1940,
с. 276].
Мы бы сказали инверсно: психологические процессы, доступные изначально и исторические в смысле истории среды причины могут привести к реконструкции появления обычаев и особенностей родовых отношений. А уж место обычаев в общей культуре нам поможет и уже помогает обнаружить сама система Маслоу-3. И потому мы идем от истории (среды) и господствующей локальности. идем от минимально возможной на тот момент психологии.
Итак, все локальные группы, если они локальны уже имеют плохую наследственность в силу локальности. Идея в целом решать что-то сверху и радикально – совершенно неестественна для общества (стада того времени). Вожак мог повести людей, мог ударить и даже убить члена группы. Он мог организовать облаву на зверя.
И для этого уже с плохим языком все вместе они долго тренировались, вероятно, в танце, имитируя свои действия, которые позже станут ритуалом. Например, в логике: «Если хорошо исполнять ритуал, то зверь будет убит», «Если мы не убили зверя в этой охоте, это значит, что мы плохо исполняли ритуал». Но он не смог бы реорганизовать отношения в части секса с запретом секса многих со многими. И, пардон, это что же можно имитировать? – Табу? Воздержание?
Следует искать вариант (их может быть несколько), которые вытекают из текущей непротиворечивой ситуации и влекут автоматически переход как удовлетворение потребностей, например, «каждая женщина желает иметь здоровых детей» и т. п.
Но, главное в идее этнографических исследований и сбора огромных данных ошибочно – промежуточные этапы такая система может исследовать, если только определено НАЧАЛО строения родовых отношений. А само начало должно строиться на непререкаемой (нашей) логике той логики и знаний (или просто явных и очевидных вещей), которая была доступна неоантропу, то есть (будущему) кроманьонцу. Доступна в ситуации «через не могу», ситуации, которую нельзя было обойти на ТОМ УРОВНЕ ЗНАНИЙ И ВОЗМОЖНОСТИ ПОЛУЧЕНИЯ ЗНАНИЙ И ОБОБЩЕНИЙ.
Этнографы, привязанные к современному материалу, напоминают астронома, который взялся бы рядить об истории звезд только на основе текущего состояния Солнца (по причине того, что остальное ему не доступно). Вот говорит Боас:
«Возможно, и даже вполне
вероятно, что неустойчивость, присущая матрилинейным институтам, часто
приводила их к преобразованию в патрилинейные или билатеральные, но тем не менее из этого ни в коем случае не следует, что
всегда и повсюду материнское право представляло собой более первобытную форму»
[Boas F., 1924,
с. 340-344].
Как может автор судить о «более» или о «самом» первобытном на основе существования последовательных (разного уровня и степени развития) сообществ, если он не понимает, отчего возникает патриархат или матриархат?
Далее мы разворачиваем собственную гипотезу под именем «похищений сабинянок» как естественной (это будет доказываться) основы построения матрилинейного рода, первого культурного и языкового контакта между первобытными изолированными стадами, и появления формирования родовых групп из первичных изолированных стад. Это будут сценарии 4 и 5.
Сценарий 4. Похищение чужих женщин при сокращении численности локального замкнутого стада при кровнородственных связях. В поисках и в охоте (это означает некоторую роль и охоты мужчин и одновременно роль собирательства женщин) мужчины-охотники встречают женщину, собирающую растения. Предусловия – недостаток женщин в стаде и сильное сексуальное влечение избыточных мужчин. Но из этого следует, что голод мужчин на охоте и голод оставшейся на стоянке группы должен быть не слишком велик. Иначе бы добыча пошла на «мясо» (вывод из Маслоу). Они похищают ее и приводят в стадо. Естественно от нее рождаются более здоровые дети. Если стадо уже мало и болезни детей сильны и смертность высока, то малое стадо, озабоченное отсутствием детей, начинает охотиться на женщин из чужих стад. Это напоминает механизмы охоты – поймать нового зверя с вкусным мясом. В данном случае ловятся женщины, которые, как предполагаются, будут иметь здоровых детей. Это вполне реальный вариант. Но из него не возникает ни родового строя, ни племени. Это относительно случайно, хотя может стать и практикой. Рассмотрим еще один вариант – как сценарий 5, но подробней.
Сценарий 5. Уход и отселение или изгнание молодых самцов из племени А. Этот вариант уже цитировался нами как гипотеза наших коллег для случая «распадения стад». Такой уход связан в небольших стаях с господством в них старших самцов (патриархат, а, следовательно, доминирование в охоте). Независимо от форм господства и степени промискуитета ушедшие самцы через некоторое время будут создавать новое стадо Б и искать для него самок. Они не будут возвращаться в стадо A за самками, ибо их табуирует страх или запрет старших самцов стада A (отцов) или самок A (матерей). Они найдут самок вне своего стада в случае собирательства растений, которым занимаются самки. Это, например, будет третье стадо. Обозначим его буквой B. Самки из B с самцами из A в новом стаде Б независимо от объема и свободы сексуального общения принесут в основном здоровых детей. И тем самым в этом сценарии возникает технология «похищения сабинянок» – так и будем именовать сценарий. А теперь можно предполагать, что в новой стае Б дети будут много здоровее, чем в стаде A и в стаде B.
Давайте проследим культурно-языковые и генетически выверенные связи членов нового стада Б (самцов A и самок B) и их влияние на выращиваемых в Б новых детей.
Матери из B в Б воспитывают детей, и, прежде всего, девочек в Б, в языке B и культуре B, а отцы из A воспитывают мальчиков в Б в культуре A и языке A. Впервые в новом стаде Б возникает группа (детей), которая владеет двумя языками A и B и символическими формами мимики и поведения. Теперь группа мальчиков в Б, но и, прежде всего, самих отцов, точнее, старших мужчин (кто отец и отец ли – такого понятия нет), из A, способна КОНТАКТИРОВАТЬ со старым типовым стадом А. И этот результат возникает ВПЕРВЫЕ. Новая группа Б теперь не является полностью чужеродной типовой старой группе A и не чужеродной другой старой группе B. Непреодолимый разрыв культур исчезает, а стада могут начать контактировать между собой, во-первых, понимая частично друг друга, во-вторых, признавая частично РОДСТВО, родственную матрилинейную близость друг друга. Взрослые женщины в Б имеют родство к своим матерям B, а их дочери и мальчики в Б имеют родство к своим бабушкам в группе B. Взрослые мужчины в Б имеют сыновнее родство к матерям A. При этом воспитываемые ими мальчики в Б не имеют прямого родства к каким-либо женщинам группы А (поскольку отцы их неизвестны). Но зато они знают и язык, и культуру группы А. И теоретически они могли бы быть новыми мужчинами в группе A, если там есть недостаток мужчин. Но этого не произойдет, поскольку мужчина в том мире не считается отцом вообще.
А теперь очень важная деталь в аналогии с биологическим миром приматов – самки и самцы в стадах обезьян (в лесах) навещают своих матерей (не отцов) во взрослом состоянии. Таким образом, можно предполагать, что «остепенившись» в стаде Б, старшие самцы из Б могут спокойно посетить стадо А, а самки-молодые матери из Б могут навестить (возможно с детьми) своих матерей из стада В. И мы видим, как впервые возникает естественный (неконфликтный, а родственный) контакт между стадами. Впервые члены одного стада воспринимаются другим не как чужие – они понимают друг друга и работают в одной или в другой, но понимаемой ими культурной символике (почти как родственники).
И не это главное (это инструмент информации), главное то, что ДЕТИ такого стада Б много здоровее, чем дети стада А и стада В, живущих в кровнородственной традиции деторождения.
И еще важнее. Если такие контакты по теме представления потомства между новым стадом Б и стадами А и В возникают, то впервые возникает и массовое понимание ценности ПРИВОДА САМКИ-ЖЕНЩИНЫ ИЗ ДРУГОГО СТАДА (ГРУППЫ).
Какая (удовлетворенная) потребность лежит в основе такого знания, понимания, нового операнда или традиции?
Основой здесь является условная генетическая потребность матерей иметь здоровых детей – потребность любви и принадлежности. А какова здесь роль мужчин? Последние не понимают всего – это не их потребность. Но они знают, что в старой системе женщины не имеют «живых» или «долго живущих» детей. Понятно, себя они не считают причиной рождения. Но ценность практики привода женщин из другого стада («похищения сабинянок») становится явной и важной для всех и для женщин, и для мужчин.
Уже далее такой привод в стаю, группу или стадо (и его можно назвать браком – мы опускаем детали, которые можно додумать позже) начинает рассматриваться как полезный, ценный. И девочек для материнской функции может брать любая группа из других локальных групп. Это ценность. И ценность может быть отблагодарена подарком или в порядке обмена (девочку отсюда на девочку или здорового мальчика оттуда).
Мы очень резко расширили ситуацию. В реальности она многофазовая: первые контакты через дочек между стадами, первые оценки ценности брать женщин (и, вероятно, позже мужчин) из другого стада; возникновение традиции и еще множество сложных тем и пересечений. И между стадами возникает ценная практика обмена или предоставления в чужое стадо молодых женщин, стада приобретают общие элементы языка, начинают общаться между собой, получают традиции общих встреч.
Стоит ли говорить, что стада постепенно приобретают тогда значение «родов», позже «племен». А вот уже далее сравнение смешанных между родами браков с кровнородственными, внутриродовыми браками могут быть вполне наблюдаемы и сравниваемы. Кем? Конечно, женщинами – матерями. И теперь наблюдения дают явный массовый у наблюдателей и участников (женщин, прежде всего) вывод, важный для установления пользы смешанных браков или отношений. Поскольку семей, еще нет, то учет способны вести только матери, знающие своих детей и собственно дети, знающие своих матерей.
Ну а как это звучит в мифологии через десятки (а возможно, и сотни) тысяч лет? Мы цитируем миф о сабинянках. Удивительно, но миф чудом сохранил идею о том, что «Рим был заселен только мужчинами»:
«Рим был заселён одними только мужчинами; соседние племена не хотели выдавать своих дочерей замуж за бедное население Рима. Тогда вождь Ромул устроил праздник и пригласил соседей с семьями. На празднике римляне бросились на сабинян и похитили у них девушек. Возмущённые сабиняне начали войну и стали одолевать римлян. Но в критический момент сабинские женщины, ставшие уже женами римлян и привязавшиеся к мужьям, бросились между римлянами и своими братьями-мстителями и остановили сражение. Сабиняне тогда заключили с римлянами вечный мир и два народа соединились в одно государство, и вожди Тит Таций и Ромул стали править вместе, а их религия стала общей».
Таким образом, говорит миф «…женщины спасли Рим. В память об этом Ромул учредил праздник Матурналий и дал женщинам много почётных прав.»
Как видим, поздний миф уже насыщен властью мужчин, которые «дают права женщинам». С другой стороны, Рим бедный и заселенный лишь мужчинами – это совсем другой вариант. Пришедшие из других племен и народов иноземцы-завоеватели типа «викингов» (только воины) – это вполне реально для ранних военных общин, в прошлом охотников, которые отпочковываются от материнского племени и идут «шукать счастья», и часто, но не всегда без женщин. До гибели Рима мы знаем о таких «странниках» из Скандинавии под именем «готы», в движении на юг они даже за столетия перешли от земледелия к кочеванию в Причерноморье. Позже в Норвегии этим (грабительским часто делом) промышляли самые молодые и авантюрные парни. Они «ходили в викинг» – так говорили оставшиеся. А миф на первое тысячелетие до н. э. – это много раньше. А вот, почему в мифе римляне бедны? Это большой вопрос. Возможно, еще не умели пахать по причине молодости, а воевать успешно среди местных латинян не всегда удавалось. С другой стороны сам поворот событий, когда женщины, взятые силой, позже становятся средством «народной дипломатии» или способны остановить войну, мудрость и память народа сохранила в мифах. То же свойство женщин останавливать войну даже ценой своей жизни звучит в греческом мифе о Тесее и амазонках, где похищенная Тесеем царица амазонок Антиопа, привыкшая к похитителю, погибла в борьбе против пришедших ее освободить амазонок. После этого амазонки прекратили войну и вернулись на родину.
Мы далеки от мысли, что миф отражает именно ситуацию с формированием родового строя среди кроманьонцев. Но он как минимум отражает вполне реальные детали жизни, имевшие место в предшествующие тысячелетия. И, возможно, мифы отражают более ранние события в истории племен-предшественников. А именно, СТАТУСНЫЕ праздникИ женщин в обществе, почетные права у женщин-ЖРИЦ память древних людей воедино связывает с историей ПОХИЩЕНИЙ ЖЕНЩИН и ИХ РОЛИ В СБЛИЖЕНИИ ПЛЕМЕН (НАРОДОВ). О вырождении или о смерти и возникновении родового строя здесь нет ни слова. Так и должно быть. Люди того времени не умели видеть второй план, тем более, отражать его в мифах. Да он и неинтересен в передаче и хранении. Болезни и смерть пронизывает то время как самое обычное дело. Но одно слово – бедность может иметь отношение к физическому вырождению группы или коллектива в любой форме, включая и уход из него группы мужчин.
Матрилинейность становится явственной и единственно точной в такой начальный момент системой учета (и мальчиков и девочек по матери). А для запрета или табуирования связи со своими требовалось общее и массовое представление матерей, что у них с нарушением табу и порядка перехода будут мертвые или больные дети. То есть переход женщины должен «обеспечивать счастье материнства». И тогда работает страх женщины видеть больными своих детей. В этот момент и полностью закрываются всякие родственные сексуальные связи внутри одной и каждой материнской линии (прослеживания мужских линий еще нет и быть не может).
Между прочим, в те же времена у мужчин состояния обеспокоенности за приплод мы вообще обнаружить бы не могли. Дело в том, что никто не связывал секс с рождением детей, тем более с их здоровьем. Тогда ясно, что помимо массового движения женщин за здоровье детей (и значит, потребности женщин в любви к потомству) родовая система не могла быть сформирована. Однако абстрактное уважение мужчин к здоровой женщине в смысле рождения здоровых детей, несомненно, могло играть роль, но оно было вторично и следовало за опытом сообщества в связи с приводом женщин из другого рода. И звучало это, как выбор женщины по принципу Сказки о Царе Салтане (вероятно, султане) обоснованной надеждой, чтоб она «для Батюшки Царя родила богатыря».
Итак, критерием качества порядка обмена невестами, приходящими в род или в стадо становится учет приемных матерей, родивших относительно здоровых детей. И любой порядок, который возвращает стада, теперь систему родов, к увеличению численности, освящается как ценнейшая традиция, как бы (и в каких формах и основаниях) она не была сформулирована.
Возникает правило 1. Здоровые дети рождаются у женщин, приведенных в род.
И это правило не зависит от мужчин вообще. Есть муж у нее или нет, или их десяток. Учет сексуальных контактов не ведется. Все происходит само собой. И на это не обращают внимания. Успех с рождением здоровых детей мог и искажаться в объяснениях. Например, причиной рождения здоровых детей кто-то мог бы посчитать место жизни похитителей или именно ритуал (магию) кражи. Но все ошибочные по механизму объяснения и приметы отвергались самой жизнью, или, вернее, смертью и вырождением групп ошибившихся. Достаточно было завоевать место жизни или устроить риуат похищений внутри своего стада.
Впрочем, правило 1 звучит не идеально. В те времена и до 18 века от Р. Х. смертность была огромной. И стоит считать большой заслугой лучшей половины человечества сделать такой вывод (правило) явным и в отсутствии современных статистических средств. Скорее всего, явно правило (о здоровье детей) не звучало. Выживали те группы, которые ввели практику хищений. Начальное основание нам известно, а позже основание простое: «мы всегда так делали!»
Второе. Группа изолированных мужчин (охотников), которая ищет для себя женщин, готова к промискуитету? Не исключено, что она изначально и готова! Но уже в некотором будущем мы можем предполагать, что каждый взрослый мужчина «находит» или «ловит» как дичь одну или несколько женщин для себя лично. Почему? Вновь начинающиеся споры между мужчинами по поводу женщин просто повторят отрицательный опыт их ухода из предшествующего стада, нарушит традицию «суровой мужской дружбы». Отсюда, кстати, и много более поздняя традиция отсутствия женщин на корабле. Мы знаем, что это потребность уважения или только секса – но это конфликт! При решении брать женщин на стороне можно явно предполагать, что женщина в такой ситуации будет напоминать для охотника новое собственное «орудие удовлетворения сексуальной потребности». Не мудрее, чем наличие своего топора или дротика, лука, ножа или дубины. Скорее всего, мужчины начнут строить «имущество» из женщин. И каждый новый юный мужчина будет поступать так же, как взрослые старшие (уже старики). Отсюда прямой путь к формированию мужской юношеской фратрии, каждый член которой должен «доставать» себе «свою» или «своих» женщин, чтобы стать настоящим мужчиной. Вот и решение проблемы! Проблемы формирования будущей семьи парной или полигамной. Но это только один вариант.
Или парень из фратрии так же будет уходить с одногодками в «чисто поле», как делали его неизвестные отцы. Все детали настроения женщины, радующейся детям, мы исключаем как неясную картину в отношениях сексуальных партнеров.
Просто чтобы не спорить и не нарушать интересы женщин (в матриархате) и здоровье детей должно возникать правило: «каждый мужчина должен иметь жену (жен) из другого стада». И это правило номер 2. Откуда и как у мужчин может возникнуть такое правило – это вопрос!
Но это только после первого результата: «для рождения здоровых детей нужно брать женщин из другого стада».
Женщина, приведенная мужчиной в стадо (еще не именуем его родом), рожает в отличие от стадных своих женщин, здоровых детей. В отношении мужчин, это «просто хорошая» женщина в сравнении со своими женщинами. Отношение (у всех и даже у мужчин, которые приводят женщин для своих сексуальных нужд) к рождениям здоровых детей примерно таково, как к плодовому дереву, несущему хорошие плоды. Но сейчас мы говорим о самоощущении приемной в стаде женщины. Ее потребности (любви и принадлежности, общения и уважения даже со стороны мужчин) должны последовательно удовлетворяться по мере роста ее потомства в возрасте и численно (ПБ2, ПЛП, ПО, ПУ или ПБ3). И тогда вес ее мнения (в стаде) должен возрастать. Далее обращаемся к ее потребностям. Желая добра своим детям (и это, мы уже говорили, состояние генетическое), она готова убеждать своих дочек в том, что они должны перейти в другие стада, как она сама. Заметим, что интереса у других мужчин данного стада такие мнения не должны вызывать. То есть мать и все приведенные в стадо женщины-матери должны, желая хороших детей своим дочерям, быть готовы отдавать своих дочек в другие стада. В частности, первый вариант такого устройства «счастья дочери» может осуществляться средствами народной дипломатии – когда похищенная дочка (уже мать) вместе с детьми посещает родное стадо своей матери, причем если у нее есть сын или сыновья, то именно сыновья, а не сексуальный партнер, только и способны защищать свою мать (и ее дочерей – своих сестер), чтобы их не обидели на родине матери. Вот из такой дипломатии и возникает постепенно возможность и контакта между стадами и информация о полезности перехода и собственно сватовство дочерей и одновременно готовность ее мальчиков похитить или говорить о сватовстве девушек, увиденных юношами на родном стаде их матери. Отсюда может со временем начинаться взаимный контакт и обмен невестами.
С другой стороны, все оппозиционные (переходу женщин) воззрения мужчин стада, родного для молодой матери (откуда она родом), и мужчин приемного стада (похитителей) по поводу значения сватовства, в общем, могут быть игнорированы (женщинами) только в одном случае. Такой случай имеет место, когда в системе уже существенны матриархальные отношения, когда роль женщин велика в хозяйственном и потому в идеологическом и практическом отношении. Таким образом, матриархат или высокое положение женщин создают более высокую вероятность развития родовой системы (или системы переходов).
Более того, если ранее, при хищении женщина могла подвергнуться групповому насилию, то просто в интересах текущей матери проводить линию на парные отношения при переходе в наставлениях дочерям-невестам и своим сыновьям. Мать должна будет советовать то, что ей кажется нормальным, то есть выбирать того парня для дочери или той девушки для своего сына, которые им нравятся. Значение отсутствия конкуренции мужчин за приведенную в стадо новую женщину матерям-хозяйкам дипломатических процессов совершенно понятно.
Но, как это не странно, это должно быть понятно и мужчинам, составляющим костяк каждого текущего стада. Ведь принадлежность «хорошей вещи», то есть хорошо плодоносящей женщины, раз уже она всегда плодоносит, будет позитивным фактором, если за нее не начнется снова борьба. Поэтому формирование хищений, приводов, дарений или договорного сватовства должно смещаться к адресному «сексуальному пользователю» в общем в режиме послушания старшим или по добровольному согласию.
А потому может или должно возникать правило 3: «Каждая вводимая или похищенная женщина должна иметь одного мужчину (парная семья или полигамия, если у него уже есть жены) или несколько заранее согласных на это мужчин (полигиния)».
И это 1) снимает старый биологический тип мужской конкуренции в стаде, 2) образует форму «семьи» внутри стада и тем самым 3) превращает «стадо», отдающее своих и принимающее чужих дочерей, в форму «рода», а 4) систему стад-родов – в союз или в объединение родов, общающихся (как минимум) путем обмена девушками, в племенное объединение.
Но, возможно, следствия 1-3 – это дело относительно далекого последующего будущего.
Таким образом, за системой «похищения сабинянок» стоит развитие всего комплекса: рода, семьи любой формы и межродового, т. е. племенного объединения, т. е. того, что должно именоваться родовым строем.
Мы закончили гипотезу «похищений сабинянок» в начальном формировании родового строя.
И теперь вернемся к общим выводам Клода Леви-Стросса по авункулату. Что же это за такой могучий признак, который почти постоянно присутствует в своей минимальной форме внутри всякого родового строя? Слово об «авункулате» Леви-Строссу:
Что же это
за структура и каково ее обоснование? Ответ можно дать
следующий: эта структура является самой простой структурой родства, какая
только может существовать. В сущности говоря, это
элемент родства.
Опираясь на
подобные утверждения, можно выдвинуть аргумент логического порядка: для
существования структуры родства необходимо наличие трех типов семейных
отношений, всегда существующих в человеческом обществе, а именно: отношения
кровного родства, отношения свойства и родственные отношения порождения —
другими словами, отношения брата к сестре, отношения супруга к супруге, отношения родителей к детям. Нетрудно увидеть, что рассматриваемая здесь структура
удовлетворяет этому троякому требованию в соответствии с принципом наибольшей
экономии.[Леви-Стросс К., с.
54]
Мы немедленно видим заблуждения уважаемого мэтра. В древнем и исходном мире отсутствует «отношение супруга к супруге». Его нет, никто не знает, что такое супруг. Его не знает, прежде всего, женщина. К ней подходят самцы и нечто вытворяют: «из этого ничего не следует». Самцы дерутся между собой за право секса и более ничего! Далее, «брат и сестра» существуют только по матери. Третье: «отношения родителей к детям»! О чем Вы, господа? Есть ясное изначальное отношения матерей к детям. Мать в том мире единственный родитель. А толпа мужиков (самцов) охраняют все вместе свое стадо (ПБ1), но подходят к самкам не произвольно, а с учетом прав их по статусу и, конечно, по взаимной склонности, если саванна или лес такой склонности помогают. Это мы имеем изначально. Не ясно, о какой экономии говорит Леви-Стросс, но троякого требования цивилизованного брака здесь на дух не видно!
Продолжим и дослушаем автора.
«Изначальный и несводимый к более дробным единицам характер элемента родства в том виде,
как мы его определили, является непосредственным следствием универсальности
запрета инцеста. Это равносильно тому, что в человеческом обществе мужчина
может получить жену только от другого мужчины, который уступает ему свою дочь
или сестру. Нет необходимости пояснять, каким образом в системе родства
оказывается дядя по материнской линии: он не появляется там, а является
непосредственно данным условием ее построения» [Леви-Стросс
К., с. 54-55].
Леви-Стросс делает замечательный вывод о том, что авункулат как элемент родства не сводится к более дробным единицам. Оставим на совести автора «непосредственное следствие» универсальности запрета инцеста, которое утверждает голословно, но сам вывести не может. А мы твердо знаем, что общества времен кроманьонца и ранее понятие «инцеста» и «кровосмешения» не могли ни оценить, ни обсуждать. В то же время драка по поводу женщин вполне было явлением, явным и физически ощутимым.
Далее, Леви-Стросс на уровне современного домостроя сравнил то общество с человеческим, где мужчина получает женщину (сестру, дочь) из рук другого мужчины. В таком взгляде мужчина (брат женщины-матери) оказывается хозяином всей материнской линии. И это смешно! Еще смешнее выглядит фраза:
в человеческом обществе мужчины производят обмен женщинами, а не наоборот. [Леви-Стросс К., с. 55]
В той реальности, которую мы пытаемся только тронуть – все значительно тоньше. Условие развития стада – здоровые дети. Они появляются от женщин, которые взяты снаружи. Как их, женщин, можно взять? – Сначала только силой!
Но лишь потом начинается народная дипломатия.
С чьей подачи? Читатель ответит с трех раз!
Верно. С женской! Мужчины себя прямо с приплодом не идентифицируют. Дети и дети! А чьи? Так вопрос пока не стоит! Он встанет только тогда, когда пойдет рутинная работа на полях, когда будут нужны руки – даже детские. А это много более позднее время. Тогда и чужие дети будут своими без претензий. И женщины тоже!
Но не чужие мужчины.
Последние были и будут опасны в чужой общине или в родовой группе вплоть до
освоения железа.
Итак, у мужчин есть женщина для секса, а уж то, что она там рожает, это ее дело (на некоторый неразвитый момент становления рода).
А вот у каждой женщины есть сестры и братья по общей матери – это и есть матрилинейность. Мужчины-братья женщины по матери (авункулат) – это и есть единственные защитники всех матрилинейной системы. С чьей подачи? Со стороны общей их матери (или бабушки)!
Кто может защитить любую мать или беременную женщину и роженицу, кормящую мать?
Отец? Нет такого понятия – отец! Есть только братья бабушки и братья текущей матери, беременной или роженицы, ну и конечно, выросшие сыновья матери. Это единственная защита во всех социальных операциях материнской линии. Но это ЗАЩИТА, А НЕ ГОСПОДСТВО!
Господство придет много позже, но изначально это защита от похищений, произвола и насилий. И оно имеет генетические основания (прежде всего и сильнее всего со стороны матери к детям). Это и основание несексуальной генетической любви снизу вверх, ибо дети, как правило, не знают секса к матери и к сестре, см. выше. Но они С ДЕТСТВА ценят старших, как своих защитников и опору. Это их воспитанные социальной любовью, как минимум выученные (не врожденные) потребности (любви и принадлежности), которых нет в биологическом мире (у обезьян они намечаются во взрослом состоянии между матерью и дочками). И это означает, что сыновья готовы защищать мать, сестру (и даже бабушку) от насилий других мужчин (из стада или извне).
И тогда авункулат оказывается инструментом предотвращения похищений. Потом он становится средством и гарантией регулирования переговоров и обмена девушками-дочерями между материнскими линиями, то есть родами или совместно проживающими группами родов, где запрещены внутренние браки.
Итак, авункулат оказывается прямым следствием не «универсальности запрета инцеста», а психологическими следствиями логической способности первых людей вести только матрилинейный учет родства (по рождению). Второе авункулат оказывается следствием условной генетически основанной потребности любви матери к своему ребенку и условными приобретенными, т. е. воспитанными в культуре матриархата потребностями любви и принадлежности к другим принадлежащим группе членам семьи (сестрам, братьям и старшим членам семьи, сначала в стаде, потом к старшим женщинам в матрилинейном роде и их братьям).
Брат поддерживает сестру и свою мать – это его потребность принадлежности (известного отца и понятия отца ни у кого нет).
Если отцом именовать того,
кто заботится о детях матери, то отцом должен быть брат или братья по матери.
А мать несет технологию принадлежности и любви. И она несет Правило 1, см. выше. Это технология неосознанно исключает возможность инцеста. И эта информация передается вербально.
И если сын с подачи матери устанавливает постоянные (все отношения хозяйственной поддержки, включая и право на секс) отношения с первой или с еще одной новой женщиной из другого рода, то это и есть новая внедряемая технология (родовой, антиинцестуозной) принадлежности.
Если дочь с подачи матери устанавливает (все отношения хозяйственной поддержки, включая и право на секс) отношения с одним или с несколькими мужчинами из другого рода и уходит в этот другой род, то это тоже есть новая внедряемая технология (родовой, безопасной для здоровья детей) принадлежности.
И еще. Понятно, почему не обмениваются мужчинами. В обмене заинтересованы женщины – цель здоровые дети. А что известно о мужчинах, всем и женщинам в том числе?
Первое. Мужчины не нужны для детей. Они нужны для защиты, для безопасности, для получения подарков и мясной пищи, они нужны для секса. Хороший мужчина нужен женщине для статуса. И это все!
Уж раз никто не понимает их родительскую роль (кроме защиты и кормления мясом), то даже и разговора на тему быть не может, как примерно чуть позже не может быть покупки быка для производства молока. Только с освоением скотоводства и его одомашниванием, мы находим основания рефлексии человека на собственное семенное производство.
Второе. Чужой мужчина много опаснее, чем чужая женщина.
И много позже на уровне развития неолитического земледелия захваченных мужчин не берут силой в общину. И даже в случае понимания языка. Для локальной общности чужой мужчина (с позиции силы и возможного ущерба) много более опасен, чем женщина. От женщины для мужчин есть известная польза, о которой не торопятся говорить вслух, а от чужого мужчины опасности насилия в условиях господства палок и камней вполне предсказуемы не только для женщин, но и длявсей принимающей группы. А до добровольного включения работника в общину раннему кроманьонцу еще жить и жить!
Гипотеза о росте значения женщин через собирательство при сокращении объема охоты кажется вполне достойным вкладом теории Маслоу в теорию антропогенеза. Указание на то, что собирательство предоставляет слабому полу информационную власть, дает ключ к пониманию появления матриархата и основанной на матриархате и родовом строе ветви кроманьонского человека и потому человека вообще.
Становление матриархата, реципрокности и родового строя, вероятно, следует отнести к периоду развития потомков Эректус в период мустья, наступившего ДЛЯ АФРИКИ (раньше, чем для Европы). Возможно, рассчитать, вероятно, в модели появление роста численности и расселения преантропа с новыми свойствами (от 250 тыс. лет до 50 тыс. лет назад). Но это предложение автора данных строк другим исследователям, но не его предмет.
И только позже, там, где охота осталась господствующей, или где быстрый выход на скотоводство и на классовое земледелие был осуществлен, – мужчины снова стали руководителями хозяйственных уже производящих систем. Тогда патриархат оказывается модификацией матриархата при переходе новому хозяйственному доминированию мужчин в уже производящем хозяйстве, где снова творчество и адаптивность оказывается более важным.
У нас есть еще одно обстоятельство, важное для формирования кроманьонца и его победы над предшественниками. Это роль любви и принадлежности, а так же реципрокности как инструментального следствия в формировании человеческой речи. И в этом феномене мы тоже демонстрируем роль теории Маслоу-3.
Здесь мы отметим роль представленной революции в области становления языка или символической системы человека (и, тем самым, его рационального мышления).
Что есть воспитание у человека? Это, прежде всего, обучение предметной сфере и поведению через формирование языка. До появления речи маленький еще не человек обозначает свое состояние только эмоцией – он может лишь плакать, улыбаться или положительно гукать.
Речь и язык – это условные рефлексы и одновременно поведенческие установки (речевые установки как поведение – автоматическое и непроизвольное произнесение слов и фраз как промежуточная фаза удовлетворения потребностей). Это и фрагменты передачи информации в процессе обучения детей предметному миру родителями.
Мы здесь повторяем практически прописные истины. Усвоение языка происходит в виде образования условных рефлексов. Символические речевые стимулы (родителей) при удовлетворении некоторых потребностей детей образуют со временем рефлексы детей. Это, например, рефлексы детей в виде речевых запросов при появлении их потребностей. Материал речи расширяется от слов (символов-морфем) до слов – сложных образов и ощущений проявления потребностей, образов моделей мира и поведения.
Как запускается обучение языку у ребенка? Усвоение языка
идет через удовлетворение текущих потребностей ребенка в соответствии с
известным анекдотом: «Соли мало». В ходе запросов для удовлетворения
потребностей и подкрепления в памяти фиксируются условные речевые группы морфем,
слов родителей. Позже ребенок пытается их воспроизвести. Всякое освоение
рефлексов и поведенческих (речевых) установок для удовлетворения потребностей
ведется в режиме подкрепления, то есть удовлетворения текущих
потребностей.
Значение речи постоянно возрастает и расширяется в системе удовлетворения потребностей в собственно мотивационном процессе. Сначала это материал предметной среды как часть полезных средств и действий удовлетворения потребностей: «пить, молоко» и т. п. Позже речь вслух и про себя составляет первую рациональную часть процесса мотивации в психической жизни ребенка (прежде всего, в поиске слов, формировании фраз): «дай, иди». Речь одновременно есть наиболее важный для ребенка результат его мотивации (произнесение слов). И это оказывается началом рационального мышления (вслух или про себя). Речь становится и инструментом удовлетворения, а позже может стать целью новой потребности, поскольку родители в восторге удовлетворяют первые проявления речи: «я говорю, чтобы меня похвалили».
Функция развития языка обычно возникает в паре: учитель – ученик, мать или отец – ребенок. Она предполагает чувственный контакт матери (и отца) с подростом. В построении языка всегда есть стимул (или более общо, потребность родителя, или ребенка), реакция обучаемого (ученика или ребенка), коррекция реакции учителем (родителем) и подкрепление (отрицательное или положительное) при коррекции или приеме результата реакции. То есть обучение ребенка языку – это тоже процесс адаптации подроста.
Обычно требования удовлетворения потребности выставляет ребенок. Но при обучении языку требования поведения или речи (ребенка) выставляют родители: «Скажи, Ваня, Дайте хлеб, пожалуйста». В результате адаптационного процесса обучения (реального или имитирующего ситуацию) должно возникать подкрепление или коррекция в виде позитивной или негативной реакции удовлетворения некоторых потребностей подроста. И сначала нам кажется, что подкреплением для Васи будет полученный кусок хлеба.
Но язык - это тысячи символических образов предметов, действий в дополнение к сотням освоенных моделей поведения. При росте культуры количество символических образов и паттернов-моделей резко возрастает и несравнимо превосходит объемы аналогичных информационных объектов (знаковых эмоций и сигналов, моделей поведения) животного мира.
Можно пытаться сравнить семью и масштабы ее «экспериментальной активности» с лабораторией условных рефлексов Павлова или Скиннера. В семье подопытного малыша учат символической системе. Частично учится и он сам. Что же это за такое эффективное обучение, если в семье человек осваивает сотни и тысячи знаков и понятий, а в лаборатории гордятся обучению выделения сока на звонок или вспышку света (Павлов) или на обучение игры в пинг-понг (Скиннер)? И что это за методика обучения у обычного человека, которая столь эффективна в сравнении с достижениями нобелевских лауреатов.
Нас интересует именно подкрепление. Определяя суть подкрепления, мы фактически ищем ту базовую потребность, в рамках которой (по мотиву которой) и идет активность усвоения того или иного паттерна поведения, или как говорят бихевиористы инструментального рефлекса. Этому посвящен следующий раздел.
Пища не может быть полноценным подкреплением при обучении человека, как это принято в биологическом мире и в бихевиоризме. Слишком быстро наступает насыщение.
Наказание. С другой стороны, наказание в виде голода ведет к ослаблению особи и к гибели. Страх наказания или депривации, т. е. неудовлетворенная потребность в безопасности, также не являются эффективными инструментами (мотиваторами) усвоения. Страх сам по себе обычно блокирует усвоение мозгом тонкой информации. Сильный страх вызывает панику и генетический синдром произвольных импульсивных движений. Так вели себя крысы Долларда и Миллера до обнаружения площадки – «острова спокойствия». Но, кроме того, врожденные материнские инстинкты не дают возможности причинить вред младенцу. Они даже просто препятствуют этому.
И если учить голодом или страхом, то в результате получишь ползущего от голода и забитого до полусмерти ребенка, который уже ничего не может сделать. Известно также, что страх сильных деприваций резко снижает скорость работы мышления и ассоциации, т.е. понимание, тонкие нюансы стимульных воздействий. Речь относится именно к таким рефлексам. Когда напряжение велико (страх), то доминанта страха (потребность более низкого уровня как торможение по Ухтомскому) блокирует распределенное внимание. Ассоциативный механизм поиска слов и форм оказывается затруднен или невозможен. Сложные речевые (то есть символические) отношения с использованием памяти и логики (ассоциаций) не могут выполняться при доминировании таких напряжений.
Любовь. Уход матери как ласка, тепло, близость образуют новые символические (и параллельно физические) формы подкрепления (возможно, связанные с удовлетворенным условием насыщения, когда ребенок бодрствует после кормления молоком, или параллельно с приемом пищи). Материнские формы поведения образуют новые стимулы (ожидание, предощущение, антиципации или предвкушения чего-то хорошего). Очень возможно, что в тактильном и в тепловом воздействии принимает участие специальная потребность, которая еще не развита (в этой связи некоторые идеи Фрейда могут иметь фактическую и практическую основу).
Что есть потребность положительного отношения к нам родителей, когда мы еще маленькие? Лучше всего это можно понять в рассмотрении ситуации «от противного». Когда мама сердита и «не любит плохих детей», ребенок теряет точку опоры, защиты, он утрачивает ощущение безопасности.
Что же это нам напоминает? Ну, конечно! Только сам ребенок не может понять, что это за опасность! А мы понимаем, что в собственной картине мира ребенка исчезла мама, которая его любит и заботится. И возникает страх – какая-то из потребностей безопасности. Может быть это потребность любви как тяга к защите по детскому воспоминанию молока, тепла и защиты? Когда страх утраты любви появляется, то это означает, что мы «не защищены». Так это дают нам понять родители. Мама уходит по улице от плачущего капризного малыша – это воспитание! Ребенок ревет и бросается бежать за ней. Или «сейчас придет милиционер и заберет тебя!»
Быть прикрытым чьей-то силой (социальной, обладающей ресурсом, силой государства, которое даст дом и пособие, пенсию, «отеческой заботой» и даже «материнским теплом») – это потребность принадлежности. Она бывает разного масштаба: от мамы и семьи, рода, соседской общины до трудового коллектива, профсоюза, нацистской, чиновничьей или демократической партии, народа, государства, вплоть до всего человечества (в экспедиции на Луне). А хорошее отношение родителей – это хорошее подкрепление для ребенка. Чем же оно хорошо, в отличие от пряника, ремня или рубля? Особенно при изучении языка, то есть тогда, когда еще нельзя сказать ребенку: «Я кому русским языком сказала…!?».
Если в первых фазах развития живой природы адаптация живого объекта опирается на боль, голод и как высшее достижение – страх (то есть ожидание и прогноза боли или деприваций), то для более сложных живых объектов возникают и используются новые исторически поздние формы обучения. Это, например, импринтинг – копирование поведения. Мы даже знаем, что не только дети похожи на своих родителей, но собаки и кошки после долгого общения похожи на своих людей-хозяев. Ритуальные танцы племени перед охотой – это тоже сочетание древних форм научения, перешедших в ритуал: «мы всегда так делали и охота была удачной».
Но речь как символическая система оказывается еще более сложным объектом для научения, чем копирование. И импринтинг совершенно не годен. Природа нашла новые принципы для речи. Они должны касаться усвоения новых символических форм общения. Мы знаем, что распространенным средством общения в развитом животном мире стали звуковые и телесные выражения эмоций. Звук – да! Но не просто звук, а множество символов предметного мира, мира и форм активности человека. Для них, как для усвоения диапазона простых звуковых эмоций бедного набора потребностных ситуаций появления и удовлетворения-подкрепления оказывается явно недостаточно.
И мы вместе с природой выходим на новое никогда до того не использовавшееся подкрепление и потребность. Не пища и не страх, а любовь, генетическая и культурная принадлежность к семье в виде физической ласки, речевых поощрений становится основным в объеме подкреплением в формировании речи[3].
И действительно. Развитие речи и символических форм общения должен воспринимать мозг. А он может работать в относительно спокойном и даже просто позитивном состоянии. Звуковые сигналы и смысловые сигналы (морфемы), деталированные фонемами, возможно, слишком тонкие рефлексы, чтобы формироваться столь топорными средствами, как голод или кулак.
Но, возможно, дело и в другом. В языке знаков и рефлексов слишком много, их много больше, чем форм поведения при выживании в природе у животных.
Потому речь как система множественных в своем классе условных рефлексов, как множество сотен и тысяч, десятков тысяч слов и выражений и множества соответственных моделей поведения, будет эффективно развиваться на подкреплениях и потребностях, если только подкрепления долго не будут покрывать дефицит потребностного состояния.
И, следовательно, потребность, на которой строится система речи, не должна быстро удовлетворяться и терять мотивирующую силу. Она должна иметь огромную, в идеале бесконечную мощь или пространство мотивации, быть устойчивым ресурсом мотивации и соответственно ресурса подкрепления (удовлетворения). Такая потребность должна одновременно не тормозить, а увеличивать позитивное состояние субъекта. Механизмы такой мощности, естественно, случайно, были природой обнаружены или созданы. Они получили обозначение, как это ни странно, «Любви и Принадлежности» (любви от родителей к детям и принадлежности, прежде всего, от детей к родителям).
И еще одно. Мы уже знаем о том, что интенсивное использование памяти требует мощного предожидания и положительного подкрепления, антиципации (метапотребности). Любовь и принадлежность оказывается средством инициации старания получить положительную оценку родителей. Их радость и похвалы и оказываются радостью ребенка, который с каждым разом произносит важное слово все лучше и лучше. Мы предполагаем, что в основе любви, как и метапотребности, лежат схожие или близкие механизмы выделения внутренних подкреплений в работе центральной нервной системы (ребенка). Аффилиация и положительная эмоция – из этого класса явлений.
От противного! Формирование языка без любви и принадлежности, без аффилиации (или с раздорами) происходит и должно идти значительно труднее. Оно ведет к задержке в развитии, поскольку при раздорах общение прекращается и поскольку страх в среднем, как и любые депривации, затрудняет свободную работу мозга, ассоциации и т.п.
Человеческое стадо и потом родовая семья были изначально единственной школой языка. И без формирования рода или материнской семьи с полным и мощным использованием генетического запаса материнской любви к потомству, вероятно, не мог бы постоянно воспитываться человек. От порядка и доброго отношения внутри стада и рода, потом племени, зависело развитие языка и эффективность накопления информации (в памяти, и в устной форме).
Многие учёные считают, что речь является ключом к разгадке большого скачка в развитии человечества. Очень возможно, что так оно и есть. Ключ-ответ лежит в исследовании и реконструкции появления и расширения речи и параллельно количества нейронов и роста объема мозга. То, что речь и словарный запас, возможности ассоциации возрастали во многие сотни и тысячи раз, должно было вести к росту локальных нейронов в сотни тысяч и вероятно в миллионы раз. Мозг же, его объем – в этом случае возрастал уже всего на проценты.
Мы представили читателю наше обоснование роли (потребности) любви и принадлежности при освоении подростом и даже при развитии языка (как роста предметной сферы и опыта в условиях реципрокации). Такое обоснование прямо выводит нас на понимание роли собирательства, матриархата, роста роли потребностей женщин, роста роли реципрокации и позитивного социального настроя в коллективе и в росте роли форм совершенствования и передачи языка, как и развития социализации в первобытном стаде. Ничего подобного не могла быть в стаде неандертальцев.
И еще один уточняющий вывод для реконструкции. Когда в развитии преантропа возникают условия формирования матриархата, реципрокации и родового строя? Они появляется тогда, когда:
1) плотность стад уже в пределах досягаемости – десятки километров;
2) уже есть проблема вырождения и сокращения численности в локальных стадах;
3) еще нет голода от недостатка мяса, но нет и избытка мясной пищи, а собирательство успешно дополняет и замещает отсутствия мяса;
4) когда коллективное хозяйство одновременно сбалансированно занимается собирательством и потому
5) в стадах данной местности есть разделение труда, и это означает, что стада этого типа избежали специализации в кормовой части (не масссивные австралопитеки и не поздние неандертальцы);
6) и потому роль женщин в силу значения сбора растительной пищи (более 50 % рациона) достаточно значима (приближение к матриархату); и
7) появляются позитивная атмосфера в воспитании подроста (любовь, принадлежность и спокойное общение, уважение к женщина, годная для мощного и безграничного подкрепления передачи и усвоения языка у подроста от старших);
8) появляется достаточная способность пожилых членов общества жить дольше, передавая опыт подросту, обобщая такой опыт в мифологии или занимаясь уже в свободное от основных дел время развитием орудий труда и технологий ремесел.
Таким образом, можно сделать предположение, что родовая организация возникает в стаде позже появления реципрокации и матриархата. Это обосновано тем, что только в этой системе могли быть полно учтены естественные, то есть врожденные потребности женщин в отношении к детям и после этого сформированы новые условные потребности других членов группы, семьи и рода к сестрам и старшим по материнской линии в любви и принадлежности.
Можно предполагать, что неандертальцы в принципе не могли выйти на матриархат (если только не взяли какие-то элементы родового строя уже от похищенных кроманьонских женщин в последний период параллельного сосуществования). Их женщины не могли иметь возможности выйти на господство собирательства в стае и тем получить важное социальное место.
Можно предполагать, что, как следствие, речь и освоение речи у неандертальцев по этой причине не могли выйти на уровень, освоенный кроманьонцами.
Мы закончили наш анализ появления общесемейной реципрокации и формирования родового строя. Тему можно развивать еще много раз, проверяя и анализируя эти посылки и возможно дополняя их новыми. Не исключено, что эта гипотеза уже существует и изложена, а мы не имели возможность вести тщательный обзор по теме. Тогда наш «второй велосипед» просто увеличивает надежность «первого построенного велосипеда» и движения по пути надежной научной реконструкции.
Наша задача здесь продемонстрировать, как работает система Маслоу-3 в одной выбранной нами области – антропогенеза. И мы постарались это сделать.
Алексеев В. П., Становление человечества М., Политиздат, 1984.
Алешина Т., Неандертальцы были лучше нас, статья на сайте
https://subscribe.ru/archive/science.news.nauka/200010/17095256.html
Боринская С. А., Хуснутдинова Э. К. Этногеномика: история с географией, Человек, 2002, № 1, c. 19-30.
Бунак В. В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция. М., 1980.
Бутовская Л. М. Эволюция человека и его социальной структуры // Природа. 1998. № 9.
Владимирова Э. Д. Антропологические концепции современной науки, Ч. 1: палеоантропология / Э.Д.Владимирова. – Самара: «Универс-групп», 2007. – 103 с.
Гормон счастья… и не только, статья на сайте zdorovieinfo.ru
Кочеткова В. И. Палеоневрология. М.: Изд-во Моск. ун-та. 1973.
Лазуков Г. И., Гвоздовер
М. Д. и др., «Природа и древний человек. Основные этапы развития природы
палеолитического человека и его культуры на территории СССР в плейстоцене. М.,
«Мысль», 1981.
Леви-Стросс К. Структурная антропология / Пер. с фр. В.В. Иванова. — М., 2001. — 512 с.
Маслоу А., 1970, Мотивация и личность.– СПб.: Евразия, 2001. – 478 с.
Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия. Статья «Неандертальцы», статья на сайте.
Никитина Л. И., Концепция современного
естествознания, Часть 2, Хабаровск, Центр дистанционного образования, «Дальневосточный государственный
университет путей сообщения», 2010, раздел 6.4.1.
статья на сайте
Николов Т., Долгий путь жизни, М., Мир, 1986.
Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии. – М. Мысль, 1974.
Райх В. Сексуальная революция. СПб. М., 1997.
Рогинский Я. Я., Левин М.Г. Антропология. М.: Высшая школа, 1978.
Семенов Ю. И. Происхождение брака и семьи. М., 1974.
Семенов Ю. И. На заре человеческой истории. М., 1989.
Тюгашев Е. А., Попкова Т.В. Семьеведение: Учебное пособие. – Новосибирск: СибУПК, 2003 – 299 с.
Файнберг Л. А. У истоков социогенеза: От стада обезьян к общине древних людей. М., 1980.
Харрисон Дж., Уайнер Дж., Тернер Дж. Биология человека. М.: Мир, 1975.
Хрисанфова Е. Н., Перевозчиков И. В., Антропология. 2-е изд. М.: Изд-во МГУ, 2005. – 400 с.
Четвертаков С. А., Реконструкция теории Маслоу, СПб, Алетейа, 2011. – 576 с.
Яблоков А.В., Юсуфов А.Г. Эволюционное учение. М.: Высшая школа, 1986.
Boas F. 1924,
Evolution or diffusion? — AmAnth.
Vol. 26, 1924.
Boas F. 1940,
The limitations of the comparative method of
anthropology [1891]. — Race, language and culture. N.
Y., 1940.
Ben Harder for National Geographic News, 2002, Did Humans and Neandertals Battle for Control of the Middle East? на сайте
Использовалиись данные сайта «Знание и мнение»
Использовалиись данные сайта «Человек и общество»
Мы
связываем исчезновение эструса у женщин, как и утрату чувствительности обоняния
мужчин вообще, а не только к специфическому возбуждающему запаху как некое
важное генетическое упрощение в природе. Такое изменение, а темп генетических
изменений человека резко возрос в локальных группах, как это не кажется
странным именно в связи с образованием устойчивых стайных, малых групп. В нашем
представлении малая группа испытывает на себе полные и трагические потрясения
измененных условий. И потому очень высока скорость отбора генетических
изменений.
Здесь
мы напрямую строим логику от потребности в природе.
Вопрос
– почему разнесенная в джунглях Африки популяция предчеловека
не образовывала жестких локальных популяций? Ответ – Потому, что в джунглях
опасность относительно мала, а при спуске с высоты для предчеловека
возникли новые опасности, потребовавшие вождения и совместной обороны.
Вопрос
- Зачем природе и биологической особи произвольного вида (и предчеловеку
в джунглях и на высоте) нужен эструс или любой признак готовности к продлению
рода?
Ответ
– признак необходим, чтобы в пределах зоны пребывания популяции найти готовый
для коитуса объект и оплодотворить его. Эструс носит сигнальный характер,
важный для поиска в природной исходной среде обитания. В густых ветвях джунглей
низка видимость на десятки метров, а стаи как таковые отсутствуют. Готовая к
случке самка должна была оставлять мощный запах, чтобы самец мог найти ее в
густой зелени при отсутствии видимости. Брачных сигналов самки приматов не
подают – возможно, это было бы «наводкой» на них кошачьих, которые водятся в
лесах и могут передвигаться по толстым и средним веткам. Брачные песни у птиц
более безопасны – птицы могут улететь. Итак запах –
маркер. Для этого же необходимо и хорошее обоняние у мужчины.
Вопрос
- А если мужчина и женщина, как правило, живут рядом и, как предполагается, в
любой момент могут найти друг друга, нужен ли этот признак?
Ответ
– Нет, Не нужен!
Вопрос
– Ненужное может и остаться! Нет ли в новых условиях
пребывания семейной группы чего-либо вредного, что дает эструс и резкий запах?
Ответ
– Есть! Резкий запах может наводить крупных хищников или стаи шакалов на следы
одиночно или в группе идущих в саванне или в перелеске по грунту между
одиночными деревьями женщин, готовых
к оплодотворению. Если такой запах
приемлем на ветках деревьев, где нет угрозы движения «по следу» запаха, то на
земле и в среде саванны с травой до метра запах даже одной женщины в стаде
всегда наведет хищника (семейства кошачьих, медведя и т. п.) на все стадо или
на целую группу женщин, если они собирают лесные «дары» вместе.
Ну
а дальше все понятно. Женщины с меньшим запахом остаются живы или чаще остаются
живы, когда идут собирать растительность и плоды, а женщины с сильным запахом –
просто не жильцы. Более того, женщины с эструсом становились провокаторами
нападений на стадо, выживать могли только стада, которые отгоняли пахнущих
женщин от себя. Каков механизм отбора, кроме просто гибели стада, части стада
или конкретно женщин с наиболее сильным эструсом – пока не ясно.
В отсутствии потребности искать по запаху женщину, готовую к оплодотворению, мужчины теряют свою чувствительность к запахам. Однако у женщин сохраняется часть обоняния, возможно, на некотором уровне ниже, но все же много более высоком уровне, чем у мужчин. Почему? Потому, что женщина продолжает заниматься собирательством и кормлением ребенка и остальных растительной пищей. Запах трав, грибов, леса, качества пищи – все это остается ее функцией в процессе становления половозрастного разделения труда.
Английские исследователи Дж. Харрисон, Дж. Уайнер и Дж. Тернер приводят четыре модели первобытных сообществ, которые могли существовать ввиду наличия примерно таких у современных обезьян. Суть четвертой модели состоит в следующем:
С
филогенетической и экономической точек зрения предпочтительнее выделить
специфическую особенность организации сообщества, а именно «тенденцию к
образованию квазизамкнутых групп, основанных на взаимном антагонизме взрослых
самцов и в то же время полной свободе передвижения из группы в группу взрослых
самок, способных в данный момент принимать самцов». Такая модель
«устанавливает столь желаемое соответствие между данными, полученными
при изучении современных видов приматов, и характерным признаком древних
человеческих сообществ, отмеченным рядом антропологов (например, К.Леви-Строссом) – обменом
женщинами между группами. Возможно, что древний человек не изобрел такой
обмен, а лишь продолжил уже существующую практику, превратив обмен в систему и
подчинив её определённым правилам, подобным различным запретам кровосмешения и
узаконенным системам родства» [Харрисон, Дж., Уайнер Дж., Тернер Дж., с. 122 – 125].
Однако антагонизм самцов из-за самок при отсутствии контроля над самками со стороны любого из самцов кажется чем-то вроде «тощего масла». Стоит еще раз напомнить, что к моменту «очеловечивания» эструса у самок уже не было, что и означает постоянное присутствие одного и того же состава в стаде. Но общая идея «перехода» интуитивно верна. Мы сами и позже автора пришли к этому явлению и в более содержательной форме и из других потребностных соображений.
Дело в том, что Леви-Стросс не учитывал специфики жизни стад преантропов.
«Предлюди
перешли к жизни в саванне и саванном редколесье, где наиболее распространенным
типом организации стало общее стадо. Чем более открыта местность, тем выше
потребность в защите самок и детенышей от хищников, которыми изобилует саванна.
Поэтому все животные, образующие стадо, держатся вместе. Крайне редки переходы
из стада в стадо. Общее стадо является прочным, постоянным, почти полностью
замкнутым объединением с достаточно жесткой иерархией. Взрослые самцы
доминировали над самками и подростками, взрослые самки над подростками».
Естественно, о простом переходе женщин между стадами не
могло быть и речи.
[1] Это еще один пример, в котором новая потребность возникает как развитие предшествующей потребности (безопасности II). В данном случае происходит переход от индивидуальных ресурсов существования к ресурсу, в минимальной степени социальному, и еще с прямой генетической поддержкой (удовлетворением) физиологической (сексуальной) потребности любви.
[2] Митохондриальные ДНК (мтДНК) - это ДНК, локализованные (в отличие от ядерной ДНК) в митохондриях, органоидах или подструктурах клеток, которые обеспечивают клеточное дыхание.
[3] В этой связи варварским поведением оказывались драки мужчин-самцов в семье неандертальцев в междоусобице за статус и самку. То же в семье, где пьют, насилуют и бьют друг друга и детей взрослые родители. Выживаемость детей среди драк и других мрачных реалий плохих семей очень низка.