Любовь и принадлежность Love and belongingness

Это Главы из второго издания "Реконструкция теории Маслоу". Возможно, этот материал будет существенно сокращен.

К чтению страницы. На странице дано оглавление, в соответствие с которым можно быстро перейти к нужному разделу, кликнув мышкой на строку (т.е. навести курсор мышки на строку и кликнуть левую кнопку мыши). Возврат к оглавлению будет произведен выбором (кликнув мышкой) знака "Стрелка влево" вверху Интернет-страницы. В тексте имеются концевые сноски или примечания, обозначенные подчеркнутыми цифрами. Просмотреть их из текста можно, кликнув Номер ссылки мышкой. Возврат к основному тексту ведется аналогично нажатием в броузере знака "Стрелка" (влево), что означает возврат к предыдущей странице.

Оглавление

7.1. Любовь и принадлежность как целое

Потребности любви и принадлежности рассматриваются нами недавно. В первой редакции книги о них сказано мало, а о месте в иерархии – почти ничего [Четвертаков С. А., 2011а, с. 361-364]. Основанием было то, что эти потребности не связаны с взрослой трудовой активностью человека. Любовь и принадлежность, как казалось, лишь закладывает основу жизнедеятельности нового поколения. Вторая проблема – сложность темы, ее многозначность.

Со времени сдачи первого издания в печать (2009) оказалось достаточно времени для исправления упущенного. Наше представление о малой роли воспроизводства человека в обществе было ошибочным.

7.1.1. Назначение и общие характеристики

Потребности любви и принадлежности – это биологическая и социальная (а у животных этологическая) группа функций. Одновременно это есть последовательный в онтогенезе процесс, который приводит к важнейшему социальному и внутривидовому результату – к воспроизводству людей.

Воспроизводство населения, чему предназначена не потребность секса, а именно любовь¹, содержит, прежде всего, аспект передачи культуры и, второе, демографический аспект. Любовь и принадлежность есть способ сохранения человечества как вида в его биологическом и культурном аспекте. Это не тезис, а вывод и он ниже будет очень обстоятельно обосновываться.

Любовь в широком смысле включает: 1) подготовительные операции поиска партнеров и их сближения; 2) секс, 3) вынашивание плода и рождение, 4) выкармливание и физический уход за ребенком; 5) высокое реципрокное отношение родителей друг к другу в момент ухода за подростом, см. 7.2.

Принадлежность является второй эмоционально и культурной стороной любви и ее продолжением в семье. Это отдельная потребность, что будет показано особо в 7.3. Принадлежность всегда необходимая часть становления человека, и ее следует понимать как воспроизводство культуры. Принадлежность как потребность и процесс ее удовлетворения выводит нас на формирование языка у человека и на развитие психики вплоть до появления мышления и сознания, которое отсутствует у животных. И ныне есть основания для новых дополнений и уточнений к этим достаточно общим темам. Значение принадлежности и основы ее формирования рассматриваются тоже в этой главе.

Любовь и принадлежность – это первые социальные потребности в иерархии. После уже рассмотренных трех пройденных в иерархии потребностей появляются социальные функции. Это такие процессы адаптации к среде, где средой и условием удовлетворения оказываются другие люди и у которых удовлетворение потребности (адаптация) каждого человека-участника не может случиться без взаимного приспособления друг к другу.

Любовь и принадлежность оказывается функцией или адаптацией внутри группы субъектов одного вида (человека).

И действительно, вспомним, физическая боль, как и страх боли – дело личное, голод и жажда – тоже. Личным является и страх-беспокойство по поводу запасов – у последних беспокойств есть даже литературный герой как символ индивидуального труда. Он любим экономистами, – Робинзон Крузо.

Но чтобы любить как человек, а не ребенок, следует найти себе пару противоположного пола помимо родителей или опекунов. И это новое и уже социальное условие удовлетворение потребности. И это же начало первых социальных структур.

Воспроизводство вида оказывается потребностью одного и каждого человека. Ее невозможно удовлетворить в одиночку, а только совместным действием. Сначала это удовлетворение потребностей двух или более индивидов разного пола (родителей) и обязательно совместно. И позже это взаимное удовлетворение потребностей родителей и ребенка в семье. Только во взаимном удовлетворении родителей рождается новый человек. И только во взаимном удовлетворении родителей и ребенка он, ребенок, воспитывается. Таким образом, удовлетворение (адаптация) каждого в минимальной социальной группе невозможно без приспособительного взаимодействия и удовлетворения другого индивида – каждого из трех (о биологическом варианте поговорим позже). Потому потребности любви и принадлежности являются филогенетически первыми социальными потребностями.

Первые социальные структуры. Вместе с ними появляются и новые объекты познания – первые социальные структуры. Это род или родовая семья, а позже – парная семья. Это первые истинно социальные структуры в истории (филогенезе) человека – они же первые и в развитии личности (онтогенезе). Их (рода, семьи и почитания ослабевших старших – выделения им достаточного ресурса) нет в животном мире.

7.1.2. Место в иерархии потребностей у животных

А теперь рассмотрим место потребностей любви и принадлежности в иерархии Маслоу. Почему обе эти потребности размещаются за ресурсным индивидуальным обеспечением человека.

Начнем отсчет от биологического мира. Обратимся к потребностям воспроизводства у высших животных. Прежде всего, сразу отметим, что о любви в человеческом смысле у животных нет и речи². Природа спроектировала ряд функций - физиологическая сложная (составная) функция деторождения (и часто домостроения) и воспитания подроста в природе проводится через психику у животных в виде феномена потребности поиска партнера и собственно секса. Секс является частью функции деторождения. Но функция деторождения, как и другие функции (например, пищеварения и метаболизма в целом) в большинстве случаев не входят в класс потребностей. Вторая функция воспитания – ее следует рассматривать отдельно – включает уход родителей за подростом и обучение. Кормление и воспитание инстинктивно и врожденно. Именовать комплекс таких функций у животных потребностями любви и принадлежности есть некоторая натяжка, однако именовать материнский инстинкт ухода за малышом, имеющий смысл врожденной (уточним позже по ходу) потребности, «любовью» – это почти натяжка подобно фразе животное думает. Как предложение это комплекс, у животных можно именовать потребностями секса и принадлежности (ПСП).

Предусловия биологического мира. Какие действия или условия предшествуют созданию семьи и/или просто рождению детенышей в биологическом мире?

Перечисленные условия предполагают возможность трех вариантов.

Вариант 1: Изобилие и низкая заселенность (отсутствие ограничений для размножения), но это довольно редкое состояние.

Вариант 2. Обыкновенно самец обладает некоторой территорией (ресурса для добычи корма). Такая территория (и само её признание конкурентами своего, не говоря уже о достаточной безопасности от угроз виду в целом) гарантирует на длительный период ресурсы кормления и безопасности ведения семьи. Кроме того, самец должен или уже сформированная пара должна выполнить ряд процессов подготовки территории или передвижений вместе со стадом, стаей к ней. В процессы включаются врожденные и частично выученные процессы создания гнездовий, берлог, заготовки кормов. Все это и означает освоение территории как «своей».

Вариант 3. Перенаселенность как недостаток территорий и ресурсов. Тогда в природе действует закон Мальтуса и борьба за территорию (и часто за самок) обостряется. Но это ограничение сверху, а не норма процесса размножения.

4. Самец и самка (обычно самец) должны обнаружить друг друга в природной среде.

5. Конфликт за самку в природе предполагает стихийный отбор самых сильных самцов как претендентов на спаривание и доступ к лучшим самкам. И это только возможность доступа, неограниченного претензией других самцов.

6. Эволюция так же включает интуитивную оценку самкой самца как ресурса, по здоровью, силе качества для продолжения вида. Реальный доступ к самке с ее интуитивного согласия. Это можно именовать индивидуальным предпочтением партнеров с обеих сторон.

Мы перечислили условия. Обобщим сказанное с позиций потребностей по Маслоу.

Первое условие означает удовлетворение потребности безопасности I в целом. Оно же покрывает здоровье, безопасность или умеренную опасность от воздействия природных стихий и в межвидовой борьбе. Ситуация предполагает физическую и потому, и половую зрелость и самца, и самки в условиях межвидовой безопасности текущей среды.

Второе условие демонстрирует уверенный достаток текущих ресурсов для осуществления метаболизма, то есть удовлетворение физиологических потребностей как предусловие начала брачных игр на момент образования семьи.

Третье отражает гарантию длительного обеспечения физиологических потребностей дородовый период, на выращивания подроста, то есть это синоним удовлетворения потребности безопасности II, но не только для себя лично, но и для брачной пары вместе и для подроста.

Четвертое означает достаточную плотность популяции самцов и самок в пространстве, то есть их доступность. Доступность самок ограничивается количеством претендующих на них самцов, а нередко и опасностью внешнего мира, который угрожает самкам, в связи с чем возникает необходимость их охранять, беречь, образовывать локальные группы и природные гаремы, где самцы защищают от опасностей и ведут самок и весь подрост к водопою и к пище. Плотность расселения есть социальный результат или функция удовлетворения безопасности II - но не сама потребность.

Пятое есть отражение потребности уважения (безопасности III) или ранга самца, см. Главу 8. Ранг самца должен быть приемлемо высок (на внутривидовом конкуресе природы) для доступа к избранной (ым) самке (ам) для начала воспроизводства. Формирование ранга включает и подтверждает первое, второе, третье и четвертое, как сумму во внутривидовой борьбе. Результат ранжирования означает право доступа к самке, предоставленное данному самцу со стороны конкурентов. При этом самка природой (то есть статистически) расположена в целом инстинктивно уступать доминантному самцу. И это, казалось бы, означает ее выбор и согласие.

Известный и талантливый философ XX-го века Эрих Фромм в своей книге «Искусство любви» рассматривает (квалифицирует) подчиненность в сексуальном контакте и сотрудничестве как симбиотическую связь. Она обычно пассивна (типа мазохизма) со стороны самок и активна (типа садизма) со стороны самцов. И различие доказано многократно экспериментами с животными, и частично отражена у человека. То есть в природе и инстинктах («от Бога») существует особенность доминирования. Она построена на отсутствии психического равенства [Фромм Э., с. 34-36].

Мы покажем далее, что этот взгляд Эриха Фромма верен лишь для случая ранних форм психики высших животных и верен лишь со стороны логики эволюции (совершенствования) генетических форм размножения.

Уже в высших формах биологической жизни психические процессы предполагают большую роль самок, которые могут отказывать (или не рожать) в зависимости от дефектов в поведении самцов. А уж в социальной активности тезис о превосходстве абсолютно не верен и ведет к деградации – принудительному возвращению человека (как вида) к своей биологической сущности. И это отражается в следующем тезисе.

Если предполагать, что даже у животных феномен маскулинной доминации выполняется не всегда и чем выше по древу эволюции, тем реже, то тем самым пятое условие не полно. Тогда вместо пятого условия или же в дополнение к пятому условию, КОГДА ОНО НЕ ВЫПОЛНЯЕТСЯ, следует присоединять шестое условие:

Шестое условие – это указание на факт, что в развитом животном мире реализуется индивидуальная совместимость. Основания носят врожденный или даже выученный характер у особей, они могут препятствовать конкретным ситуациям воспроизводства. При условии активности самцов самка может отказаться от спаривания. На бытовом уровне (в присутствии человека) оно явно известно. Так все наблюдают отказ от коитуса у кошек, которые загоняют котов на шкаф, многие видели и котов, которые шипят на кошек, пребывающих в фазе течки. Но ситуация животных не изучена пока достаточно .

7.1.3. Место в иерархии потребностей у человека. Различие

Результаты мы прилагаем к оценкам предусловий любви в социальном мире.

Первые три условия – ПБ1, ФП и ПБ2 – примерно те же.

С четвертым и пятым условиями мы разобрались выше.

Шестое условие индивидуального выбора кажется совершенно не похожим на такое явление, как «доступ к самке».

Да, традиционной остается пассивная роль женщины в инициации интимных отношений. И Пушкин был большим новатором, описав Татьяну.

Но исторический путь от прямого принуждения к добровольному согласию сложен и велик. Индивидуальный выбор ограничивается не только со стороны физической силы мужчины, его ресурсов (богатства) и личных предпочтений женщины.

Возникают и новые чисто социальные ограничители и условия. Их зачатки (обеспечение текущей безопасности семьи) мы видим в гаремных системах приматов. У человека появляется родовая защита слабого пола, которой не было в биологическом мире, и «индивидуальные средства защиты», включая фату, паранджу, хеджаб и множество других правил в религиях, начиная с иудейства (черная одежда до пят, руки скрыты до ладоней) и христианства, дабы «не подвергались оскорблению». Так русская женская верхняя одежда «не подпоясывалась и застегивалась сверху донизу», а при Иване Грозном носить только одно верхнее считалось бесчестьем, три – нормой. Покрытая голова (скрытые волосы) в иудаизме, в христианстве в прошлом или в храме ныне, как и в исламе – норма.

И факт подчинения женщине мужчине до сих пор не вполне решенная проблема в мире, что и указывает на нашу историческую связь с миром животных вообще и (чрезмерно высокую роль инстинктов, в частности). И человечеству, желает оно того или нет, требуется явно определить свое общее отношение к форме равенства и неравенства гендерных (половых) отношений. И мы будем об этом подробно говорить ниже, 7.2.3.

На данные момент обсуждения мы пока явно выразили только одно положение, совпадающее с теорией Маслоу. А именно, наличие ресурсов до середины XX-го века было важным основанием для начала сексуальных отношений и как основание для долгой и счастливой любви.

Все, что сказано выше, вполне признается в этологии. Сначала ресурсы – потом любовь вполне в логике рабочего сцены в романе Ильфа и Петрова «Двенадцати стульев»: «Вечером – деньги, утром – стулья!». Только состав ресурсов для оснований семьи и любви очень различается. И потому полный ответ требует анализа и его выводов по поводу потребностей общения и уважения.

А именно, если потребность уважения должна быть удовлетворена прежде удовлетворения потребности любви, то она должна предшествовать и в порядке иерархии потребностей Маслоу. Опережая скепсис и будущий более подробный анализ, мы можем сказать следующее.

Уважение и ранг в природном мире определен освоенными особями естественными природными ресурсами, которые распределены между особями по механизмам внутривидовой конкуренции. В этой среде самки есть тоже часть среды. И потому ранг и потребность в уважении (безопасности III) у животных предшествуют в целом реализации потребности размножения.

Уважение и ранг в социальном мире определяется в большей степени рукотворными и, еще более, созданными творческой силой ума и в индивидуальном труде ресурсами. Но для потребности размножения (любви и принадлежности) у человека ранг формируется только на индивидуальных начальных ресурсах, достаточных для воспроизводства, но не полно характеризует конечный ранг и статус человека в его труде. И в этом смысле у человека потребность уважения выше потребности любви и принадлежности.

7.1.4. Аргумент порядка – одиночество как готовность любви

Одиночество как фактор экономической готовности. Есть еще одно наблюдение, которое является косвенным признанием места потребности любви и ринадлежности в череде потребностей. Таково представление потребности любви как проявления одиночества.

Эрих Фромм дает нам еще один очень важный аргумент по поводу места любви в линейке потребностей. Он постулирует любовь как самый естественный и прямой уход человека от одиночества. Автор перебирает доступные средства, включая оргии (древние межродовые и религиозные), алкоголь и наркотики, собственно секс как экзальтацию, принадлежность к великому государству и даже к демократии, где обнаруживает вместо видимого индивидуализма и огромный потенциал приспособления к жизни по стандарту. Далее речь идет о монотонности труда, о стандартизации мира развлечений. «Как существо, втиснутое в это прокрустово ложе, может не забыть, что оно Человек, уникальная личность, которой дан единственный шанс прожить по-своему жизнь, испытав все ее надежды и разочарования, печали и страсти, счастье любить и ужас перед уничтожением и одиночеством?» [Фромм Э., с. 23-33].

А теперь давайте представим, когда человек, втиснутый в «прокрустово ложе жизни» способен вспомнить о том, что он уникальная личность и задуматься о жизни (и смерти) в целом?

Он начнет об этом думать, когда не испытывает боли и страха боли, когда он сыт сегодня и знает, что будет лично сыт завтра и не умрет через полгода от голода, когда кончатся запасы последнего урожая или деньги на счете при отсутствии возможности их заработать. Или, скажем обобщенно: человек, готовый спокойно думать о своем будущем, готов это делать только тогда, когда его жизнь стала (в его психическом представлении, конечно) стандартной жизнью, где удовлетворены и физиологические потребности, и потребности в безопасности (в отдельной жизни, как у Робинзона Крузо). Это и есть способ создания камеры психического одиночества и ключа, запирающего ее. Ведь чувство одиночества вызревает вместе со спокойствием и рутиной жизни, отсутствием тягот борьбы за жизнь.

И, наоборот, от противного. Все философствования и науки и даже поиски «смысла жизни» не понятны простому человеку – он просто борется за жизнь! И обращая народную поговорку, можно вспомнить, что «Голодный сытого не разумеет» (не понимает – укр.).

Итак, одиночество – это фаза психического развития личности и одновременно фаза экономическая – ухода из семьи по рождению, устройства своего холостяцкого быта, налаживания жизни и появление скуки и одиночества … потребности общения или более близких отношений, чем общение. Это и есть условие психологической готовности для создания семьи. И если носитель одиночества находится в фертильном возрасте и с гормонами все в порядке, то поиск пары становится обоснованным сначала экономически. А потом после разрешения более мощных «экономических» потребностей в дело вступают гормоны. Экономическая готовность есть вполне реальное условие запуска готовности гормональной и психологической. Как говорилось ранее, «материя определяет сознание». Это и есть основания места потребности любви в иерархии потребностей. Стоит учесть, что слишком ранняя сексуальность молодежи нашего времени в прошлом ограничивались слабым интеллектуальным развитием, просто голодом и необходимостью труда с 11-12 лет, а в «высшем» обществе напряженной военной и школьной тренировкой и учебой. Тогда и жили мало, и умирали много. Потому работать приходилось начинать рано. Не до жиру!

Когда мы выйдем к Главе 8, мы оценим этот фрагмент совсем с другой стороны. Ведь одиночество (его ощущение) есть не что иное, как потребность общения. Пропущенная потребность любви и принадлежности не уничтожает человека, не лишает его жизни. Она мешает ему дальше жить и развиваться. Пропущенное в любви и является тем одиночеством, которое в максимальной степени может быть закрыто любовью. И действительно, ниже в анализе мы выясним и поймем, что семья оказывается огромной сферой личного общения и ощущений уважения (в случае взаимного уважения в семье). Счастливый брак есть на треть или наполовину, а для многих и на сто процентов – средством достижения следующих двух (общения и уважения) потребностей Маслоу, см. Глава 8.

7.1.5. Еще аргумент – одиночество как неготовность любви

Но нам возразят, а как же нынче с гормонами у молодежи? Откуда их столько? И мы сразу же находим в одиночестве дополнительное подтверждение верности теории Маслоу.

Одиночество как фактор иждивенчества. Есть основание рассмотреть чувства одиночества и скуки у молодежи, сидящей на шее у семьи или общества. Достаточная экономика глупых родителей порождает глупых детей, которые в полном здравии и брошены в одиночестве между школой и семейным вечером.

Дети имеют гормоны, но часто не загружены учебой и семейным трудом. Зато их потребности безопасности, как и все физиологические вполне удовлетворяются. Можно сказать, что невнимание родителей к занятости детей при полном решении базовых проблем «загружает» детей... бездельем. Одиночество возникает так же, но совершенно на ином «родительском» основании. У юношества в современном мире в отличие от жесткого и фиксированного традицией старого мира есть особая среда удовлетворения и новизны. Именно в этот момент начинают запускаться гормоны. И мы выходим так же на потребность любви и принадлежности, как и в предшествующем случае, 7.1.4.

Когда же включаются гормоны? Гормоны включаются на полную мощь тогда, когда ребенку не сказали, что он обязан учиться, трудиться и готовиться к испытаниям жизни. В такой момент полного спокойствия, и молодежной невозмутимости, которую следует идентифицировать как сохраненную девственную тупость, гормоны и становятся механизмом, ведущим поведение.

Недавно, показано одиночество черного подростка в Гане в пригороде столицы – территории свалки компьютерных отходов. Оставшийся сиротой (отец исчез, мать погибла) парень живет в трущобе один – собирает и сортирует после учебы мусор на свалке. И он – лучший (сообщение учителя) ученик в классе, мечтает получить техническое образование. Вот это одиночество (ему не хватает матери) верно отражает одиночество взрослого молодого человека (а это только подросток). Ему еще не до любви или секса! И он «скучает по маме».

У бездельного молодого человека гормоны уже есть, но они уже (или еще) не ограничены сознанием. Подростка не сумели заинтересовать добрым и интересным Миром на уровне сознания и мышления. Или его не напугали будущими проблемами, что вообще-то плохой путь воспитания. Когда достаток и комфорт не совмещены с активностью, с требованиями к учебе, к усилиям, тогда человек начинает ощущать одиночество. Это особое одиночество. Его особенность в господстве животного психического. Это не одиночество сознания и мышления.

Такой подросток любого пола, воспитанный исключительно на телевидении (фильмы, сериалы) и в Интернете (сплетни), найдет интересным то, что воздействует на нижнюю психику, психику досознательного. Почему? Потому что сознательного очень мало, и в силу импринтинга от телевидения (среды ГОТОВОГО). Это может быть животный страх, вкусная пища или секс, вандализм разрушений (что идет ныне по неверной статье «хулиганство», а в реальности тема для психиатрии) или издевательств над животными или самыми слабыми сверстниками (садизм).

7.1.6. Социальный аргумент – опыт катастроф и бытовые традиции

А теперь обратимся к макросоциальным явлениям, доказывающим верность иерархии в среднем, конечно, с учетом возможных исключений и отклонений от нее, допустимых в рамках выживания вида.

В периоды больших социальных потрясений, когда указанные первые три потребности в массе не удовлетворены: угрозы физические, недостаток продовольствия и запасов, жилья – рождаемость объективно падает.

Биологически это основано на отсутствии или сокращении количества мужчин и в реакциях женщин. Если отвлечься от войн, то есть общая причина. В условиях стресса людям (как и животным, что показано в экспериментах) не «хочется» размножаться [Погорилый А.]. Но это и иерархия Маслоу. Кроме того, и фертильность женщин в такие периоды стрессов значимо падает. В дополнение возрастает число выкидышей, больных или слабых новорожденных. У рожениц пропадает от тревог молоко, дети страдают от кормления молоком матери, которая тревожится. Далее возрастает детская смертность и т. п. Падение рождаемости в кризисы (например, в 90-е годы в России) говорит о большой роли планового фактора в современной семье. Человек вынужден считаться с объемом усилий по преодолению бытовых невзгод класса ПБ2.

Для нормальных условий жизни это также объяснимо. Мужчина, который не имеет дома, не может содержать семью – не воспринимается молодой женщиной как надежный партнер, когда предполагается рождение детей. И это достаточно объективно. И это же определенно указывает, что секс является необходимым, но в среднем для вида недостаточным условием для продолжения вида и человека в том числе.

7.2. Поиск понятия «Любовь»

Каждый из взрослых людей, я не касаюсь молодежи – вопрос особый, испытывал чувство любви, хотя бы в юности. Есть ли она и может ли она быть понятием, определенным не в литературе и философии, а в науке?

7.2.1. Сложность явления и распределение материала

Любовь есть одно из состояний (и ощущений) гармонии человека. Но путь к подлинной гармонии человека в его истории выстлан шипами, а не розами. Мы не строили задачи своей работы – исследовать Любовь как целое и так широко, но вышли на поле исследований непроизвольно – таковы средства нашего предмета и их возможности. И в этой Главе дается лишь часть результатов – потому не будем спешить.

Задача на данный момент в части потребности любви – оценить феномен, подлинное значение фактического положения вещей с ним в современном обществе и его опасные следствия³. И мы переходим к самой динамике.

Полное определение любви требует большой работы. Тема, действительно, сложна. Выбранный принцип анализа явлений в развитии не позволяет рассматривать даже только проблему любви на данном этапе изложения целиком и сразу. Полный ответ на этот вопрос будет представлен после рассмотрения всей линейки потребностей, [в Главе 9]. Там мы будем констатировать и самые страшные варианты проявления и символического замещения любви на путях психического развития, проложенных по виадукам высокого благосостояния или временного ресурсного Рая. Эти пути ведут к тупикам и даже в пропасть.

Понятие любви, как и всякое деление и классификация половых отношений (от Древней Греции), следует рассматривать как признак материально состоятельного общества – общества (или его части), не заморенного голодом, – и это тоже признак расположения этого феномена на лестнице состояний человека, которые мы именуем потребностями.

Но явление многолико. Слишком по-разному человек понимал его в разные времена. Слишком долго человек (мужчина) не признавал женщину равным партнером в жизни и тем более в сексе. Много позже человек стал обращать внимание на чисто эмоциональную сторону любви в отрешенности ее от земных проблем и в ущерб вопросам воспитания рожденного ребенка. Можно даже считать, что феномен любви развивался вместе с развитием человека. Мы списываем это на следующую причину: любовь изначально стала проявляться в высших классах, в месте, где для нее – любви – появились объективно возможные условия. Сейчас эти условия распространились достаточно широко. И в свете современной свободы отношений по части секса тема любви стала подвергаться естественным испытаниям «на прочность».

И скажем прямо – предшествующие взгляды на любовь, в основном романтического и мечтательно-морализующего плана не вполне устойчиво держат оборону против нападений потребительского прагматизма, построенного в парадигме второй половины XX-го века – извлечения удовольствий из любых физических проявлений человека.

Что такое любовь – помимо эмоциональных, философских, физиологических и нейрофизиологических представлений? Является ли любовь генетической у человека в отличие от животных или выученной и культурно приобретенной особенностью сексуальных и семейных отношений? Понятие сложно по вертикали знаний, включая нейрофизиологию, психологию и социологию. Оно сложно и по временной горизонтали – процессам нейрофизиологии в динамике феномена, процессу психических изменений у личности и в истории гендерных отношений, в динамике семьи и социальных отношений, в истории человека и человечества…

Но тема так сложна, что ее план изложения в книге и в этой Главе стал истинным испытанием для автора. И этот план дается в текущем варианте ниже.

1 – секс как особая физиологическую потребность безотносительно к личностным отношениям партнеров, см. 7.2,9.;

2 – врожденные и нейрофизиологические механизмы выбора партнера и данные нейрофизиологии о поддержании потомства, см. 7.2.2;

3 – парная семья у человека, отличия социальных отношений в ней от этологии парной семьи у животных, см. 7.2.3.1-2; 7.2.4.;

4 – постановка задачи и попытка ее решения - динамика половых и семейных отношений в антропогенезе, см. 7.2.3.

5 – природа этологических и гендерных отношений в ходе антропогенеза, формирование родовых отношений взамен этологических механизмов внутристадного регулирования в животном мире, см. 7.2.3;.

6 – динамика семьи в филогенезе, в период исторического развития общества, см. 7.2.3.13;

7 – определение простой любви как чувства ощущаемой и осознаваемой любви и как договор любви и сотрудничества равных партнеров, см. 7.2.4.;

8 – дефицит любви как патология, см. 7.2.4.4. и 7.2.6.1.;

9 – генетическое и культурное любви младенца к матери и матери к младенцу, см. 7.2.5;

10 – генетическое и культурное любви отца к ребенку, см. 7.2.5;

11 – пределы любви и вред избытка любви родителей к ребенку, см. 7.2.6;

12 – сексуальная свобода и ее границы, см. 7.2.9;

13 – настоящее и будущее парной семьи и ее трудности, см. 7.2.7-9;

14 – потребность принадлежности – определение и особенности, см. 7.3.1-2;

15 – отличия языка животных и человека, см. 7.3.3.

16 – отличия овладения языком человека и роль любви в освоении языка у человека, см. 7.3.4.

17 – принадлежность вне семьи между этносами и культурами, см. 7.3.5-7;

18 – восхождение от секса к базовым метапотребностям, надстроенным на сексе, см. в Главе 9;

19 – восхождение от простой любви к высокой любви, см. 7.2.4.1., на уровне чистых метапотребностей см. в Главе 9.

7.2.2. Сексуальное влечение и его место в воспроизводстве

Логично рассмотреть соединение эволюционных основ в человеке в этом вопросе в его соотношении с культурным и приобретенным. Указывая на результаты эволюции, нам не следует требовать сохранения эволюционных решений и результатов в неизменном виде. Разумно учитывать законы природы и применять их «по возможности», но осторожно, исходя из принципа «не навреди» себе, другому и обществу, как и роду человеческому в целом. И, к сожалению, Homo Sapiens еще не знает себя достаточно, чтобы не делать ошибок в своем бурном развитии. И потому он их нередко делает!

Гетеросексуальное влечение, то есть влечение к противоположному полу, начинается в период полового созревания. И его часто относят к классу физиологических потребностей. Но это не верно.

В таком влечении имеется существенное отличие от потребностей класса метаболизма. Потребность в сексе физиологически (гормонально и т.п.) накапливается так же, как и случае метаболизма. Но воздержание от удовлетворения не ведет к гибели индивида. Причина в том, что метаболизм касается функций энергообеспечения, а секс является частью функций воспроизводства. И это принципиально отличные функции. Кстати, именно незнание и присоединение секса к физиологическим потребностям с отрывом от понимания различий и возвращает человека к уровню животного, неверно осознающего свои позывы и инстинкты. Обозначить потребность в сексе как физиологическую потребность – означает дать право человеку требовать от окружающих «спасения от вожделения» на уровне «милосердия», как требовать воды, тепла или пищи для спасения жизни. Но это неверно потому, что альтернативой таким удовлетворениям не является смерть, как в случае метаболизма.

Считаться в обществе с такими "лишними удовольствиями", как с физиологией, так же неверно, как и включать ряд или все сексуальные отклонения и ряд других, построенных на базовых потребностях, которых нет в природе животного. Есть, например, гурмания, тяга к испытанию ужасов или страха, мазохизм и патологическое стремление к власти, как и к подчинению. Все они носят приобретенный, а не врожденный характер. И это вполне доказуемо. Это можно объявлять патологией, лечить на основе добровольности, вносить в международный классификатор болезней или психических патологий. Но те приобретенные индивидуальные отклонения (их можно именовать и метапотребностями), которые наносят общественный вред в части воспроизводства человека и нарушают проявление полезных потребностей человека, нельзя пропагандировать или институционализировать как удовольствия, как декларируемое право или публично демонстрируемый образ жизни.

И потому прогрессивная (в научном смысле) модель потребностей не должна включать секс как часть физиологических потребностей. В такой модели секс должен быть (составной) частью потребности любви (и присоединенной к любви потребности принадлежности). Но тогда надо более определенно представить те объекты, споры по которым ведутся уже как несколько тысяч лет – Любви и Принадлежности…

7.2.2.1. Влияние генетики при выборе партнеров

Заранее оговорюсь, что равенство в отношении полов человек выработал путем своего трагического опыта и на путях социального развития, см. 7.2.3. И это вопрос приобретенной (и передаваемой) культуры. Но кое-что от природы у нас осталось и помимо сексуального влечения. Это выбор партнера.

Исследования [DeBruine et al. 2006.; Roney et al. 2006; Попадьин К. 2006] показывают, что наиболее привлекательными в сексуальном плане оказываются для девушек мужчины (лица, представленные в тестах по фотографиям) с высоким уровнем тестостерона, то есть особенно мужественные или «маскулинные». Девяносто процентов девушек неосознанно выбирают мужчин с преобладанием черт мужественности. А это и есть маркер хороших генов для воспроизводства.

Что еще идет от природы? От природы идет, вероятно, врожденное свойство женщин определять «на глазок» мужчин, которые способны заботиться о потомстве. Эксперимент был поставлен так: в университете проверяли, насколько юноши желают иметь и воспитывать детей в будущем, у них замеряли уровень тестостерона и показывали их фотографии группе девушек с вопросом выбрать партнеров, которые были бы лучшими отцами и семьянинами. Оказалось, что девушки очень точно угадывали мужчин, желающих завести детей. Такие мужчины, как выяснилось, имеют меньший тестостерон. Позже мы отметим еще одну особенность – у них в крови была высокая концентрация пептида - окситоцина. Итак, для секса лучший мужчина маскулинный, а для семьи и хозяйства – более спокойный и менее жесткий и мужеподобный.

Есть даже более сильные результаты. В период овуляции – готовности к оплодотворению женщинам нравятся сильные мужчины, а в остальное время им нравятся мужчины, готовые слушаться или служить семье.

Обсудим эти явные и вполне достоверные оценки. Проблема не проста! Дело в том, что мужеподобные и сильные мужчины в своем поведении более агрессивны. Потому их жизнь опасней и, возможно, короче, чем у спокойных мужчин. Кроме того, мужчины с высоким тестостероном, как показывают другие исследования, вовсе не готовы соблюдать (в среднем и на уровне подсознания) семейную верность и устойчивость. Но эти следствия исследований все же могли бы влиять на поведение только через логику и мотивацию (женщин, знающих об экспериментах и их результатах), но никак не через механизмы генетической поддержки, лежащие на подсознании. Женщины же отличали мужчин не по поведению, а по фото.

В природе важнее всего качество генофонда, а тестостерон это очень хорошо отражает, влияя на половое поведение. Биологическая задача самцов оплодотворить, как можно больше самок, проявляется в эволюции через выбор, который делают женщины, неосознанно выбирая носителей с высоким тестостероном.

Сложнее дело обстоит с уходом за детьми. Известно, что самцы у приматов и у преантропов в период до появления родового строя не занимаются уходом за детьми. Нередко надо напоминать, что самец и долго мужчина вообще не знал, что рождение детей связано с сексом. Потому и дети были проблемой матерей, а не мужчин. Главная функция мужчин помимо секса – вести стадо, семью или гарем и защищать группу от нападений хищников и в трудностях. Сила и решительность, опыт на пользу семьи важнее всего. Опять же тестостерон здесь на первом месте.

Почему же тестостерон становится помехой и отвергается женской половиной при уходе за детьми и в период между зачатиями? Это результат отбора! С другой стороны, у приматов и наших предков кормящая мать не способна к зачатию – у нее обычно отсутствует эструс. И тогда она не интересна самцам. Зачем это природе?

Еще раз! Самки при беременности и в момент кормления малышей не только не обращают внимания на мужество самцов – наоборот, им милее покладистые и заботливые самцы, не проявляющие агрессию, которые помогают кормить малышей или самку.

Дело в том, что всякая текущая (в смысле эструса или годная к оплодотворению) самка является вожделенной не для одного самца, а для многих. Если это так, то у самцов возникает борьба за самку. Если бы самка, родив малыша, была вожделенной для самцов, то рядом с ней и малышом шли бы активные столкновения мужчин. И это наносило бы ущерб младенцу, его кормлению, спокойствию и семье вообще. В природе, как и в истории, мало места для сослагательного наклонения. По факту природа это «предусмотрела». Пока самки кормят, у них эструса нет. Самцы в стороне и вне интереса. И есть минимальное время на спокойное выживание малыша. И это результат отбора – гибели стай, где агрессия сопровождала кормление малышей. Видели ли вы когда-нибудь, каково младенцу в семье, где все постоянно пьют и непрерывно ссорятся? Нет? И, слава Богу! Автор имел несчастье иметь такие наблюдения, точнее, звуки, через стены соседней квартиры. Новорожденный погиб через несколько дней!

Кроме отключения эструса, у женщин появился и дополнительный механизм отбора мужчин на момент выращивания малышей. И это дано именно на случай, когда зачатие и выращивание может осуществляться в присутствии разных мужчин. (Это означает, что СОЦИАЛЬНЫЙ институт семьи возник позже, чем эволюция «отработала» по теме выращивания потомства). Забота о малышах отражена у девушек интуитивным выбором спокойных мужчин в случае, когда женщина или даже не знавшая мужчин девушка думает (мечтает) не о сексе, а о ребенке.

Заметим, что в природе никто «не думает». В природе рожают детей и после этого интуитивно допускают к себе более спокойных самцов, тех, кого полезно, а не вредно для малышей. «Думающие» девушки, в своем воображении (и это образы не столько мыслимые, сколько ощущаемые, визуально-тактильные) поступали так, как если бы они уже родили. И в таком случае эволюция себя сумела тоже проявить – представление о ребенке и «желание» ребенка, как и подходящего для воспитания мужчины, несомненно, у части женщин в определенный момент своего гормонального роста есть феномен врожденный.

Так вот, открытием нейрофизиологии явилось то, что девушки, мечтающие иметь детей, выбирали по фотографиям мужчин, у которых в крови (и моче) оказался высокий уровень пептида – окситоцина. И мы обратимся к большой литературе начала этого века, посвященной исследованию нейрофизиологической роли этого пептида.

7.2.2.2. Окситоцин – механизм верности – разъяснение от системы Маслоу-3

Споры по поводу окситоцина велики и уже имеют историю. Мы не имеем возможности подробно вторгаться в результаты и укажем только на то, что может быть разъяснено или уточнено с помощью системы Маслоу.

В мире животных не так много видов, среди которых образуются моногамные, то есть (гетерогамные парные) связи. Обычно это ситуации, где смертельно опасны и потому мало возможны встречи группы животных – самцов и самок для выяснения отношений, в частности, и для разборок между самцами по поводу выбора самок. Степи для мелких грызунов как раз такое место. Пернатые хищники немедленно употребят излишек, видимый издалека.

Так и у прерийных полевок. Пара образуется без публичных смотрин. У самцов в динамике формирования пары отмечено изначально преобладание дофамина и тестостерона (брачные игры). А позже (после зачатия и помета) в момент закрепления семейных отношений (всего две недели) начинается выделение окситоцина, который отключает интерес самца к другим самкам, и включает мощную защиту семьи и самки от сторонних захватчиков [Dirk Scheele et al., 2012].

Известно, что окситоцин вызывает чувство близости, снижения тревоги и ощущение спокойствия у ребенка рядом с мамой и у самца рядом с постоянной самкой. Или, точнее, наоборот, у ребенка рядом с мамой (на коленях) возрастает концентрация окситоцина. У взрослого мужчины рядом с семьей должно быть то же самое. Мы предполагаем, что у СОВРЕМЕННОГО мужчины в УСТОЙЧИВОЙ СЕМЬЕ должна быть отмечена та же динамика окситоцина. Мы не зря выделили прилагательное «устойчивой». Можно предполагать, что окситоцин перестанет выделяться у мужчин, которые имели подряд несколько женщин и семей, разрывая с ними.

Когда же мог появиться такой пептид в поведении у преантропов? Появление нейропептида близости должен относиться не к периоду свободных в сексуальном партнерстве приматов. Эволюция не отразит механизмов заботы, если она не нужна! Появление окситоцина, вероятно, относится к более поздним от 10-5 млн. лет внутристадным отношениям преантропов, к периоду разных форм группирования: гаремов и подчинения самок вожаку на грунте. Окситоцин – порождение опасности отдельного существования матери с малышом и необходимости их защиты и заботы. И тем более он должен воспроизводиться в более поздней форме родовых отношений в малых группах, при огромном росте социализации и развития языка. И, вероятно, моногамия у человека еще более позднее следствие, чем родовые отношения – групповые родственные отношения очень долго были нужны в опасном и даже в опасно-социальном окружении.

Что об окситоцине известно объективно⁴ и в результате довольно сложных исследований? Окситоцин, впрыскиваемый назально (в нос), снижает страх и увеличивает доверие, но не безусловно. Доверие возникает исключительно в группе принадлежности. Отмечено, что при вводе окситоцина доверие возрастает настолько, что человек становится в своей группе щедрее и великодушнее [Zak PJ, Stanton AA, Ahmadi S., 2007].

У окситоцина есть и т. н. «темные стороны». Окситоцин усиливает процесс ОТДЕЛЕНИЯ ОТ ПРЕЖНИХ ГРУПП ПРИНАДЛЕЖНОСТИ, если у носителя обнаружен к ним страх. Так, (эмоциональное) расстояние от своей матери или близких родственников увеличивается, если окситоцин вводится людям, имеющим в прошлом социальные проблемы с родственниками. Этот результат должен работать (в соответствии с представлениями от Маслоу только в случае наличия собственной сильной принадлежности, например, в случае противопоставления семьи своей или своей индивидуальной свободы против семьи родителей, а не абсолютно).

И еще результаты – введение окситоцина, как отмечается, увеличивает свойства сравнения и отрицательного отношения к внешним чужим группам, например, возрастает чувство злорадства или зависти. То есть налицо имеет место усиление собственной принадлежности и обострение осторожности к чужой принадлежности (у самцов). Можно добавить, что у самок и даже женщин как раз с этой стороной – все в порядке и без окситоцина. Женщина свою семью и детей будет отстаивать другими или вообще любыми средствами. То есть такая нейрохимия важна именно для мужчин – «чтоб не отвлекались, чтоб не жалели чужих».

Кроме того, ввод окситоцина снижает качество кратковременной памяти (выбора уже прошедших недавно событий). [De Dreu Carsten K. W. et all., 2011, pp. 1262–1266].

Все эти результаты (рост принадлежности, щедрости и альтруизма, в сочетании с противостоянием иным группам и с некоторой утратой кратковременной памяти – амнезии), если их объединить, могут отражать в нашем представлении следующую логику эволюции.

Самцы после некоторого времени пребывания рядом с самкой, если она у него первая и подобных экспериментов с ним исследователи не делали, в процессе взаимодействия в среде семейной принадлежности гормонально перестраиваются. В их нервной системе начинается выделение окситоцина. У мужчины этот период может занять от месяцев до нескольких лет.

Эволюционное значение такого вещества – обеспечить уход за текущим пометом (подростом) и за доставкой пищи и охраной семьи. Отсюда и формирующееся доверие, и щедрость, и великодушие – все, что требуется для реципрокации – оказания услуг без их экономии, и подсчета. Отсюда возможно следует и частичная утрата кратковременной памяти – она в такой период просто не нужна. Текущие события в семье и в угрозах ей носят стихийный характер, события поставляют все новый источник для новых действий и заботы БЕЗ УЧЕТА УЖЕ СДЕЛАННОГО. Отсюда же и рост более интенсивной защитной реакции для пришельцев другой среды принадлежности. Цель – сбережение семьи и ее охраны. Забота в рамках семьи не могла быть просто заботой обо всем на свете. Она должна была сосредоточиться на самом важном для сохранения вида: на сохранении «своего» потомства.

Легкая утрата кратковременной памяти при этом должна снимать преграду для развития альтруизма или реципрокации самца, или родственника-мужчины в семье. Тогда активность самца или мужчины теряет свои рациональные «границы», построенные на экономии усилий по личным потребностям и обстоятельствам. Семья и уход за близкими родственниками становятся важны сами по себе как ценность, а не по основаниям каких-либо мотивов в системе потребностей (Маслоу). Реципрокация как процесс в семье становится самоценной. Это и оказывается новой ВРОЖДЕННО-ПРИОБРЕТЕННОЙ потребностью (активности) по событиям, возникающим в семье. Ведь для мужчины – семья не является потоком событий, по которым нечто делается рационально. Щедрость, альтруизм вплоть до риска своей жизнью при опасности для членов семьи получают тогда свое нейрохимическое вполне ясное основание⁵. Вероятно, это и есть нейрофизиологическое основание Любви.

Ряд исследователей по поводу окситоцина и принадлежности к группам делают далеко идущие выводы в отношении расовых и этнических предпочтений.

Мы думаем, что изучать следует естественный механизм выделения (экзоцитоза) окситоцина. Известные в истории процессы столкновения этносов и рас возникали уже не на эволюционной основе, тем более, не управлялись впрыскиванием окситоцина (в нос). Этносы как феномен возникают всего несколько тысяч последних лет. А появление расовых признаков вообще связано не с общением, а с эволюцией. Истинный же механизм увеличения окситоцина лежит в плоскости генетических закономерностей формирования гаремных групп первых охотников и позже родовых отношений в группе и ухода за подростом. Этот процесс длился максимум 5 млн. лет от спуска на грунт и минимум составлял или только дополнительно усиливался несколько сот тысяч лет (от 500 тысяч лет у кроманьонцев). А ресурсные основания последних четырех тысяч лет имеют исключительно осознанный (в плохом смысле), а не врожденный характер.

Любовь в семье формируется при поддержке биологии, но мы знаем, что она может возникать и в приемных семьях, где кроме родительского тепла, есть еще и тепло и уход детей, уже включенных в семью, к новым детям, которые только что в семью приняты. Конечно, требуются исследования. Сложнее дело в формировании или утрате уровней этнической принадлежности⁶.

Потому и остановить процессы разрушения принадлежности, как и инициировать появление общей принадлежности можно так же на уровне культуры. Как сказал когда-то Нельсон Мандела: «Людей можно было научить ненавидеть друг друга – значит, их можно научить и любить!»

Позже, как мы увидим, окситоцин играет огромную роль в осуществлении потребности общения (аффилиации), но это и продолжение атмосферы семьи.

Принадлежность к общине, городу, региону, этносу, стране – все это вторично и культурно – это зависит от реальных или символических угроз и ситуаций – идеологии осознаваемой опасности и безопасности. Окситоцин – это пептид, рождающий доверие или настороженность. Но он не формируется от народа и «национальной идеи» – он возникает изначально от частой практики общения или столкновений с близкими людьми и всегда снизу, как все психологические явления, кроме явлений, сознательно организованных «гениальными режиссерами» в лагерях или обществах, тяготеющих к тоталитаризму или к.-л. монополии.

И потому в семье у мужчины, который не «гулял» до брака, и который в жене видит и познает первую женщину, не сомневается, что он для нее первый, от такого человека можно ожидать появления окситоцина и верности, подкрепленной не только моралью, но и биологией. В этой премудрости или вполне реально практике десятков поколений кроются и корни многих религиозных традиций. И «верность» в подобной ситуации можно ожидать более уверенно, чем у человека, бросившего первую семью или «опытного» в делах «любви». Позже мы обнаружим в «чрезмерном опыте любви» черты, которые решительно исключают появление привязанности, а потому и природного окситоцина после очередного сближения [, см. Главу 9].

К практике «опыта любви» мы можем добавить опыт драматических актеров (и актеров кино и т.п.). Он должен указывать на меньшее значение окситоцина у таких людей. Профессиональное поведение по теме любви должно дезориентировать психику или затруднять биологические процессы, включая и выделение окситоцина. Именно тогда «жизнь превращается в театр». У человека в связи с такой профессией неизбежно остается только один слой защиты – мышление, нравственность и совесть. И, возможно, это в народной и в аристократической традиции в прошлом отражало низкий матримониальный статус таких профессий.

Итак, относительно новые нейрофизиологические данные для животных твердо указывают на нейофизиологические основания УСТОЙЧИВЫХ сексуальных парных отношений в некоторых ситуациях. То же самое большими периодами наблюдается социальной, исторической и демографической науками. И еще раз можно сказать, что это первое простейшее и более серьезное (поскольку массовое) на новый момент проявление того романтического или вульгарного (с указанием коитуса) определения отношений человека, которые именуются «любовью».

7.2.3. Парная семья у животных и у человека. Отличие социальных отношений от этологических

Мы серьезно формируем отличие феномена любви и ищем для этого не эмоциональные основания, а вполне практические: и мы уже нашили ряд таких оснований. Это 1) основания безопасности (ПБ1), основании ресурсные (ПБ2) и 3) основания сохранения и продолжения популяции.

На нашем пути исследования стоят фундаментальные вопросы о значимости всего того, что мы наблюдаем в животном мире и мире человека. Это вопрос кассации, или классификации всех известных форм поведения животного мира и мира человека в процессе размножения.

7.2.3.1. От промискуитета до… промискуитета? А любовь?

В истории человека, и тем более природы было много норм в половых отношениях. В истории антропогенеза существуют и формы начального промискуитета, аналогичного стадам шимпанзе, и замкнутые стаи с возможным господством вожака стаи. Такие стаи как-то преобразуются в большие родовые группы. Позже уж у человека возникают и длительно существуют парные семейные хозяйства. С большим запаздыванием и параллельно появляется понятие семейной и индивидуальной любви. И, наконец, в настоящее время – общество демонстрирует массовое разрушение семей, сокращение числа людей, вступающих в брак, растущую долю распадающихся семей и распространение кратковременных и неустойчивых гражданских браков без рождения и воспитания детей.

Как минимум это означает, что человек разумный обоих полов, тщательно изучив свое тело и оценив его как инструмент эмоций и ощущений, приспособил сексуальный драйв для извлечения удовольствий! Но не означает ли это возвращение на круги своя?

Не повторяет ли тем самым в своей массе передовая часть человечества, познавшая в функции размножения определенный пробел эволюции, тот самый путь «отдельно взятых» Адама и Евы, которые вкусили плодов от древа Знаний? Ведь ошибка природы – это возможность сексуальных отношений без ответственности за размножение и воспитание рода, ведь Эволюция, как природа Божественного не рассчитывала на познание своими подопечными механики эволюции и ее слабых (в условиях производящего хозяйства) сторон.

Ныне, снимая с телесной любви и сексуальных отношений все больше покровов, «развитое» общество вышло на вульгарный публичный коитус как самоценность и самый изощренный и доступный секс. Такое движение осуществляется в рамках борьбы против всяких норм как формы «ханжества» и за право не просто иметь, а именно гордиться любыми своими отклонениями от каких-либо норм и публично демонстрировать их под видом борьбы за «права человека». И текущее публичное понимание в «т.н. развитом мире» голого секса почти как нормы, как якобы «высшего проявления свободы и культуры», вступает в еще не показанное нами противоречие с теорией Маслоу. Мы специально чуть усиливаем акцент. Но подробнее займемся темой в разделе метапотребностей.

7.2.3.2. Постановка вопроса нормах или идеале

Мы принимаем природу животных в плане размножения БЕЗ КРИТИКИ, хотя и не отождествляем себя с животными. Но при поддержке решений, принятых ПРИРОДОЙ, у нас остаются огромные вопросы исторической динамики отношения к сексу и к любви в ПРОЦЕССЕ ФОРМИРОВАНИЯ ЧЕЛОВЕКА. И среди всех отличий человека от животных, обнаруженных наукой, самыми сложными и трудно объяснимыми отличиями являются те, что выявлены в части процессов размножения и воспитания.

Первое – это равенство прав женщины и мужчины при явном различии в их полоролевом поведении.

Второе – это образование парной семьи или рода – большой семьи, которых нет и не было в исходной среде их генетических предков.

Третье – это помощь старшим и стареющим родственникам в семье, то есть реципрокация, чего нет у животных.

Дополнительными аргументами является и высокая изменчивость гендерных отношений у человека. Ее продемонстрировала история человека разумного за последние 10-15 тысяч лет. Нет ни одного вида животных, у которого бы так бурно менялись формы межполовых отношений.

И уже выявленное многообразие во времени и даже в пространстве ко многому обязывает! Мы не имеем право признать нормой всякое текущее положение в этом вопросе у человека уже хотя бы потому, что норма неизменно и многократно изменялась в его истории, более того, приобретало формы, которые ныне глубоко антипатичны, и дает примеры многообразия и в современном мире. Нормы половых отношений существовали вместе со всеми социальными нормами в обществе.

И возникает вопрос: должны ли мы давать оценки текущим социальным явлениям и нормам?

Если бы это было сугубо личным мнением и предпочтением, то, скорее всего, ему не было бы места в научной работе.

Но если явление имеет эволюционную или социальную причину или следствие, объяснимое с позиции науки, в частности, ПСИХОЛОГИИ (Маслоу), то это ПРЕДМЕТ И ОБЯЗАННОСТЬ такой работы. Впрочем, когда речь идет о социологии, возможно, тема требует рассмотрения в другом исследовании – в настоящей работе мы через социальную историю ищем больше основания самой теории Маслоу, чем привязку или приложение (использование) этой теории к социальным явлениям.

Второй вопрос – следует ли (психологической ли социальной) науке искать такую норму как единое целое?

Ответ прост – если есть теория, то есть и объяснение нормы и следствий ее нарушения. Второй вариант предполагает в науке множество вариантов и причины, объясняющие такую вариативность. Если теории нет, то остается лишь консервативная традиция, доверять которой нет оснований и потому, что она уже неоднократно менялась, см. 7.2.3.3.

Сказанное выше становится поводом как минимум осмыслить выявленное и декларированное в п. 7.2.3.1. противоречие развития как угрозу психологическому и социальному в человеке.

И первое в защиту осмысления и исследования, на что следует указать современникам и читателям, – это то, что прецеденты подобного рода в истории науки уже были. Окружающее нас общество в прошлом совершало немало серьезных ошибок, причины которых лежали в области недооценки психологии. Так одно хорошо известное общество, то, которое было "отдельно взято" в социальные разработки, начало свое существование с карточек на продукты питания - этим же и закончило! Речь о недооценке мотивации в социальном проектировании. И такие ошибки позже, после выявления дефектов, подлежали серьезной коррекции и исправлению и были откорректированы.

7.2.3.3. Социальные ошибки прошлого и наше право критики

Нормы жизни меняются! Какие потребности и средства их удовлетворения в любви и в семье, то есть в трудовом процессе воспроизводства человека, следует считать нормой на текущий момент и на некоторое будущее⁷?

Религии. Противостоящие опрощению секса религии, включая и самую молодую религию – ислам, пока не сумели выработать свою сбалансированную позицию в отношении любви и семьи. Например, часть религий постулирует неравенство женщин в браке и в поведении, запрещает аборты и разводы или требует физического наказания женщин (и только женщин) за ошибки поведения в семье. Существуют и требования смерти за прелюбодеяние (только женщин) толпою и «побиванием камнями» с точным указанием размеров используемых камней.

Наука. Кажется странным всякое отсутствие реакции и выражения позиции в системе естественных и социальных наук и знаний. Возможно, оно вызвано новым веянием «толерантности» или «терпимости», что как бы указывает на равно-познавательное отношение ко всем крайностям без формирования научных оценок и выводов. В науке, конечно, речь идет об оценках как социальных, экономических, демографических и культурных прогнозах, а не об этических оценках, для которых социальная наука пока еще просто не доросла. Впрочем часть науки считает этику вне своего ведомства, а ранее, как известно, и общественные науки шли не по разряду наук, а чего-то вроде искусств. Примеров не мало.

То, что социальная наука не доросла, следует из того, что ее представители почему-то не способны обобщить свое мнение (одобрение, отрицание) по поводу императива Канта или по перечню Заповедей Моисеевых (с пятой «не убий» по десятую «о зависти») и это делается сейчас и от Маслоу с опозданием.

Возьмем, к примеру, «не убий». Социальная наука среднего уровня – политология, охотно занимается вооружениями в то время, как высшие и редкие представители наук естественных и даже социальных, вполне явно выступали против войн и вооружений – за разоружение и мир. И часть таких вооружений уже признана «анормальной», например, химическое или бактериологическое.

В области наук о семье и любви то же самое. В рациональном плане общество получает от социальной науки лишь проблематику сексологии и сексопатологии и юридические ответы по равенству полов. В то же время институционализация приравнивания всех половых отклонений (и особенно пропаганды отклонений) к нормальному традиционному гетерогамному браку является не более, чем политика, перед которой наука по непонятным причинам расшаркивается. В сравнении с этим замалчивание, например, нарушений политических и гражданских прав этнических меньшинств или религий, кастового неравенства выглядит профанацией борьбы за права человека.

В текущем пизанском наклоне храма знаний в пользу радостей ниже пояса, как можно предположить, виновато господство товарно-денежных отношений и высокого спроса на сладкое у опростившихся в своих половых инстинктах состоятельных граждан. Такой спрос находит предложение в виде коммерческой продукции средств массовой информации и выделения грантов под проектирование требуемых «теорий». А любая торговля (даже в форме компромисса) в храме Знаний, как мы предполагаем, не менее вредна, чем в храмах Веры.

С прокладкой дорог, которые ведут к Храму, общество уже разобралось. Коррупция с отпущением грехов в Храмах Божьих (что идентично злоупотреблениям в области ресурсов, в области потребности безопасности II, а по-простому нарушает заповедь "не укради") кончилась Реформацией известной Церкви. Вознесение Идеологии на уровень Государства или Выше, как и само вознесение Государства и чиновника над населением и Миром (как неумеренное проявление гордыни), кончилось распадом таких институтов и даже государств. Тем не менее, у Науки за время Оно у общества накопилось немало долгов.

И в этом мы видим большую недоработку науки. Отсутствие реакций приобретает смысл вполне реальных упущений, а не только нормативных и нравственных ошибок с весьма отдаленными экономическими, политическими и культурными последствиями. Среди долгов есть и тема отношений в семье, как и тема сексуальной свободы.

Критикуя социальную науку, мы имеем в виду, прежде всего, оценки уважаемых мэтров от социологии, как Антони Гидденс. Последний констатирует по поводу семьи:

«Мир, в котором мы живем, полон новых возможностей, но в то же время труден и незнаком. Хотим мы или нет, мы должны принять предлагаемые этим миром условия, представляющие сочетание возможностей и рисков. Больше всего это наблюдение подходит к нашей эмоциональной и личной жизни.» [Гидденс Э., 2005, с. 155].

Такие оценки, как мы понимаем, не вполне оказываются наукой, а скорее констатацией фактической ситуации в духе продавца информации в режиме «чего изволите». Ранее в русской традиции это означало, что «народ всегда прав». Часто на Западе это и есть то, что именуется "политкоррекностью" - тогда, когда за тем, что говорят много и часто, нет никаких логических и смысловых оснований.

Примечание Кстати, в «социальных» науках возникла новая традиция – считать решенным вопрос, по которому у существенного большинства специалистов одно и то же мнение. Смею отметить, что аргументами в любой науке должны быть не мнения, а только проверенные экспериментальные результаты, на основе которых формируются содержательные теории, обладающие свойством объяснения прошлых социальных фактов и предсказания будущего изменения социума. Чистое и не аргументированное мнение свойственно носителям Веры и населению. А науки, которые не ставят себе цели предсказания (не говоря об удачном опыте предсказаний) не соответствуют статусу науки.

Современная описательная социология лучше всего соответствует парадигме «представления общих мнений». В такой «науке» полагается «принять предлагаемые этим миром условия» и изменить мнение или, наоборот, вернуться в лоно традиций, которым следует окружающий народ или его эксперты. Такие эксперты больше похожи на народных витий или парламентариев, говорящих от лица народа. Мы здесь не будем отсылаться к теории "чистой любви" в книге "Трансформация интимности" Энтони Гидденса [Гидденс Э., 2004], которая вообще-то была теоретизированием по поводу идей о "свободной от быта любви" от столетней давности коммунистов, а не только неокоммунистов. Наука Гидденса никогда не позволит сказать, почему возникла та теория, и почему резко вырос объем свободных сожительств и разводов в наше время. Тем более, он не способен сказать ничего о будущем брака, хотя его идеи кастрируют будущее Человечество. На ВСЕ три вопроса можно ответить с помощью теории Маслоу и экономического анализа ведения домашнего хозяйства в истории общества. Но мы вернемся к "любви-слиянию" и к "чистым отношениям" Гидденса после рассмотрения всего вопроса в целом, включая Главу 9. И лучше всего отметить слова В. Анурина в Предисловии переводчика "Сексуальная революция на марше" к книге Гидденса:

"...часы биологической эволюции идут во много крат медленнее, нежели секундомер социальной эволюции. Скорее всего, переживаемая ныне сексуальная революция - не более чемодно из делений на циферблате этого секундомера" [Гидденс Э., 2004, с. 28].

Как хорошо, что лет за триста до Великого Мэтра другие не менее Великие ученые сумели сформировать новые законы астрономии или сохранения энергии, не полагаясь на довольно жесткие «условия, предлагаемые им окружающим миром».

Стоит заметить, что в истории человечества происходили огромные сдвиги под действием теорий или учений, таких, как учения Христа, Лютера и Кальвина, Адама Смита, Карла Маркса и др. И никто не скажет, что они мало влияли на общество – в лучшую или в худшую сторону – отдельный вопрос. А ныне перед нами лежат такие социальные проблемы и задачи, которые вряд ли по силам исключительно религиям. Они могут быть разрешены в будущем социальной наукой и обязательно с участием науки психологической.

Давайте спросим себя, всегда ли деятели науки (Аристотель и др.) в прошлом были правы по поводу важнейших естественнонаучных и социальных вопросов? Действительно ли верно, что «раб – это говорящее животное» или что «женщина – не человек»? Нужны ли были в социальной истории Крестовые походы, движение иезуитов и их костры, колониализм, раскулачивание и коллективизация в СССР, закончившем свое хозяйствование в мирное время карточками. А сожжение книг майя? А две мировые войны? А еще одна более ранняя «мировая» в Европе (Тридцатилетняя)?

Неужели человечество в целом или его лидеры в прошлом были всегда правы, не делали глобальных ошибок, простиравшихся потом на периоды длительностью так лет пятьсот или даже в тысячу, которые всяк исследователь того времени обязан был принимать как должное. Пожалуй, мы простили бы в таком подходе покаяние Галилея и социолога, сжигаемого как оловянный солдатик в средствах массовой информации публично перед «святой простотой» окружающего общества, если бы они были правы через несколько лет или столетий. И все ли эти ошибки признаны в настоящем? Извинилось ли общество и его иерархи за прошлые свои или предков ошибки? Или общество предпочтет создать единый учебник истории, в котором все прошлые просчеты и несчастья общества для хорошего настроения нынешних учеников будут исключены?

Давайте согласимся – для пессимизма очень ответственного и политкорректного социолога, отвечающего за уровень одной текущей науки: «Мир труден и незнаком, но мы должны принять его условия» – В НАШЕ ВРЕМЯ НЕТ ОСНОВАНИЙ. Все, что есть не понятного в мире и обществе, следует признать как факт, но факты вовсе не всегда были базой смирения человека перед сложившимися обстоятельствами. Наше время наименее удобно для смирения. И наука чаще, чем кто-либо, была и есть источник вопросов человека к сложившейся практике, особенно если практика вела общество к видимой деградации.

Что мы видим как факт? Крутую лестницу, то есть очень быстрое изменение в обществе.

И мы знаем, что общество в своей истории не раз совершало серьезные ошибки.

Тогда даже массовые явления (на интервале жизни нескольких поколений) без осознания их следствий и причин не являются доказательством верности и качества (естественности) выбранного направления. Короче, история уже показала, что и «народ не всегда прав» (когда выбирает демагогов) и «рынок не всегда прав» (при катастрофах необходимо возвращаться к редистрибуции), и «государство, СМИ и банки не всегда правы».

Современное «развитое» общество весьма молодо! Никто не станет отрицать, что оно стремилось к свободе всех хотя бы формально. И, тем не менее, общество на народном уровне начало проявлять некоторые достижения только во второй половине XX-го века. Например, рабство вообще, как и неравное положение женщин, отменены в мире совсем недавно и еще не везде. Полноценная любовь мужчины и женщины в семье также возникает как массовое явление относительно недавно – потенциал Любви, как и потенциал Свободы еще не вполне понят и раскрыт обществом в силу недостаточного образования и культуры. И наша задача состоит в том, чтобы и в выбранной теме этой главы и этой работы в целом устранить насколько это возможно, в частности, и ряд важных пробелов в понимании Любви.

7.2.3.4. Динамика гендерных отношений в антропогенезе. Начало

Сексуальное влечение или потребность есть малая часть необходимых функций, предназначенных для воспроизводства вида с помощью полового размножения в «оогамии», то есть через слияние мужской и женской гамет – частей наследственных кодов. Обеспечение многообразия стало источником более надежного развития видовых изменений и тем самым гарантировало более высокую адаптацию вида в эволюции.

Причем слияние и размножение гамет разделены эволюцией как процесс справедливого распределения энергетических затрат между носителями кодов. Это наша гипотеза разделения (как специализации) в воспроизводстве и объясняет активность мужской стороны.

Логика такова: женская половина назначена природой как место для соединения (оплодотворения) мужской и женской гамет, вынашивания плода и ухода за ним в период роста. И это основные ее, женские, затраты энергии. Только из целей экономии сил – распределения затрат энергии – поиск женских гамет – функционально отнесен к функциям мужской половины. Мужчина (носитель гаметы) ищет и соревнуется, а женщина выбирает, принимает мужские гаметы и экономит силы для вынашивания, рождения, кормления. При конкуренции с мужской и конкурентном выборе с женской стороны (которая идет, естественно, на высшем уровне, т. е. с помощью психики) возникает дополнительный ОТБОР наилучших сочетаний пар гамет. Кстати, этим объясняется известная сентенция: "мужчина любит глазами, а женщина – ушами". Ведь глаза это инструмент поиска на расстоянии, а уши – инструмент выбора соперников при их одновременом присутствии - кто громче, тот имеет более высокий статус.

А из особенности поиска со стороны мужской половины и следует особенность мужского сексуального влечения в природе – искать объект влечении, (самку), найти его, преодолеть физическое, а часто и психическое сопротивление, и оплодотворить. Причем качественная самка вполне способна отказаться от претензий физически слабого самца.

И сказанное – не апология насилия, но объяснение генетического происхождения активности мужской половины в целях качества. В этой связи наше исследование и служит оценке истории неравенства сексуальной активности и переменного доминирования полов в социальном развитии преантропов и человека.

В джунглях. Источником антропогенеза на период олигоцена в 20-10 млн. лет является по научным данным, известным к настоящему времени, род древних и вымерших приматов – дриопитеков. Они вели стадный образ жизни в зоне тропической растительности (в период господства плотной растительности) в Восточной Африке и Евразии. Они же явились предположительно базой для формирования позже всех ветвей приматов.

Половые отношения обезьян в густой растительности в целом построены эволюцией на особенностях среды обитания. Именно функцией поиска и преследования обусловлена мощь сексуального влечения у преантропов, как и у всех видов, представители которых рассеяны в закрытых пространствах и должны найти себе пару в среде малой видимости и высокой плотности растений, глушащих звуки. Сила влечения должна быть достаточна для длительного инстинктивного поискового движения. В густых лесах у преантропов поиск при сексуальном влечении дополнялся и облегчался тем, что самки информировали самцов о своей готовности к размножению эструсом – резким запахом половых органов, позволявшим самцам ориентироваться по ароматическому следу в листве и на ветках.

7.2.3.5. Спуск из Рая в Ад. Ардипитеки

Ардипитеки (ранние австралопитеки). В момент появления длительных похолоданий – миоцен (10 млн. лет) – идет увеличения площади степных пространств. Существенно представить, что сначала возникает редколесье. Новые палеоантропы Ардипитеки обнаружены в ущелье Афар северо-восточной Эфиопии в слое, датированном 4.4. млн. лет назад. Анализ среды показывает, что это была зона степей с отдельными фрагментами лесов – отдельными группами деревьев [White Tim D. (2009), p. 64]. То, что обнаружено на 4 млн. лет у ардипитеков есть уже результат эволюции в несколько миллионов лет. Это означает, что все обсуждаемое ниже происходило в период от наличия ОТ ГУСТОГО ЛЕСА ДО РЕДКОЛЕСЬЯ.

Лес редеет – и дриопитеки (будущие ардипитеки) вынуждены спускаться на грунт уже среди групп деревьев.

Этот раздел посвящен фактической критике популярных c 80-х гг. взглядов Оуэна Лавджоя [Lovejoy C. O., 1981; Lovejoy C. O., 2009] по теме «секс в обмен на пищу» у ардипитеков. В теории Лавджоя порядок причин и следствий перепутан. Так бипедия рассматривается как следствие потребности в сексе. Это означает, что секс в массе сильнее страха перед хищниками, хотя страх боли в массе особей может быть преодолен только голодом и жаждой. Противовесом оптимистическим выводам Лавджоя является уже указанная выше статья Тима Уайта.

Впервые и пробежками на грунт спускаются самцы. Самки с детьми (а детеныши и до сих пор сидят на матерях подолгу) боятся и остаются с подростом голодными. Наиболее вероятно, что грунт первых пространств болотистый и кишит змеями или более опасными хищниками. Мы уже говорили выше, см. 6.6.5., о значении палок, которые должны были делать первые смельчаки. Когда самцы насыщаются в свободных от стаи удаленных группах деревьев, где есть еще плоды, они возвращаются с известными целями к самкам и, не исключено, приносят пищу к голодным самкам и их детенышам.

Тогда и возникает «секс в обмен на пищу». Но явление не может быть просто «обменом», как это предполагает Лавджой [Lovejoy C. O. (2009)]. Он опирается на современные исследования Хокинса, в которых показано, что благосклонность самок приматов возникает от дарений фруктов и плодов, принесенных самцами [Hockings K. J. et al., 2007]. Это материал нашего времени, и он дезориентирует. Приматы в городе среди фруктовых садов – другая среда при ничтожной опасности для самок – баловство. Конечно, в такой момент «нежных» самцов вовсе не тревожит чей-то голод. Им «только одного и надо».

Схема должна была быть иной. Самцы возвращались с недоеденными кусками пищи, а голодные самки и их малыши просто набрасывались и вырывали пищу у сытых самцов. И только после этого самки становились доступны. Можно даже предполагать, что оголодавшие самки и с умирающими от голода детенышами просто не давали доступа к себе в голодном состоянии. Голод не способствует ухаживаниям. Такое естественно и у современных людей. И позже условиями сношений становилась принесенная пища. Пища для голодных самок (и для любого животного и человека) важнее секса (и это вывод из теории Маслоу).

Падение значения эструса. Именно в этот момент могло начаться нарушение механизма привлечения внимания – половое влечение самцов при эструсе и его отсутствие при отсутствии эструса. При концентрации самок на изолированной группе деревьев их нет нужды искать – они рядом. Старый механизм полового влечения неизбежно вел к гибели ВСЕХ самок потому, что в период отсутствия эструса половина самок всегда могла остаться голодной вместе с детенышами. И потому выигрыш получали самцы, которые имели плохое обоняние и тяготели к любым самкам НЕЗАВИСИМО ОТ ЭСТРУСА. Они и оказывались лучшими кормильцами и секс-партнерами. Тогда их детеныши обоих полов наследовали и низкое обоняние, и низкий эструс, и вообще нарушение ароматической разметки у самок. Но это были и партнеры с меньшей агрессивностью потому, что они в сравнении с потенциальными доминантами в смысле эволюции менее активны в сексуальном отношении. При росте популяции слабо обоняющих самцов значение эструса у самок могло падать как атавизм. Но в реальности, как мы предполагаем, значение эструса должно было упасть в связи с более поздним выходом в саванны, и там эволюционные аргументы много проще и значительней.

7.2.3.6. Ардипитеки – появление моногамии и ошибки Лавджоя

Ну а все гипотезы о моногамии ардипитека у Лавджойса совсем не имеют основы [Lovejoy C. O. (2009)].

Невозможность моногамии. Вынужденная концентрация голодных самок должна вести к 1) активному нападению самок на пришедших с пищей самцов. Представить в такой момент конфликт самцов за самку весьма затруднительно и потому, что 2) они возвращаются не одновременно, и потому, что 3) их лапы заняты пищей. Дополнением является и то, что 4) концентрация самок рядом могла синхронизировать месячные – тогда вероятность конкуренции снижалась еще более – и это эволюционный по смыслу механизм, конкуренция же самок за пищу есть уже социальный или этосоциальный механизм.

И потому в совокупности клыки у самцов, действительно, теряли свое значение. Сила (самцов) утрачивает ведущий статусный характер. Приносимая пища (через хитрость, осторожность, смелость) становится новым генератором статуса. Новые черты вожака или лидера, если он возникает – это и знание повадок хищников, и смелость и ловкость в использовании орудий защиты и охоты, и забота о пище текущей как о труде ради питания самок еще без осмысления и понимания. Цепочка потребностей: свой голод – утоление – поиск секса – отвержение – принесение пищи самкам – создает первые условные модели нового поведения: заботы о самках и детенышах. Простой силы и клыков ни для защиты, ни для охоты, ни для секса оказывается недостаточно.

Ревность в любви есть много более позднее явление – это продукт парной семьи.

Первое. Еще миллионы лет преантроп и кроманьонец не знал о своем отцовстве и не связывал секс с рождением. Считать ревность чем-то идентичным нашим отношениям в парной семье, тем более страх ревности вожака у самок – большое заблуждение.

Второе. В стадах, где необходимы вожаки, то есть идет ранжирование самцов, вожак отгоняет от самок только тех, кто выказывает знаки «власти», а вовсе не в связи с отношением к самке. И всегда самки были доступны субдоминантным самцам вне видимости старшего.

Третье. Трехшаговая цепочка - «1) если я буду общаться с другим, то 2) он меня бросит и 3) потому перестанет кормить меня и детей», полностью исключена на уровне инстинктов: цепь строится на уровне интеллекта, а его просто нет. Для каждого действия у животного до второй сигнальной системы существует лишь реакция на конкретное состояние по событию. Уже через минуту любой зверь не понимает связи своего поступка минутной давности с текущими реакциями среды и даже реакциями соседа по виду. Есть модели: "он хороший, полезный" или "он плохой, опасный". Если мой кот вскочил на стол, и я его выгнал, но не шлепнул в тот момент (не создал в тот момент связь стол-боль), то мне сердиться на него более нет смысла. Кот просто начнет меня бояться «навсегда». И так будет до тех пор, пока я не начну его снова кормить.

Четвертое. У условного поведения типа страха ревности нет среды многократного повторения потому, что любой кормилец этого момента имеет риск исчезнуть навсегда. В том первом редеющем лесу, где требовалось спуститься на полужидкий грунт, были змеи и крокодилы, а на сухом грунте бродили пантеры и дикие кошки. И это вовсе не странно. Даже в XX-м веке у племени пираха в ядре джунглей Амазонки вместо спокойной ночи жители говорят друг другу «Смотри, не засыпай – вокруг змеи» (и спят урывками по 10-20 минут). И это люди, которые когда-то прошли через перешеек Азия-Аляска на месте Берингова пролива и вернулись к детству человечества – в джунгли. И предполагать формирование фиксированного парного кормления детенышей в новой и опасной среде, нет оснований. Кормили и оставались те, кто мог вернуться. В мире пираха («логики») не то, что ревность, но смерть есть желание и воля каждого: умер – значит «захотел умереть». И это уже более продвинутая психика, чем психика ардипитеков - ибо "захотел" есть уже признак сознания. Тем более, все соображения, принятые у людей – женщин и мужчин – по поводу своего или чужого ребенка, не имеют никакого отношения к преантропам, которые не способны, как и все животные к прослеживанию следствий в два шага.

Пятое. Вождество в период ардипитеков. И еще возражение, перекрывающее предшествующие. Представление о вожаке для стад обезьян на деревьях – нонсенс. Вожак как функция нужен для того, чтобы «вести» стаю или будущих охотников в условиях опасности или охоты – выбирать места стоянок. Постоянное и длительное пребывание испуганной женской части стаи на деревьях как раз и исключает полноценное «вождество». Современные шимпанзе остались примерно в таком состоянии – у них переход осуществляется раз в день, в этот момент и нужен вожак. Но количество хищников с ростом роли человека и в условиях остатков современного леса многократно меньше.

Только в этой связи можно говорить об остальных процессах эволюции.

Бипедия. В этот период формируется бипедия, передние лапы заняты палками при движении на грунте к новой группе деревьев, они заняты пищей на обратном пути. Орудия труда. Ни о каких каменных орудиях и речи нет. Но в самом начале идет освоение первых заостренных орудий из дерева – дротиков против змей на грунте, тварей в воде или в болоте. У Лавджойса и у палеонтологов дерево вообще не рассматривается как орудие по причине доказательств и наличия их у шимпанзе и бонобо. И это неверно! Как раз современные приматы могли усвоить многое у преантропов в тот момент или позже, включая и более позднее освоение частичной бипедии. Снижение эструса. В этот долгий период возникает синхронизация овуляции при близости самок, пребывающих в группах. И все это снижает конкуренцию самцов, даже если она имела место. То же и у части современных приматов.

Рост роли самок. В тот период с практикой доставки пищи голодным впервые возрастает роль самок (голод и отказ от коитуса в связи с голодом) и падает роль силового принуждения самцов – параллельно непроизвольно возникает не персонализированная забота о самках (а через самок и о детенышах) нести добычу или лучшее в стадо, на стоянку (даже временную) - это, вероятно, достижение того периода, как и рост роли окситоцина как феномена принадлежности.

7.2.3.7. Ардипитеки. Клыки – причины отмирания в работах Барбры и Гленна Айзеков

Укорочение клыков. Клыки есть средство защиты у приматов и, не менее того, средство раскалывания твердой кожуры плодов и орехов, а также раскалывания панцырей насекомых. И для случаев внутривидовой борьбы, как показано в прошлом издании, см. Глава 8, эволюция создала механизм ранжирования, в котором физическое столкновение пары идет всего один-два раза и то, не всегда (обучение когницией), затем результат столкновения хранится в моделях полезного или опасного мира и играет интуитивную роль ранга. Поэтому значение клыков как основы в борьбе за самку явно преувеличено. Примерно так можно преувеличить роль клыков и когтей у тигров при их ранжировании.

Уменьшение роли клыков во внешней защите и даже в пропитании можно в целом приписывать, как уже делалось в XIX-м веке Дарвином, за счет развития новых орудий защиты и добывания пищи. Речь об использовании дубин и бросании палок (прообразов дротиков), как и камней в хищников, вполне достаточном, чтобы отогнать их от себя. Эта общая идея была на время забыта, и к ней вернулись лишь ко второй половине XX-го века. Барбара Айзек (Barbara Isaac) опубликовала работу своего родственника Глена Айзенка (1937-1985) в Кембридже и внесла много своего [Isaac Barbara and Glynn, 2005]. Работа посвящена искусству броска камней и палок у шимпанзе, преантропов и в примитивной современной культуре мест вечнозеленых лесов. Отмечены ситуации тяжелого ущерба колонизаторам – португальцам, вооруженным арбалетами, на Канарах под градом камней, испанцам при их огнестрельном оружии времен завоеваний Месоамерики, трудности команды Кука и успехи местных жителей Огненной Земли. Исследования кисти передних лап шимпанзе и наблюдения над ними указывают на то, что они могут уже бросать предметы довольно точно, но не сильно. Кроме того на стоянках австралопитеков обнаружены как бы собранные в одно место мелкие камни в большом количестве, не являющиеся результатом обработки и не похожие на остатки от обработки каменных орудий.

Камни для бросания в лесу, во влажных джунглях? Но данные палеонтологов указывают, что находки камней возле стоянок обоснованы потому, что основные археологические находки связаны каналами речек и ручьев, где всегда много гальки. Но самое главное, что камни в то время были и не особенно нужны. Можно представить в роли камней и тяжелые плоды или орехи (павшие на грунт) весом до килограмма, которые преантропы могли бросать в хищников. Ту же роль могли играть и просто куски земли или дерна. Последние использовали дети в Италии еще полвека назад в качестве пращи. Трава с куском дерна именуется «топпой» и бросается как спортивный молот. Позже человек стал использовать пращу, в которую клал ядро или камень. Прицельность была большой. Но это не наша тема.

Предполагается, что камнями, кусками грунта и палками как дротиками или дубинами преантропы могли отпугивать хищников от себя или от уже заваленной добычи, чтобы отнять ее у хищников. Так и сейчас с помощью кусков земли действуют бушмены, отнимая добычу у льва.

Но клыки могли оставаться нужны по другим причинам. Есть же и проблема орехов и плодов с кожурой. Кстати, это основной источник растительных белков НА деревьях. Почему в пище клыки могли тоже утратить СВОЕ значение? Возможно, причина в том, что спуск на грунт или в болотистые пространства, как и в мелководье, несомненно, должен был обогатить рацион смельчаков другими и новыми белковыми средствами, для использования которых клыки стали не нужны. Рыба, водоплавающие земноводные, черви в грунте и мелкие насекомые, остатки чужой падали или отнятая добыча – этого оказалось с избытком на грунте. Тогда и камни, если охота шла на мелководье, могли быть просто под ногами. Колоть орехи, лишившись клыков, позже стали камнями, но роль орехов как пищи снизилась Клыки должны были стать ненужными. Но это еще не все.

Можно согласиться с Лавджоем в следующем: показывать пасть (и клыки) при выяснении отношений между самцами, а позже и вообще в визуальных контактах (и вероятно, между самцами и самками) как было, так и осталось традицией начального знакомства, выродившись в улыбку. А вот большие клыки могли пугать самок. И если это так, то сексуальный контакт с такими самцами стал менее вероятен. И это положило начало сокращению размера клыков. Здесь стоит понять, почему клыки стали пугать? Лавджой указывает – те самцы, что с большими клыками, предположительно, более рискованны и менее надежны! Тогда самки выбирают более надежных!

И, повторив такой ответ, мы естественно его отвергаем! Почему? Потому, что такой длинной логики с прогнозом опасности и вероятности возврата самцов на вышеозначенное дерево и в семью у мамаш быть просто не могло. Самки, да и самцы на тот период не могут «мыслить» вероятностно, как и в прямой логике.

Но возражение позволяет обнаружить совсем другой ответ, который собственно и подсказал своей ошибкой нам уважаемый исследователь. Риск тех, кто сражается клыками на грунте с живой природой действительно больше! Тогда речь идет не об избирательном решении самок, а о простом решении самой природы и… трудового развития преантропа…

Действительно, самцы, использующие свои клыки на грунте, подвергаются много большей опасности. Они ведут себя соответственно более решительно в использовании своих клыков и… проигрывают тем, кто имеет меньше природного оружия, страшится и начинает использовать дистанционные орудия защиты – палки, камни, дерн, жесткие плоды как ядра. В чем проигрывают клыкастые? Они чаще гибнут!

Менее вооруженные и менее уверенные в своих физических силах самцы чаще применяют дистанционные орудия или даже бегство. И они, безусловно, начинают выживать и выигрывать у тех, кто от природы ощущает себя более вооруженным (клыки) и вступает в прямую межвидовую борьбу. Самки здесь просто не причем. Они просто ждут решений природы и к ним возвращаются лишь те, кто сменил природу на свой нехитрый труд. Ресурс физической и природной мощи начинает, возможно, впервые, проигрывать хитрости и первым примитивным "средствам производства" (в данном случае защиты).

И потому причиной снятия клыков является не моногамия, не вероятное мышление матерей, а смена места и способа жизни.

7.2.3.8. Австралопитеки. Рост роли самцов

Австралопитеки. Расширение саванны 10-6 млн. лет вынудило группы, остававшиеся на деревьях, начать постоянное, вероятно, ежедневное передвижение по болотам, руслам ручьев, мелководью и позже по саваннам. Такое передвижение в силу опасности хищников вынужденно сформировало группы и ночевки на деревьях или у скалистых склонов. Поведение современных приматов вполне соответствует этому уровню.

В новых условиях, мы предполагаем, запах эструса стал чрезвычайно опасным для выживания. По запаху самок в травах, по земле и с наветренной стороны наземные хищники из семейства кошачьих стали быстро обнаруживать стаи и группы приматов. Эструс в эволюции и отборе постепенно исчез. Стало ненужным и высокое обоняние самцов.

С расширением саванны возникает потребность управления движением стаи или стада, вынужденным образом появляются вожаки. Они обеспечивают безопасность, ведут и определяют места стоянок. Вместе с ростом роли сбора падали и позже охоты, при появлении коллективной охоты – роль самцов снова возрастает (теория Маслоу). Саванна опасна и самцы становятся главными добытчиками пищи для стада. Чем более тяжелые условия, тем сплоченнее стадо (размер может уменьшаться). Самки подчиняются тем самцам, которые более надежно обеспечивают безопасность их и приплода. С учетом предшествующего снижения уровня конкуренции за самок в группе нет явно выраженного лидера в брачном смысле, возможны группы старших самцов. Так возникает стадо. Роль окситоцина в стае становится еще более важной. Часть австралопитеков погибает – это австралопитеки «массивные», которые специализировались только на растительной пище. Они исчезают в 1 млн. лет от засухи и неспособности освоить мясную пищу.

7.2.3.9. Архантропы

Архантропы. С 2-1,7 млн. лет развитие человека продолжается через появление архантропов: человека умелого-habilis и человека прямоходящего-erectus (каменные орудия, огонь, охота на живых зверей) в охоте и собирательстве. Первые архантропы существуют параллельно с остатками австралопитеков. Последние исчезают около 300 тысяч лет. Архантропы продолжают прогрессивную линию развития. Примерно 500 тыс. лет назад, а по иным мнениям от двух млн. лет, архантропы условно разделяются на северных «сильных» неандертальцев – сначала «прогрессивных», имеющих доступ к мегафауне (что облегчает труд охоты) и южных «слабых» охотников-собирателей, которые наследуют, вероятно, прогрессивным неандертальцам и позже появляются и известны в науке как «кроманьонцы».

7.2.3.10. Неандертальцы

Неандертальцы прогрессивные, освоив северные территории, богатые мясными стадами крупных травоядных, постепенно специализируются на мясной пище. Она составляет до 95% всей пищи. И эта специализация формирует их как особый тупиковый тип «классических» неандертальцев. Далее в связи с последним потеплением и гибелью основного источника пищи (40-20 тыс. лет) они погибают. Их особенности и предполагаемые (реконструированные) причины их эволюционного поражения нами рассмотрены отдельно в [Четвертаков С. А., 2011б]. И, скорее всего, они проигрывают в столкновении и в растущем контакте с расселяющейся с Юга более передовой, гибкой, многочисленной адаптивной, крепкой в социальном отношении популяционной ветвью преантропов – кроманьонцев. Последние в среднем более искусны в орудиях и кооперации, более подвижны в ходьбе, но менее сильны физически. Основные вселения с Юга на Север и Восток идут в период около от 100 до 30 тыс. лет назад.

7.2.3.11. Кроманьонцы как периферия мегафауны

Пребывание на периферии мегафауны как причина деспециализации кроманьонцев – это наша гипотеза (2010) к объяснению следствий. Кроманьонцы – самая последняя ветвь, оставшаяся изначально (500 тыс. лет) на периферии ареала мегафауны Европы и Севера Евразии, занятого неандертальцами. Они обитают в регионах центральной и южной Африки, сохраняя там свою пищевую универсальность. Размер групп растет в регионах с относительно большой долей собирательства (женщин) при совмещении с менее успешной индивидуальной охотой мужчин и недостатке мясного рациона. С очередным потеплением роль собирательства снова возрастает. Однако безопасность человека в новых условиях уже достаточно высока, как своей вооруженностью, так и сократившимся количеством угроз. Мегафауна в широком смысле погибла. Крупные хищники так же редеют при недостатке растительноядных – их плотность становится ниже. И потому роль уходящих со стоянок женщин-собирательниц как основных поставщиков пищи возрастает (теория Маслоу). Отсюда и появляется ряд обстоятельств, ограничивающих господство мужской половины при сокращении объема охоты. Это ведет к формированию т. н. «родовых отношений».

7.2.3.12. Появление родового строя или теория «похищение сабинянок».

Рост роли женщин в протосемейной группе связан, прежде всего, с ростом их необычной хозяйственной роли – собирательством. Собирательство есть большое отличие от прежнего биологического и эволюционного феномена отношения к пище. Как охота мужчин резко отличается от простого всеядного поиска того, что копошится под ногами, так и собирательство (именно в саванне и в зонах более бедных, чем тропический лес) теперь обращено на поиск и исследование множества новых растений и плодов, включая неизвестные. И конечно, делается это чаще не от большой сытости и обилия известных и вкусных плодов, а от недостатка общего питания. Собирательство в этот более бедный и, вероятно, драматический, период обогащается новым знанием полезных и вредных свойств трав, корнеплодов, цветов и листвы. Новые знания даются дорого, а нередко и смертью детей. Но используются такие знания и для лечения детей, взрослых, и в женской борьбе с мужчинами за свой статус. Подъем роли женщин прямо связан и с появлением реципрокации в стаде – нетрудоспособные и не могущие идти на охоту с мужчинами старики и пожилые женщины остаются с детьми, оставленными матерями на стоянке. И это основание для их полноценного питания в стаде.

Наше понимание роли родового строя вытекает из известной практики ускорения эволюции развития человека в период его группирования в малых сообществах – стадах или стаях (несколько десятков). Опасность вырождения в случае инцеста (кроме прямой связи матери и сына и братьев со своими сестрами, закрытой природой на уровне феромонов и, возможно, других механизмов) не закрывает проблему. Она остается в контакте мужчин в отношении дочерей и родственников второго колена, не знающих родства по мужской линии. Напомним, что человек долго не знал о роли секса и мужчин в оплодотворении женщин. А тогда небольшие стада с инцестом на уровне дальних родственников должны были в массе выродиться. И это объективный вывод. И наш результат, результат появления человека кроманьонского, показывает, что этого не произошло – и следует искать и найти причины. Эти причины были выявлены путем отсечения невероятных с позиций теории Маслоу и антропогенеза вариантов в нашей предшествующей аналитической работе [Четвертаков С. А., 2011б] (ссылка).

И мы приводим краткий сценарий ниже. Ни какие-либо понимания, идеи или договоренности на уровне сознания не могут служить инструментами решения при появлении такого института как родовая система. К этом homo еще не способен в силу своего не sapiens. И мы ищем те потребности и реакции, которые в реальности могут привести систему стай к решению проблем ухода от неосознаваемой ими опасности инцеста. И мы находим единственный феномен решения проблемы в средовой обстановке от 1 млн. лет или 500 тысяч лет назад в материнской (врожденной) любви к ребенку. В системе стаи и на уровне разработки орудий постепенно возникает и еще слабо развитый язык минимального общения. Напомним, что к 200-м тыс. лет у кроманьонца уже сформирован современный голосовой аппарат гортани, что означает продвинутое освоение языка.

Понятно, что в начала формирования родового строя с замыканием стай в своих родовых циклах процент рождающихся больных и умирающих детей должен возрастать. Страдания матерей безмерны, но не устранимы.

Однако в обычной практике собирательства, отделенного от охоты, продолжаются, как и в более ранние времена у преантропов и как у приматов среди своего вида, нападения самцов соседних стай на самок, незащищенных самцами. В момент таких нападений насилия могут приводить к зачатиям более здоровых детей. Но если самка как обычно возвращается в свою стаю, из этого не вытекает ничего особенного для изменения ситуации – одного ребенка женщина может родить и более здорового.

Положение резко меняется, когда самку похищают и приводят силой в новую стаю. Такое становится важным, если в приемной стае количество здоровых женщин уже упало до критической черты. А такое имеет место в случае вырождения самой стаи.

Но вариант похищений может случиться и на другой основе по той же причине (вырождения). В стадах или стаях с сокращающимися размерами возрастает доминат вожака. При этом могут снова возникать и усиливаться гаремные отношения. Тогда при размножении из стаи могут уходить группы молодых мужчин (без женщин). И им тоже нужны женщины. И они ищут собирательниц или нападают на остатки других слабых стай и уводят женщин.

В новых условиях женщина начинает рожать много более здоровых детей. И она счастлива, как это означает удовлетворенная потребность в материнстве. Далее мы утверждаем, что в новой стае дети этой женщины будут знать сразу два набора сигнальной речи: старый – от матери и новый – от приемной стаи.

Далее, хорошо известно, что взрослые дочки в стаях шимпанзе стараются вместе со своими детьми поддерживать отношения с матерью. Предположим, встречу или даже намеренный визит похищенной невесты (и молодой матери), например, в режиме собирательницы от новой стаи к месту стоянки старой стаи. Тогда можно допустить, что такая встреча матери из старой стаи со своей похищенной дочерью, которая родила успешно много здоровых детей, станет реальной информацией. Эта информация будет важной для всех женщин старой стаи. Эта информация удовлетворяет потребность всех женщин в материнстве. И такая информация означает простой вывод: здоровые дети могут родиться только при переходе женщины в другую стаю. Или иначе, чтобы у женщины рожались здоровые дети, необходима выдача молодых женщин в другую стаю, как и прием других женщин в свою стаю.

Если эта важнейшая для женщин информация попадает в среду вымирающих соседних стай (а механизм стандартный), то далее возникает стремление женщин наладить взаимный переход и обмен. Перешедшие в новую среду женщины-билингвы в этом заинтересованы особенно. Но появление межстайных, то есть межродовых отношений, только теперь их допустимо так именовать, возможно лишь, если старшие женщины-матери имеют серьезный статус в стае. А это так и есть в момент относительной важности собирательства. При этом естественно идет выравнивание языковых форм и слияние языков или их начальных основ в единое пространство, в группу обменивающихся «невестами» соседствующих стай -> родов, которое можно именовать далее племенным.

Появление первых родов возможно лишь на основе матрилинейного учета родства, но с более четкой регламентацией традиций обмена невестами между (материнскими) родами или исходными реальными и позже «игровыми» регламентами «похищения» невест, а также межродовыми праздниками встреч молодежи, вероятно и чаще весной. Последнее ведет к формированию устойчивых племенных объединений.

Статус старших поколений впервые возрастает и носит социальный характер «чти отца и мать своих». При поддержке пожилых поколений основным интегральным фактором роста культуры, языка и сознания становится увеличение средней длительности жизни. Оно удлиняет время накопления и объема передачи детям языка, инструментального опыта и знаний, см. п. 7.3.2-3.

Далее с ростом свободного времени на стоянках увеличивается роль охотничьих и домашних ремесел и микролитической культуры. Снижается межпоколенная агрессия, растут социальные контакты и эмпатия. Появляется практика положительных эмоций (любви) в воспитании, формировании языку и в обучении, см. 7.3.4. С развитием языка возрастает способность к координации и гибким социальным действиям.

Все это увеличивает плотность населения и влечет далее основу для расселения кроманьонцев по миру. Предположительно к началу 200 тыс. лет у кроманьонцев сформирован уже современный голосовой аппарат. Это говорит о бурном развитии языка в предшествующий период – длительностью от трехсот до пятисот тысяч лет.

Кроме того, в момент 80-60 тыс. лет начинаются мощные миграционные волны исхода кроманьонцев (современного человека) из Центральной и Восточной Африки на Север через Красное море, Палестину и Междуречье. Таким образом, выравнивание, а, возможно, и временное превышение статуса женщин оказывает огромное влияние на последний этап развития преантропа, его социализацию.

Поэтому появление человека в его конечной стадии можно относить и за счет выравнивания статуса женщин.

7.2.3.13. Гендерные отношения в социальной истории

Освоение земледелия. И такая высокая роль женщин сохраняется вплоть до наступления страшного голода в регионе Палестины и Плодородного Полумесяца (Левант), где самая высокая плотность населения в движении и миграции, где поэтому оказываются выжжены плодовые деревья и ягодные кустарники. Объективно этот район отмечен как первый регион, вступивший в состояние мезолитической культуры (15 тыс. лет до н.э.). Он же отмечается как первый очаг земледелия 9,25 тыс. лет до н.э.

И женщины и только они, вынуждены в этот момент искать средства спасения умирающих от голода детей в поисках всего, что можно съесть. Это все, что осталось в сохнущих степях и пустых горных склонах – сухие зерна диких трав (белок). Именно женщинам принадлежит поиск, а потом начальный уход за ростом всего, что еще может расти на выжженной от солнца земле, пока этот уход не становится реальным и спасительным производством злаковых. Так формируется первое земледелие, см. 6.10.4., которое справедливо отражено в хрониках более позднего железного века как золотой век (10-1,5 тыс. лет до н.э.).

Вот c этого момента ведущая роль снова постепенно возвращается к мужчинам. Первые чаши из камня и потом сосуды из глины, первые зернотерки – это заказы от женщин для готовых к ремеслам и мастерству мужчин. Мужчины далее несут основные тяготы распашки девственной земли и даже управления потоками горных ручьев на засеянные семянами первые террасы и склоны. Они перенимают и технологии у женщин, справляясь со сложными новыми задачами. С появлением первых запасов зерна – этого первого консервированного белка – «золота жизни» начинается новый век. С этого момента и начинаются войны как способ добыть единственный рукотворный ресурс в том мире голода, жары и редкой добычи. Нищие и голоные охотники того места и времени против земледельцев. Потому у первых земледельцев начинается строительства родовых башен – сохранившиеся еще остались в Сванетии, а самые ранние обнаружены в Палестине. Они нужны для защиты рукотворных продуктов от проходящих с жаркого и голодного Юга толп нищих соседей, еще не освоивших даже скотоводства. Снова мужчина защитник, и это даже важнее, чем хлеб. Позже, роль мужчин возрастает при обнаружении и освоении аридных аллювиальных почв и в спорах между пришедшими с разных мест племенами и общинами за распашку самой ценной земли. Так через советы жриц и жрецов идет формирование новых (протогосударственных) органов управления и учета, организации всех видов работ, распределения продуктов в общинах (6-3 тыс. лет до н.э.). Как только возникает защита и охрана, так и возникают столкновения и активный выход вовне ареала земледелия. И первыми жертвами, приведенными в плен, являются чужие женщины как наложницы и рабыни⁸. И это уже шаг к росту господства мужчин над женщиной вообще.

Железный век. Последующее появление железа в период 2-1.5 тыс. лет до н. э. ведет к огромному превосходству культуры железа – технологии материала для орудий нападения и защиты – над всей остальной неолитической и энеолитической (бронзовой) периферией. И такое превосходство вызывает завоевания и ВПЕРВЫЕ появление хозяйственного значения рабской МУЖСКОЙ рабочей силы. Как следствие, появляется иерархия труда в семейном хозяйстве и возникает рост значения роли семейной собственности. Появляется коллективное господство одних этнических сообществ над другими, которое осуществляется через государства типа земледельческих империй. И роль женщин падает в связи с огромным ростом насилия и его опасности в жизни обществ, находящихся внутри мира «железа и земледелия» или граничащей с ним примитивной периферии, воспринимающей технологию через подчинение или собственное завоевание.

Дальнейший процесс распространения железа и земледелия на основе превосходства в оружии (освоении технологии железа) осуществляется на основе военной силы. Земледельческие империи, возникая и разрушаясь периодически по причинам, которые теперь вполне объяснимы в теории Маслоу, постепенно расширяют ареал культуры земледелия и железа. Этот период развития человечества можно считать чисто аграрным, а площадь распространения земледелия – аграрным миром.

В аграрном мире под гнетом государства подчинение женщин оказывается безусловным. В иерархии государства мужчина - воин, то есть старший, а сама семья есть система производства рабочей силы и средство социального обеспечения текущих глав семей. Наличие ресурсов для создания семьи есть жестким условием сватовства в деревне и в городе, в ведущих культурах и цивилизациях. Надежность брачных отношений подкреплялась наделом земли, домом или квартирой, приданым у невесты и капиталом жениха. В дело вмешивались или даже заправляли родители (брак по договоренности). Аргумент диктата – рожать детей (работников) следует ранее, чем юноши и девушки приобретают материальный и жизненный опыт. Причиной поспешности брака является вечно высокая детская смертность и простота производства, не требующая образования. А большое количество работников в семье означает возможность кооперации и внутрисемейной организации, разделения семейного труда. При мудром организаторе это обеспечивает большую эффективность и взаимопомощь и, в конечном счете, достаток, надежность и социальное обеспечение.

Феодализм стал переходным периодом от аграрного мира к устойчивому господству новых форм производства на основе рыночного (а не натурального) разделения труда – капитализму. В районах имперского аграрного мира, где достигнута огромная площадь такой культуры, разрушение империй уже не сопровождается созданием новых империй – потенциал варварства не докатывается до ядра разрушения. И раздробленность, как результат всеобщей, но БЕЗОПАСНОЙ коррупции, становится на долгий период хроническим состоянием (Западная Европа и Японский архипелаг с запаздыванием). Это районы относительной безопасности от вторжений варварской периферии на долгий период – феодализм. Местные войны не эффективны, но и не разрушительны в силу равенства технологий войны (IX-XV вв). Здесь возникают условия раздробленного, не подчиненного центральным целям обороны и нападения производства сельхозпродукции. Сеньории конкурируют за беглую рабочую силу и это ограничивает эксплуатацию деревни, ведет к росту сельхозпродукции и населения см. ссылка. При избытке продукции и населения возникает ремесло. Оно отделяется от села в форме городских коммун, не подчиненных раздробленным государствам, становится основой внутреннего рынка товаров и услуг как самостоятельная экономическая и политическая сила - первая сторонница равенства прав всех людей в том еще сословном мире. К заслугам этого периода следует отнести и то, что христианская церковь полно осудила не только личное рабство, но и закрыло теологические споры по поводу неравенства женщин с мужчинами перед Богом. И это заложило основы равенства прав людей в отношении ресурсов и законов. Так возникает местный рынок, а потом с преодолением сословных ремесленных границ и запретов, расширением рынка вместе с государством, – и национальный капитализм.

Промышленный век или капитализм. Новые отношения относительной свободы разделения труда в реальности противостоят военной и силовой среде как дорыночному монополизму государства, но в силу своей слабости еще не отражаются в общественном самосознании, кроме буквально отдельных единиц среди всего человечества, например [Конт О., с. 149 ]. Но кое-что новое возникает в части семейных отношений в высших кругах общества. Прежде всего, возрастают личные права детей по отношению к родителям. Второе – это брачные контракты и договоры между мужем и женой. Хотя и под контролем семьи и мужчин, но женщины в ряде стран получают постепенно равные права на имущество при заключении брака, а позже начинают бороться за свои права на производстве и в политической жизни. Но в целом напряженная ситуация насилия и войн, и потому господства мужчин, остается неизменной.

На новой основе машинного производства развитые страны создают новое и чрезвычайное превосходство в вооружениях (автоматическое вооружение, корабли и самолеты) и инициируют новые войны и завоевания патриархальной периферии для построения колониальных империй и политического раздела мира. Так снова усиливается дорыночный монополизм (включая и колониализм – "второе издание" империализма). Роль мужчин, войны и опасности сохраняется. Но этот период в сравнении с периодом распространения земледелия относительно краток – всего сто лет от момента полного раздела периферии капитализма до его почти полной отмены.

Передел мира колониальными империями (Антанты и Тройственного союза) привел к Первой мировой войне. Последующий передел мира тремя сторонами – 1) классическими колониальными империями и США, 2) коммунистической Россией в утопии осчастливить человечество разрушением рыночного обмена частной собственности и 3) противостоящей этой угрозе утопии передела мира в пользу расового мирового господства нескольких наций (Антикоминтерновский или Тройственный пакт) привел ко Второй мировой войне и к огромным разрушениям. И такие разрушения абсолютно не адекватны индустриальному миру разделения труда и обмену товарами и услугами на основе рынка. Это неадекватное силовое военное отклонение от рыночного хозяйства продолжается до середины прошлого века. В завершение Второй мировой войны смысл любой глобальной войны полностью утрачивается в связи с достижением пределов ведения ресурсных войн. Появление видов оружия массового поражения (атомное и водородное оружие) устраняет локальный характер поражения противника или его территории. С утратой значения войн для передела ресурсов (рынков) в мире сокращается экономическое значение войны как продолжения экономических интересов политическими средствами. И тем самым взрывами в Хиросиме и Нагасаки (1945) фактически завершается железный век как период господства военных государств.

Но безопасность лишает оснований хозяйственного господства и руководства мужчин над женщиной, в том числе, и в семейном хозяйстве.

При развитии капитализма и с ростом материального и социального обеспечения рядовой семьи оснований для освобождения детей от воли родителей становится все больше. Расширение достатка влечет требование уважения у включенных в систему участников! И это есть тоже проявление иерархии потребностей Маслоу.

С развитием борьбы за права человека и еще в XIX веке, возникает эгалитарное (включая и комунистическое) движение за равенство полов. И почти немедленно анархистски настроенные борцы за права идут еще дальше – возникает требование «свободы половых отношений». От формы семьи, устойчивой на период воспитания рожденных в ней детей, движение ведется за "право на секс", вплоть до «распределения» женщин для удовлетворения "трудящихся классов". Ведется критика семьи и брака вообще, а материальные основания ведения семьи обличаются как «узаконенная проституция». Между тем реальным основанием критики с XIX века в Европе являются лишь случаи принуждения молодых к браку, когда большая семья ставит свои общие финансовые интересы выше предпочтений и воли вступающих в брак людей, прежде всего, невесты.

В рыночном обществе, обществе разделенного и добровольно выбранного вида труда, не государство, а человек в работоспособном возрасте и состоянии отвечает за все общественные и социальные услуги через государство, которое он сам обязан создавать и с помощью согласованных в обществе законов поддерживать. Это он делает с помощью выплачиваемых им налогов, которые устанавливают избранные им представители в органах государственной власти. В этой связи возрастает (а, точнее, должна возрастать) личная ответственность каждого человека за свое будущее и будущее всего общества в целом, включая изначально ответственность за свою семью и достойное воспитание детей.

И все это теперь предполагает формирование и воспитание собственной ответственности новых поколений за семью, ибо семья – основа продолжения общества, как и социальных функций государства. Иерархия Маслоу не менее ясно, чем политическая экономия, показывает, что семья как система особого производства (воспроизводства человека в широком смысле, включая рекреацию работника, и передачи культуры) имеет в своей основе те же ресурсные основы, как и остальные подсистемы общественного производства.

Пока семья была вопросом натурального хозяйства, это не было публичной темой и рассматривалось как личное дело. В развитии городского населения, вышедшего из деревни, некоторое время традиция материальной ответственности в семье за поддержку и воспитание детей продолжалась. Потому производство и воспроизводство населения до середины XX-го века не являлось предметом особой заботы общества. Проблемы не было в связи с ее неявным достаточным обеспечением в рамках текущих рыночных условий и натуральных форм семейного хозяйства.

К концу XX-го века, то есть совсем недавно, общество в большинстве развитых стран мира было вынуждено откорректировать свои гендерные отношения на основе равенства (прав) полов. Женщина в системе разделения общественного труда полно включилась в производство, получив двойную нагрузку – на работе и дома. Приобретение равных прав и независимости вошли в противоречие с неравной жизненной нагрузкой. И это не могло не сказаться на условиях и объемах производства населения в развитых странах мира. Далее мы прерываем наш обзор, он будет продолжен в разделах 7.2.7-8.

Мы видим, что в истории человека, как в антропогенезе, так и историческом социальном развитии относительное положение мужчин и женщин в семье (а не только в сексе) многократно – изменялось и является очень существенным. И самое последнее достижение в отношении полов в развитом мире – это их равенство. И это вполне соответствует господствующей форме производственных отношений в обществе – разделению труда и обмену его плодами и услугами на основе равных прав на результаты своего труда и услуг.

Ниже, в 7.2.3.14., мы даем примеры того, что там, где этого уравнивания прав мужчин и женщин не произошло, или где общество нарушает демографические принципы гендерного воспроизводства или распределения (мест жизни и общения), насилие остается или имеет основание сохраняться.

Итак, равенство полов и даже превосходство женщин оказывается в антропогенезе и в социальной истории человечества до настоящего времени важным, а порою решающим положительным фактором в ключевые моменты: становление родового строя (родовой строй и язык) и спасение от гибели в присваивающем хозяйстве. Женщина требует равенства в периоды безопасного состояния общества. Общество в такие периоды и состояния (гендерного равенства) само сохраняет безопасность.

7.2.3.14. Отклонения в ряде культур. Японии и страны Ислама

Женщина в наиболее развитых промышленных обществах получила почти равные права с мужчиной. Но там, где остались реликтовые общества, где такое неравенство (в любую пользу) сохранилось, остаются вполне обоснованные психологией насилия и доминирования в семье ментальные преграды гендерному равноправию ДЛЯ РАЗДЕЛЕНИЯ ТРУДА В СЕМЬЕ НА ОСНОВЕ РЕЦИПРОКАЦИИ.

И мы приведем только примеры в двух регионах. Отметим, что причиной проблем обоих регионов лежат традиции. А традиции основаны на прошлом опыте, который возник в определенных условиях. Но время прошло. И осмысленность традиций исчезла. А их действие стало вызывать удивление или осуждение. Но важно не это. В реальности устаревшие традиции мешают развитию использующих их обществ. Начнем с примера, даже вызывающего улыбку.

Япония и Южная Корея (к ним примыкает и Китай). В прошлом рождение мальчика в корейской семье считалось успехом, а девочки – несчастьем и расходом. Это связано с традициями женитьбы. Жена переходит с приданым в семью мужа. Тогда семьи с девочками нищают, а с мальчиками обогащаются. В бедном обществе (от высокой плотности и обычной рождаемости, которую не умели в нищете регулировать) девочек порой даже убивали, а сейчас после УЗИ организуют выкидыш. Как следствие, в обществе складывается недостаток женщин. Сейчас гендерные права в Японии равны. И девушки имеют право выбирать женихов в режиме спроса и предложения. Активность женщин стала нормой, а мальчики теперь ждут, когда их выберет девушка, которая и инициирует отношения, она же делает предложение. При этом множество активных и добропорядочных образованных мужчин остаются холостыми. У мужчин возникает новая практика содержать себя чисто и красить волосы, расширять веки, то есть прихорашиваться так, как это раньше делали женщины. А женщины становятся все агрессивнее. Более того, возникают ситуации, когда женщины настаивают на браке с выбранным юношей и даже дерутся из-за него в его присутствии. А такой юноша ждет, когда женщины «разберутся» и идет на поводу у самой активной девицы.

К теме же имеет отношение и очень высокая (слишком высокая) «пожизненная» роль семьи в Южной Корее. Разница в возрасте родственников образует жесткий ранг (деревенская традиция, переселившаяся в город). Любой младший (хоть на год) даже в старости ощущает себя ребенком по отношению к старшему члену клана. Две старушки «играют в маму и дочку», так, что младшая из них (сестра) может ныть и плакать как ребенок, а старшая ей всегда строго указывает и поучает. То есть семья на таком Востоке сохраняется как единственная и самая важная принадлежность. И в ней человек остается вечным ребенком для старшего до самой своей смерти. И это в реальности означает инфантилизм или игру в него, что особенно странно у мужчин. Возможно, так решается система борьбы с одиночеством потому, что семейные и родственные отношения в Корее считаются самыми важными, второй по уровню важности принадлежностью всегда была причастность к предприятию пожизненно, где конкуренция резко снижена. Это восходит к традиции вынужденных коллективных действий сельской общины на рисовых полях. Зато нет этнической принадлежности - ни иностранцев, ни вторжений или переселений японцы никогда не знали. Очень похоже, что тенденцией в обществе инфантильных мужчин и агрессивных женщин станет формирование насилия в семье (женщины над мужчиной), что в свою очередь нарушит права мужчин.

Кочевые общества, Арабский и Средний Восток, традиции Ислама. Традиции кочевников-скотоводов, перенесенные во многом в Ислам, положили в основу семьи ведущее положение мужчин, несмотря на шутки, что «муж – это голова, а женщина это шея». И на момент создания это имело смысл. В реальности, именно кочевой быт и опасности пустыни, большая роль войн и частая изоляция мужчин от семьи, насилие, которое лежит в основе ухода за скотом, отражается и в традиционных отношениях в семье, включая жену и детей. В силу управления безопасностью всего движимого имущества само поведение в семье приобретает тот же характер пастьбы и размножения.

Социальное неравенство при ведении войн всегда отражалось на том, что воины, не имеющие семьи и своей женщины рядом, считали нормальным насилие над захваченными или «ничейными» женщинами. Захват чужих женщин был и остался традицией формирования родового строя, а пустынная и горная Аравия находилась на периферии социальных процессов. «Разрешение» Корана иметь до четырех жен было нормализацией фактической полигинии. Остатком родовой свободы женщин было право развода.

Но при активных нападениях нищих, но уже вооруженных железным вооружением кочевников возникали насилия и увод женщин. Отсюда было нормальным иметь, кроме жены, наложниц и рабынь.

Третье. Постоянная война кочевников формирует неравенство воина и военачальника. Первые не имеют семьи. Множество несемейных вооруженных мужчин (воинов и скотоводов) представляют реальную опасность для всех женщин, находящихся в семьях земледельцев и горожан. Отсюда возникает традиции тщательной охраны женщин, запрет открывать любые части тела, чтобы не провоцировать соплеменников, прохожих и даже собственную охрану. Сюда же относится и кастрация евнухов.

Возникает и унизительный ритуал охраны мужчинами своих женщин на улице, который напоминает пастьбу стада. Сопровождающий, идущий впереди как вожак и женщины, идущие за ним на небольшом расстоянии сзади и в парандже, – это норма и традиция, вызванная насилием в своем собственном обществе. Женщины (и их дети) становятся биологическим ресурсом и даже элементом статуса, который идентичен имуществу аналогично размерам стада скота. Право наказывать женщин силой, право убивать женщин за измену и право на собственную мужскую сексуальную свободу, право брака с несовершеннолетней (начиная с 6-7-и лет), запрет на образование женщин, выкуп за невесту – все это означает господство гендерного насилия в обществе такого типа, и что существенно, насилия в семьях такого типа.

А теперь о последствиях! Естественно, что в любом обществе дети – мальчики и девочки – с детства знакомятся с миром через семейные отношения. Потом они переносят формы таких отношений на весь мир. Это делается очень часто, если дети не получают достаточного образования, чтобы видеть, что семейный уклад совершенно непригоден как модель поведения в большом мире. В мире, где существенно насилие в семье, не может быть полных и честных договоренностей вне семьи, то есть в деловых и в общественных отношениях. Сила и страх, и потому имитация силы и ложь как форма терпения силы, сосуществование рядом с ложью, остаются важнейшими элементами жизни общества, которое не может развиваться полно. В таком обществе не удовлетворены потребности безопасности по Маслоу, потому роста человека выше статуса можно не ожидать.

Все общество становится продолжением мира ТАКОЙ СЕМЬИ или, скорее, не мира, а войны или лжи и терпения. И потому такое общество не может стать демократическим обществом общественного договора. Оно не способно стать обществом рыночных договорных отношений разделенного труда и взаимно оказываемых услуг. Оно не имеет множественной практики взаимного обмена услугами. Ведь большинство услуг в семье неравноправно оказывают женщины мужчинам, а внешний мир воспринимается как мир силы, страха и угроз.

Несомненно, Мохаммед в Новом времени освободил бы женщину от устаревших традиций страха за ее существование, как и всех рабов, включая женщин. Это так потому, что только свободный труд и обмен его плодами, а не война и насилие, делают ТЕПЕРЬ мир на Земле безопасным и обращенным к свободному заинтересованному труду.

Небаланс гендерных отношений в семье фактически нарушает то, что именуется Любовью, препятствует ее сохранению или даже появлению. Менталитет насилия и терпимости к насилию в таких обществах, передающийся от семей с детства, составляет реальную и постоянно воспроизводимую психологическую преграду для разрешения политических, хозяйственных и социальных проблем общества на современном уровне переговоров и доверия. А текущая жизнь принципиально требует не силовых, а исключительно договорных решений. И это предъявляет к обществам всех принадлежностей требование внутрисемейного равенства, и не просто равенства, а уважения и практической любви.

И потому любовь в семье – это начало формирования современной ментальности и социального поведения в обществе.

Общества с дефектами ведения семей просто гарантированы оставаться на задворках мировой культуры, быть источником недостатка ресурсов, болезней, насилия, высокой рождаемости (от бесправия женщин и высокой смертности) и одновременно высокой смертности, недостаточного и даже ущербного по содержанию образования и потому варварской (хозяйственно-патриархальной) растраты ресурсов Земли.

Важнейшим выводом двух последних разделов является следующий:

добровольность семейных услуг своим членам лежит в основе современной семьи, ее формирования и функционирования. Брак и семья должны предполагать свободу мужчины и женщины при заключении и ведении брака, соблюдение взаимной ответственности, отсутствие монополии к.-л. из сторон⁹. Тогда и понимание семьи как «любви в форме взаимного служения» получает более точные очертания, см. 7.2.4.

Вывод, который разумный человек может сделать из предшествующего материала, состоит в следующем – если даже эволюция природы настроила (для джунглей) функцию воспроизводства одним способом, то преантроп, выйдя не по своей воле из этой среды, должен был превратиться в Человека. И это потребовало от него, за исключением многих периодов колоссального напряжения и стрессов, неравенства и опасностей, – обеспечить равенство обеих сторон – мужского и женского пола в исполнении функции воспроизводства. Причем это тем более важно, когда на настоящем этапе развития формируется индивидуальность каждого участника семьи.

Общая картина тогда такова: от первобытного стада и промискуитета (в стае), через уважение к женщине, которое в некоторый момент приводит к родовому строю, а впоследствии и к парной семье, человечество совершает грандиозный путь. Это дорога от бесправия и насилия (порою взаимного) ведет постепенно к добровольной любви и ответственности на основе равноправия полов. Это исторический факт и результат до середины прошлого века. А практика уже века текущего ей не вполне соответствует!

Но мы не складываем яйца в одну корзину и не рассматриваем последние полвека пока как норму (и у нас есть законная фора на размышление), поскольку теория Маслоу дает нам шанс рассматривать эти изменения не в своем единстве, а как флуктуацию. Стоит предположить, что длинные флуктуации (как и волны Кондратьева) в современном обществе становятся важными сопутствующими явлениями развития, которые потребуют от общества в целом больших общественных усилий. И мы далее строим модель семьи, не загружая читателя пока современными проблемами, которые в реальности еще более осложняют наше бытие.

7.2.4. Простая любовь

Есть смысл ввести рабочий термин «простая» или «обычная любовь» для большинства семейных ситуаций, где у родителей не удовлетворены все базовые потребности. Это означает, что у мужа и жены не развернуты более высокие – «бытийные потребности», или «чистые» метапотребности, то есть «метапотребности, не комбинирующие в себе одновременно базовые потребности». Итак, простая любовь мужчины и женщины – это любовь и ведение семьи в условиях, недостаточных для полной реализации высших бытийных потребностей или чистых метапотребностей. В таком определении "простая любовь" и в термине "простоты" нет никакого унижения. Наоборот! Простая любовь является основной для человека и ребенка и для человечества в целом.

Почему мы это делаем здесь? Мы остаемся сейчас на уровне, где нет речи об удовлетворении высших потребностей. Позже мы введем представление об относительно редком объекте – «высокой любви», в которой оба носителя вышли на уровень чистых метапотребностей (творчество в науке, искусстве, профессии) и одновременно любят друг друга. Феномен существует и отличается как по происхождению, так и по функциональной нагрузке. И, главное, "высокая любовь" может быть на будущее и типовым (или все же исключительным?) развитием (продолжением) простой любви. И в то же время она может быть отдельным и независимым феноменом. Мы рассмотрим его в Главе 9.

7.2.4.1. Простая любовь как взаимное служение родителей

Практика показывает и нейрофизиология подтверждает, что после сгорания первых страстей и новизны (включая, секс) в паре любящих людей формируются новые более сложные отношения: уход друг за другом, потом за родившимися детьми. Возникает и поддерживается взаимное служение или реципрокация. Так именуется взаимное оказание услуг членов семьи друг другу без формального подсчета баланса. Это по самому скромному подсчету и есть первое определение простой любви (в семье).

Оказание взаимных услуг в семейной жизни можно рассматривать как социальное продолжение удовлетворения потребности в безопасности II с некоторым дополнением, которое мы обозначим как «дополнение У». Поясним этот наш нетривиальный вывод вместе с дополнением.

В групповом (семейном) хозяйстве реципрокация как взаимное служение оказывается исторически первым социальным и, кроме того, еще физиологическим (половозрастным) РАЗДЕЛЕНИЕМ ТРУДА.

Сначала о потребности! В основе взаимного служения (обслуживания, взаимопомощи) супругов лежит не только рациональное поведение. Рациональное – это мотивация, а не потребность. Что является потребностью, запускаемой инстинктивно, или потребностным состоянием взаимного обслуживания или реципрокации?

Еще раз! Секс – это врожденное. В природе в дополнение оставлено человеку врожденная материнская любовь к младенцу (а нередко любовь ухода за чужим младенцем в своей семье). Любовь как нечто большее у женщины к мужчине (после секса и ухода за ребенком) и любовь у мужчины к семье в целом есть потребностное состояние, которое приобретается в жизни. Нейрофизиологическое основание такого состояния предположительно с высокой долей уверенности уже известно – это выделяемый окситоцин у мужчины. Выделение окситоцина, вероятно, врожденный механизм – способность и реальный процесс влюбленности, он приобретается вследствие ежедневного совместного труда, общения и заботы о семье и друг друге.

Здесь мы остановимся на психологической (человека) практике развития и формирования отношений любви. Потребность любви начинается через сексуальное влечение, но продолжается практикой последующего формирования эмпатии – сопереживания. Поясним эту динамику. Обычно в «заботе о близких» по различным поводам видится возникающая практика «сопереживания», восприятия бед и проблем близкого человека как своих. Естественно, в современном обществе в массе речь не идет о таких страшных проблемах как голод, жажда и т.п., хотя все равно в жизни остаются боль и страдания родственников при болезнях. Как правило, в окружающем обществе в молодых семьях речь идет о жизненных планах людей и, в первую очередь, о финансовых средствах для выполнения планов в образовании, лечении, строительстве жилья.

Чистое сопереживание есть эмоция, но не поведение. Каждодневная коррекция проблем семьи – это проблемы производства через семью ресурсов, расходования их на благо членов семьи, решение их проблем. Это часто порождает и нравственные вопросы, например, порядка траты общих средств. Из практики взаимопомощи складываются установки поведения и семейные традиции, которые и составляют то, что потом именуется «любовью».

Существование семьи требует по факту ответственности мужчины в отношении профессии или дела жизни. Обычно такая ответственность есть одновременно и долг перед семьей. Семья требует от женщины-жены серьезного отношения к ведению хозяйства, воспитанию детей, уважению родственников. Выбор профессии у женщины должен сочетаться с рождением и воспитанием детей. В ведении семьи, таким образом, за непосредственно любовью молодых следует принцип удовлетворения потребности в безопасности II. Но теперь на уровне не личности, а семьи в целом.

Каков психологический механизм формирования «заботы»? Как возникает подлинная любовь-сопереживание? Это целая последовательность шагов эмоций (отражений потребностей) – их проявления, их чтения партнером (идентификации настроения или «эмпатии» одного члена семьи к другому) и взаимного действия – их коррекции. Такое начинается с 1) взаимных ощущений любви в сексуальных отношениях, заботы об удовлетворении друг друга в сексе. Доставлять друг другу радость физическую как практика и норма, обращается и расширяется в 2) желание устранить дискомфорт любимого (ой) во многих других бытовых ситуациях. От ощущений дискомфорта любящие люди переходят к 3) заботе обеспечения взаимного комфорта. И это предполагает 4) добровольную взаимную бытовую активность в оказании услуг.

И образующаяся практика действий по созданию комфорта оказывается развитием эмпатии – сопереживания и тревог по поводу близких людей и действий по их устранению. Эти тревоги получают форму заботы, овеществленной и снимаемой разделенным в семье трудом. Сопереживание как эмоция и потребность, формирующие уход и помощь, становятся важнейшей частью любви и принадлежности нормального человека в семье, особенно в случае болезней или эмоциональных расстройств и потрясений. Естественно, такие отношения продуктивны при высокой адаптивности (чувствительности) участников.

Можно предполагать, что излучение окситоцина во все большей степени возникает именно в таких процессах.

Но, кроме того, начальная готовность к эмпатии есть результат исходного воспитания и от родителей в семье, и общей культуры поведения, адаптивности вплоть до уровня интеллекта. Воспитание человека всегда преемственно его культуре собственной заботы о матери и отце, то есть происходит от детских стереотипов, воспринятых в семье по рождению: «почитай мать и отца своих». А культура эта есть результат восприятия отношений отца и матери¹⁰. То есть если окситоцин у ребенка выделялся от ласки матери, похвалы отца, то и у выросшего молодого человека окситоцин будет подкреплять и поддерживать влечение к девушке, которую юноша видит своей женой. Он будет сопровождать поведение человека в отношении к жене и к детям по поводу всех забот о них.

На бытовом и социальном уровне взаимная забота членов семьи друг о друге воспринимается как взаимное оказание (разделенных) услуг – это и есть реципрокация. Но последняя опирается на основание: семья как воспроизводство человека становится частью среды и ресурсов, которые человек использует, но которые он должен тоже сам поддерживать. Здесь в своей первой фазе реципрокации труд отдельного и каждого человека (члена семьи) переходит в служение семье. Итак, от первой любви до беспокойства за любимого ВООБЩЕ расстояние недель и месяцев. Забота во всех смыслах – это собственно и есть Любовь. Равнодушие или внешняя забота (слова, а не действия) – признак ее отсутствия.

Семья, любовь и принадлежность к семье оказываются источником беспокойства, которое можно рассматривать и как потребность в безопасности, но в сугубо групповом и социаьном смысле. Для понимания тезиса требуется рассуждение от противного.

Мое состояние по поводу детей и жены есть беспокойство и страх за них. Я уже не голодаю и не страшусь опасности, которая угрожает мне. Я беспокоюсь о среде, которая обеспечивает мой комфорт. Частью такой среды являются моя жена и дети. Угрозы им тоже меня беспокоят. Семья – ресурс то есть источник счастья и радости моей жизни. Без них или при их болезнях, страданиях, слабости – я слабее. Их существование удовлетворяет некоторые мои потребности. Лишившись семьи или части семьи, я становлюсь менее защищен¹¹. Эти люди нужны мне, им должно быть хорошо, они не должны бояться или болеть. И это часть моей жизни. Когда я буду стар, они будут помогать мне, не оставят меня в одиночестве и без заботы. Думая о них сейчас, я думаю и о них, и о своем будущем. Если я бросил своих родителей, то это увидят мои дети. Я научу своих детей не заботиться о близких. И потому позже мои дети бросят меня тоже.

То, что сказано выше о безопасности обычный человек, далекий от психологии и философии, мысленно не произносит.

Дело в том, что "понимание" своей тревоги есть уже часть мышления. И тогда это уже не совсем тревога! Это мотивация! А все иначе! Человек не мыслит – просто он это ощущает! Вот почему это не мотивация, а потребность.

Есть и еще основание говорить о такой потребности как о Любви.

Если человек в реальной семейной жизни «пропускает» свое внимание мимо деприваций близких и их не замечает, то он получает полную и открытую реакцию отторжения или негативных реакций остальных членов семьи. Это и означает, что он «не любит». Его тоже ПЕРЕСТАЮТ ЛЮБИТЬ!

Отсюда ощущение чужого настроения должно идти на подсознании, а последующее выражение эмоций сочувствия и сопереживания оказываются просто обязательным маркером понимания. И в практике инстинктивное выражение эмоций сопереживания осуществляется не менее инстинктивно (как поведенческая установка), чем нажатие на педаль тормоза в случае красного светофора. В нормальной семье отсутствие проявлений сочувствия есть нарушение семейных норм. Автоматизм НЕОБХОДИМЫХ эмоциональных и поведенческих реакций – это работа по потребности любви и одновременно культура. К эмоции всегда прилагается оказание помощи. Например, «ахать» по поводу здоровья и не побежать в аптеку – это преступление.

Итак, семья – это набор практик или стереотипов взаимопомощи и ощущений ее необходимости. Это не только стереотипы, это и готовность к творчеству в ограничении ее совестью, где совесть есть обнаружение диссонанса в положении членов семьи или в семье в целом и их преодоление.

Но есть в любви и в семейной любви отличие от потребности в безопасности. Мы его выше обозначили как «дополнение У».

Любовь не только бремя и ответственность. Она доставляет Удовольствие (У) и даже помимо сексуального влечения. И этим она отличается от других потребностей безопасности, которым свойственно «успокоение», но не радость по каждому поводу и эпизоду.

Дополнением к теме является утверждение, что ВСЕ РАЗВИТИЕ ЧЛЕНОВ СЕМЬИ в ней представимо не только, как беспокойство, но и как творчество!

Дело в том, что каждое достижение любого члена семьи для остальных – это удовлетворение сразу нескольких потребностей. В каждом событии есть любовь (похвала и сочувствие), принадлежность (гордость за другого), общение (аффилиация), уважение (как еще одна форма поощрения), новизна (при изменениях в семье), творчество (того, кто достиг нового результата). Ведь при росте ребенка и развитии личности родителей в семье каждое новое достижение члена семьи есть его творчество.

И второе! Результат каждого подкрепляется не только лично, но и радостью семьи как маленького общества, модели мира. Поэтому семья может оказаться главным или первым гарантированным источником развития каждого ее члена.

И третье! Мы приходим к выводу, что любовь в семье вовсе не обычная потребность. Любовь оказывается интегральной потребностью – она удовлетворяет и подкрепляет взаимной эмпатией одновременно множество остальных потребностей всех участников-членов семьи.

Низшие потребности являются начальными условиями запуска любви. Но, когда любовь уже есть, она является и мотивом поведения к более высоким потребностям при росте, развитии каждого («меня будут любить»), и средством подкрепления в виде радости членов семьи («мне радуются»). И отметим, ничего подобного нет у животных, хотя отдельные элементы поведения человека животные приобретают в присутствии человека и от человека¹².

Примечание: Требуется указать на новейшие результаты по поводу выявления уникальных в анатомии мозга веретенообразных нейронов (Von Economo Neuron – VEN) у человека и приматов, как и китов и слонов. Такие уникальные нейроны распространены на краю корковых, то есть эволюционно новых «человеческих» зон мозга и старых зон (от таламуса до гиппокампа). Такие нейроны обнаружены только среди человека и животных с ярко выраженными социальными свойствами и с зачатками самосознания. К животным с зачатками сознания по традиции относят представителей тех животных, кто способен воспринимать себя в зеркало. И у человека таких нейронов десятки тысяч, в то время, как у приматов они обнаруживаются конечным числом в несколько десятков [Evard C. et al, 2012].

Это позволяет ряду авторов предполагать генетические нейрофизиологические основания самосознания. Мы бы не говорили об этом в данном месте. Но одновременно ряд других комментаторов видит в VEN-нейронах реализацию социальных функций типа любви и эмпатии, что кажется на данном этапе исследований несколько преждевременным. Отмечено лишь, что эти зоны, как и нейроны в них, явно возбуждены в момент эмоций, связанных с общением в рамках сильных положительных и отрицательных реакций. Наиболее интересным на наш взгляд результатом в таких исследованиях, которые могут иметь отношения, как к формированию сознания, так и к формированию любви и эмпатии, является следующие полученные наблюдения. Веретенообразные нейроны появляются у человека в возрасте 4-5 месяцев, когда ребенок начинает интенсивный контакт с родителями. Сам факт изначального их отсутствия (до рождения и до социализации) указывает на значение собственно социализации как процесса, то есть как причины эволюционной нейрофизиологической добавки к работе мозга. И интересно оценить, в какой связи с появлением этих нейронов является выделение окситоцина.

И только в этой работе можно будет обратиться к попытке определения ЛЮБВИ в отличие от СЕКСА и от МЕТАПОТРЕБНОСТЕЙ, построенных на основе СЕКСА, см. Главу 9.

7.2.4.2. Определение любви через связь нейрофизиологии, психологии и социологии

Любовь не секс, хотя обычно проходит через фазу секса. Она доставляет радость (и переживания) не только в момент физического сближения, но по очень многим поводам – до и после сближения. И выше мы уже сказали о таких поводах жизни. Осталось перечислить известные (и предполагаемые) на настоящий момент процессы, формирующие и составляющие любовь на нейрофизиологическом, психическом и социальном уровне. Такая возможность появилась после изложения роли нейропептидов в 7.2.2, социальной динамики гендерных ролей в антропогнезе и истории (7.2.3) и проявления психологии служения в простой любви и семье в 7.2.4.1.

Это представление не вечно, а соответствует времени. Общество бывало разным, и любовь в истории человечества понималась по-разному – в Риме Первом, в Европе XII-го века или в XVIII-м веке (Стендаль «О любви»). Мы говорим о современной любви, которая, вероятно, еще имеет шансы на развитие и изменение в будущем, но нам для прогноза нужны дополнительные аргументы и основания функционального значения этого феномена.

Есть не вполне удачные современные попытки определения любви, например, у нейрофизиолога В. Ф. Сазонова, доцента кафедры биологии Рязанского государственного университета, кандидата биологических наук: «Любовь - это «дофаминэргическая целеполагающая мотивация к формированию парных связей» ("dopaminergic goal-directed motivation for pair-bonding"). Есть и аналогичное определение у палеонтолога Александра Владимировича. Маркова со ссылкой на [Ortigue S. Et al., 2010].

Эти определения касаются одного момента (фазы) состояния любви, но не охватывают феномена на протяжении всего времени в своей разворачивающейся функции. Чем это определение отличается от определения сексуального контакта или коитуса? Количеством дофамина? А что скажут авторы по поводу самоудовлетворения в мастурбации, то есть любви к себе самому? А что у нас дофамин выделяется только в случае любви к женщине? А восторг от творчества чем считать? Мы знаем, что «целеполагающая мотивация» и «парная связь» есть уровень психологии и социальной психологии, а ссылка на источник «дофамин» есть указание на нейромедиатор без механизма появления и применения. В определении не указано ни действие на нейроуровне, ни – на психическом. Все включенные элементы в определении необходимы, но не достаточны. А без социологии - семьи и рождения детей, и настоящего диалога между авторами не было бы!

Кажется важным дать коротко и, вероятно, не полно и начерно, как план, представление понятия любви. Понятие сложно потому, что это процесс, разворачивающийся во времени и проходящий различные фазы.

Понятие любви включает три уровня любви и принадлежности к гетерогамному партнеру и к семье в целом: 1) гормональный и нейрофизиологический, 2) психологический – основной в данном исследовании и 3) социальный как следствие и как достигнутый в процессе (удовлетворения) любви результат.

На уровне психологии основные фазы или состояния (процесса) любви можно представить в четыре этапа:

1) ожидание любви и поиск, обнаружение предмета, восхищение, надежда, кристаллизация, ухаживание (по результатам Ф. Стендаля);

2) сближение-открытие, узнавание и физическая радость;

3) коррекция-уход-взаимопомощь – перестройка психики на любовь как служение;

4) взаимная поддержка партнеров в последующем психологическом и в социальном развитии.

На уровне нейрофизиологии эти четыре фазы имеют следующую расшифровку.

Психологические процессы первой фазы поддерживаются рядом гормонов, феромонов, визуальных предпочтений человека (мужчины или женщины) из личного опыта и от собственных стереотипов, как и мнений окружающих (различная внушаемость). Внимание и влечение к предмету и кристаллизация поддерживается производством у носителя ряда гормонов – прежде всего, тестостерона и эстрогена, как и нейропептидов.

Процессы второй фазы включают физическое общение, ухаживание и физиологию половых процессов, завершающихся оргазмом. Они формируют удовольствие от любви через сексуальное и эмоциональное возбуждение, основанное на выделении нейромедиаторов дофамина и окситоцина, серотонина. У мужчин возрастает дополнительная энергия и уверенность в поведении. Аналогично у женщин возникает психическая стабилизация, исчезают страхи. На этом этапе в психологии формируется цикл удовлетворения потребности в сексуальных отношениях.

Процессы третьей фазы образуют возможность психического воспоминания об удовольствии. Воспроизводство воспоминаний означает самопроизвольное выделение ряда нейромедиаторов – дофамина и позже окситоцина. Они воздействуют на рецепторы к дофамину и окситоцину в подкорковых областях, отвечающих за удовольствия и эйфорию. Снижение пороговых уровней рецепторов означает настройку памяти человека на ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЮБВИ (способность ассоциирования среды с любовными воспоминаниями). Такие воспоминания возникают в связи с любыми или многими внешними сигналами. Потому у влюбленных часто и чаще, чем у остальных, возникает предвкушение встречи и любви. Воспоминания действует как потребность любви, которая влечет, мотивирует на продолжение отношений, встреч и контактов¹³. Постепенно все большую роль приобретает окситоцин, который формирует привыкание и аффилиацию (теплые отношения) в семье, общении и воспитании детей.

В четвертой фазе оба партнера и их дети выходят на новые уровни собственного индивидуального психического и интеллектуального развития. Такое развитие эмоционально поддерживается взаимными отношениями и общением, где психология поддерживается нейрофизиологией воспорминаний и практики эмоционально положительных контактов, как и в третьей фазе (вероятно, здесь необходимы дополнительные исследования).

Итак, требуется много более сложная фиксация нейромедиаторов и процессов этого уровня по отдельным фазам феномена Любовь. Необходим и поиск признаков и средств отличать Любовь от огромного списка метапотребностей или приравнивать ее...(!?). И выделение вариантов поведения, контр-реакций партнера, выявление нейромедиаторной функциональности – это огромная работа.

О социальном значении любви (и следующей вытекающей из нее потребности принадлежности) уже сказано в плане развития и передачи культуры в 7.1. Но это малая часть социальных проблем, решаемых с помощью Любви и возникающих в связи с Любовью и социальных следствий Любви и Секса. Отдельно следует говорить и о двойственности потребности любви, включающей и Секс, и принадлежность, – о светлой и темной сторонах принадлежности – первая влечет взаимопомощь вплоть до альтруизма, вторая проявляется в осторожности, слияниях, разделах и разводах, классовых, этнических, религиозных или профессиональных столкновениях и войнах вплоть до уничтожения.

7.2.4.3. Разделение труда в семье как начало разделения труда в социуме

Любовь и ее удовлетворение, а также ее продолжение в семейном хозяйстве и удовлетворение принадлежности реализуют первые формы производственного разделения труда на добровольной основе и уже не только гендерного. Разделение труда при удовлетворении базовых потребностей (ниже потребности любви) приносит удовольствие каждому участнику, поскольку сопровождается постоянным нейрофизиологическим подкреплением любви и принадлежности. Семья есть первая социальная структура, которая закладывает механизмы разделения труда в обществе. Причем формирование психологических механизмов социального разделения труда, принятие совместного разделения труда как не просто нужного и полезного, но как эмоционально приятного (радость кооперации и взаимодействия), происходит только, если семья построена на основе (добровольной) любви¹⁴.

7.2.4.4. Что означает дефицит любви для развития человека

Выше установлено, что потребность любви не есть потребность секса. Любовь есть некая социальная стадия развития человека после секса или после начального образования собственной семьи.

Но следствия недостатка любви (и недостаток или избыток секса) огромны в последующем развитии человека.

Начнем с простого. Семья играет огромную роль в профессиональном росте человека. Но в соответствии с иерархией Маслоу карьеру здоровее и естественней делать в женатом (замужнем) состоянии. Брак снимает помехи потребности любви в профессиональном поведении и развитии человека.

Аргументов с излишком. Тогда игры женщин, делающих карьеру, с женатым начальником становятся менее успешными, как и просто меньше женщин, которые пытаются выйти замуж на работе вместо того, чтобы получать удовольствие от своей профессиональной работы. Иначе любовные отношения или поиски любви тянут человека вниз и назад, останавливают творчество или… превращают в Канта. Кроме того, работник, делающий карьеру, более мотивирован в качественном развитии своего профессионализма и исполнении служебного долга. Еще один фактор - давление на работодателей - оно становится объективно-значимым.

Брак образует дополнительный социальный статус, см тему уважения в Главе 8. А после полного покрытия потребности уважения открывается прямая дорога к высшей потребности – профессиональному творчеству. К сожалению, именно этого не понимают молодые люди, спешащие сделать карьеру вместо создания семьи и многие обнаруживают безбрачие как помеху слишком поздно.

Есть и еще дефекты отсутствия брака и его опыта – недостаток опыта сопереживания, эмпатии, точной оценки состояния и желаний оппонента.

Недостаток опыта сопереживания как взрослого опыта или даже утрата эмпатии и потому низкая чувствительность к психическим состояниям деловых партнеров влекут многие последующие ошибки в бизнесе и в деловых политических и культурных решениях¹⁵.

Очень многие явления мира, основанные на эмпатии, на положительных контактах, становятся человеку такого опыта, просто непонятны в силу эмоциональной недоступности, тупости. Освоение юмора, искусства, литературы, политики, дружбы, музыки, поиск компромиссов и попытки понять людей с другими взглядами, грусть, которая нередко ныне рассматривается как патология, совестные состояния – все это проблема для человека, лишенного эмпатии. Понимание людей затруднено, а опыт может усваиваться с огромным трудом и часто не до конца, что создает проблемы.

В отсутствии эмпатии нередко возникает мир цинизма или страха, представления жизни как театральной площадки, где все играют роль, лгут. Это означает мотивированную или сознательную анестезию собственной эмпатии и сопереживания. И это большая ошибка восприятия. Это даже помеха для лжи и ведения переговоров в свою пользу. Так обычно эмоциональный, но лгущий человек стремится верить в то, что говорит сам. Но такое недоступно эмоционально тупому.

А цена утраты эмпатии или ее отсутствие – одиночество, и вероятный неуспех.

Притупленная чувствительность лишает человека красок вплоть до физической утраты и анестезии сексуальности и последующего непонимания мира. Это дефицит восприятия.

Нередко, и это зависит от типа личности, – весь мир становится зыбким, враждебным и непонятным. Недостаток сексуальный передается на дела бизнеса. При большом количестве лжи и нарушении этики любви и принадлежности возникают ошибки в мышлении, затрудняется логическое понимания мира. Так, в бизнесе труднее выделять полномочия своим подчиненным. А в связи с этим приходится брать на себя слишком много. Недоверчивость к партнерам становится ахиллесовой пятой. Итак о роли (успешного) брака в осуществлении карьеры сказано достаточно.

Примечание. Тем не менее объективные условия и традиции работы современного бизнеса ориентированы прямо обратным образом - сначала изо всех сил делать карьеру - потом и уже в зрелом возрасте заводить семью. Следует признать, что только бизнес (без дотаций общества, которое должно быть озабочено самовосстановлением и передачей культуры), проблему сохранения культуры и квалификации населения решить не в состоянии. И мы откладываем социальную проблему для отдельной работы.

Противоположная модель в части эмпатии как результат отсутствия или неудачной семьи – это мир «здоровой жизнерадостной свиньи», для которой каждый половой партнер – как «стакан воды», как известно, означает тоже недостаточную чувствительность к окружающим людям, дефицит заботливости и ответственности.

Потому оба варианта выше ущербны и означают низкую адаптацию. Первая модель адаптивности тормозит индивида. Вторая – сверхчувствительна, имеет характер «перерегулирования». Она сильна в прямом действии, но имеет низкую обратную связь, работает, как говорят, «без тормозов».

Отсутствие любви (и несчастная любовь) означает отсутствие семьи. И секс, и любовь – потребности. И без любви, как и без секса, человек не умирает, но живёт менее полно. И потому естественным замещением отсутствия любви становится (и Фрейд это отметил) замещающие функции любви к миру или к к.-л. видам деятельности. И нередко результаты такого замещения впечатляют. Другими словами, человек способен справиться с отсутствием любви, если находит любовь к другим людям, детям, своему делу или к человечеству в целом. Но это нечто иное и более высокое в линейке Маслоу, это большая редкость, и одновременно все равно трагедия ее носителя.

Таким образом, анализ подводит исследователя к тому, что 1) любовь – многошаговый адаптивный процесс развития, нужный для последующей гармонии человека с Миром; 2) потребность любви важнее секса и что 2) на всех этапах осуществления любви важнейшей стороной оказывается забота и одновременно сочувствие (эмпатии и аффилиации), помощь, готовность к помощи, а нередко и ожидание помощи, то есть реципрокация¹⁶.

После этого можно сказать, что с позиции психологии и социологии и с учетом времени проявления позитивной нейрофизиологии в виде "дополнения У" секс без любви и рождения детей для индивида – почти ничто, а любовь с рождением или только воспитанием детей и даже без секса – почти всё.

7.2.4.5. Семья как договор ответственности. Пройденное, текущее или утопия

Свобода одиночества имеет шанс стать свободой от одиночества. Ведь всякая свобода опирается на ресурс свободы. Позже мы узна'ем, что чистое творчество опирается на достигнутые базовые потребности, см. Главу 9. Но и Любовь как свобода ОТ одиночества тоже требует того же ресурса свободы, ее (свободы) обеспечения. И это обосновывается уже в п. 6.6.3. Если свободные женщина и мужчина чувствуют ответственность материальной (и моральной) поддержки друг у друга, то начинается семья. В целом для семьи НЕ достаточно интересов в области фильмов, музыки, танцев, веселья в общей компании и чистых развлечений.

Можно было бы предположить, что «экономический человек» в современном развитом мире будет формировать семью «сознательно». Тогда ему полагается надеяться на ответственность партнера в потенциале. Такой кредит ответственности берёт и взаимно выдаёт другому каждая из соединяющихся сторон. То есть семейное отношение как предприятие по «производству средства производства» (коим является венец творения – Человек) строится на «потребительском кредите доверия», как это принято во «взрослом обществе» по поводу покупки дома или создания фирмы-стартапа. И это соответствует современным «культурным» представлениям общества, в котором понятия кредита и потребления при планировании, к сожалению, существенно опережают чувство ответственности в реальной жизни.

Мы согласились бы и с фьючерсным¹⁷ решением о кредите доверия, если бы высокие договаривающиеся стороны четко представляли до конца свою ответственность в материальном и моральном отношении друг перед другом.

Такая ответственность включает все важнейшие аспекты потребности безопасности II. Для чего? Не для секса, а для выращивания и воспитания детей, которые только и гарантируют спокойную старость родителей в широком плане. «Широкий план» – это требование не бедного общества. Бедное общество выполняет по бедности все заветы эволюции – оно живет одним днем. Широкий план – это «вечная истина» сознательного, развитого общества, пока человечество планирует продолжать свое существование. Истина в том, что всякая любовь строится на ответственности и заботе, т.е. материальном фундаменте - стартовой площадке для новой жизни, ее продолжения.

Договор в семье можно было бы рассматривать как кредитование своего собственного дальнейшего развития, где кредитами являются взятые на себя взаимные обязательства – надежды на будущее. Пока общество считает жизнь в долг и на кредит приемлемой, иерархия потребностей в отношении места любви и принадлежности так же оказывается нормальной даже при новом варианте построения семьи в кредит. Семья тогда что-то в духе взятия в кредит квартиры без серьезных гарантий платежеспособности, но с верой, что каждый из участников выучится и будет работать с пользой для общества. Мы доверяем друг другу без проверки, что в реальных трудностях их преодолеем. В этом кредит доверия и… кредит любви. И это договор равных в деле (бизнесе) воспроизводства любви и детей.

И потому можно считать, что выше обоснован тезис: для прошлого и настоящего в обществе типовой формой Любви в условиях гендерного равенства и добровольного разделения труда должен быть фактический договор о взаимной заботе.

7.2.4.6. Любовь как обещание. Ошибки и надежды выбора

Время кратко сказать о типовых ошибках логического проектирования семьи.

Ошибки. Уже сказано, что физическая сила мужчины и сила страсти воспринимаются женщиной как ресурс. Но это биологический механизм. Так женский взгляд (измерялся многократно и статистически в музеях и при просмотре фотографий) останавливается чаще всего и на плечах, груди и бицепсах мужчины и возвращается к ним. Это оценка надежности и ответственности… Но это верно только в природе, а не в социальной жизни.

Ныне господствует не защита по потребности безопасности I, а защита по ресурсам и готовности их вырабатывать. И это безопасность II.

Но и к новым ресурсам семьи (на время воспитания подроста) отношение тоже не простое. Современные ресурсы: деньги, одежда, квартира, машина, цветы – могут быть и неверными ориентирами для молодой женщины. Расходуемые средства для ухаживания и развлечений должны иметь постоянный источник или надежду на него. Юноша должен пройти проверку реальной готовности к труду, к ответственности. Мужчину с большой текущей суммой денег логично уподобить петуху с большим гребнем. Возможен и фальшивый или одноразового пользования.

С другой стороны, недальновидность мужчины, который строит наживку или вполне достойный процесс «ухаживания» из денег и шика для будущей жены, в том, что женщина, готовая идти замуж за богатство, всегда будет измерять мужа по деньгам. Она немедленно перейдет к «петуху с еще большим гребнем», если встретит такого.

Если женщина не умеет готовить или вести бюджет, убрать и сделать уютным дом, привлечь к хозяйству и мужчину, то «семейная лодка разобьется о быт». Говорят: «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Теперь читательница понимает, что это не больше, чем фрагмент теории иерархии потребностей. Если мужчина не готов исправить в доме технику или привлечь к ремонту специалиста, помочь родителям или близким, то и внимание к жене или секс не спасут положение. Такой подведет! Кроме того, молодой жене следует иметь в виду, что мужская половина втягивается в семейное дело медленнее, чем женщина.

Надежды. Мудрость жены в том, чтобы предоставить мужу то дело, что он может и потому обязан сделать лучше. Раньше это касалось тяжелых работ по хозяйству. Если женщина в нетерпении начнет выполнять то, что обязан сделать муж, лежащий у телевизора, то она, поменявшись ролями с Пигмалионом, превратит любящего мужа в мраморную статую Галатеи – вырежет из мужа (второго) ребенка. И еще – она испортит своих рожденных детей.

Но в новом времени и в творческих профессиях мужская работа может касаться вовсе не физических дел. И тогда ситуация сложнее. Но мы вернемся к этому варианту в Главе 9.

7.2.5. Генетическое и культурное любви родителей к ребенку и обратно

А теперь обратимся к взаимной любви родителей и ребенка. И здесь сложности, требующие учета и понимания. Иначе у нас вырастут дети, которые станут нам чужими.

7.2.5.1. О любви младенца к матери

Начнем с того, что новорожденный ребенок, если он сух, сыт и выспался, улыбается от еды, от близости матери, ее голоса, запаха и просто так. Значит ли это, что он изначально «любит»?

Нет! Можно предполагать, что первая улыбка есть просто положительное состояние. Эмоция носит генетический характер, если все (и, прежде всего, молоко) идет хорошо. Улыбка врожденна и появляется инстинктивно – ребенка не учат улыбаться. Она уже включена во врожденную модель полезного мира (МПМ). И такой моделью заведует природа.

Но далее возникает диалог улыбок с матерью – это первый социальный контакт. Появляется он не позже, чем в два месяца – это действие приобретено в наблюдении ребенком с помощью реакции матери. Его улыбка «второго рода» – это улыбка-запрос и ожидание ответной улыбки матери – она уже опыт и выучена. И такая улыбка, как нам уже известно, должна включаться в приобретенную модель полезного мира (МПМ).

А теперь новое. Абрахам Маслоу ссылается на наблюдения Бэйтсона и Мид [Bateson, G. and Mead, M., 1942]. Они сообщают о племени балинезийцев (по-русски, полинезийцев), где детей воспитывают, не окружая их теплом и лаской. Дети горько плачут, но постепенно привыкают к отсутствию заботы. И Маслоу сообщает:

Взрослого балинезийца нельзя назвать любящим в нашем, западном, понимании этого слова, и он, по всей видимости, вообще не испытывает потребности в любви. Балинезийские младенцы и дети реагируют на недостаток любви бурным, безутешным плачем (этот плач запечатлела камера исследователей), а значит, мы можем предположить, что отсутствие «любовных импульсов» у взрослого балинезийца – это приобретенная черта [Маслоу А., 1970/2001, с. 138].

И это очень важное наблюдение. То же самый результат дает эксперимент психолога О. В. Баженовой с младенцем: вот взрослый наклоняется к ребенку и намеренно делает безразличное выражение, не обращает внимания на положительную эмоцию и улыбку ребенка. Последний при повторных подходах, не видя никакой реакции, начинает плакать [Ильин Е. П., 2009, с. 30]. Такую реакцию полагается считать ориентировочно-оборонительной. Если до этого материнское лицо и лица всех близких интенсивно реагировали на поведение малыша, то его нормой и моделью полезного или даже нормального Мира уже стала ответная улыбка близких. Тогда неподвижное лицо человека или маска, не реагирующая на положительные эмоции ребенка, его пугают.

В основание встроенной любви детенышей можно привести и пример игр у юной обезьянки, оторванной от матери, которая прижимает к себе мягкую плюшевую игрушку. Потребность тактильных ощущений, ласки, физического тепла – все это свойственно и приматам. Это означает, что со стороны малышей и в их природе потребность в тактильных ласках, молоке, как и в реагировании материнского тела, есть явление условно врожденное. Врожденность инстинктов сосания и тактильной ласки отмечалась уже в работах Г. Харлоу и Джона Боулби [Harlow H. F., 1958; Vicedo M., 2010, p. 2].

Считать ли это любовью в нашем определении потребности Любви у человека? – Конечно, нет! Есть врожденные инстинкты получения ласки, которые постепенно включаются в процесс обучения и подкрепления и в практику, превращаются в опыт и в приобретенные механизмы поведения¹⁸.

Опережая столь резкое отрицание, мы уточним далее, что ребенок имеет врожденную потребность в тактильной любви и эмпатии. Значит ли это, что ОН ЛЮБИТ? Нет! Потребность получения любви – пока не есть полная Любовь! Но это потребность уже получать Любовь! А вот станет ли эта способность желать ласки потребностью ДАВАТЬ ласку как приобретенными воспитанными свойствами – это зависит от среды Любви или Не-любви, в которой пройдет его младенчество.

Первое поведение (тактильность, сосание, неосознанная улыбка) есть генетические заготовки. Но они как инстинктивное поведение оказываются сырьем, поведенческим материалом и, вероятно, гормональным (и нейропептидным) источником для усвоения социального материала, для научения. Тактильность подкрепляется реальным опытом контакта со старшими – узнавания матери, обучения от матери и близких, формирование социального и выученного.

Эксперименты с окситоцином у детей очень показательны. У маленьких детей до года, сидящих на коленях у родной матери, возрастает в моче окситоцин. А у детей, посаженных на колени посторонних женщин, таких реакций не возникает [Pollak, S. D. (2005)].

И это говорит о том, что потребность ПОЛУЧЕНИЯ ЛЮБВИ от родителей или матери у ребенка, несомненно, фиксируется природой, хранится и запускается врожденными механизмами. Это формально можно отнести к комплексу «готовности к научению» и к последующему формированию любви и принадлежности к матери в процессе общения.

ПОТРЕБНОСТЬ ЛЮБВИ тогда можно идентифицировать с выученными моделями социального поведения, нарушение которых и вызывает то, что именуется потребностью ЛЮБВИ (ощущением ее депривации).

Потребность любви. Не ошибка ли? Нужна ли? Лучший анализ – от противного! В психологии (нейрофизиологии) и до того в анатомии это именовалось жестко – «экстирпацией» (удалением). В математике это носит модельное имя представления об отсутствии. Имя ему «доказательство от противного» (от отсутствия).

Что теряет малыш, если его социальный контакт с матерью пропущен с рождения до года-двух?

Такие дети вырастают с заметными дефектами поведения и с более низкой способностью к обучению. Отсюда и существенный вред детских домов на ранней фазе развития ребенка. И потому воспитание без матери предъявляет огромные требования к воспитателям, работающим с детьми этого возраста. Женщина, которая подарит свою любовь десяткам детдомовцев, можно твердо считать матерью-героиней. Женщина. которая пьет или ведет себя непотребно при детях должна подвергаться со стороны ювенальной юстиции экспроприации детей с правом только иногда их видеть, иначе дети ее станут нагрузкой и даже катастрофой для себя и всего общества.

А жестокость молодежи, воспитанной, точнее развращенной, обществом через практику жизни без любви и через алогическое телевидение жестокости? А поколение, воспитанное на желаниях иметь ресурс через случайность и риск (например, азартные игры, лотереи) и при отсутствии понимания необходимости в жизни усилий своего труда? Это поколение, потерянное для общества! Сколько трагедий оно еще создаст себе и обществу в целом?

А что сказал сам Маслоу о любви? Абрахам Маслоу справедливо считает, что врожденную потребность получения любви младенца очень легко уничтожить и это трагично и, как он считал, необратимо. Он говорит о потребности любить и быть любимым так:

«утрата этой потребности, как мы теперь знаем (выделено нами - СЧ), перманентна, невосполнима….» [Маслоу А., 1970/2001, с. 138].

В отмеченном нами его примечании – как мы теперь знаем – Маслоу имеет в виду, прежде всего, цитированные им в последнем издании (1970) работы Гарри Харлоу (Harry Harlow, 1958 и 1962) о природе любви. Харлоу выявил в ходе экспериментов с резус-макаками социальную депривацию их детенышей, лишенных любви своих матерей и общения со сверстниками.

Детеныши, полностью оторванные от матери, нуждались больше в ласке и в тепле шерстяного манекена, суррогата матери, чем в бутылочном молоке, закрепленном рядом на холодном проволочном макете «матери». Бросаясь на минуту пососать молоко из бутылки на проволоке, малыши возвращались к плюшевым матерям и все остальное время проводили, прижимаясь к ним и лаская.

Выросшие в отсутствии живой матери и без игр со сверстниками, детеныши (это были самки) всю взрослую жизнь боялись своих сородичей всех возрастов. Они яростно сопротивлялись любым ухаживаниям самцов, а при искусственном зачатии, родив малышей, убивали их или бросали за малым исключением без всякого сожаления [Harlow H. (1958) , 1962].

А история указывает и на античные массовые примеры огрубления нравов. В Древней Спарте, которую во времена колониализма и мировой экспансии всех видов XIX-го и XX-го веков принято воспевать как нравственный образец мужества, было подобное «отсечении от любви» детей. Мальчиков отрывали от семьи в семь лет и воспитывали отрядами под надзором чиновных воспитателей. Последние приучали детей к суровым лишениям и дисциплине. Очень жестко воспитывали и девушек. «Нежные узы родственной любви были ослаблены, частью совершенно уничтожены» – говорит историк [Вегнер В., с. 231]. В 18 лет юношей принуждали убивать рабов или подвластных безоружных крестьян-илотов в ночных нападениях на их дома (криптии). В касте завоевателей-спартанцев воспитывали не труд и любовь, а готовность к агрессии и войне, нужную для постоянного подавления сопротивления подчиненного (и презираемого) местного населения. Служение государству – своей касте господ над другими сословиями – было ведущей функцией. И угрозы такому режиму и власти Спарты были реально велики¹⁹. И жесткость режима имела явственным следствием гибель его «культуры», если последнюю можно назвать этим словом. Неспособность перехода к мирной трудовой жизни в отсутствие собственного военного господства – это урок и для всех других народов, специализирующихся на военном насилии.

Готовность позитивного переживания ребенка от контакта с матерью. Если готовность может исчезать от негативных условий и практик, то в психологии она должна рассматриваться как врожденное условное (от начального контакта) потребностное состояние. Врожденное тогда развивается в сочетании с внешним средовым условием появления контакта, тепла и любви, обратной связи.

Получается, что ВРОЖДЕНА СПОСОБНОСТЬ К ПОЛУЧЕНИЮ ЛЮБВИ, а во взаимодействии с матерью ПРИОБРЕТЕНА ПОТРЕБНОСТЬ ПОЛУЧЕНИЯ ЛЮБВИ. В реальности потребность социализации, роста и позже, как увидим, принадлежности, может быть удовлетворена УСЛОВИЕМ и практикой социального взаимного контакта, в личном и индивидуальном смысле.

В мире естественном врожденное от эволюции и приобретенное в культуре (как оно возникло в антропогенезе и филогенезе природы) соответствуют друг другу. Здесь требование ласки врожденная потребность. Но многообразие условий развития (и воспитания подроста) в обществе и у животных в эксперимента человека изменяются. Здесь возможно вторжение и искажение культуры. Оно возникает, например, как опасность социального насилия в результате какой-то из возникших монополий – неравновесия. Таким было освоение железа у малой части человечества. И потому в среде, изнутри создающей неравновесные состояния, нам приходится говорить о врожденно–приобретенной потребности.

Итак, изначальная потребность получения любви радоваться окружающему миру вызывает у ребенка ожидание аналогичного ответа в духе: «Мир так же радуется мне, как я ему». А приобретенная ребенком потребность принятия любви (или установка и модель Мира) есть ощущение достаточности тепла и уверенности, ощущение, что любим. Тогда только начинается ответное излучение любви вовне. Это освоение мира как безопасного, его исследование и ласка, обращенная к миру – сначала и, прежде всего, в тактильной форме, к матери.

7.2.5.2. О любви матери к младенцу

Обратимся ко второй стороне. Материнство у высших животных носит врожденный характер инстинкта. И такие врожденные механизмы, как известно, могут ломаться. Самые реальные случаи – ненамеренное вторжение человека.

Например, птицы-самки не сядут на отложенные яйца, если кто-то трогал гнездо. Самка волнистого попугая (в неволе дома) может даже выкинуть яйца из гнезда, если их кто-то трогал – обычно на гнезде и яйцах остается запах рук или руки были холодные. Могут влиять и другие условия – шум в помещении. Причем статистика показывает, что это делает большинство самок, но не все. То есть в генетических процессах деторождения в биологии действуют генетические предпочтения для большинства. Иногда самки попугаев выбрасывают яйца из гнезда «без повода» или расклевывают их вместо насиживания – в реальности это может означать, как предполагают орнитологи, что самке в ее организме не хватает кальция, и нужно его добавить в корм. Все это означает, что условия для выведения птенцов человеком не соответствуют нормам, записанным генетически в памяти.

То же самое относится и к человеку. Вероятно, любовь матери возникает еще до рождения, в период беременности.

Но есть и условие! Беременная женщина должна быть уверена в своем будущем. Любая тревога и неясность перспективы наносит огромный ущерб и ей, и носимому плоду.

После рождения сила материнской любви тоже корректируется внешней средой и рядом условий. Так часть исследователей предполагает, что материнская эмпатия и любовь имеет силу и сохраняется только, если новорожденный вернулся к материнской груди (на кормление) в первые же часы от рождения. Кстати, в первые же сутки может исчезнуть и молоко.

Ясно, что в природе интервала от родов до кормления вообще нет. В роддомах они нередко бывают. Зато мы также знаем, что в аристократических кругах Европы женщины (в интересах комфорта и сохранения формы груди) не кормили грудью своих детей, отдавая их кормилицам из простонародья. Отсюда и понятен весьма сдержанный эмоциональный фон отношений матери со своими детьми в такой среде, известный по классической литературе.

И опять как и в проблеме любви и эмпатии-сопереживания у младенца к матери, мы сталкиваемся с проблемой врожденности и прижизненного приобретения материнских реакций на состояние младенца в зависимости от ряда текущих условий. Врожденное преобразуется в естественно-приобретенное через ряд условий и практик запуска и приобретения (закрепления) – или же врожденное не реализуется и аннулируется вовсе.

Генетический характер связи матери со своим ребенком обнаруживается в постнатальный период и в нередко особом ощущении матерью плача, страха или трудностей ребенка в момент УДАЛЕНИЯ от нее и ВНЕ ВИДИМОСТИ и РЕАЛЬНОЙ СЛЫШИМОСТИ. Такое беспокойство или даже огромную тревогу многие матери ощущают безотчетно по поводу детей не только малых, но и достаточно взрослых, например, своих гибнущих детей на войне. Ситуации плохо воспроизводимы, и статистику практически не собрать.

Есть ли физические основания для феномена или то, всего лишь, чистое совпадение? Можно представить гипотетически появление «чрезвычайных» каналов сильных электромагнитных волновых возбуждений нейронного происхождения от ребенка к матери и обратно, которые ощущает только они сами. Автор этих строк знаком с тремя ситуациями (в двух – сам участник и свидетель), когда женщина, ощущая страдания СВОЕГО ребенка (потерялся в универмаге, второй раз в лесу, третий в соседнем дворе – и везде на несколько сот или десятков метров вне прямой видимости), она с необъяснимой тревогой шла в нужном направлении и находила его.

Но из логики наших представлений о врожденных условных потребностях – сам факт торможения потребности любви и сопереживания в случае негативных реакций среды или семьи, родителей, означает, что потребность является врожденно-условной, а потом с появлением опыта становится приобретенно-условной. Мы получаем нечто врожденно-приобретенное. Что это такое?

7.2.5.3. Врожденное и приобретенное в системе Маслоу теряют свою противоположность

Итак, некоторые способности психического реагирования на среду и результирующего поведения (реагирования) как формы адаптации человека носят врожденный генетический характер. Но впоследствии в дополнение к ним последующие внешние условия развития и собственный опыт субъекта формируют НОВЫЕ приобретенные досознательные формы 1) психического (сигнал – потребностное состояние в смысле Павлова) и/или 2) последующего операционного (состояние – поведение в смысле Скиннера) реагирования.

Например, ребенок боится остаться без матери (генетически). А если снимать такой страх материнской любовью, то он спокойно развивается и начинает испытывать эмпатию к матери. И в дальнейшем (некоторое полезное время и не более, а более – будет тоже во вред) он растет счастливо, готов сам любить и быть любимым. Если ребенка не поддержать любовью, то он будет несчастлив, не сможет любить (в своем большинстве), и будет бояться мира.

Получается, что врожденная модель будущей еще не существующей потребности как ГОТОВНОСТЬ ЛЮБИТЬ модифицируется в развитии в связи с условиями среды в ПОТРЕБНОСТЬ ЛЮБВИ (и ГОТОВНОСТЬ К ВЗРОСЛОЙ ЛЮБВИ). И таким образом ВРОЖДЕННАЯ потребность модифицируется в ПРИОБРЕТЕННУЮ форму ЛЮБВИ через ПРИОБРЕТЕННЫЕ формы потребностного реагирования-поведения.

Тогда мы обязаны делать вывод о том, что врожденно-условные потребности и приобретенно-условные потребности теряют свою противоположность.

Врожденное и приобретенное оказываются цепью единого разворачивающегося процесса развития адаптаций от генных к приобретенным механизмам, настроенным на текущую среду. Естественно такое эволюционное решение в развитии врожденных механизмов вместе с их способностью достройки в онтогенезе дает огромный вклад в рост адаптивности индивидуальной особи в расширяющемся диапазоне сред обитания. И это означает, что КРИТЕРИЕМ качества развития психики в эволюции оказывается способность перенастройки начальных "типовых" ее настроек на реагирование и операционное поведение "в среде рождения". Таков новый высший (психический) уровень формирования адатации в эволюции высших животных.

Так в обществе высокой опасности (как в Спарте или на Бали) любовь как культура не формируется, а в более безопасном обществе роль материнской любви и позитивного отношения к миру становится внутрненней культурой, открывая новые границы для развития человека и общества. И все это дает один и тот же генокод homo sapiens.

Сказанное выше не самое сложное из ообнаруженных нами феноменов. Еще интереснее, что мы наблюдаем в онтогенезе возможность формирования в психике целого нового класса потребностных состояний (Любви и Принадлежности), которые могут появиться. а могут не появиться в досознательном психическом реагировании или быть сформированы даже с заданной интенсивностью (программа-максимум для психологии на будущее!). В принципе это не странно, если иметь ввиду возможность появления индивидуальных потребностей типа метапотребностей. Тогда то же возможно и в культурных групповых результатах для общества с определенным изменением культуры. Но оптимизм социальных проектантов и сторонников "проектирования и создания нового человека" можно сразу снять с учетом материальных и ресурсных основ таких проектов. Если нет среды, нужной для проекта, то проект обречен. Самый простой пример – лечение от вредных привычек, ведь главная проблема не в лечении, а той среде, куда вернется излеченный, и в том интеллектуальном багаже, который он несет в себе, чтобы заменить старые "интересы" новыми. Однако есть приложения "создания потребностей", которые имеют огромное прикладное значение – речь о модификации принадлежности. Хотя и здесь роль ресурсных факторов никуда не исчезает. Новая принадлежность должна мотивировать себя всей линейкой удовлетворенных потребностей. Это более широкое понимание, чем у экономистов, которые привыкли мыслить на уровне мотивации "рублем".

7.2.5.4. О любви отца к ребенку

Выше уже сказано об окситоцине и его генерации у отца, условиях такой генерации. Врожденно-приобретенная (в рамках заданных начальных условий) потребность любви и ухода за малышом возникает у отца в первые месяцы (ухода за семьей). Но изначально она тратится у мужчины на физическую помощь жене. И только с появлением речи и сознания ребенка любовь мужчины начинает проявляться полно. Вопрос, является ли способность отца любить ребенка с его (отца) жизненным опытом любви ЕГО (отца) МАТЕРИ к нему в детстве, мы оставляем социальным психологам и нейрофизиологам нового века.

7.2.6. О пределах любви родителей к ребенку

Мы привыкли считать, что любовь есть добро. Ниже, в 7.3.4., мы покажем и докажем на фактах огромное значение любви к ребенку на момент освоения им языка.

Но все явления в мире имеют свою добрую (при недостатке и норме) и вредную (при избытке) сторону. Вредных сторон часто две. Есть верхняя – избыток, и нижняя – недостаток. Так обстоит дело и с любовью родителей к ребенку.

В биологическом мире, который складывался в природе от выживания подроста, любовь самки несет важную функцию его сохранения НА ПЕРИОД РОСТА.

Но отвлечемся и взглянем на эту функцию шире. При этом любая вновь появившаяся биологическая функция (и любовь-забота) работает в связке с другими, ее ограничивающими сверху и снизу ВО БЛАГО СОХРАНЕНИЯ ВИДА. Всякая функция, которая чем-то не ограничена, не способна после запуска остановить свое действие, не будет в эволюции сохраняться, ибо поставит существование особи и потому вида (речь о генетических изменениях) на край гибели. Такая функция не пройдет контроля качества в естественном отборе. Стоит напомнить, что при создании любого приспособления и изменения в организме эволюция строит сразу и запуск, и останов адаптивной функции. Потому-то всякая функция может далее и развиваться, если полезна. Иначе, не имея границы действия, она в развитии без механизма прекращения уничтожает своего носителя.

Так и позитивное отношение матери-самки к подросту важно на момент его роста. А что за пределами роста? Рост – обучение! А потом идет освобождение юной поросли из-под опеки – переход к самостоятельному существованию. В природе вечная зависимость от родителей означала бы логический тупик для вида. Несамостоятельные взрослые погибли бы после гибели старших. Но природа не думает, не планирует и не жалеет. В природных ресурсах выживает то, что способно выжить. При росте популяции относительно возможностей среды всегда не достает ресурсов, в ней не могут появиться неспособные к борьбе за существование детеныши. Ведь все неспособные погибают.

И инстинктивное проявление «материнской любви» в природе, как и ее инстинктивное прекращение, повторяют для подроста те обстоятельства среды (и, вероятно, соответствующие нейрогормональные механизмы), в которых когда-то шло формирование самого вида и самой функции ухода за подростом. Мы уже говорили, что феномен механизма адаптации в эволюции включает и запуск всякой полезной функции и ее останов на пользу выживания вида.

Есть ли хороший и простой пример важности запуска? Всякий малыш, выведенный из среды материнской группы и стаи, не способен воспринять (на стороне) важнейшие детали своей жизни. Попытки учить западносибирских белых журавлей-стерхов летать и мигрировать сезонно на юг – лучший пример. Соответственно роль останова любви и заботы должна запустить собственные защитные функции особи или подроста. Люди не способны научить летать журавлей! Но они должны научить жить подростка и запустить его в жизнь!

Однако человек в своем развитии, оценив положительное значение материнской любви и любви вообще, не все понял в назначении этой функции. Расширенное производство ресурсов с помощью производительного труда на время отключило природное ограничение материнской любви – ограничение любви временем роста ребенка.

И мы начинаем трудную часть материала. Она важна еще и тем, что демонстрирует теснейшую логическую (материальную) связь порядка соотношения ресурсов и первого биологического и уже социального (и передаваемого в культуре, отметим в «правильной» культуре²⁰) чувства – ЛЮБВИ.

Приведем для начала более широкий взгляд на любовь к ребенку в первые два года и до юности. Его дает сам Абрахам Маслоу в первой работе по иерархии потребностей в 1943 году. И для него в этот момент еще не все ясно (жирным текст выделен нами):

Люди, которые были удовлетворены в их базовых потребностях в течение всей жизни, особенно в ранние годы, похоже, развивают исключительную мощь, выдерживая текущие или будущие невзгоды и жизненную неудовлетворенность просто потому, что они имеют сильную и здоровую структуру личности в результате удовлетворения базовых потребностей. Это «сильные» люди, которые легко переносят несогласие или противостояние, это те, кто может плыть против течения общественного мнения и стоять за правду (истину), несмотря на то, что это может им дорого стоить. Именно те, кто любил и был любим, и кто имел много настоящей дружбы, именно те и могут выстоять против ненависти, гонений, в период отказов и лишений.

Я говорю все это вопреки факту, что существует определенное значение чистого привыкания, и эта тема также вовлечена в любую большую дискуссию о «выдержке» или терпимости к фрустрации. Например, похоже, что те личности, кто привык к относительному голоданию долгое время, частично способны потому выдерживать пищевые депривации. Какого типа равновесие должно выдерживаться между этими двумя тенденциями, привычки с одной стороны и традиции прошлых полных удовлетворений с другой стороны, остается вопросом для дальнейших исследований. Между тем мы можем, обобщая, предположить, что обе тенденции действуют параллельно, так как они не противоречат друг другу. С учетом этого явления растущего упорства, кажется вероятным, что самые важные вознаграждения поступают в первые два года жизни человека. То есть, люди, которые созданы безопасными и сильными в самые ранние годы, имеют свойство сохранять безопасность и силу много позже впоследствии перед лицом любых трудностей. [Maslow A. H., 1943, p. 388].

Мы в последующих разделах раскрываем эти противоположные тезисы – они совместимы, но труд совмещения – огромная ответственность родителя и воспитателя.

7.2.6.1. Вред дефицита любви к ребенку

Но начнем с дефицита любви. Что означает дефицит любви для ребенка, мы теперь знаем. Остается интерпретировать результат в терминах теории Маслоу и теории когниций, теории условных рефлексов, или теории адаптаций.

Недостаток любви означает по факту невнимание к ребенку, которое он воспринимает как одиночество, трансформируемое в незащищенность. Не сложно перебрать те потребности, которые остаются в наличии у ребенка в фазе начального развития, чтобы понять, что в основе его существования далее всегда будут преобладать страхи (боли и голода или иных дефицитов, страх перед миром) и чисто физиологические потребности. Перед нами (до появления речи и общения) возникает животное, причем не свободно играющее животное, а запуганное (или даже агрессивное?) животное, страдающее от отсутствия контакта или недостатка такого контакта с миром.

Логично вернуться к разработанным конструкциям мира ребенка и мира взрослого – опасного, полезного и безопасного. Мы получаем маленького человека, у которого недостает безопасного мира. В его одиноком мире (обычно во время плача, который нЕкому остановить) исчезает безопасность и надежность бытия. Весь окружающий мир и среда имеют тенденцию превратиться в мир опасный. Тогда мир полезный и безопасный не развивается в достаточном объеме. Опасный мир не копируют.

Подражать и потому учиться нечему! Позже можно показать, что принадлежность (и речь) ребенка не будет развита достаточно в сравнении со сверстниками. Ребенок и его природа в таком решении не ошибается. Мир взрослых делают маленького человека через обобщенный страх пугливым или наоборот агрессивным. И варианты – уже не вопрос Маслоу, а вопрос типологии личности.

7.2.6.2. Вред гипертрофии любви к ребенку

А излишняя любовь матери? Это излишек и культурный вариант научения и опыта матери от предшествующих поколений («как мама»). Новые матери и отцы, имеющие много ресурсов и спокойную жизнь, имеют возможность баловать детей. Виновата эпоха, наше время. Вторая половина XX-го века в развитии современного общества сочеталась с относительно надежным удовлетворением трех низших потребностей. И это уникально и впервые в истории развитого человечества.

Часто причиной гипертрофии является и возраст: молодые мамы меньше заботятся о детях (это ближе к норме), а мамы в возрасте, особенно при позднем первенце, заботятся больше. А ныне возраст "мамочек" (перворожающих) вырос. Иногда чрезмерную заботу проявляет бабушка, которая боится за внучат больше еще и потому, что сил у нее меньше, а ответственности больше. И это тоже генетическое – родить никого она уже не в состоянии. Заботу проявляют и родители с высоким интеллектом – в их представлении опасностей для ребенка больше, чем у «простого» человека. Еще одна причина в том, что забота становится чрезмерной, когда семья планирует лишь одного ребенка. И ребенок не испытывает конкуренции в играх, ресурсах, внимании. Он – монополист и не обязан делиться или уступать. И результат часто один во всех случаях. К выходу в мир он не готов.

Страх и ограничения, которые проявляют родители и бабушки в отношении ребенка, передаются детям. И их модель опасного мира начинает преобладать над полезным, безопасным миром. И нередко интерес к новому начинает подавляться.

В случае избытка любви как заботы мы получаем тот же результат, что и в случае полного отсутствия любви и пренебрежения к страданию ребенка. Без любви и внимания малыш еще имеет шанс самому найти решения и преодолеть мир через «не могу». Такой начинает агрессией, которую далее ограничивает внешний мир. Но в случае страха и маминой защиты во всех ситуациях, любимый ребенок в развитии полно и определенно теряет необходимые качества преодоления жизненных неопределенностей – он может быть нежен и покладист, но он не борец с миром. И его потенциал развития слабее потому, что ресурсами и защитой родителей ему разрешено быть слабым и далее… и всю жизнь! Это стерх, которого не научили летать.

Мы говорили выше о чрезмерно любящих родителях с «высоким интеллектом» – и это ошибка. Таковы родители – не те, кто больше проявляет волнения за ребенка, а те, кто создает среду, где нет места для волнения за него, где ребенок может безопасно творить, двигаться и развиваться. Тогда страхи минимизированы и у родителей, и у ребенка. Для последнего мир открыт – мир полезного и безопасного так велик, что опасностям надо будет учить особо и специально, но без отрицательных эмоций. И одновременно ребенок каждый день должен иметь свободу, удовольствия, требуемую нагрузку и усилия в труде (убрать игрушки, принести или помыть посуду). Есть и ценные приемы решения проблем – неубранные игрушки есть знак того, что они не нужны. И "брошенные игрушки обижаются и уходят от ребенка". И они не вернутся сразу, а после множества добрых и полезных дел. И это часть любви к миру, родителям, природе, к чужому труду. Ребенок также должен иметь практику умеренных ограничений в удовольствиях через усилия. Для взрослых и ранее для детей это находило отражение в традициях поста – запретов вкусного и жирного, просто в реальной помощи. А уж о правилах сидения за столом, еды и просто прямой спины надо думать, если родитель не желает ребенку сколиоза или безбрачия – свинья за столом не нужна никому! Терпению надо готовить через рисование, лепку, настольные игры, чтение, пение. Обучение дисциплине, порядку и оценкам: «Плохо» и «Хорошо» – обязанность родителей. Если этого не сделать, юный оболтус, не привыкший напрягаться дома, набьет шишек на первой же работе, а возможно и найдет в мире любую "теорию", оправдывающую ненависть к труду вообще. Сейчас таких на любой вкус! И воспитание есть тема осознанных договоренностей между родителями до появления проблем, а не вопрос споров при малыше.

И деление мира на «Хорошо» и «Плохо» должно быть передано от родителей детям так, как в Писании: «Но да будет слово ваше: да – да; нет – нет» (Мф, 5, 27), но естественно с учетом состояния ребенка. Эрих Фромм как-то сказал: «В то время, как мать представляет природу и безусловную любовь, отец представляет абстракцию, совесть, долг, закон и иерархию». И здесь есть проблема. Мать отвечает за любовь, но у любви нет границ – за границы отвечает отец. А договор о границах любви и поведения заключается между родителями до начала их нарушения ребенком. И горе троим, если один оспорит мнение другого при младшем. Обычно вмешивается мать, ведь ее любовь врожденна. Тогда отец исчезает как авторитет. А одна мать не сделает ребенка сильным человеком. Впрочем, есть и взгляд у Джона Болдуина, но ведет он к тому же: «Дети никогда не слушались взрослых, но всегда исправно им подражали». Если родители ссорятся при ребенке, то модель мира ребенка просто рушится. В ней больше нет ясности и голубого неба, любви, истины, как и надежды на нее. Ведь ребенок еще не может быть судьей – он просто станет психопатом или лжецом и будет «играть» в театре одного актера перед любящими его зрителями.

Примечание. В реальности последствия много шире. Семья – это (полезная) модель мира для растущего ребенка. Если в семье борьба, то это модель гражданской войны в обществе – и ребенок из свидетеля в семье превратится в участника «в миру» (агрессивность или вечный страх). Если в семье диктатура и монополия, то он будет тоталитаристом – рабом или императором. Часто ребенок льстится к той стороне, которая неправедно отстаивает его интересы (чаще к матери), тогда он учится лгать в свою пользу. Результатом растет не просто эгоист, но лжец, демагог и циник, верящий в эффективность лжи и демагогии. Такой никогда не будет доверять людям. Просто какая-то монополия мира и взгляда тоже вредна – потому ребенок должен видеть учет интересов всех участников в режиме добра и согласия. А далее мир должен еще усложниться. В силовой монополии любой идеологии (семьи) никогда не будет результатом совесть – черно-белый взгляд исключает какие-либо сомнения и угрызения как модель. При открытии мира реального – гибели черно-белой модели мира – гибнет и черно-белая личность, не способная справиться с разрушением единственного Мира. Если ребенок видит любовь и добро в сочетании с экономией и разумным творчеством, еще лучше с учетом интересов и переговорами, то он полно открыт обществу (общением) и творчеству, не боится его – его настрой на жизнь оптимален. И все это на подсознании, то есть еще до 11-14 лет, когда формируется политическая культура. И преподаванием истории и социальных наук это исправить много труднее, потому что психика уже подготовлена к стереотипам, удовлетворяющим ее формированию. Есть правда и обратные ситуации непрятия опыта семьи, но такие преодоления как раз на слуху потому. что их делают будущие великие люди.

Полная свобода ребенка есть равнодушие родителей или даже их страх перед ним. В неполной семье это случает чаще. Вот зачем нужен мужчина в доме. Всякое отсутствие требований воспринимается не как свобода, а как поставленная перед ребенком задача проверить границы своей свободы. Она обязательно будет проверена на возмможность наглости и пренебрежения. И она готовит в мир либо садиста, либо невротика с тревогой «отсутствия любви» («Им плевать, что я делаю!»). И то, и другое продолжается маргинальным поведением, которое необходимо, но слишком поздно находит свои логические пределы, установленные в ГУИН.

Кормить и лечить, но не учить труду и жизни из терпимости или из учета «прав» молодежи есть не проявление христианской любви, а непреднамеренное нанесение вреда ребенку, который не сможет стать взрослым в своей культуре принадлежности. Ведь когда умрут любвеобильные правозащитники-кормильцы, их инфантильные потомки, неспособные содержать себя и мир, будут поставлены на грань выживания. И не ясно, достанет ли в их жизни пособий по безработице. Пособий может достать, но не достанет реального труда, способного обеспечить будущую жизнь всего поколения, демотивированного избытком любви, не достанет топлива для Бтанического сада, где выращены такие мимозы.

Итак, твердость мира нового человека опирается на твердость семьи, внутреннего в ней баланса природы любви и культуры любви. И в настоящей Главе достаточно серьезных (и даже новых) аргументов того, что это не просто формула речи.

7.2.6.3. Причины гипертрофии любви в истории

В европейском и российском обществе и, вероятно, на уже «просвещенном» Востоке, где женщина освободилась от чрезмерного господства мужчины, материнская любовь на время утратила свои природные границы, но пока не приобрела границ истинно культурных.

Природный инстинкт материнства, рожденный природой когда-то ради безопасного развития подроста, всегда ограничивался жесточайшими условиями естественной среды. Позже человек научился (научился ли?) изменять среду и преумножать потребные ресурсы. Однако ресурсов, производимых трудом, продолжало не доставать.

С другой стороны, с появлением первых социальных структур, построенных на первом объемном производстве ресурсов на основе четвертого²¹ разделения труда – умственного творческого труда управления и всех видов исполнительского труда – традиция предшествующих родовых отношений любви и реципрокации неоднократно переносилась на новые структуры. Это структуры хозяйствующих иерархий труда, а позже первых крупных земледельческих государств на аллювиальных почвах. В этот период формирования начальной государственности (IV-III тыс. лет до н. э.) возникают неэффективные²² социальные модели патерналистского и патримониального общества (государства как семьи). Аналогичный эффект создает и резкое включение в процессы государственного управления новых масс населения и народов, не имеющих политической культуры и политической активности, идущих вторым и третьим эшелоном в становлении современной глобальной цивилизации – например, общинного крестьянства, которое (при малой исходной горизонтальной мобильности) наследует традиции родовых форм ведения хозяйства.

С освоением производства железа (XV-XII веков до н. э.) у человека появилось нечто «человеческое» в кавычках, опасное для жизни не только подроста, но и людей вообще. Эта опасности войны и убийств²³. Эту «убийственную культуру войн», связанную с примитивными формами распределения (силой) уже выработанных людьми ресурсов, требовалось ограничить. И вершиной, и культурным достижением ограничения стала идея вселенской любви, которая появилась в самые страшные времена расцвета мировой резни того времени – Гражданских войн Рима в Средиземноморье – христианство. И направлена идея была не на материнство и воспитание детей, а на прекращение крайней жестокости человека друг к другу («не противься злому», Мф, 5, 39), на спасение жизни, которая МОГЛА ТОГДА БЫТЬ СОХРАНЕНА ЛИШЬ ФИЗИЧЕСКИМ ПОДЧИНЕНИЕМ. Это было достигнуто в форме физического непротивления, но компенсировано духовным противостоянием и возвышением угнетенных людей в идее прощения «не ведающих, что творят». Символическое возвышение рабов и нищих над властью было и сохранением, даже восстановлением психики населения целых регионов и огромным потрясением для Мира насилия. Христианство впервые в истории человечества заложило основу сохранения жизни людей не своей принадлежности (не только своих, как в иудаизме), но людей вообще как наибольшей ценности, включая жизнь всех униженных и оскорбленных, подчиненных, как и свободных и даже неверующих в христианство народов. И это сформировало новую принадлежность людей, от которых уже нет повода ждать убийства, смерти, боли (запрет убийства рабов). Но в этом всемирном достижении человечества есть то, важное, ради чего этот фрагмент и приведен здесь. Борьба за жизнь приняла формы борьбы за христианскую любовь!

Успех всегда воодушевляет, способствуя чрезмерному распространению за рамки разумного! Понятие любви (исключая прелюбодейство, разводы и т.п.) позже со времен раннего христианства резко расширилось. Любовь в каком-то смысле и усилиями церкви стало приобретать характер абсолютной нормы вообще. Разнесенное от семьи, прежде всего, на любовь к Богу и к церкви, к единоверцам и между народами, классами, понятие любви стало с того момента понятием универсальным. Оно прошло путь фанатического распространения христианства насилием (Крестовые походы и далее даже в форме аргументации колониализма). Понятие Любви перенесено обществом на любую помощь страдающим, нуждающимся и просящим. Далее оно переходит на животных и на природный мир, его сохранение. После жесточайших мировых войн и деколонизации оно так же распространилось на материальную помощь голодающим народам.

И в этой связи материнская любовь и любовь к детям тем более приобрела характер непререкаемой и, главное, не ограниченной ничем (и воспитанием труда) традиции и истины. Воспитание было понижено в своей значимости во имя любви и прав! И это чисто культурный результат, имеющий серьезный дефект.

Но мир между взрослыми людьми и мир между различными цивилизациями (через ненасилие) – это одно. А ресурсы, вырабатываемые людьми для жизни и даже для любви, необходимость ресурсов, – это совсем другое. Более того, в системе Маслоу первое (мир, как средство достижения потребности безопасности I) предшествует второму (ресурсам как средствам удовлетворения потребности безопасности II).

И ко второй части, потребности безопасности II, относится и проблема материнской любви в ее отношении к воспитанию детей.

Во время Оно идеология работала корректно потому, что у общества не было ресурсов, которыми родители могли бы кормить своих взрослых детей. Нормой была их самостоятельная жизнь. Как до времен Иисуса Христа, так и до XX-го века подавляющее большинство людей едва сводили концы с концами – и всякий взрослый обязан был заботиться о «хлебе насущном» «в поте лица своего» с еженедельной нормой отдыха по четвертой Заповеди Моисеевой.

Ныне понятая и принятая абсолютная материнская любовь не компенсирована ни традициями, ни отмененными практикой жизни природными инстинктами и особенностями среды, прежде всего голодом. Теперь в силу высокого материального снабжения и социальной помощи не ощущается извечных опасностей недостатка ресурсов. Нередко присутствует даже излишек (конца XX-го века) и сопутствующее ему расточительство.

И потому ситуация по факту культуры и наличия ресурсных возможностей изменилась. Многие родители могут долго кормить не работающих детей. А мужу предписано (и это культура) не спорить с женой-матерью, которая «любит» ребенка. И мир в семье кажется важнее! Это отметил психолог Анатолий Некрасов, который поставил своей целью снять стереотип гиперматеринства, вредный для общества и губящий жизнь детей, привыкших паразитировать на родителях.

«Материнство – это программа, заложенная в человека в момент его создания в виде инстинкта. Программа необходима для рождения и воспитания потомства. Это программа животного мира, но животные, в отличие от человека, вовремя отпускают своих малышей, даже прогоняют их в самостоятельную жизнь … У людей же, к инстинктам добавляются дополнительные программы, связанные с обществом, религиями» [Некрасов А. А., с. 18].

И следствие таких «программ», созданных совсем в иное время, но продолжающих действовать (ныне уже в неверном ключе) очевидно. Избыток (генетической) материнской любви, некомпенсированный объективно (и эволюцией) ресурсами, начинает наносить ущерб воспитанию. Он передается как культура, прежде всего, мужчинам и деформирует ментальность общества, ведет к будущей социальной катастрофе инфантилизма и безответственности, прежде всего, мужчин. В этой связи обществу на основе неверных культурных предпочтений и ценностей объективно угрожает общее (мировое) падение производства ресурсов. Оно же должно усугубляться и экологическим кризисом как частью циклического воспроизводства ресурсов (воздуха, пресной воды, сырья и энергии).

Все сказанное имело целью показать роль ресурсов и потребности безопасности II и возникшей адаптивной надстройки над ними в виде любви и принадлежности на новом уровне для производства особого ресурса – собственно человека. Врожденные инстинкты верхних уровней при неверном «прочтении низших, временно удовлетворенных» могут плохим воспитанием впоследствии искажать те же нижние уровни удовлетворения потребностей. Инстинкт любви перестает корректироваться (ограничиваться) естественной нехваткой природных ресурсов в случае временного избытка искусственно произведенных. Это уже ошибка культуры. Она, конечно, носит временный характер. Ее суть – чрезмерный оптимизм – привыкание к изобилию.

Тогда неверно работающий верхний уровень удовлетворения потребностей (в данном случае воспитание детей) должен вести к откату потребностей общества в целом и даже менталитета на уровни ниже в близком будущем. Это общее положение в иерархии потребностей. Итак, небрежное отношение к ресурсам при воспитании детей является культурной ошибкой цивилизованного мира, а не признаком цивилизации. Материнская любовь гипертрофирована во вред ребенку и обществу вплоть до момента роста проблем с ресурсами.

7.2.7. Настоящие и будущие проблемы семьи в развитом обществе

Мы предварили формирование темы Любви вопросом п. 7.2.3.1. Каково текущее и будущее значение Любви, если налицо явные текущие признаки ослабления ее проявлений в практике роста кратковременных половых связей, снижения рождаемости, роста количества детей, оставленных матерями?

Первое. Материальная база массового общества и гарантии его обеспеченности резко возросли. Рост надежности ведения семейного хозяйства, привел к освобождению детей и молодежи от ресурсного контроля старших поколений. Вместе с утратой контроля произошла упало понимание значимости ресурсов, необходимости их сбережения, ценности трудовых навыков. Значительная часть установок в воспитании оказалась доверена средствам массовой информации и среде масс-медиа, намеренная ориентация которых на чистое потребление не вызывает сомнений. И здесь мы выходим за рамки нашей темы. Воздействие современного мира на ребенка и даже семью есть тема текущей и будущей социологии.

Второе. В новом обществе дети уходят из семьи в 18-20 лет. Действительно, заботы о создании их семей у родителей больше нет, поскольку у большинства нет нужды передавать по наследству профессию и дело, землю и имущество. Что в причинах? В причинах «свободы» рост занятости родителей в общественном производстве вне семьи. Многие профессии изменяются так быстро, что нечего наследовать. Большинство новых профессий формируется на крупных производствах.

Третье. Большая часть женщин включилась в общественный труд вне семьи. Ребенок стал получать меньше тепла и внимания от матери. Включение женщины в производство повлияло и на материальное обеспечение, на механизацию и автоматизацию семейных работ. Семья стала не местом труда, а лишь отдыха. Трудовое воспитание ребенка утратило практическое значение.

Четвертое. Семья и рожденные в ней дети перестали нести свою традиционную в прошлом функцию социального обеспечения для пожилых людей. Причина? Снизилась производственная роль семьи – потому снизилась и ее роль социальной защиты. Основные ресурсы производит не семья, а работники (муж и жена) вне семьи. Ресурсы на социальное обеспечение, создаваемые вне семьи, и поступают не в бюджет семьи, а в государственные и частные пенсионные и социальные фонды. Соответственно, не семья и отвечает теперь за социальное обеспечение пожилых людей.

Пятое. Нуклеарная семья. За отрывом детей от семьи происходит постепенно и отрыв (уход) из семьи пожилых родителей, исполнивших «свой родительский долг». И это означает постепенное переселение родителей в дома престарелых, рост доли частных услуг по предоставлению таких мест проживания на полном пансионе (на Западе). Что это означает? Это означает, что семья начинает формироваться «на время рождения и воспитание детей». А потом «семья» становится средством совместной парной жизни родителей до старости и с последующим уходом родителей на «социальный пансион» – содержание государственными или частными службами.

А тогда следует шестое. Функцию социального обеспечения приняло на себя государство. И в этом смысл и проявление развивающегося разделения труда (но жто лишь признание фактического положения без анализа следствий). Натуральный семейный труд постепенно отдал разделенному специализированному труду все функции, кроме рождения и воспитания (а сейчас бурно, начиная с ясель, специализируется и воспитание).

Седьмое как минус-следствие. Тогда и рождение детей в семье перестает иметь ясный понимаемый смысл воспроизводства жизни и продолжения культуры общества и, более прагматично, социальной защиты на будущее. Новые родители, не понимая усложненную связь своего поведения с будущим, перестают рожать и воспитывать детей. Причина есть феномен обще социальный и даже мировой.

Восьмое как минус-следствие. У людей, не имеющих и никогда не имевших достаточного и минимального экономического образования, включая и элиту, нет ясного представления об истинных источниках существования общества – о собственном труде как основе жизни всего общества. Неискушенному человеку трудно представить, что не «само государство печется о народе», что государство только возвращает старикам и инвалидам резервы и ресурсы, созданные предшествующими поколениями.

Эти резервы суть социальные, здравоохранения, образования и пенсионные денежные фонды и непрерывно развивающееся материальное хозяйство, которое их питает от совместного труда граждан. И кроме того, в эти ресурсы включаются (и подразумеваются) выращенные новые поколения работников хотя бы в прежнем количестве.

И потому следствие под номером восемь есть следствие в культуре. Косвенным результатом плохого уже на данный момент воспитания в новой ситуация является ущербная логика текущего молодого поколения. Виновато телевидение и масс-медиа, низкая эмпатия и хорошее ресурсное обеспечение, отсутствии хотя бы двоих детей в семье и весь указанный выше перечень причин.

Девятое следствие как отрицательнголе дополнение. Остатками нуклеарной семьи, распавшейся или так и не состоявшейся после секса, является семья с одним родителей, чаще матерью-«одиночкой». Половинные семьи наносят ущерб воспитываемым детям, не получающие нормального и даже минимального представления о нормах социального межгендерного бытового поведения.

И потому десятое отрицательное следствие. Во второй половине XX-го века вместо семьи и воспитания детей значительная часть населения, «не желая забот о детях», сменяет форму семьи на временное сожительство (гражданский брак) без планов родить и воспитывать детей. Карьера считается важнее.

К свободе от семей причислим рост роли контрацептивов и абортов, то есть возможностей для свободы полового поведения. И к этой же теме имеет прямое отношение появление множества массовых сексуальных зависимостей и отклонений или аддикций (для читателя, знакомого с информационными технологиями, это нечто вроде add-on, но в приложении к психике человека), начиная с донжуанства, а так же общей и специализированной эротики, порнографии и другим радостям ниже пояса, надстроенным над органами, в целом-то предназначенным для размножения, см. Главу 9.

И мы, наконец, в конце этой цепи причин и следствий вышли на тот самый феномен промискуитета, см. п. 7.2.3.1. Без нормального образования людей в области экономики, и модельной связи всех социальных сторон жизни отсутствие забот о рождении и воспитании детей становится нормальным (нормально аморальным) элементом бытия. Норма жизни без воспитания детей не осуждаемо.

Итак, свобода гражданина становится формой свободы его от ответственности за будущее своего общества! Иначе говоря, рост ресурсного обеспечения без роста образования, адекватного такому обеспечению, создает угрозу утраты достигнутой культуры.

7.2.8. Разделение труда в воспитании детей сейчас и в будущем

Есть и еще одно серьезное явление, которое угрожает семье как институту сейчас или к середине XXI-го века.

Семья подвергается давлению внешних обстоятельств к модификации своей структуры в связи с ростом и углублением разделения труда.

Первое. С ростом разделения труда должна возрастать мобильность работников или частота перемены ими места пребывания. Это может мешать существованию парной семьи и воспитанию детей.

Второе. Усложняются и возрастают требования к качеству образования, росту времени обучения. Кроме начального воспитания языку, (непрофессионально обученная) семья утрачивает реальную возможность качественного воспитания. Такие требования касаются не лучших детей или не детей только состоятельных родителей, а всех детей. Обществу в недалекой перспективе потребуется индивидуальное воспитание всех детей. Уже сейчас по факту количество работников в образовании детей и молодежи превосходит количество родителей. И это нормально. Общее время, затраченное родителями на контакт с детьми после шести лет за год или месяц, оказывается меньше, чем время, затраченное на них специалистами в образовании. Это кризис недалекого будущего будет изучен и осознан! И семья все более будет дополняться методическим сопровождением родительского воспитания компонентами профессионального воспитания и обучения в яслях, детсадах, школах и на высшем уровне образования. Общее (среднее) время общения родителей как непрофессионалов со своими детьми, скорее всего, существенно снизится. Ведь любовь может оказывать вредный результат, если она лишена естественно-культурных границ с учетом профессионального понимания ее излишка в воспитании (а сейчас именно такое положение). И объективно это дало бы сдвиг в пользу детей. Но для этого квалификация массы педагогов должна быть высокой, а, кроме того, общество должно прилагать усилия к воспитанию и педагогическому образованию родителей.

Отсюда может и должна вырасти роль больших семей, где дети в десяток или более человек воспитываются и ведутся истинно любящими приемными родителями-профессионалами. Такие родители, вероятно, уникальны, являются профессионалами в психологии и в детском воспитании или воспитателями от Бога. Государство должно тщательно поддерживать подобные семьи и постоянно оказывать материальную и методическую помощь.

Опасности недостатка любви в начальный период воспитания. В нашем представлении, наиболее сложным периодом, который остается открытым и трудно решаемым, является воспитание ребенка с рождения до шести лет. В этот период ему постоянно потребна любовь, индивидуальное теплое общение и интенсивная обратная связь взрослых любящих родителей. И внимание настоящей работы в значительной степени обращено к этой теме. В большинстве случаев пока достаточно обычных родителей. В то же время помощь профессиональных педагогов (по периодам развития ребенка) может быть неоценимой. Для обучения ребенка нужно уить любящих родителей. Второй вариант: может ли дать такое приемная семья? Любящий ребенка человек вполне способен заменить мать своим общением – можно предполагать, что окситоцин будет выделяться и у ребенка от подлинного генеза окситоцина у приемного родителя – и эксперименты поставить легко. Однако и время общения приемных родителей в ребенком должно быть высоким. Очень возможно, что выделение нейропептидов у человека способны к синхронизации не менее, чем месячные у соседствующих женщин и эмпатия имеет особенности передаваться как обучение.

Мы только начали с Любовью. И следующий раздел ложится в основание текущей и растущей опасности лишения любви в семье в связи с ростом сексуальной свободы, что будет в настоящей работе доказываться в Главе 9.

7.2.9. Сексуальная свобода как антагонист семьи. Границы секса без любви

Лишь после представления темы Любви мы можем вернуться к теме секса и указать его неполноту. Есть с чем сравнивать. Тем самым мы углубляемся в свойства секса, точнее, в его границы.

7.2.9.1. Промискуитет – вредность моды – объяснение для чайников

Итак, наше общество «страдает» избытком ресурсов, которое порождает (только на это ограниченное время) ощущение «невыразимой легкости бытия». Создание семей ведется без подкрепления их ресурсами, нередко молодая семья совмещается с родительской семьей и живет на ресурсы основной. И это не на пользу ответственности новой.

Но причина незрелости семьи состоит не только в недочете роли ресурсов ее обеспечения. Одиночество после ухода из родительской семьи трансформируется теперь не в любовь по Фромму, а в освоение раннего секса и добровольного промискуитета (в колледжах и университетах, как и в общежитиях).

Роль развлечения в сексе выходит на первый план. Это продолжение линии потребительства в идеологии общества. Достаточно в видеоматериалах наблюдать развитие традиций вечеринок в студенческих кампусах, где формируется культура «не стесняться», «снимать запреты», «быть смелым (ой)» с подбадриванием и поддержкой новичков в публичном проявлении специфической «смелости» компанией из десятков старших зрителей и участников. Сексуальная «свобода», которая ранее именовалась «распущенностью», начинает рассматриваться как новая самостоятельная ценность статуса и взросления для молодежи. И здесь момент критики такой «ценности».

Сексуальное удовольствие само по себе есть тема исключительно физиологии.

Сексуальная свобода уже нечто иное – это удовольствие СМЕНЫ ПАРТНЕРА, то есть желание (поиск) ощущений новизны и преодоления новизны, то есть "творчества".

И 1) сексуальное удовольствие, и 2) сексуальная свобода – обе всегда носят личный характер.

Но первое физиологически и от природы (эволюции) имеет прямое отношение к функциональной врожденной у большинства потребности иметь семью и стремление к любви в семье, см. 7.2.2. Оно есть общая (для существенного большинства - 60-80%) потребность.

А второе является антагонистом и к семье, и к любви. Минимальный ответ и основание с позиции Маслоу-3 (первое издание) содержится во фразе СМЕНЫ ПАРТНЕРА.Оно несет сугубо личный приобретенный характер. Семья и принадлежность к ней в связи с воспитанием ребенка, детей вообще исключает такой вариант. Смена и поиск перемены партнера – это отдельная и будущая тема высших метапотребностей, см. Глава 9.

Итак, в связи с утратой учета роли ресурсов и с появлением концепции «ценности» сексуальной свободы семья теряет устойчивость и свои функции воспитания, как в части ответственности производства ресурсов, так и в передаче культуры следующему поколению.

В результате происшедших ментальных изменений падает значение брака, о чем сказано выше, в 7.2.7. Около половины современных браков распадается.

Следствий здесь три. 1. Угроза для появления, проявления и для передачи в обществе культуры Любви.

2. Угроза качеству передачи культуры в обществе, то есть институту передачи культуры принадлежности как интеллектуальной – языковой, то есть мышления и сознания, см. 7.3.3, так и этнической, см. 7.3.6-7. Мы можем жить и без Любви, но наши дети станут в поведении ближе к животным, см. раздел 7.3.

3. Угроза демографии – сокращение численности каждого народа и объема носителей его языка. Наступит оно тогда, когда последние народы выйдут на уровень ресурсного обеспечения, а первые уже сгинут, поглощенные вторыми и третьими волнами демографического роста. Это и будет прямым сокращением Рода человеческого, если Мир не вернется «на круги своя»²⁴.

Современная сексуальная свобода (не как инцидент, а как пропаганда и образ жизни) угрожает, в конечном счете, развитой цивилизации в целом потому, что общество не сможет в настоящем состоянии полно и успешно передать свою накопленную культуру следующим поколениям. Это главный вывод настоящего раздела.

Аргумент для чайников. Не всякому интересно напрягать внимание к большому тексту – особенно для тех, кто смотрит телевизор более получаса в день - нервных дебилов, годных понять лишь короткие рецепты.

Будущее новоявленных Дон Жуанов и Казанов под вопросом НЕ ТОЛЬКО ПРИ МАЛЫХ ПЕНСИЯХ, но и В СЛУЧАЕ БОЛЬШИХ ПЕНСИЙ при малом количестве квалифицированных (молодых и среднего возраста) работников собственной этнической и культурной принадлежности – то есть детей, рожденных и воспитанных в своей культуре. Неумеренная сексуальная функция рождает не детей, а дом призрения с плохим обслуживанием. Это почти то же, что и изгнание старой обезьяны из стаи. Но такое изгнание совершает тот, кто не думает о своем будущем.

Будут ли состоятельные люди в возрасте довольны обслуживанием своей старости шаманами или астрологами стран развивающегося мира?

7.2.9.2. Отсутствие секса или только опыт техники

Секс есть не высшая (по уровню интенсивности и готовности воздержания) из физиологических потребностей, а подфункция потребностного комплекса любви и принадлежности в ее нормальном у подроста и нового поколения становлении.

Отсутствие секса! Несомненно, человек, не имевший сексуальных отношений, живет менее полно. Он ощущает себя не свободно! Он смущается мира или, наоборот, демагогически агрессивен (преодоление некомпетенции).

Освоение технического секса, минуя этап любви. К этому классу относится несчастный, кто имел первые сексуальные отношения в техническом, но не в эмоционально положительном плане, то есть с женщиной, которую он не любит и которая его явно не любит. То же самое касается и женщины, которая не любит, не прошла психологической подготовки к сближению как к радостному и желанному событию. Разочарование техническим сексом становится далее препятствием к пониманию и ощущению любви, возможности любви вообще (невротическая импотенция и фригидность). Неопытный человек получает травму, от которой не всегда в жизни можно оправиться. Часть радости и гармонии в жизни при отсутствии личной борьбы за нее тогда под угрозой. Большая доля социального мира может стать вовсе недоступной, если человек не обратится к литературе и сам или с помощью психиатра не исправит представление о жизни в целом. Но современный настрой в обществе и через масс-медиа на теорию «стакана воды», как кажется, ведет прямо к пропаганде этого состояния с учетом всех уже указанных последствий.

Примечание: В итоге дефект личного опыта (полного отсутствия или неполноты и эмоциональной загашенности, отрицательного оттенка) накладывает печать несвободы (или даже страха и непрятия) во многих дальнейших социальных действиях. Это дефект несвободы повторяет уже сказанное в 7.2.4.4. Как раз в этой части можно считать успешными работы Фрейда (не в теории), а в понимании важности эмоционально позитивного сексуального опыта для последующего развития личности.

7.2.9.3. Сексуальная свобода и отсутствие семьи

Свобода секса! И сразу же по поводу достижения обширной в опыте технической сексуальной свободы! Под ней мы понимаем ту свободу, которую носители именуют «полной» (десятки контактов). Секс коротких встреч и смены партнеров провоцирует и даже создает практику снижения эмоционального качества любовных контактов, чередуемых с разрывами. Секс с переменой партнеров действительно формирует для каждого участника театр одного актера! В нем надо читать лицо оппонента и регулировать свои эмоции, чтобы спокойно выйти из отношений. Далее он необходимо формирует стереотип холодных и прагматически поверхностных (необходимо охлажденных и обесцвеченных – новизна важнее глубины) гетеросексуальных отношений.

Кроме того, психика не выдерживает частоты смены – возникает выгорание способности к эмпатии, если даже оно было изначально.

Примерно так в деревне, где жители наперечёт, с каждым возможен индивидуальный разговор и даже остановка при встрече на улице. Но в городе мы не обращаем внимания на 99 процентов скользящих мимо нас лиц, не говоря уже об именах, вкусах, желаниях, проблемах. Десятки и сотни – легкость встреч и разрывов далее и все больше затрудняют создание семьи или делают невозможным ее формирование. И мы уже говорили, что биология перестает нам помогать в установлении эмпатии и принадлежности. Это хорошо отражено, например, в психологически верном фильме «Чего хотят женщины!», где изначально ловелас-мужчина в своей самовлюбленности полностью утратил эмпатию и постоянно совершает ошибки²⁵.

Есть и чисто социальное следствие интенсивной смены партнеров: участник вступает в поле высоких жизненных рисков (любви за деньги, заболеваний и инфекций, эмоциональных рисков и истерик, криминальных ситуаций). И потому такой театр не безопасен! Реакции агрессии вполне возможны и реальны потому, что каждый человек в этом кривом психологическом пространстве ощущает себя не в поле Чудес, а в стране Дураков, в режиме "кто кого". Это не театр Любви, а Обмана и Использования другого в своих целях! Есть и еще новый нюанс, но это тема Главы 9.

Мы закончили обсуждение секса и любви как феномена. Общее определение будет дано много ниже. Но к Любви как средству (инструменту) мы вернемся в следующем же разделе 7.3.

7.2.10. От любви к принадлежности

За любовью в семье возникает и новая форма беспокойства и одновременно удовольствия. Такая забота как потребность имеет новое название – семейной принадлежности.

Взаимная помощь в семье предполагает ощущение ее необходимости, то есть проявление чувствительности к состоянию близкого человека. Имя ей эмпатия – способность сопереживания или чувство сопричастности. Эмпатия – ощущение, но еще не реципрокация. Последнее – это само оказание помощи. И из помощи собственно и состоит вся семейная жизнь. И это начало реципрокации. Она типична для семьи в современном обществе. Семья есть воспроизводство не только человека нового как себя, но и воспроизводство самого себя в малом – в часах одного дня. Ведь, кроме воспитания детей, вся жизнь семьи состоит в восстановлении сил членов семьи для будущего труда (труда обычно вне семьи). Это отдых. Труд в семье редко именуют трудом потому, что люди в доме работают «для себя», для своего отдыха. Труд как помощь, то есть собственно, реципрокация, выступает как обобщенное проявление совместной жизни, включая и секс. Но именно это и может именоваться Любовью в широком смысле – так стянуты эти понятия, что и сам автор теории соединил их в единую группу.

Наше следующее исследование «открывает» роль Любви в формировании Принадлежности. Принадлежность сначала возникает как взаимная принадлежность партнеров в Любви – это принадлежность в общении, потом в мыслях и чувствах, потом принадлежность Акту общей Любви, процессу любви и затем постоянной жизни в совместной Любви. И это еще один аргумент порядка (иерархии) потребностей – глубокого смысла надстройки адаптивных процессов друг над другом.

А далее принадлежность распространяется шире рамок Любви мужчины и женщины.

Второй этап – это принадлежность детей семье родителей.

И из принадлежности детей культуре родителей возникает третий этап принадлежность человека своей культуре.

И на четвертом шаге мы выходим на принадлежность людей своим культурам и на множественность культур.. Принадлежность от семьи расширяется через язык и культуру на народы, становится характеристикой разных культур и свойством принадлежать какой-то культуре, одной из многих.

И здесь должна появляться не вражда и страх, отчужденность и ксенофобия, а интерес, уважение и так до Любви. Любовь как забота о чужом человеке при введении даже на малое время в культуру другого народа делает получателя (реципиента) лучше. Она формирует его принадлежность в новом обществе или минимально наиболее эффективно образует его понимание других взглядов, увеличивает жизненный оптимизм и устойчивость, межэтническую терпимость (толерантность), снимает иллюзию исключительности собственной принадлежности как «истинной», «подлинной». Обмен студентами или школьниками с проживанием в семьях, семейный туризм – это огромный ресурс для снятия межэтнической и межрелигиозной неприязни. И очень важно, если такие контакты возникают в период 10-15 лет – момент становления политической культуры.

И потому любовь как забота есть «правильное» формирование принадлежности. Это тоже площадка для нового роста личности. Она еще более высокая, чем семейная Любовь. «Правильное» формирование принадлежности следует отличать от формирования принадлежности на основе ненависти, высокомерия или страха. Патриотизм в пользу уважения ДЛЯ СОТРУДНИЧЕСТВА ныне нередко противостоит патриотизму ПРОТИВ другой принадлежности, ПРОТИВ СОТРУДНИЧЕСТВА И КОНТАКТОВ. О причинах таких страхов, реальных и мнимых, придется говорить в отдельной будущей работе – так важна и политизирована эта тема.

Сделанный вывод имеет и много более широкие приложения. Он указывает на наиболее эффективное направление средств сближения этнополитических и межцивилизационных процессов от развитых к развивающимся обществам. Этнические принадлежности отличны, но они имеют возможность образовывать обобщающие принадлежности культур к регионам или к глобальным формам сосуществования. В механизмах нового формирования, как и в любви, должны лежать ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО взаимная добрая воля, договоренность и в широком смысле любовь и желание сотрудничества. Начало дает минимальная помощь и спасение (критическое отсутствие ресурсов), потом взаимная выгода (процесс выработки ресурсов и их обмена), а ее завершением при уровне достаточности ресурсов будет взаимная помощь в развитии и сохранении окружающей среды, в добровольном регулировании способностей к ресурсному обеспечению и в социальном регулировании рождаемости.

И лучшим комментарием и даже выводом из раздела, где доказывается не естественность, а культурное (через трагическую историю) достижение или постижение человеком Любви, служит одна фраза. Это слова человека, который лично сполна испытал на себе (27 лет тюрьмы апартеида)²⁶ заблуждения, стереотипы и ошибки рода человеческого, включая свои собственные, это слова от уже ушедшего от нас Нельсона Манделы:

«Люди учатся ненавидеть, они учатся страху… Поэтому их можно научить и любви…».

Теперь читатель знает, что в этой фразе есть реальные основания: нейрофизиологическое, психологическое, социальное и политическое. А мы покажем ниже, что принадлежность учится и осваивается через любовь, продолжается как любовь и минимально уважение. С развитием общества и РАЗНЫХ обществ принадлежность имеет тенденцию расширяться до человека Мира (сохраняя при этом и все свои особые принадлежности по уровням), а в будущем и до уровней межпланетных Цивилизаций.

7.3. Принадлежность

Обратимся далее ко второй части нашей темы, к формированию принадлежности и обучению подроста. Главной темой здесь станет формирование языка и его значение для принадлежности человека.

Принадлежность (к семье, обществу, этносу, профессии и т.д.) является сложным и комплексным понятием и имеет широкие контексты и смыслы. Осуществленная принадлежность – это способность и возможность полноценного социального контакта человека (или особи) в среде принадлежности. Приобретение принадлежности идет через обучение языку и культуре. А вот потребность ли это, мы рассмотрим в настоящей главе.

7.3.1. Потребность принадлежности. Определение

Рожденный подрост или ребенок изначально имеет лишь генетический потенциал к обучению. Каков путь от чистого листа и биологической заготовки к полноценному представителю вида или члена общества? Как возникает обучение, в результате которого вырастает взрослое животное или гомо сапиенс?

Как и ранее явление исследуем в развитии. И как возникает из теории потребностей (адаптации), появление феномена обучения должно запускаться инстинктивно возникающими потребностями. Какими?

Начнем сравнением с животными. Строительство гнезда, кормление родителями друг друга и детенышей, уход за потомством и его защита – большинство, как показала в экспериментах этология, является врожденными инстинктивными механизмами. С другой стороны, этологи находят у животных самостоятельно приобретенные механизмы поведения, которые передаются когнитивно, научением. Предшествующий анализ показывает, что врожденность и способность выучивания сильно связаны. Так врожденный инстинктивный механизм будет запущен и использован в естественной среде. Но он будет сломан, если подрост вырастет в зоопарке.

И у человека – все тоже начинается с инстинктов, преобразуясь обучением. Но процессы обучения много более значимы. И первым элементом научения ребенка, кроме отправления физиологических потребностей, является изучение языка. С языка начинается и от языка зависят и строятся (иерархически) все остальные общие элементы принадлежности человека: формы поведения и общения, традиции до религии или идеологии и так до типового взгляда на мир и до ценностей. Результат развития есть культура, которая делает человека взрослым, готовым к существованию вне родительской семьи. То же и у животных, где есть свой язык и культура поведения.

Итак, можно сформировать состав свойств, который определяет наличие или отсутствие принадлежности человека к обществу или особи к стае или популяции.

Принадлежность есть свойство освоения (усвоения и знания) подростом языка, традиций, культуры. И результат научения и готовности к взрослой жизни, усвоение культуры – представляется как осуществленная или удовлетворенная «принадлежность». Принадлежность (как результат) есть соответствие особи или индивида культуре социальной группы, видового сообщества или популяции. И это оказывается первым рабочим определением (наличия) феномена.

Кто создает такое соответствие? Кто оценивает такое соответствие? Сама среда и сообщество, но изначально семья, группа. И это социология или этология и не наша тема.

Но у каждого индивида в ходе развития существуют и собственные и потому психологические оценки принадлежности как состояния и как ощущения. Они отражают развитие психики самого субъекта или особи от нулевого уровня до уровня принадлежности (соответствия культуре). Это и самооценка (принадлежности) и собственные реакции и психологические состояния субъекта относительно своей социальной (биосоциальной) среды. И в психологическом определении принадлежности такое оказывается важнее всего. И мы нашли наш объект исследования²⁷.

Потребность ли это – принадлежность, если нам известно, что принадлежность уже есть культура? Но потребность ли это в психологическом смысле?

Язык – основа принадлежности и ребенок в младенчестве им не обладает. Можно ли считать, что он ощущает свое невладение языком как свою потребность и свой дискомфорт? Скорей всего нет! Это было бы большой нагрузкой на психику.

И неверно считать, как это делает М. И. Лисина, что «у ребенка в первые недели жизни у ребенка появляется именно новая, отсутствовавшая ранее потребность в общении — для понимания себя и других. Это не корыстная нужда в полезном человеке, а (говоря словами К. Маркса) высокая духовная потребность в том величайшем богатстве, каким является другой человек» [Ильин Е. П., 2009, с. 32].

Как хорошо служат высокие слова при отсутствии других аргументов! Но можно быть уверенным, что Маркса в первые недели дети не читают. И причина здесь не отсутствие общения как это предположила М. И. Лисина. Ребенок плачет, если к нему проявлено равнодушие, см. выше Маслоу о балинезийцах и в экспериментах О. В. Баженовой.

Не слишком ли и это высоко? Нет! Ребенок ежедневно видит, точнее, пьет свою мать (стимул 1) и слышит ласковые слова, теплое выражение лица матери (стимул 2). И пища (подкрепление – удовлетворение потребности) соединяется с лаской, а ласка предвещает пищу и спокойствие как условный сигнал. Тогда и при видимой любви (и мы знаем, чьей врожденной любви) ребенок уже формирует в своей памяти полезную модель Мира. А в момент, когда появляется человек, который склоняется к ребенку и имеет индифферентное лицо, не реагирует на улыбку, возникает нарушение полезной или даже безопасной модели мира. Не исключено, что здесь работает и импринтинг – первое лицо с улыбкой матери – есть полезное явление. Первая запись в память есть запись полезного условия. Вообще третье – безопасное – должно формироваться от уже сформированных условий – полезного и опасного. Если опасного в модели Мира еще нет, то отсутствие единственного нормального полезного уже есть опасность! Один в комнате – это тоже опасно!

Тогда для ребенка отказ посетителя улыбнуться на его улыбку не есть отказ от общения. Дело в том. что, вряд ли, ребенок ощущает, что он сам улыбается. У него улыбка непроизвольна. Он улыбкой сигнал на общение не подает. Но внешняя среда (лицо) которое «не улыбается» – это отказ от Любви – это ориентировочно-оборонительное состояние. И отражается единственным средством выражения опасности – плачем.

А теперь зададимся вопросом: что означает страх ребенка по существу – если у лица возле ребенка нет улыбки и реакции? Любовь матери была первой средой Мира и культурой мира. А теперь ее может не быть! Это означает, что впервые (в режиме Да-Нет) нарушена принадлежность. Была Любовь – не Любви! Вот в этот момент и при такой логике (подсознания – сознания еще нет) можно считать ощущение страха ребенком от встречи с незнакомым миром, где может не быть Любви, ПЕРВЫМ нарушением потребности принадлежности. Далее она формируется у ребенка в ОБЩЕНИИ постоянно в период развития до 20 лет. Все, кто не любит маленького и растущего человека, кто его не понимает, кто выглядит странно или враждебно, тот страшен и непонятен и потому нарушает его потребность безопасности I и одновременно потребность принадлежности.

Наш анализ подводит к выводу, что потребность принадлежности инстинктивно проявляется у ребенка и не только взрослого всегда, когда начинается его ознакомление с незнакомым и расширяющимся миром. Всякая достройка модели безопасного мира, тем более опасного, вызывает в младенчестве у ребенка плач, а старше гарантирует начальную настороженность. И сразу в юбку к маме! Далее пойдет освоение по многим потребностям. И так будет продолжаться с ростом ребенка, его модели Мира в цепи правил: «не разговаривать с чужим дядей», «не перебегать через дорогу», «слушаться учительницу» и «не идти гулять – уже слишком поздно» и т. д.

В обычной жизни человек свою принадлежность почти не ощущает. Почему? Потому, что она есть. А всякое психическое напряжение возникает, когда человек испытывает дискомфорт контакта в связи с недостаточной принадлежностью, ощущает ее отсутствие или недостаток, то есть свое несоответствие окружению. Ощущение несоответствия и есть потребность. То есть потребность принадлежности есть ощущение ее недостатка или отсутствия. И напряжение требует его снятия (устранения).

Здесь вводится понятие через принцип «от противного», мы используем представление о том, что проявление этой потребности идет через разрушение (или отсутствие – перенесение субъекта в чужую среду, через снятие принадлежности), а не через формирование и появление. Тем самым мы используем и представление о принадлежности как об автоматизме, установке поведенческой. Это примерно так, как и с изучением автомобиля и его вождением в момент, когда отказал тормоз. Разница в том, что человек «сознательно» учится вождению и правилам движения (культуре). А ребенок, как и животное) выходит на язык и традиции (свои у каждого) не «сознательно» и лишь заканчивает сознательно. И появление, освоение языка у человека есть особый большой для науки вопрос.

Потребность принадлежности возникает как ощущение дискомфорта при недостатке возможности социального контакта в окружающем сообществе (или среде своего вида).

Несоответствие культуре в чужой среде постоянно и неизменно вызывает психическое напряжение. Такое напряжение создает сама социальная среда многократно, когда индивид иной или неполной культуры пытается удовлетворить любую текущую потребность. Недостаточная принадлежность мешает удовлетворению ВСЕХ или ЛЮБЫХ текущих потребностей. И это указывает на интегральный характер потребности принадлежности. Но непосредственными самыми важными потребностями, которые не удовлетворяются и тем вызывают общий дискомфорт принадлежности, являются именно предшествующие потребности (до любви включительно) и соседствующая потребность общения. Жизнь в языковом дискомфорте оказывается дискомфортом всех жизненных проявлений.

Как и когда возникает дискофморт, если младенец еще не обладает принадлежностью? Поскольку новорожденный имеет нулевую культуру любой окружающей среды, то и изначальная оценка его принадлежности невозможна. Невозможны и состояния непринадлежности, так же как и уже упоминавшиеся выше ориентировочно-оборонительные состояния у животных. Ребенок не знает, кому он принадлежит. И общество «спросит с него» об этом лишь тогда, когда он выйдет за рамки семьи. Воспитание оказывается процессом приобретения социальных свойств. Свойство принадлежности только с некоторого момента становится потребностью.

Нормально ли это? Сама особенность возникновения некоторой потребности с развитием человека явление не новое. Так никто не ждет сексуальной функции от малого детеныша, никто и сам малыш не ждут, что малыш станет требовать к себе уважения. Иерархия потребности и означает учет времени и этапа. Процесс усвоения есть приобретение чего-то вроде модели безопасного (и полезного, и опасного) мира. Требуется время, чтобы с развитием понять (уже сознанием и только у человека), как важно то, что ты еще не знаешь (потребность). И требуется еще время и усилия, чтобы преодолеть свое незнание (удовлетворение). Это значит, что потребность принадлежности приобретается в процессе развития особи или индивида. Но это отражает, раскрывает (расшифровывает) иерархический (или надстроенный) принцип этой потребности в линейке остальных.

Потребность не врожденна. Врожденна только способность освоить язык и оперировать языком (у человека язык речи, у животных свои языки тела). СПОСОБНОСТЬ В СЛУЧАЕ СЕМЬИ (И НАЛИЧИЯ ЕЩЕ КОЕ-ЧЕГО) РЕАЛИЗУЕТСЯ В ВОЗМОЖНОСТЬ, КОТОРАЯ ЕСТЬ И НЕОБХОДИМОСТЬ ВЫЖИВАНИЯ – возможность удовлетворения всех потребностей у взрослого человека без семьи. Потребность принадлежности формируется, а далее используется в своей среде (а иногда и в чужой – например, в случае работы переводчиком на свой язык). Отсюда и следует, что в онтогенезе потребность принадлежности формируется с развитием подроста и удовлетворяется у человека к 16-20 годам²⁸.

И ещё! Почему эта потребность принадлежности кажется новым явлением в конце XX-го века? Причина в том, что ранее принадлежность к культуре никогда не считалась чем-то психологическим. Каждая культура в прошлом и на бытовом уровне рассматривалась сама по себе и внутри себя, а личные перемещения места жительства и индивидуальные миграции не были существенны. Но это не значит, что явления не было. Историки прекрасно знали, что народы отличны, пытались описать отличия в поведении и понимали, что присутствие одного в другом вызывает дискомфорт вплоть до этнических войн.

Множество явлений вообще не рассматривалось с позиции психологии. Примеров бесконечно! Например, были рабы! Но кто интересовался психологией рабства или раба? Кто интересовался психологией вообще и психологией здорового или среднего человека? В истории внимание человека к деталям своей жизни и среды постоянно возрастает с ростом его культуры и благосостояния. Ранее несоответствия принадлежности и культур не проявляли себя в психологии, как и психология не проявляла себя в культурах. И что говорить – у каждого смерть ходила просто рядом – успеть бы выжить. Различие между культурами было предметом социальных наук, этнографии, политики, войн, экономики.

Возможно ли, чтобы потребность проявлялась (возникала) в развитии общества и с развитием общества? Еще как! И это второй раз, когда мы «открываем» потребности в развитии (филогенезе) общества. О потребности безопасности II мы уже сказали выше. Есть повод вспомнить, что и осознанная любовь, как и психология сексуальных отношений, возникли относительно недавно, только с появлением личности женщины и личности мужчины, выделенных из сельской общины. Ведь и в начале XX-го века решение о браке принимали родители жениха и невесты: молодых никто не спрашивал с учетом известной поговорки – «стерпится – слюбится!»

Именовать «психологией» капризы парней и девок? В уходящем мире ослушаться родителей было просто грехом: «Чти отца и мать своих». И брак был результатом сговора глав семейств с учетом совместимости имущества-земли, прихода в семью здоровых работников и матерей. То были постулаты родовой семьи – создание новых семей было прерогативой главы рода. Мир, где половина и более детей умирала в раннем возрасте, а жизнь стоила немногим дороже, суров. Куда там до чувств? Тонкости психологии осваивали лишь представители высшего общества (Анна Каренина и ее поведение вызвали взрыв возмущения в обществе после публикации). И, тем не менее, вполне реальная психология и дискомфорт существовали и отражались в жизни народов, например, в таких терминах как «чужеземец» (в английском иностранец – alien – чужой с оттенком неприязни и в прошлом даже враг; слово alienation означает «отчуждение от»). Или на Руси слово «немец» означало невозможность общения. Короче, непринадлежность была опасным признаком в связи с рисками вторжения или подготовки вторжения. В то же время одиноких путников, говоривших на местном языке, встречали в крестьянской общине как редких и важных гостей, несущих информацию, охраняли внутри общины или селения и снабжали пищей в дорогу. Как еще молодо окружающее нас общество и как мало оно знает о себе.

7.3.2. Основные черты принадлежности

Интегральный характер принадлежности. Объединение в психике одного человека моделей и практики форм поведения и реакций других людей оказывается интегральным психическим образованием и результатом. Невозможно знать только язык и не знать традиций и манер, жестов, внешних форм реагирования и т.д.

Однократность. У животного принадлежность формируется от рождения и больше не изменяется, кроме ситуаций взаимодействия с человеком.

Человек приобретает принадлежность тоже обычно однократно. Но в некотором смысле этот процесс никогда не завершен. И чем выше культура человека, тем меньше спеси (амбиций) и (само) уверенности в полноте и совершенстве знаний: «Чем больше я знаю, тем больше я знаю, как мало я знаю». Отсюда настолько меньше ярких эмоций и меньше внешней уверенности (мужества борьбы, ненависти, ярости спора) в лице у культурного человека при споре с неграмотными и агрессивными Шариковыми, воинствующими на экранах наших телевизоров.

Длительность времени удовлетворения. У животного и человека в приобретении принадлежности различия очень велики²⁹. Но уникальное свойство этой потребности состоит в том, что время, необходимое для ее удовлетворения составляет значительную часть жизни. А у человека формирование принадлежности к культуре происходит дольше, чем у любого из представителей животного мира. Процесс требует жизненных затрат от 10 до 20 лет в развитии с детства. Только что подростковый возраст в Британии продлен в определении до 25 лет.

Ухудшение адаптации с возрастом ведет к падению способностей человека изменить свою принадлежность. Приобретение второй принадлежности в зрелые годы вместе с переселением может вообще не состояться. Индивид в чужой среде нередко на всю оставшуюся жизнь остается чужим в своем ощущении и в представлении окружающих.

И еще раз зададим вопрос – потребность ли это? Процесс, который требует столь долгого времени для достижения? И сравнивая другие потребности, мы находим ответ - не одна! Потребность уважения или творчества, находящиеся еще выше, удовлетворяются позже, а потому их (совокупное в жизни) время достижения (период формирования) еще значительнее.

Но сличать время достижения потребности и ее место в иерархии по этому критерию не корректно! Скорее, стоит учесть важность той или иной потребности в антропогенезе! Эта потребность определяет отличие человека от животного! Обычно нерешенность низшего – мешает развитию высшего. Обычная потребность есть тот психический дискомфорт, который препятствует движению на более высокие уровни развития. Эта потребность, если не удовлетворена, препятствует удовлетворению всех остальных сразу – и ниже, и выше! Интегральный характер – это много!

И еще больше! Есть и «сногсшибательный» существа и важности этой потребности аргумент. Большинство войн (низшая потребность человека) ведется с учетом именно принадлежности человека («свой – чужой»). Учет этой потребности в модели иерархии дает ключ к пониманию не только войн, но и этногенеза.

7.3.3. Язык человека и его отличия от языка животных

В социальной и биологической средах есть много общего в инстинктивных врожденных механизмах обучения (когниции) и воспитания.

Общая часть обучения поведению включает 1) импринтинг – прямое копирование поведения старших с рождения; 2) научение в играх и общении со сверстниками; 3) визуальное наблюдение во взрослом состоянии, отличное от импринтинга – «делай, как я» и 4) самостоятельное освоение абсолютно новых проблем. Последнее происходит очень редко в животном мире, но – часто в социуме.

В настоящей работе нам важно выделить отличия между человеком и животными. Главным отличием принадлежности у животных и человека является отличие языка. Язык животного и человека имеет врожденную и усвоенную в опыте части принадлежности. Но пропорции того и другого у них резко различны. Язык человека – почти целиком средство прижизненного обучения, но самое главное в объеме труда и времени происходит при освоении принадлежности позже. При этом усвоение языка человеком является важной начальной частью его развития, без которой, дальнейшее развитие невозможно вообще. Потому язык человека есть первая часть освоения принадлежности и позже само средство освоения принадлежности. Чтобы полно оценить особенности языка человека, следует рассказать о появлении языка животных. И мы исходим из известной читателю теории бихевиоризма Павлова-Скиннера. Но полное понимание освоения языка животных (и человека) происходит лишь на основе выбранной нами парадигмы потребностей и поведения как адаптивного процесса приспособления организма к изменению среды.

7.3.3.1. Язык животных

Язык животных развит на основе естественных, то есть врожденных инстинктивных или приобретенных в опыте типовых форм поведения. Это тезис.

Речь идет, прежде всего, о движении и изменении видимых частей тела – морды, пасти, шеи, хвоста, даже окраски или изменения размера частей тела и т. п. Поведение включает жесты и принимаемые позы (например, в ориентировочном состоянии всех типов). Дополнением являются звуковые сигналы, развившиеся на основе инстинктивных действия и потребностей. Эмоции, как, правило, представляют комбинации телесного поведения и издаваемых звуков. Одним из самых мощных проявлений (отправлений) организма, и это тоже часть поведения, является излучение запахов. Запах особенно хорошо демонстрирует непроизвольный характер многих форм поведения. И все эти внешние проявления могут ощущаться органами чувств окружающих животных, прежде всего, животных своего вида.

И тогда формы поведения сородичей и товарищей по стае, стаду являются или могут оказаться полезными сигналами для остальных особей. И далее мы говорим об информационной ценности изменений ЧУЖОГО ПОВЕДЕНИЯ для ПОЛУЧАТЕЛЕЙ.

ЧУЖОЕ ПОВЕДЕНИЕ есть часть воздействий ВНЕШНЕЙ СРЕДЫ на особь любого вида. У высокоорганизованных животных, имеющих мозг и потому психику, ПОВЕДЕНИЕ определяется или опосредуется через ПОТРЕБНОСТИ организма. А ПОТРЕБНОСТИ возникают под действием СРЕДЫ.

Итак, ЧУЖОЕ ПОВЕДЕНИЕ рассматривается как СРЕДА и тоже проводится через ПСИХИКУ получателя. Потому ЧУЖОЕ ПОВЕДЕНИЕ может быть и СИГНАЛОМ ЗАПУСКА ПОТРЕБНОСТИ получателя и потому собственно ЗАПУСКА его ПОВЕДЕНИЯ. В парадигме пбихевиоризма сигнал извне может запустить рефлекс. И в новой интерпретации чужой сигнал как язык становится сообщением, опосредующим (вызывающим) поведение получателя. Напомним, что в парадигме адаптивности для запуска поведения используются модели полезного или опасного мира в памяти получателя.

С учетом конкуренции в территориальных или в брачных спорах сигналы от соседних особей «своего» вида просто обязаны запускать поведение получателей сигналов. Внутривидовое влияние на запуск поведения получателей происходит подобно тому, как сигналы чужой и внешней среды, врагов или живой пищи, запускают защитное или охотничье и поисковое поведение конкретной особи. Таким образом, в самых простых случаях ВНУТРИВИДОВОГО социального поведения сигнал-рефлексное поведение, построенное на получении и использовании поведенческих сигналов особей своего вида, можно именовать внутривидовым языком. И это есть первое новое определение языка животных.

Кажется полезным представить явление «языка животных» через вероятный процесс его формирования в эволюции.

Сигнал-рефлексная прижизненная связь. Естественно ожидать, что сначала у животных формировалась сигнал-рефлексная сигнализация о наиболее важных (для выживания вида) состояниях и ситуациях. Речь шла о СРОЧНОЙ адаптации к самым важным ситуациям. Почему? Потому что самое важное для ЖИЗНИ ЖИВОТНЫХ – это критические состояния. Крик соседа по стае или его настороженное замирание рано или поздно становятся сигналами для всех, то есть языком. Ведь такие сигналы подкрепляются личными депривациями и несчастьями или, наоборот, удовлетворением от пищи. Таковы нападения хищника или счастье богатой добычи на охоте. И важность состояний определяет природа, то есть естественный в ней отбор. И язык помогает предупредить или учесть и использовать такие состояния через взаимодействия внутри вида. Язык становится функцией помощи через непроизвольную возможность взаимодействия внутри вида посредством восприятия (сигналов) поведения других особей.

Через рост адаптации в наиболее критических ситуациях формируется система связи и институт общения, институт взаимодействия внутри каждого вида. И сигналы или видимые признаки о самых важных опасностях или самых сильных выигрышах становятся условными сигналами, прежде всего. Они могут стать и становятся языком, когда важны. И способность к передаче и к восприятию таких сигналов у вида постепенно совершенствуется в эволюции, когда становится полезной для вида или отмирает, если становится бесполезной.

Но такой язык не может быть сложным. Почему? Причина в том, что в естественной природе тела и поведения очень мало выразительных средств – одни эмоции и позы, движения, звуки и запахи. И исторически в развитии условные рефлексы возникают на самые важные для животных признаки и сигналы, позволяющие предупредить друг друга за секунды или «здесь и сейчас» – спасти от смерти или, наоборот, от голода при внезапном появлении живой пищи рядом³⁰.

Полное многообразие знаков в языке животных невелико. Объем значений у таких языков обычно находится в диапазоне нескольких десятков и до сотен. В силу малого количества знаков собственного тела и его движений число передаваемых смыслов (то есть значений) увеличивается за счет того, что одно и то же действие (как знак) может иметь различный смысл (значение) в разных контекстах (условиях). И это многообразие надстраивается как сложные рефлексы обучением.

Реакции получателя на сигнал могут различаться по структуре. Основной вариант рассмотрен выше. Возникающая потребность, например, страх, вызывает немедленное инстинктивное поведение. Во многих типовых случаях сигнал как условие может запускать прямое поведение, то есть автоматизм или поведенческую установку. При этом потребностное состояние опускается, если движение и автоматизм отработан. Это не всегда учитывают этологи, психологи и лингвисты. Так сигнал угрозы самца-доминанта может вызывать немедленное и автоматическое бегство получателя (в случае давнего опыта знакомства). И не факт, что бегущий испугался – он убежал, как это делает всегда при встрече с этим конкретным оппонентом. Но если бы он не убежал, то угроза ему резко возросла – ведь, не убегая, он принимает вызов. И ему угрожает вполне реальное нападение доминанта. И мы должны учитывать поведение как вызванное потребностью безопасности I.

В животном мире существует и ряд форм простого коллективного поведения, например, совместная охота. Такие действия не имеют знаковых обозначений в животном мире. Но они ведут к социализации и взаимодействию. Это, как и язык общения всего двух участников, снижает общие расходы популяции на выживание, то есть «транзакционные издержки» по Дугласу Норту (Douglass C. North). В коллективном поведении эффективнее групповое научение подроста, выше экономия ресурсов на обеспечение безопасности и пропитание.

Таким образом, язык – взаимный учет поведения в стае позволяет стае или даже виду увеличивать в целом адаптивность вида и приспособление к среде. Это и является эволюционной причиной последующей специализации и выделения функции использования (а потом и подачи) сигналов – внутривидового информирования как появления феномена ЯЗЫКА. Язык становится третьей этосоциальной формой внутривидового взаимодействия помимо двух первых форм: первой – коллективной охоты, второй – сексуальных контактов.

Второй этап – генетическое закрепление культурной практики. А уже далее природа фиксирует в генетическом отборе и полезные эмоции, и формы поведения, важные для вида в целом этологически, как и чувствительность к самым полезным признакам внутривидового поведения. Сигнализация состояний и восприятие полезных сигналов внутри вида становятся врожденными инстинктами всех выживших в несчастьях на свою же пользу, на безопасность и на поиск и пищи. Очень важно, что и сигнализация, и восприятие образуют связанную пару и нерасторжимы. В эволюции закрепляется проявление эмоций³⁰, то есть внешних реакций – страха, успеха, агрессии, готовности к спариванию, типовых жестов, изменения запахов и т.д. Закрепляется также и чувствительность к этим сигналам в смысле последующего полезного поведения (после получения информации).

Приобретенный с помощью эволюции язык – часть внешних признаков поведения превращается во врожденный язык – врожденная инстинктивная система сигналов, а так же и врожденный механизм его восприятия и использования.

Самый известный пример – пчелы. Можно привести примеры эволюционного появления врожденного языка.

Таков инстинктивный танец пчел с информацией о направлении и расстоянии до источника сбора пыльцы и нектара. Понятно, что одновременно закрепляется и инстинкт восприятия танца. Так, группа пчел, наблюдающая за танцем, автоматически готова лететь (поодиночке) в нужном направлении и на заданное расстояние. Если бы не было восприятия танца, то его исполнение (информирование) было бы лишней активностью и исчезло в эволюции. Естественно, построение сложного алгоритма возникает вовсе не сразу, а постепенно путем усложнения.

Можно даже предполагать порядок появления элементов танца: сначала танца не было – все было рядом. Так обстоит дело и сейчас, когда полет до цветов короткий. Потом появилась информация о типе взятка – запах пыльцы или нектара (на теле информатора) – и пчелы, вероятно, летали вслед за разведчицей. Но эффективность в природе можно было повысить. Важнейшей информацией стало направление – полет рабочих пчел по полученной информации стал независимым от рабочей пчелы-информатора, но в указанном направлении. Потом расстояние тоже стало играть роль и учитываться в длительности танца. И пчелы, собираясь группой, предпочтительно следят за теми информаторами, которые указывают на более близкие места (больше витков), чем на дальних дистанциях. Возможно, малое количество витков означает меньшую ценность информации – большее расстояние. Как сложилась форма танца и коррекция в форме танца направления даже с учетом сдвига времени (направления по солнцу от момента оставления места медосбора), пока не ясно. Кроме того, разведчики перестают указывать место, если данные цветы в этот момент уже закрыты лепестками. Не исключено, что язык не до конца расшифрован и, кроме того, он сам еще достаточно быстро развивается и корректируется в эволюции – длительность жизни одной рабочей пчелы всего 20 дней. Доказано, что все рабочие пчелы и сообщают о маршрутах в танце, и летают по балетной информации сразу и без обучения. Но это вовсе не означает, что генетический механизм поведения не включал длительной предыстории поиска формы танца и его восприятия в истории развития пчел. Ведь пчелы начинают свой путь от земляных роев в несколько десятков особей. Особенностью является и то, что пчелы – единственные насекомые с мозгом. И этот мозг, вероятно, особый. Он специализирован почти исключительно на автоматическое исчисление параметров направления и расстояния – на исполнение танца и его автоматическое запоминание получателями и последующий инстинктивный полет с целью поиска группы цветов.

Однако формирование врожденного языка может стать и становится препятствием в дальнейшей адаптации вида при появлении новой среды и препятствует приспособлению в случае резких ее изменений. Более гибким и подвижным (адаптивным) средством формирования адаптаций через общение, то есть через принадлежность, становится как раз путь развития способностей производить и воспринимать разнообразные сигналы, а не фиксировать и запоминать сами сигналы и потребные полезные реакции (рефлексы) на них.

Как следствие этого более гибкого направления эволюции развитие получает не использование врожденного языка, а овладение им в начальной фазе развития особи при способности языка к изменению. Речь идет о СПОСОБНОСТИ ПРИЖИЗНЕННОГО ОВЛАДЕНИЯ ПОЛЬЗОВАНИЮ ЯЗЫКОМ. И мы обращаемся к теме освоения.

Генетический отбор поэтому далее может вести эволюцию к развитию средств быстрого прижизненного усвоения языка, к способности быстрого усвоения языка (как у птиц, многих млекопитающих и у человека) при общении подроста с его взрослыми носителями.

В эволюции может появляться ВРОЖДЕННАЯ СПОСОБНОСТЬ К СПЕЦИФИЧЕСКИМ ФОРМАМ РАННЕГО БЫСТРОГО ОБУЧЕНИЯ. Она дает предпочтение к обучению в начальный период развития вполне определенным полезным (в естественной среде) сигнальным функциям передачи и приема информации. И ключом к обучению является специальная среда обучения (стая, коллектив и среда обучения). Без такого ключа (определенной среды обучения) нормальное обучение невозможно. Так ребенок, пропустивший период своевременного овладения языком при общении с взрослыми, сможет освоить слова, но будет иметь огромные трудности с грамматикой [Бурлак С. А. с. 83-84]. Это относится и к животному миру.

Обобщенно язык ЖИВОТНЫХ, когда он уже освоен, остается на уровне врожденных и приобретенных ИНСТИНКТОВ. Классификация самих инстинктов полно укладывается в перечень потребностей Маслоу. Например, сигнал направленной внутривидовой угрозы при столкновении за ресурс (добычу, территорию, самку) информирует о намерении защищать территорию, создает оборонительное поведение у получателя. В другом примере, сигнал опасности вожака приводит всю стаю или стадо в состояние тревоги – готовности и мобилизации, к круговой обороне, а часто и просто к общему бегству. Поведением может быть и замирание (обездвиживание) как форма маскировки. В таких случаях прекращение поведения есть тоже поведение. Еще пример: сигнал любви – любовный знак (пение, звук, жест или вибрация, а у рыб может изменяться расцветка) способен активировать реакцию сексуальной готовности получателя-партнера и ответное поведение в инстинкте спаривания.

Психика животного инстинктивна почти полностью и целиком. Язык животных можно считать языком старой психики сиюминутного реагирования. И его следует именовать языком прямого кодирования. Он ориентирован на передачу информации в смысле запуска (у соседей-получателей информации) простейших текущих потребностных состояний особи или их текущих действий³². Интересно, что это доказывается даже в случаях, когда речью (в несколько сот слов) на амслене (американской азбуке глухонемых) овладевали шимпанзе. Господствующими обращениями к человеку у них были просьбы о еде, прогулках, почесывании (физическая ласка). То есть низшие потребности у приматов вплоть до любви (ласки) были основными.

И еще дополнительный вывод! Сигнал и рефлекс читатель понимает. Рефлекс есть инстинктивное или выученное автоматической действие. Поэтому у животных в языке сигналов нет того, что именуется смыслом знака. Есть только действие, оно и несет характер смысла. И потому значение или смысл знака для животного вовсе не тот, какой имеет в виду человек. Животное ощущает, но не думает, не осознает, не «предвкушает» в сознании – сознания у животного нет. «Смыслом», причем врожденным или приобретенным ТАКОЙ ПСИХИКОЙ, является само поведение.

Лингвист или психолог в традициях дуализма нередко сбивается на «человеческое понимание» поведения животных в их естественной среде. В реальности же все проще – в начальной фазе появления языка излучатель сигнала просто выражает собственную инстинктивную эмоцию или ведет себя определенным образом. Не следует считать, что он «сознательно подает сигнал или что-то сообщает оппоненту», как иногда думают. Придавать животным свойства психики человека – не менее мило, чем в подражание древнему человеку одушевлять воду, огонь и другие природные среды. Но сказанное не относится к экспериментам с высшими животными. Здесь есть иной результат, который фактически и помогает понять возникновение сознания у человека. И о нем мы скажем позже. Особые случаи тесного взаимодействия животных с человеком нам придется обсуждать отдельно – в появлении новой психик Уошо «виноват» человек (и его среда). В этом смысле сознание перестает быть загадкой.

В своей среде реципиент животного мира получает информацию, которая воздействует на психику в смысле предупреждения или в каком-то смысле активизации об опасности или о пище. Есть и еще ряд сигналов по теме спаривания, рангового поведения и по всей линейке Маслоу, кроме новизны и игр. Смысл сигнала идентичен тому потребностному состоянию или тому врожденному инстинкту, который им запускается. Смысл как результат не может быть многосложным. У животных тогда можно наблюдать действие или, наоборот, ориентировочно-оборонительное замирание. И то, и другое есть «действие», направленное на пользу – безопасность, или удовлетворение нужд получателя. То есть реакция совершенно исключает то, что мы подразумеваем под сознанием и мышлением. Именно отсюда в сравнении психики животных и человека в научной традиции XIX-го и первой половины XX-го веков шло противопоставление психики животного как инстинктивного и человеческого как «целеполагающего», «высокого и сознательного» с отвержением смысла потребности как «низменного». Итак перечисление всех форм поведения у животных ( идентификация их по шкале Маслоу) является обоснованием того, что поведение животных есть непосредственный смысл их потребностей, тогда и смысл языка животных-информаторов просто выражается в текущем поведении животных-реципиентов.

Почему выше сказано, что психика животного «почти» инстинктивна? Это «почти» относится к ситуациям длительного отношения животных и человека, которые следует изучать особо³³. Даже приобретенные автоматизмы (инстинкты поведения) имеют отношение к текущим состояниям. Поскольку источником поведения является СОСТОЯНИЕ, и это состояние есть потребностное состояние, то поведение следует немедленно за ним (как рефлекс или врожденный или приобретенный алгоритм).

Прошлого и будущего нет. И из этого прямо следует вывод, который, кажется, никто не делал до сих пор. Для психики животного не просто нет прошлого (и оценки прошлого). Для психики не просто отсутствует будущее, кроме тех инстинктивных ощущений, которые ощущаются как подсознательные ожидания (предвкушения или страх) на ближайший момент уже случавшихся известных по опыту деприваций или поощрений³⁴. Для такой психики времени просто НЕ МОЖЕТ БЫТЬ в силу особенностей самой среды. Их среда – это мир борьбы за выживание, ЕЖЕДНЕВНОГО поиска пищи и охоты. Это и мир борьбы за безопасность, где время не подвластно поведению, как солнце или смена дня, оно не нужно в практическом смысле, из его измерения ничего практического для бытия и потребностей не следует. В мире сиюминутных забот просто нет реального места для прошлого и будущего³⁵.

Когда все можно добыть из того, что требуется сегодня и сегодня не сильно отличается от завтра, для таких категорий, как завтра, просто нет – они не нужны! Аргументом нам служит не жизнь зверей, а жизнь людей. Есть и такие! Это племя «пираха» в центре Бразилии у реки Маиси. Человек, выросший в Африке и прошедший через Аляску несколько тысяч лет назад по древнему перешейку, добрался до Центральной Америки и снова вернулся в богатые пищей джунгли, но обезьяной уже не стал. Его язык включает семь согласных и три гласные. Это определил единственный их гость – Эверетт, лингвист и этнограф. Так вот, племя в триста человек не делает запасов пищи. Каждый идет за пищей, когда голоден. В этом мире вообще неясно, зачем принимать пищу каждый день, да еще и по нескольку раз. Едят в племени не чаще двух раз в день и нередко устраивают себе разгрузочные дни, даже тогда, когда пищи в деревне много. И нужды во времени нет, хотя то, что каждый из них был когда-то маленьким, они помнят, но считают, что виноват сон, после которого каждый рождается заново, чуть изменяясь, что вполне логично. О других деталях языка говорить не будем. Но полезно посмотреть на опыт наших прямых предков так миллионов пять лет назад. И самое интересное – это их опасности. По-пирахски "Спокойной ночи" звучит как "Только не вздумай дрыхнуть! Тут всюду змеи!". Пираха не спят по ночам. Дремлют урывками, по 20-30 минут, прислоняясь к стене пальмовой хижины или прикорнув под деревом. [Everett D. L., p. xvii]. Этот переходный момент, возможно, даже с деградацией, возвращает нас на грешную землю прошлого бытия.

Язык в психике животных отражает текущие психические состояния, а из состояний реципиенты (получатели языка) формируют и собственное поведение, включая и приобретенные автоматизмы. Потому такой язык можно именовать языком «состояний» или «потребностей».

В этой связи можно вообще дать определение информации в системе живых организмов. И этот момент нашей работы, связанный с обсуждением функций языка (ов), наиболее удобен. Информацию в системе живых организм следует определять как демонстрацию или передачу сигналов от организма в среду, которая полезна (или является средством) для удовлетворения потребностей данного организма, или подгруппы из них или всего вида. Информация у животных (об их состояниях и отправлениях), кроме человека, всегда конкретна, как конкретны ее носители-источники.

И позволим себе еще одно обобщение: язык как знаковая система есть передаваемая через психику (получателям) часть поведения по текущей потребности. Язык есть средство запуска чужой потребности или чужого поведения, а не сама потребность.

И язык вместе с приемами поведения и охоты и т. п. у животных вполне может именоваться культурой.

7.3.3.2. Речь человека. Основы подхода

Язык человека. Психика малыша наиболее близка психике животных. До появления речи малыш и еще не человек обозначает свое состояние только эмоцией и голосом – он может лишь плакать, улыбаться или положительно гукать. Это его (природные и врожденные) знаки, обозначающие состояния и дающие информацию для родителей. Примерно такие же сигналы и эмоции (инстинктивные врожденные сигналы) как знаки, имеющие смысл (самоощущений и потребностей), подает родителям новорожденный звереныш.

Затем к инстинктивным и приобретенным биологическим знакам уровня прямого кодирования у ребенка присоединяется и приобретенное поведение. Но главным и первым элементом приобретенного поведения человека является абсолютно новый принцип знакового кодирования – язык человека и речь.

Язык человека можно определить как язык двойного кодирования. Мы предпочитаем не говорить о языке человека как о символическом языке – это лишь путает. В языке человека каждый знак (набор звуков или графических символов) способен обозначать принятые в своей среде принадлежности понятия или смыслы.

Первая и ничтожная часть знаков-смыслов связана с текущими потребностями – едой и опасностью. А затем начинается игра (действия) с множеством предметов и общение, в котором в психику поступают все новые знаки и смыслы, связанные с игровой деятельностью. И помимо смыслов, связанных с потребностями, у ребенка появляются новые элементы внешнего мира как смыслы внешнего мира и модельные связи между элементами мира.

Множество смыслов по мере их накопления у ребенка рано или поздно при росте их количества начинают выходить за рамки его текущих потребностей. Особенно это видно в играх, когда ребенок может выбирать игрушки – одну за другой. Произвол и свобода выбора связана со смыслами, но не связана с сиюминутными срочными потребностями ребенка – можно ли игры в одиночестве с игрушками считать срочными? Скорее всего, нет!

Существенной особенностью такого расширения словарного запаса знаков и смыслов у ребенка является их большое количество. Необходимо следующим за этим моментом, становится отрыв и знаков, и смыслов от текущих потребностей, от потребностных состояний в текущий момент.

Каждый из смыслов БОЛЬШИНСТВА предметов и функций, действий в отдельности у ребенка и у человека позже в его новой психике не имеет никакого отношения к конкретным текущим потребностям человека. Именно в этот момент необходимо указать на «абстрактный» характер подавляющего большинства смыслов в новом языке человека.

Абстракция смыслов нового языка. Главное ясное даже без наблюдений за ребенком отличие нового языка заключается в том, что понятия у человека, носят абстрактный характер. Исключение: мысленные графические представления и сенсорные ощущения (и воспоминания), а так же имена собственные. Слово «игрушка» общее! «Собачка», «машинка» и так далее – каждый из нас может представить себе игрушку или реальный автомобиль и животное совершенно произвольного вида. Это почти буквы A, B, C – в которые можно подставить любые арифметические числа. И ребенок уже принимает всю эту алгебру «смыслов» и понимает, когда у него появляется вторая машинка, или когда на улице он увидит несколько машин.

Заметьте, мы еще не обсуждали, как это могло случиться. Но это факт – все предметы (существительные) абстрактны, как и все действия. Глаголы – «кушать», «одеваться» и так далее – ведь нигде не сказано, кто и что ест или во что одевается. И все это в нашем языке суть абстракции.

Итак, за звуковыми знаками в голосовой форме стоят новые психические объекты – смыслы или «понятия». Они абстрактны и многозначны. Большая часть понятий находится между собой в ассоциативной и даже в иерархической связи. Понятия высшего уровня уже оторваны от телесных ощущений и предметно-ориентированного мира и являются надстройкой над ~ или обобщением более простых и онтогенетически ранних ощущаемых человеком и визуально представимых понятий. В системе связей: дом, жилище, недвижимость, вещь, сущность – только понятие «дома» представимо в воображении предметным образом и как абстракция. Только «дом» человек может представлять конкретно как «свой личный» дом с деталями и известными свойствами. Хотя понятие «дом вообще» для каждого включает любой дом от самой бедной избы или шалаша до многоэтажного небоскреба.

Конечно, ничего подобного нет у животных. Даже родной дом для домашней кошки есть специфический набор множества знакомых запахов, проходов, углов и знакомых домашних вещей. Поместите кошку в подобный другой дом с тем же расположением подобных, но других вещей. И кошка будет ощущать себя в новом как совсем чужом – ибо весь комплекс запахов и других только ею ощущаемых признаков иной. Она будет привыкать к новому месту, пока не успокоится, не привыкнет к нему как безопасному месту.

Поэтому язык человека лучше именовать не языком двойного кодирования или символическим, а «сигнал-абстрактным» языком, в то время, как язык животных следует считать «сигнал-конкретным». Эти именования точнее, хотя в языке человека тоже присутствуют имена собственные – конкретных людей и предметов, мест и т.п. Но их парус теряется в море его абстракций.

Следствие абстракции смыслов: если основная масса смыслов носит абстрактный характер, то знаки и смыслы, каждый в отдельности не способны (и не приспособлены) вызвать никаких напряжений в психике и никаких немедленных действия человека. Они, каждый сам по себе не привязаны к потребностным состояниям человека.

Ну и еще деталь в подкрепление. Специалисты отмечают, что ребенок усваивает, прежде всего, абстракции среднего уровня: ему свойственно понимать слово «собака», более чем, «животное» или «овчарка» [Бурлак С, А,, с. ??]. Но в этом как раз все ясно – таково же и развитие речи филогенетически, таково познание человека разумного, начинал ведь он просто с палки, которую он сделал. А материал, порода дерева или форма предмета – это все наросты и ветки на модели его практического мира.

Период освоения языка. Четкие наблюдения показывают, что период нормального освоения родного языка составляет около шести лет. После этого и до пубертатного возраста (половой зрелости) способность овладеть языком (ами) падает. Человек, который учит свои первые слова позже этого периода, лишается в принципе возможности говорить и мыслить грамматически верно:

«Дети-«маугли», выращенные животными и не имевшие доступа к человеческому языку на протяжении чувствительного периода, полностью овладеть человеческим языком не могут ни при каких условиях. Они могут выучить слова, но остаются на этапе протограмматики.» [Бурлак С. А., с. 36].

Еще одна особенность – это уникальная черта, которой нет у животных. Вот как она представлена во мнениях западных специалистов и в изложении Светланы Бурлак в виде гипотезы:

«Существует целый ряд свойств человеческого мышления, которые, вероятно, выработались в ходе эволюции в связи с развитием языка…

Прежде всего, у детей отчетливо выражено стремление общаться с другими людьми, стремление подражать им и стремление угадывать, что имеет в виду тот, кто с ними общается… дети приходят в мир с желанием обнаруживать слова — т.е. интерпретировать звуки, произносимые окружающими, как знаки. Для человека вообще характерно стремление во всем видеть знаки, интерпретировать все вокруг. Как пишут Элизабет Вейланд Барбер и Энн Петерс, «в чем люди сильны, — так это в перепрыгивании от исходных фактов к конечным выводам: нам достаточно двух-трех крупиц информации, чтобы построить на их основании модель или правило и увериться, что решение проблемы у нас в кармане и можно переходить к следующей». Т. Дикон отмечает, что с тех пор, как человек научился оперировать символами, «мы не можем видеть мир иначе, чем в четких терминах символов… Нам нравится манипулировать миром, укладывая его в прокрустово ложе символов, и когда мир подчиняется и выглядит соблюдающим символические правила, получившийся результат успокаивает нас, и мы даже находим его красивым»…

Такое свойство мышления позволяет человеку выучить в раннем детстве огромное количество слов — и это не выработка условных рефлексов: детей, в отличие от дрессированных животных, не приходится награждать за каждое правильное понимание (и употребление) языковых знаков». [Бурлак С. А., с. 83-84].

Мы специально приводим эту фразу и пышные фразы английских специалистов, чтобы указать на результирующий вывод – отрицание «выработки условных рефлексов» при формировании языка у ребенка и человека. Здесь ничем не обоснованный оптимизм и вера просто в нечто генетическое с отрицанием простого, но с верной мыслью, что тысячи слов у ребенка за короткий срок требуют какого-то подкрепления, которого экспериментаторы и психологи не видят. Мы будем оппонировать этому взгляду в разделах 7.3.4.

Психика взрослого человека в связи с утратой срочности (критичности) его состояний и возрастанием безопасности, надежности и ресурсной обеспеченности изменяется. Критические состояния психического напряжения относительно редки. Отсюда падает значение срочных и инстинктивных действий³⁶.

Выше отмечено, что слово или сигнал как информация или элемент языка не является потребностью, а средством удовлетворения потребностей по большей части средством отложенным. Но есть и оговорка. В отличие от языка животного речь человека не является только прямым средством удовлетворения потребностей. Это означает, что речь человека может быть в дополнение (или в основном!) косвенным непрямым средством удовлетворения потребностей. Знаковая система становится средством передачи информации, которая не требуется в данной потребности в настоящий текущий момент. Информация в основной массе является частью отложенных и опосредованных (то есть сложных и составных) процессов человека. При этом физиологические (непосредственные) потребности удовлетворяются параллельно с производством ресурсов, расходование которых отложено на годы и даже десятилетия, например, подобно труду в науке и разработке. Так, известна поговорка «разговором сыт не будешь».

Как же речь человека преобразуется в формирование его поведения?

Речь человека используется в его новой психике. В такой психике есть новые функции и процессы – сознание и мышление. Мы ранее уже определили результат мышления по поводу текущей потребности как мотивацию. Выше уже определена мотивация – это промежуточный этап между потребностью и поведением. Теперь можно сделать вывод, что мотивация есть процесс новой психики, функционирующей на основе языка абстрактных смыслов – это результат функций сознания и мышления. В соответствии с парадигмой адаптации эти функции, будучи запущены потребностью, оперируют смыслами языка как моделями полезного мира и в завершение формируют план поведения как и модель – проект будущего готового результата, что в свое время совсем другими терминами представил и П. К. Анохин.

Для мотивации и формирования поведения требуется время – это и означает, что речь и ее смыслы в мышлении используются потому, что в новой жизни человека между потребностью и ее удовлетворением существует, как правило, достаточный промежуток времени. Такой интервал достаточен для обдумывания и принятия решения о поведении. Тогда условиями новой речи человека и системы смыслов, предположительно полезных для поведения человека, являются свободное время для мышления. А это означает, что у человека в его окружающей среде существует достаточная безопасность и ресурсы. В рамках такой среды человек (в пределах минут и часов) достаточно безопасен и сыт. Если говорить о потребностях, то это означает, что уровень потребности безопасности II (и ниже, тем более), у человека (и ребенка, тем более) практически всегда обеспечен. Но это есть условия готового и формированного сознания и мышления. А как такие условия сформировались вместе с языком в филогенезе – это отдельная большая тема, лежащая несколько в стороне от проблематики нашей работы, см. Главу о сознании и мышлении.

7.3.4. Формирование языка у ребенка. Общие принципы

Процесс обучение языку имеет свои особые потребностные основания (или в парадигме бихевиоризма – свои подкрепления). Ведь, усвоение языка на ранних фазах у ребенка происходит в виде образования условных рефлексов. Поэтому первым вопросом, связанным с обучением языку, оказывается вопрос о видах подкрепления. К теме подкрепления мы отнесем и критику тезиса Светланы Алексеевны Бурлак по поводу того, что изучение языка человека:

«это не выработка условных рефлексов: детей, в отличие от дрессированных животных, не приходится награждать за каждое правильное понимание (и употребление) языковых знаков».

Но желание у детей учиться языку специалисты отмечают:

…у человека отчетливо выражено … желание (которое проявляется, начиная с очень раннего возраста, нередко до овладения речью) … названия (СЧ – окружающих предметов) узнавать — чтобы впоследствии использовать вместо предметов при мышлении. Свойство это, вероятно, присуще всем человеческим детям и является врожденным (или, может быть, легко формируется на базе врожденных предпосылок). [Бурлак С. А., с. 85].

Это наблюдение – «желание узнавать названия» – подтверждается у детских психологов многократно и общепризнано. Однако интерпретация как раз и есть тема для будущего обсуждения. Что можно просто отвергнуть, так это взрослую логику: «Я хочу узнавать название, чтобы потом просить эту вещь себе».

А вот что еще необходимо, кроме желания детей учиться, мы рассмотрим ниже.

7.3.4.1. Вопрос о важнейших подкреплениях в фазе приобретения речевой основы. Постановка

Речевые стимулы (родителей) при удовлетворении потребностей детей (например, появление пищи после произнесения названия пищи) являются обучением. Есть и инициация из среды: «Скажи, Ма-ма!» и т.п.

Скорость усвоения языка в детстве очень велика и достигает темпа 1 слово за два часа или 90 слов в неделю в период 1-2 года, то есть способно обеспечить до 4000 слов в год в период третьего и четвертого года. В этом, несомненно, проявляются инстинктивные врожденные свойства ребенка в особый период развития, годный для речевого обучения даже нескольким языкам.

И здесь возникают определенные трудности. Мы не можем просто отвергнуть систему адаптации и потребности, которая удовлетворяется в таком процессе. Аналогично в парадигме формирования сигнал-рефлексных связей бурный процесс наполнения языковой памяти у ребенка есть вполне реальный энергетический и психический процесс. И за ним должно стоять некое подкрепление. Отказавшись от этих моделей, мы обязаны найти какую-либо причину, ибо не бывает весьма затратного и заинтересованного действия без причин. И, конечно, нас не смогут устроить общие гипотетические мнения Светланой Алексеевны Бурлак в отрыве от исследовательской практики и предшествующих экспериментальных выводов:

…для человека вообще характерно стремление во всем видеть знаки, интерпретировать все вокруг…

…Нам нравится манипулировать миром, укладывая его в прокрустово ложе символов, и когда мир подчиняется и выглядит соблюдающим символические правила, получившийся результат успокаивает нас, и мы даже находим его красивым…[Бурлак С. А., с. 83; Deacon T., 1997, p. 416].

Несомненно, для ребенка, познающего мир, стремление чем-то обусловлено. И фразы типа «характерно» или «нам нравится манипулировать миром…», которые характерны для традиций взрослых, это не вполне адекватные аргументы для объяснения поведения ребенка на полпути превращения из животного в человека.

И мы, указав на наши сомнения, продолжаем развивать анализ в рамках двух альтернативных подходов.

В результате адаптационного процесса обучения (реального или имитирующего ситуацию) должно возникать подкрепление или коррекция в виде позитивной или негативной реакции удовлетворения некоторых потребностей или одной потребности подроста.

Если сопротивляться предлагаемым «легким» новациям, то следует изначально проверять предположение, что подкреплением может быть пища.

Но наш язык – это тысячи знаков или стимулов. За ними стоят понятия ощущений человека, образов предметов, действий и множества вспомогательных элементов описания мира и поведения в нем. И все это усваивается за пять-десять лет ребенком при простом общении с матерью и отцом, родственниками, в детском саду и в школе. И это не просто удивительно, но немедленно входит в противоречие с нашими представлениями о практике формирования условных рефлексов в научных экспериментах.

Действительно, можно пытаться сравнить рядовую семью и масштабы ее «экспериментальной активности» с лабораторией условных рефлексов Павлова или Скиннера.

С помощью чего учат в обычной семье подопытного малыша? Или учится он сам? – Но опять же, каковы его движущие стимулы? Ведь дыма без огня не бывает, как и чудес?

Что же это за обучение, если в семье ребенок осваивает многие сотни и даже тысячи знаков и понятий, а в лабораториях гордятся обучению десятка или максимум сотен рефлексов или игре голубей игре в пинг-понг? И что же это за эффективная методика обучения почти всех людей, неискушенных в области психологии и бихевиоризма, которая столь эффективна в сравнении с достижениями нобелевских лауреатов?

Нас интересует именно подкрепление (или потребность) или иной источник, уровнем ниже, то есть на уровне нейрофизиологии, который является чем-то вроде кривошипно-шатунного механизма в таком объекте как паровоз. И мы возвращаемся к логике поисков.

Для установления связи (а это труд и потребная энергия) между стимулом (словом) и рефлексом (смыслом или его воспроизводимым в психике образом как психическим рефлексом) парадигма бихевиоризма требует некоторого подкрепления.

Для установления связи между словом и смыслом, понятием или, наоборот, между представляемым образом смысла и его названием в языке требуется найти ту потребность, в рамках которой формируется связь для снятии или удовлетворения потребности. То есть в этой парадигме требуется найти тот адаптационный процесс, который и происходит при познавательной активности ребенка.

Иначе говоря (в надежде выскрести что-то полезное):

– парадигма бихевиоризма требует указать стимул, рефлекс и фиксирующее подкрепление при обучении языку, а

– парадигма адаптации требует указать тот процесс возбуждения или напряжения, который инициирует «интерес» и который потом гасится поведением после его удовлетворения, само поведение и ту потребность, которая определяет само состояние возбуждения.

В данном не вполне обычном случае (освоения языка) под «рефлексом» или «поведением» понимается не видимое телесное поведение, а особое психическое внутреннее поведение, которое мы обсуждаем ниже.

Внутренний рефлекс понимания – это мысленное представление ребенка о том, что – какой образ предмета или действия стоит за сказанным знаком-словом. Такое мысленное представление имеет два этапа: 1) сначала представить видимый неизвестный предмет и сопоставить образ-представление с сигналом-именем и запомнить его, точнее уложить его в модель Мира - не поняв смысла предмета с предшествующим миром, имя тоже не будет фиксироваться в памяти, а потом, когда предмет уложен в нашу картину мира возникает функция использования 2) всегда представлять образ смысла в момент произнесения слова или 3) связав смысл с нашей потребностью мысленно, произнести его обзначение про себя, а потом и вслух.

И под «запомнить» нам полагается иметь в виду ассоциирование двух нейронных групп – образа слышимого слова и образа видимого предмета или представляемого действия (мы берем самые простые варианты). И тогда «понятие» тоже в каком-то смысле рефлекс – но рефлекс нейрофизиологический или рефлекс психического представления, воображения. Мысленное представление как поведение, рефлекс и автоматизм – это чистое автоматическое и безотрывное воспроизводство смысла в психике по слышимому слову. Это уже поведенческая установка.

А ведь, когда мы изучаем чужой язык во взрослом состоянии, выучивание смысла слова для нас это труд, и многие ходят со списком слов, когда их учат. Это такой труд, что нам платят деньги или даже мы платим за это деньги. Выучивание есть энергетический процесс и использовать объяснение типа «характерно», «нам нравится» или «нас успокаивает» явно недостаточно. Кстати, из последней пары объяснений вполне могли бы следовать разнонаправленные потребности – удовольствия приобретения или удовольствие избегания, то есть безопасности.

И потому давайте признаем, язык начинается как продолжение и развитие условных рефлексов или автоматизмов от подкреплений или исполнения потребностных процессов в психике. Человек в начале освоения языка никуда не ушел от этой системы (той или другой), Он в практике и в эволюции просто развил и более гибко и эффективно использует психику. И у нас впереди еще вопрос об отличии психики животных от психики человека.

Рефлекс и поведение в памяти, реально ли это? Обычно такое освоенное понятие и представление раскрывается в последующем поведении ребенка. Например, родители спрашивают: «Где папа?» и ребенок поворачивает лицо к отцу – родители в восторге – два слова плюс! Но потом чаще, все наоборот! Ребенок с некоторого момента видит предмет и спрашивает – «Что это?» - и получает слово-знак. И это уже новое состояние. Но все ли мы заметили, когда видели это у ребенка?

Так вот в семье или в природе психики человека нам следует обнаружить подкрепление, сила которого достаточна, чтобы средствами обычной рядовой семьи «создать человека» или «создать язык у человека» в условиях, когда мизерные доли такого успеха в науке при работе с животными стоят «нобелевских премий». И, конечно, не зря стоят! Потому что без них не было бы и этого сравнения и самих худо-бедно начальной теории в координатах бихевиоризма.

А в парадигме адаптации и психологии следует исследовать ту потребность, в рамках которой (по мотиву которой или, вероятно, даже без мотива – ведь ребенок еще не вполне человек и мы предполагаем, что он еще не способен мыслить) и идет активность усвоения этой модели или паттерна поведения. Этому посвящен следующий раздел.

7.3.4.2. Поиск подкрепления или потребности как источника обучения

С позиций теории рефлексов ПИЩА не может быть полноценным подкреплением при обучении человека, как это принято в биологическом мире и в бихевиоризме. От пищи быстро наступает насыщение голода.

С другой стороны, НАКАЗАНИЕ в виде боли или голода ведет к ослаблению особи и даже к ее гибели, а полуголодное состояние препятствует развитию ребенка.

Но приведенные соображения (насыщения или ослабления), хотя и учитываются практикой бихевиоризма часто по умолчанию, но относятся не к самой «теории бихевиоризма», ограниченной фиксацией рефлекса организма на стимул, а к тому, что можно именовать «технологией эксперимента». Дополнительные условия опыта в бихевиоризме не включены в его теорию. И это недостаток самой теории бихевиоризма. Потому наши объяснения выше выпадают из «теории условных рефлексов», хотя и совершенно адекватны.

Таким образом, в рамках классической и операционной теорий условных рефлексов мы не видим решений. В этом смысле права и С. А. Бурлак, когда говорит, что «это не выработка условных рефлексов»

При подходе от теории потребностей логично оперировать потребностями, начиная с нижних. Понятно, страх боли и голода по аналогии исключены, но комментарий к ним от потребностей очень важен.

Потребность безопасности I или страх боли (после уже испытанной боли) сам по себе обычно блокирует усвоение мозгом тонкой информации. Известно также, что страх сильных деприваций резко снижает скорость работы мышления и понимание, нюансы стимульных воздействий взрослого человека. Если напряжение велико (страх), то доминанта страха (потребность более низкого уровня) блокирует распределенное внимание, потребное для ассоциации. Ассоциативный механизм поиска слов и форм оказывается невозможен. Сложные речевые (то есть символические) отношения с использованием памяти и логики (ассоциаций) не могут выполняться или сильно затруднены при доминировании таких напряжений. Собственно это и есть указание на иерархию потребностей.

Физиологические потребности, прежде всего, голод. Если учить голодом или страхом, то в результате получишь ползущего от голода и забитого до полусмерти ребенка, который выучиться новому (и языку тоже) не способен. Ясно, что искать следует нечто выше по иерархии потребностей.

Уже представленная нами потребность безопасности II (угроза будущим голодом), также не является эффективным инструментом (мотиватором) усвоения. Страх лишений в будущем еще просто не воспринимается ребенком в трех аспектах.

Первое: ребенок не отвечает за свои ресурсы и не понимает, что это такое – он еще не имеет опыта отложенных деприваций, он еще не имеет представлений о будущем.

Второе: изъятие игрушек (лишение потребности в игре) так же недейственно. Ребенок будет просто тянуться к ним (как и животное) – и его можно учить их именовать.Но, не выполняя желания ребенка, можно только вызвать плач, что затруднит и будущий контакт, и возможности обучения.

Есть и третье основание. Здесь уже говорилось о врожденной материнской любви. Именно такие врожденные инстинкты не дают возможности причинить вред младенцу из каких-то там «научных» соображений». Они просто препятствуют этому.

Так каковы же требования к процессам усвоения языка у малыша – процессам образования понимания речевых сигналов (слово-смысл)?

Развитие речи ребенком есть установление и коррекция ассоциативных связей в мозге. А мозг может наиболее эффективно работать в относительно спокойном состоянии, в сосредоточенности. Звуковые сигналы и смысловые сигналы (морфемы), деталированные фонемами, возможно, слишком тонкие рефлексы, чтобы формироваться столь топорными средствами, как голод или кулак, удар, страх на текущий момент.

Есть и еще аргумент, исходящий от объема учебного языкового материала – не десятки, а многие сотни и тысячи сигналов и смыслов. Речь как система множественных в своем классе условных рефлексов будет эффективно развиваться на подкреплениях (и потребностях) в случае, если подкрепления долго не покроют дефицит потребностного состояния.

И, следовательно, в нашей парадигме потребность, на которой строится система речи, не должна быстро удовлетворяться и терять мотивирующую силу. Она должна иметь огромную, в идеале бесконечную мощь или пространство мотивации, быть устойчивым ресурсом мотивации и соответственно ресурса подкрепления (удовлетворения).

И оказывается, что природа (как она сложилась к моменту осознания человека самим себя) уже создала то, что исследователи нашего времени только готовятся понять, используя сигнал-рефлексные подходы к животным. Механизмы подкрепления требуемой мощности и длительности, естественно, случайно, были природой и уже обществом неосознанно обнаружены и использованы. Они получили обозначение, как это ни странно, «Любви и Принадлежности» (любви от родителей к детям и принадлежности, прежде всего, от детей к родителям, т. е. детской потребности родителей).

И мы переключаемся на эту четвертую потребность в системе Маслоу, с которой мы начали эту Главу.

7.3.4.3. Любовь как лучшее подкрепление развитию языка

Наш тезис: родительская любовь лежит в основе формирования и закрепления языка. А язык есть основа принадлежности и потому последняя формируется на основе любви. Ребенку нужна любовь для освоения языка!

Потребность в ответной улыбке. Собственная улыбка изначально у ребенка носит врожденный характер и не требует сначала ответа. Можно вспомнить и данные о том, что с некоторого момента ребенку требуется, чтобы близкие ему улыбались в ответ – и это вероятно, тоже еще врожденный рефлекс (ожидания). Но это следует проверить – он может быть приобретен как сигнальный потому, что кормящая мать или кормилица непроизвольно улыбается сосущему ребенку – тогда врожденным является исключительно рефлекс сосания и «своя» улыбка, а ожидание ответной улыбки является приобретенной моделью Мира. Какого Мира? Полезного – слишком сложно! Ребенок еще не выбирает! И, отсекая «Опасного», мы приходим к Миру безопасному. Ребенок привыкает к улыбке матери, еще не зная его значения. Но этот безопасный есть и часть кормления – лучшего момента в жизни.

И мы сразу же вспоминаем ребенка, который, не получив ответной улыбки на свою улыбку, начинает плакать! Что это? Это ориентировочно-оборонительное поведение ребенка! Что-то не так в этом мире – на улыбку ему не улыбнулись! Ребенку страшно! Он одинок! А позже он сам станет страшен. Этот вывод дают результаты самых объемных и известных исследований Маргарет Мид (Margaret Mead) и др. Они кратко сведены в обзоре Е. В. Субботского [Субботский Е. В., 1979, с.38-58]. Именно в работе [Bateson, G. and Mead, M., 1942] приведены те данные о балинезийских детях, на которые ссылался Маслоу. Работа М. Мид показала, что дети в культурах без заботы или со стрессами (поздний в 4-5 лет отрыв от груди) получают задержки в развитии или в агрессии и тем самым повторяют и воспроизводят предшествующую негативную культуру. Мы, в свою очередь, отмечаем, что культуры отличаются от позитивных в воспитании ребенка по случайным или исторически обусловленным причинам в духе напряженных норм Спарты или излишней напряженности к пришельцам (на Бали), что отражается и историей (отношений с Явой), и типовым допросом любого нового встречного, который появляется рядом. Аналогичным является воспитание мальчиков в новогвинейском племени мундугамор [Субботский Е. В., 1979, с. 49].

Тактильные ласки и просто близость и окситоцин. Нужны дополнительные эксперименты с измерением окситоцина у детей при общении с приемными родителями. Но уже имеется полевой материал – родственники матери по женской линии (мать матери и ее сестры) вполне заменяют при длительном постоянном общении, например, умершую или бежавшую мать. Очень большой материал и обоснование роли ласки и родительской любви и в то же время и важных их границах и сохранении требовательности родителя, ответственности ребенка, дан в книге Е. П, Ильина [Ильин Е. П., 2012, с. 201-218]. В приемных и очень больших семьях вознаграждения такого рода даются не столько родителями, их явно недостаточно, сколько старшими детьми. Последние, копируя родителей, фактически исполняют их функцию. Часто старшие дети покровительствуют, ведут полный уход и ласкают младших – и это компенсирует недостаток ласки двух взрослых. Ту же роль часто играют и кормилицы и няньки (вспомним Арина Родионовна у Пушкина), а в больших дворянских и мещанских семьях прошлого и незамужние сестры матери.

Роль похвалы и поддержки от старших. К иерархии потребностей! Символическая похвала есть подкрепление. Это подкрепление любви, принадлежности и затем, внимание, рост статуса, то есть уважения. У ребенка и простого человека внешнее уважение и самоуважение совпадает. Старательность ребенка в последующем связано и с желанием ощутить еще и еще проявление любви. И это уже предвкушение, то есть личная потребность. Мы пока оставляем в стороне такое понятие как аффилиация – она многозначна.

И улыбка, ласка и похвала-поддержка это полный перечень проявлений материнской и родительской любви. В системе усвоения сигнал-рефлексных ассоциативных связей ласка, вероятно, становится мощным подкреплением (бихевиоризм) и потребностью «любви и принадлежности», которая включает в себя все уровни безопасности вплоть до рангового.

В нашей системе Маслоу – ласка и поощрение лаской у ребенка открывает дорогу к последней базовой потребности - потребности НОВИЗНЫ.

Вернемся к уровню ниже – к животным. Здесь мы увидим то же самое.

Эксперименты Харлоу. У нас имеются жестокие эксперименты Харлоу, которые вполне доказывают, что ласки и даже просто присутствие рядом матери (или возможно кого-то близкого) важно для резус-макак, см. 7.2.5.1. Малышу требуется тактильная ласка и заинтересованное общение с положительной обратной связью. Их отсутствие затрудняет социализацию и прежде всего последующее общение и формирование сексуальных и даже материнских отношений (у самок), лишенных нормального материнского воспитания в детстве.

Наблюдения Гарднеров за Уошо. А вот наблюдение самих Гарднеров по поводу обучения их шимпанзе Уошо:

«Один метод состоял в том, чтобы заставить шимпанзе имитировать жесты, подкрепляя правильные действия специальным вознаграждением, например, изюмом. В результате стоило Уошо получить изюм, как она принималась выпрашивать еще. Но вскоре Гарднеры оставили попытки соблазнять Уошо угощением… Это случилось после того, как было обнаружено, что обучение может идти гораздо быстрее, если просто брать Уошо за руки и складывать их соответствующим образом. Это открытие было сделано в тот момент, когда удалось научить Уошо знаку «щекотать», кладя ее левый указательный палец поперек тыльной стороны правой ладони.Гарднеры обнаружили также, что начиная с определенной стадии, уже не требовалось вознаграждения, чтобы обучить Уошо новому знаку», [Линден Ю., с. 30].

Здесь сошлись чудом два открытия и третье чудо состоит в том, что текст о них, вероятно, непроизвольно, не осознанно размещен рядом.

Вспомним п. 7.2.5.1. «О любви младенца к матери». Речь шла о тактильных ласках, которые представляют собою врожденный рефлекс. Тактильные ласки нужны зверенышу (у приматов) и младенцу. И это больше, чем удовлетворение потребности безопасности – это удовольствие. И мы уже об этом говорили.

Когда Уошо показали слово «щекотать», ее уже щекотали до этого. Начало общения Гарднеров с приобретенной обезьянкой выглядит так:

"Первым словом Уошо было не «папа», и не «мама», а «еще», для передачи которого нужно несколько раз свести вместе кисти, чтобы кончики пальцев обеих рук соприкоснулись друг с другом. К этому знаку Уошо охотно прибегала и тогда, когда по-детски просила, чтобы ее пощекотали, обняли или угостили, и когда у нее возникало желание пополнить свой словарь." [Линден Ю., с. 15]

Итак, выясняется, что ласка играла не просто случайную роль, но была прямым желанием и потребностью Уошо. Можно твердо признать, что ласка (щекотание) стала интродукцией к освоению амслена у обезьяны Уошо. «Складывание рук Уошо» рядом находящимися супругами Гарднерами (или «формовки», как они это небрежно оценили это действие терминологически) оказалось не просто техникой. «Складывание пальцев Уошо руками людей» фактически было и элементом их ласки, прикосновений и совмещалось с природными инстинктами шимпанзе. Первой и самой нужной из сигналов от животного к человеку (в роли родителей) стала просьба о ласке.

Кстати, так же обычно ставит руки маленьким музыкантам и преподаватель.

И далее стало ясно, что кормить изюмом после самостоятельного успеха, как поняли Гарднеры, вовсе не обязательно – и даже отвлекает. А вот хвалить за успех в меру или ласкать за него – очень важно.

Мы считаем, что в отношении подкреплений языка как сигнал-рефлексных ассоциаций как потребности в любви мы привели достаточно доказательств.

7.3.4.4. К пониманию места импринтинга в освоении языка

В этом разделе мы даем только наметки, не вдаваясь глубоко с систему, но предполагая связь когниций с системой потребностей. Связь обучения языку со всеми прочими формами обучения (и когнитивной теорией) требует уточнения роли потребностей Маслоу или их отношение к импринтингу и в отношении к другим когнициям, и не только языковым. И в этой связи еще шире ставится вопрос о связи системы импринтинга и когнитивных оснований в парадигме адаптации потребностей и иерархии Маслоу.

Импринтинг. Импринтинг – интуитивное врожденное копирование зверенышами и младенцами поведения старших. Известно даже, что не только дети похожи на своих родителей, но собаки и кошки после долгого общения похожи на своих людей-хозяев. Копирование касается форм внешнего поведения «старших».

Но речь человека и ее система оказывается еще более сложным объектом для научения. И импринтинг не вполне годен. Точнее, он годен лишь для точного начального копирования ребенком слов интонаций, произнесенных родителями (и это означает идентичность животному миру). В это связи импринтинг в период освоения языка малышом отражается известным «периодом лепета» – это интуитивная подготовка и тренировка готовности языкового аппарата.

Здесь к месту очень интересная история моего уже умершего родственника – Игоря Лиозина – известного актера и режиссера советского времени (театры в Каунасе и во Владивостоке). В годы революции он был еще малышом. И возвращаясь с улицы, где непрерывно шли митинги, он тащил табуретку, вставал на нее и, размахивая руками, бубнил, еще не умея произносить ни слова с переменными интонациями ораторов: «Бу-бу-бу-бу!». Это импринтинг эмоций и интонаций.

Импринтинг при явном освоении языка - языка двойного кодирования - не годен потому, что усвоение двойного кодирования ведется не копированием внешнего формального поведения (речевые или поведенческие символы), а как формирование системы связей психического мира (связей смыслов или значений-образов) с языковыми формами. И важнейшими оказываются привязки новых усваиваемых смыслов или элементов реального мира (их образов) к уже существующим и освоенным средствам описания, представления Мира и удовлетворения потребностей и польз ребенка.

Короче, новое усвоенное понятие (и речевой стимул) должны быть поняты и уложены в систему предшествующих языковых связей, чего не требовалось в импринтинге..

Импринтинг есть досознательное действие. А усвоение смыслов новых слов есть с некоторого момента работа каталогизации, встраивания в систему уже имеющихся понятий, то есть первая часть работы будущего сознания. И мы выходим за рамки материала нашей задачи и вернемся к ней в Главу о сознании и мышлении.

Когнитивные подходы и потребности Маслоу. Гарднеры, работая с шимпанзе Уошо, отметили, что позже Уошо стала использовать знаки, которые она увидела в своем окружении при использовании другими (людьми). И это нормально и для людей, и для животных. Это не импринтинг, как мы выше установили. Каковы причины? – какие это подкрепления или потребности?

Для начала стоит обсудить Закон Гутри, который в силу своей простоты находится где-то на грани импринтинга и простой сигнал-рефлексной связи и приведен в книге Ю. Линдена в связи с Уошо как аргумент феномена этой когниции.

Закон Гутри. Закон Гутри в изложении Линдена звучит так – «Если какую-либо комбинацию стимулов раз за разом сопровождает определенное действие, то, в конце концов, действие станет неизбежно следовать за данными стимулами» [Линден Ю, с. 30]. Как часто бывает в бихевиоризме, учредители, формирующие правила в этой парадигме, как и интерпретаторы, забывают множество дополнительных требований, условий и деталей, или подразумевают то, что не излагают в виде условий эксперимента явно.

Уильям Эдвин Гутри (1886-1959), доктор философии в университете Вашингтона, имел в виду очень узкую ситуацию ассоциации стимула и простого движения, которое отделял от более сложных действий. Такие движения схватываются с лёта в обучении и становятся ритуалом и с одного раза совсем не всегда а при комбинации условий: импринтинга или стремления подражать и непременного отсутствия отрицательных событий в среде формирования. Особь или человек в условиях и движениях зависим от положительной среды и стремится воспроизводить тот положительный порядок, который его окружает, а порядок, между прочим, включает ясное и безусловное удовлетворение его базовых потребностей, при том нарушение порядка обычно приводит и к нарушению удовлетворений. Так малыш может копировать действие (приветственно помахать рукой) или фразу взрослых («будьте так любезны») и просто повторить чужое слово при объяснении частей игрушечной машинки. Поощрение и восторг взрослых не обязателен, но ребенок и сам старается быть «как все, как взрослые» (это путь от импринтинга до потребности уважения – желания похвалы взрослых).

И далее мы расширяем план от закона Гутри и его движений на многосложное поведение подроста.

В более позднем возрасте в класс усвоенных уже не движений, а комплексов поведения, входит условие – ходить ежедневно в школу и делать уроки. И «тогда все будет хорошо!». Или это условие ходить по воскресеньям с родителями в церковь потому, что «все так делают! И это правильно!». Копирование поведения налицо, но основание уже находится в сфере мотивации и социальных норм и ограничений. Здесь больше подходит представление ребенка о том, что порядок жизни (комбинация стимулов и определенные действия) важен и это очень хорошо. Предписание выполнять действие «раз за разом» как раз и означает «неизбежность действия». Это собственно и есть культура, традиция или принадлежность.

То есть мы обязаны формулировать еще одно правило к Закону Гутри: «Если после некоторых внешних условий субъект (особь или индивид) вынужден выполнять некоторое действие, которое делают все окружающие, то рано или поздно он по привычке будет выполнять это действие во избежание нарушения привычки и своего положительного состояния, под которым понимаются некоторые потребности». В нашем понимании (растущего ребенка) – это потребности безопасности II, которым научаются от взрослых и все социальные потребности – любви, принадлежности, общения и уважения.

Для уровня учебы при полном освоении языка система годна и для усвоения высших форм языка – грамматики и литературы в школе. И это важное дополнение к теории когниций. Все действия, правила, включая и речь, усваиваются с помощью наблюдения в силу подчинения общим правилам, когда окружающая среда рассматривается как норма, а мир – полезным и безопасным.

Но Уошо находится на более ранней фазе Ребенок в нормальном состоянии безопасности, питания, ухода и любви видит нечто повторяющееся у родителей, но еще почти не знает языка. Он повторяет и копирует то, что видит. Он не только видит поведение взрослых, но слышит и речь. И речь усваивается у него не на основе внешнего обучения, но принимается подсознательно. Здесь еще нет полной и рациональной мотивации. Мы уже на системе анализа в 7.3.4.3. определили на основе нашей интерпретации экспериментальных данных, что это есть только удовлетворенная потребность любви и что это может быть именно потребность любви.

Но с формированием сознания остальная часть мира у ребенка сначала усваивается на познании нового, включая и язык в режиме например, «Как это называется». Здесь на основе психики, освобожденной от тягот нижних потребностей, работает потребность новизны (как интерес ко всему новому, что окружает). Подключается и потребность творчества, которая онтогенетически начинается с игры со своими руками. И этот период длится до 6-10 лет у детей.

А что возникает, если ребенок не слушается? Какие потребности могут и потому должны делать его управляемым? Об этом поговорим в следующем разделе.

7.3.4.5. Постепенность развития поощрения ребенка как форм любви к нему

Любовь уже удовлетворяется. И это процесс. И он дает стимулы к появлению новых потребностей. Просматривая материал п. 7.3.4.3. еще раз, мы в новых выводах обнаруживаем единую связь между внешними формами поведения в любви (тактильными ощущениями, поощрениями) к стимулам освоения языка на уровне подсознания.

От сосательного рефлекса и питания молоком к теплу матери и к тактильным ощущениям. Уход матери, ее ласка, тепло, близость образуют новые символические (и параллельно физические) формы подкрепления. Возможно, новые ощущения и ожидания, предвкушения вторичны и связаны с удовлетворенным насыщением ребенка от матери или параллельно с приемом пищи от ее груди или с ощущением возможности будущего насыщения. Материнское поведение образует у ребенка новые стимулы (ожидание, предощущение, антиципацию чего-то хорошего). О подкреплении окситоцином уже выше сказано. Очень возможно, что в тактильном и в тепловом воздействии принимает участие зародыш потребности, которая еще не развита физиологически. В этой связи некоторые идеи Фрейда о взаимодействии ребенка и матери могут иметь фактическую и практическую основу.

Тактильные ощущения – второй момент любви. Он не является речевым.

Положительная эмоция и улыбка и гуканье родителей есть третья форма поощрения.

Вербальное поощрение родителей – это четвертый элемент проявления любви к ребенку

И все это формы ожидания ребенком любви от родителей.

Что означает и откуда берется стремление получить поощрение родителей? В чем состоит «потребность положительного отношения родителей» для детей, когда они еще маленькие? Лучше всего это можно понять в рассмотрении ситуации «от противного». Когда мама сердита и «не любит плохих детей», ребенок теряет точку опоры, защиты, он утрачивает ощущение безопасности.

Что же это нам напоминает? Ну, конечно, потребность любви от человека к человеку! Только один человек еще очень маленький. И пусть её (любовь малыша) Фромм именует симбиотической. Маленький ребенок ощущает опасность. И он просит любви. Но сам ребенок не может понять, что это за опасность! А мы понимаем, что в его картине мира исчезла мама, которая его любит и заботится (и это модель полезного мира). И возникает страх – какая-то из потребностей безопасности.

Когда страх утраты появляется, то это означает, что мы «не защищены». В этом смысле любовь – это еще одна форма потребности безопасности Только для ребенка – это инстинктивно (и врожденно) – он же еще не понимает, что случится с ним без мамы. А если это случилось, то он тоже не сможет объяснить. У взрослых мужчин – это иное и не всегда. А у женщин без мужчины – это ощущается как отсутствие опоры и защиты, а вовсе не просто в виде потребности в сексе. Ведь не зря чистый секс (без ласки) устраивает не многих женщин. Секса не достаточно – это не безопасность! А символика ухаживания и ласк является важнейшей частью полного ощущения любви женщиной. Просто мы хотим быть кому-то нужным. Или еще точнее, как у Марины Цветаевой: «– Послушайте! – Ещё меня любите за то, что я умру».

Угроза ненужностью. Это могут дать понять нам, детям, родители в наказание. Мама уходит по улице от плачущего капризного малыша – это воспитание! Ребенок ревёт и бросается бежать за ней. Или «сейчас придет милиционер и заберет тебя!» Приведу личное воспоминание. Коммунальная квартира в Ленинграде (Санкт-Петербург) на ул. Пестеля – малыш-дошкольник заигрался с девочкой-соседкой из комнаты по коридору напротив и капризничает, не желает идти домой ужинать. И ему говорят: «Если хочешь, давай, переезжай и живи у них, будешь играть, сколько хочешь?» И до сих пор помнится то состояние – страшная тоска и тревога внезапного одиночества, ощущение собственной ненужности. И, слава Богу – это минуты! А если они на всю жизнь?

Быть прикрытым чьей-то любовью («материнским теплом»), быть нужным просто так – потому что ты существуешь. Это возможно только в семье или с людьми, которые о тебе заботятся безотносительно к твоим ошибкам – это очень высоко, пока ты ребенок! И скорее, это состояние любви и принадлежности семье.

7.3.4.6. Результат усвоения речи и начало самоподкрепления освоения речи

Положительное отношение родителей это уже и есть поощрение – это лучшее подкрепление для ребенка (по Павлову) или удовлетворение его любви и принадлежности (пока) только родителям.

Чем же оно хорошо, в отличие от ремня за двойку, рубля за пятерку или пряника? Особенно, при изучении языка, когда еще нельзя остановить ребенка: «Я кому русским языком сказала…?»

Поощрение сытого и здорового ребенка лаской и тёплыми словами это и успокоение от страха и неуверенности, это и напоминание о питании, это и ощущение, что ты не один, и что любим. В родительском поощрении сосредоточено удовлетворение всех четырех снизу потребностей сразу.

Но теперь, после п. 7.3.4.5. мы знаем больше о поощрении. Поощрение как форма развития языка развивается в жизни ребенка. И, способствуя становлению языка, она постепенно выводит ребенка из состояния страха и чистой зависимости от взрослых.

Усваивая речь, ребенок быстро приобретает инструмент влияния на родителей и тем самым получает средство удовлетворения собственных потребностей.

В чем этот инструмент? Прежде всего, это инструмент продолжения контактов, где контакт и общение с родителями сами выступают как поощрение. Видели ли вы своих детей, которые спрашивают и, не ожидая конца ответа, задают следующие вопросы? Вероятно, им важны не ответы на вопросы, им важен контакт с вами, им важно ваше внимание как проявление любви, уважения, своей сопричастности семье. И дает такую возможность первая речь! Это уже не «лепет». Но, по сути, это «манипулирование речью» в режиме «лепета», то есть без реальной цели по сути вопроса. Но это может быть и неустойчивость внимания – вторая причина. Результат тот же: задаются вопросы, а ответ не обязателен. Есть новизна в сознании ребенка. И она без удовлетворения информацией поощряется вниманием и уважением родителя.

Но отсюда ясен и феномен Уошо, девочки-шимпанзе, задающей вопросы. Ясны и желания Уошо осваивать всю территорию языка, насколько это возможно. Мы раскрыли секрет и логику усвоения даже тех слов, которых Уошо не знала, но которые смогла понять в наблюдении за взрослыми. Для любого ребенка речь несет все новые поощрения и подкрепления со стороны старших членов семьи. Зная язык, Уошо может теперь требовать поласкать ее (пощекотать), попросить сок или банан.

Жизнь становится управляемой! Понятно, что в природе такого быть не может. У природы не попросишь банан, даже если умеешь говорить, как человек.

Далее вербальное поведение ребенка происходит в предвосхищении и ожидании получать поощрения от родителей. Этого ждет ребенок. Но, кроме того, удовлетворяется и почти все то, что он просит. Тогда все текущие удовлетворяемые с помощью речи потребности ребенка далее сами подкрепляют процесс освоения самой речи. Речь становится средством удовлетворения текущих потребностей ребенка.

Из владения речью ясно следуют удивительные возможности жизни. Это вкусные вещи, новые игрушки, прогулки и любые прихоти в меру фантазии ребенка и вседозволенности родителей. Как говорил один Вождь – Жизнь становится лучше! Жизнь становится веселее! Мотивация ли это? Об этом разговор пойдет в другой Главе. Не отвергайте вопросы детей и радуйтесь им, не пренебрегайте, не одергивайте ребенка!

Выражаемая родителями любовь как поощрение, одобрение, ласка и восхищение является основным средством развития языка ребенка и в целом создает предпосылки для дальнейшей его уверенности в саморазвитии. Любовь всецело покрывает все низшие потребности ребенка. И в этом смысле мы видим, что любовь есть первая в иерархии потребность, которая интегрирует предшествующие.

Поощрение любовью выводит психику ребенка на объемы рече-смысловых связей, несравнимые с объемом сигнальных связей у животных «по текущим потребностям». Уже Уошо выходит на новый уровень,

Но, тем не менее, у Уошо есть разница с человеком. Гарднеры («родители») замечают, что Уошо использует речь на текущие радости. В нашем языке силы тратятся на базовые потребности ниже любви и на прогулки, дающие физическую новизну движений. Обезьянке не достает интереса к построению непротиворечивого мира. Возможно, у Гарднеров шимпанзе не доросла до таких способностей по возрасту. С другой стороны, никто и не планировал развивать ее как человека. И все равно, есть юмор и есть зачатки сознания, есть рефлексия.

Сознание? Да! Мы предполагаем, что количество сигнал-рефлексных связей (образованных языком) у животного с помощью человека в этой ситуации существенно выходит за рамки прямого и непосредственного удовлетворения текущих потребностей. Это и есть подлинный ключ для понимания сути сознания.

С помощью человека Уошо уже не вполне животное. Но преобразование стало возможным лишь с помощью человека. И говорить о самостоятельном выходе животного на сознание потому не приходится. И это вывод по поводу экспериментов Гарднеров и их последователей.

Что ведет к сознанию в развитии языка, мы обсудим позже. А сейчас мы обосновываем только один вывод. Вот он!

Не пища и страх, а любовь как материнская врожденная, так и любых родственников и опекунов малышей, генетическая и культурная принадлежность к семье в виде позитивной физической ласки, родительских эмоций и речевых поощрений становится основным в объеме подкреплением при формировании речи.

Выше мы уже показали что-то вроде страха одиночества у «брошенного» ребенка Но впереди процесса развития растущего человека объективно все-таки появится и полноценный страх по причинам моделей опасного мира. Позже за границей десяти лет и аргументами станут оторванные от семьи и мамы причины «Учиться надо, чтобы…». Когнитивный процесс оказывается мотивированием на нормальной базе потребности в безопасности II – соблюдения традиций «Быть как все, все так делают или родители рассердятся…». И еще позже возникает совсем взрослый мотив освоения профессии, необходимой в жизни для заработка на «хлеб наш насущный».

Мы показали роль потребности любви в развитии принадлежности растущего человека. И здесь требуется остановиться в невозможности завершить тему любви. Ее продолжение последует в разделе Главы 9.

7.3.5. Принадлежность вне любви и семьи в своей культуре

Далее в порядке обсуждения рассматривается принадлежность отдельно от потребности любви как воспроизводства человека. Дело в том, что принадлежность только начинается с любви взрослых к ребенку, который «принадлежит» семье большой или малой. Но принадлежность – в общем случае в результате образует много большее, чем продолжение любви.

Действительно при обычном развитии ребенка можно уверенно отличать три периода формирования принадлежности.

В первый период ребенок идентичен животному – он не осознает свое состояние, а только его ощущает. Естественно ощутить можно только такие простые состояния, как голод или дискомфорт и вплоть до материнской ласки и тепла. Однако в этот период ребенок учится речи.

Во второй фазе (наличия речи) ребенок уже формирует социальные контакты в семье, в детских, подростковых и молодежных группах и субкультурах, причем принадлежность к группах ощущается, а к основному сообществу – еще нет. Эту вторую фазу мы в данной работе за недостатком времени пропускаем.

В третьей фазе во взрослом состоянии можно говорить о том, что человек достиг своей «нормальной» принадлежности к культуре. В этот момент должен произойти исход из семьи. Доля времени вне семьи и доля самостоятельных средств обеспечения вне семьи – должны стать превалирующими. Именно в такой момент ухода от родителей нового человека захватывают заботы более низких уровней: прежде всего, потребность безопасности II и карьеры, то есть уважения, см. Главу 8.

«Остановиться и оглянуться» не получается. Это и означает, что потребность принадлежности удовлетворена. И далее труд, общение – своя любовь и дети и так далее…

Сначала она продолжается участием, существованием и просто жизнью ребенка к семье. В обществе, где есть приемные дети и где есть детские дома, принадлежность так же возникает и играет основную роль в формировании человека.

Затем этот феномен приобретает новое звучание, когда молодой человек покидает семью и вступает в жизнь. В Европе и США это случается с уходом подростка из семьи в университетское общежитие. В России обычно это случалось при женитьбе или с выходом девушки замуж. И далее принадлежность становится важнейшей частью существования человека потому, что в ее основе лежит язык и культура. И они являются входными или скажем паспортными данными идентичности для дальнейшего пребывания, удовлетворения потребностей и роста, развития человека в обществе.

Принцип от противного ключевой при обсуждении любой потребности. Отсутствие языка и/или культуры (влечет) означает неудовлетворенную потребность принадлежности.

Когда у человека нет любящих близких, то он стремится к кому-то прислониться, кому-то принадлежать. Может быть, лучшим в российском киноискусстве эту тему представляет фильм «Когда деревья были большими» с потрясающей игрой Юрия Никулина и Инны Гулая.

Принадлежность начинается в семье, но распространяется шире семьи. С выходом из семьи индивид испытывает до создания свой семьи утрату этого ощущения и ищет его заново в более широких социальных группах. Потребность принадлежности в нашем представлении предшествует или следует за потребностью в безопасности II. И она предполагает наличие ресурсов и существования оппонента, хозяйственную самость обоих, она далее формирует возможность общения с любым субъектом вне родовой или семейной группы, общения без гарантий реципрокации, но с некоторым правом на защиту от внешнего к группе окружения. Здесь задним числом следует признать, что изложение требует ввода определения социальной группы вообще и «группы принадлежности», в частности.

И следует вводить такое общее понятие, именуя его «общность». Семья, детский сад, землячество, община, трудовой коллектив. Общность – это минимальная структура, где выполняются некоторые (с явным списком) потребности существования участника. В семье удовлетворяются одни потребности участников, а на предприятии – несколько иные. Потребность удовлетворяет даже пятиминутная общность с именем «толпа», и мы, как правило, знаем – какую, см. Главу 9.

Принадлежность в обществе одной культуры далее поддерживается у человека, вышедшего из родной семьи включением в новые группы принадлежности. Это уже субгруппы – колледж, или университет, затем организация и профессиональный союз, этом может быть и партия или клубы по интересам или интернет-сообщество.

Однако самой ранней и крупной по численности формой принадлежности, которая образует неполную общность, стали род и родовые отношения.

Родовые отношения. Человек ушел из семьи. В древнем социальном мире это означало, что он создал свою семью. Групповое сосуществование и ведение хозяйства долгое время требовало родовых отношений, см. ниже. Род как совокупность множества семей обеспечивал главные проблемы того времени – обеспечивал хозяйственную и личную безопасность. В родовых отношениях были и оставались свои проблемы. Главная – опасность вырождения. Природа подсказала решение: женщин и невест приглашали, а до того похищали из других родов. И это было изначальным условием формирования родовых отношений, см. 7.2.3.12. На основе привода женщин в другой род формировался и общий язык на уровнях шире родовых сообществ. И постепенное появление парного брака (охота и земледелие) укрепляло отношение между родами, формируя племя или малый народ – несколько родов (типа двенадцати колен).

7.3.6. Принадлежность этническая

А теперь обратимся к понятию общности, в которой удовлетворяются все или практически все потребности (в смысле Маслоу). Есть смысл именовать такое сообщество как полное. Полная социальная общность – это такая социальная структура, где выполняются все или почти все потребности ее членов.

Этнос или племя. Язык – начальная основа этноса. Поэтому этническая принадлежность должна рассматриваться как первый этап развития принадлежности.

Исторически первым процессом формирования социальной принадлежности предположительно стало появление родовых отношений, которые сменили стадные, усилением внутриродовой спаянности – реципрокации и уважения старших у кроманьонцев в отличие от более жестких внутристадных отношений у неандертальцев, см. 7.2.3.12. Это ускорило формирование языка у кроманьонцев. Вторым важнейшим связанным процессом явилось формирование межстадных, межродовых отношений на уровне похищения и в последующем обмена невестами.

Принадлежность к роду и межродовой обмен – исторически первые процессы формирования племенных и этнических отношений, то есть полных социальных (на момент создания) общностей. Под полными социальными общностями мы именуем такие, в которых реализуются все текущие потребности участников. Межродовой обмен женщинами, невестами, последовавший за практикой их похищений, обеспечил (до появления государства) все ведущие потребности того времени.

К какому периоду следует отнести этногенез? Его следует датировать периодами мезолита и неолита с обеспечением двух условий. Первое условие – еще достаточно низкая плотность населения для хозяйственной возможности совместного проживания на одном месте нескольких сот людей, занятых охотой и собирательством. Второе условие – уже достаточно высокая плотность для периодических контактов и обменов соседствующих родовых групп на границах их территорий (в передовых по плотности регионах Ойкумены). Межродовое общение формирует первые этнические группы – племенные и единые языковые групп от нескольких сот до нескольких тысяч жителей.

Позже обычно разрастающиеся родовые группы выделяли свои демографические излишки, они отселялись и уходили, образуя новые группы родов, теряя связь с исходными родовыми союзами. Тогда языковые связи и общая принадлежность терялась. Так возникали новые этносы (и археологические культуры).

Этнос как полная общность в виде племен или племенных союзов, освоивших земледелие, дополнилась появлением государства. При этом в свою очередь государство вынужденным образом стало ломать родовую общину, которая в целом не совместима с государством и трансформируется в период социальной многосотлетней реконструкции в соседскую общину.

Итак, принадлежность реализует не только становление рода или парной семьи, не только частичные субгруппы в разных обществах. Она имеет в филогенезе человечества такие формы полных сообществ, как: племя, этнос-народ или народец, этническое государство (древние цивилизации и полисы), имперские земледельческие государства, буржуазные нации с колониальными этносами и позже без них и еще позже на подходе к глобальному миру (что потребует еще несколько сот лет) региональные национальные объединения конфедеративного типа…

Принадлежность есть потребность и часть процесса воспроизводства человека. Это одновременно и культура. Потребность должна быть удовлетворена ее передачей новому поколению.

Совершенно неверно говорить, что конфликт поколений – фантазия социологов или литераторов. Это вполне реальный конфликт всегда потому, что общество действительно изменяется в своих предпочтениях и в отношении к ценностям, экономике, политике и культуре т. д. Не всегда такое изменение трагично, часто оно и полезно. Важно, чтобы передача происходила так, чтобы обеспечить воспроизводство важнейших параметров культуры.

Неудовлетворение принадлежности в рамках гомогенного общества. Если общество по какой-либо причине перестало передавать ведущие элементы своей культуры следующему поколению, то это огромная опасность для общества.

Принадлежность расширяется вплоть до человечества объединенных наций – в его лучшем человеческом смысле, гражданина Мира, которые по определению впитывает в себя культуру многих народов сразу – всего человечества. С ростом уровня принадлежности масштаб принадлежности человека расширяется, а сила каждой личности возрастает.

7.3.7. Принадлежность на перекрестках культур

Мы подходим к самому сложному аспекту социальных и одновременно психологических тем, к темам межнациональных отношений. Эта тема должна решаться на основе науки, а не традиций. Три аспекта выявляются сразу.

Сравнение культур, наука и политическая корректность. Каждый этнос – это народ, это принадлежность и это, в самом широком смысле, культура. При этом в историческом процессе и народы, и отдельные государства развиваются по ряду объективных причин, а нередко и субъективных (мы склоняемся к тому, что субъективные причины обычно являются функцией от объективных) НЕРАВНОМЕРНО. И в науке возникает необходимость исторически возникшие этнические и государственные (и цивилизационные) культуры (как и производство) сравнивать. В этой связи даже научные оценки оказываются зачастую спорными с позиций уважения и самоуважения каждой этнической группы. Критерии научного сравнения так же должны широко обсуждаться и корректироваться. Мы далеки от того, чтобы считать науку обязанной соблюдать политкорректность – заботиться о том, чтобы «не обидеть». По сути, в научном подходе критике могут подлежать только критерии сравнения.

Пересечение культур в малом как включение отдельных иммигрантов в чужую культуру при их малочисленности.

Пересечение культур в большом. Такое пересечение происходит и происходило в прошлом через завоевание и принуждение к сотрудничеству или бесконтрольное в обществе, но массовое (или контролируемое властью и массовое) вселение с целью или по факту и неосознанном массовой перемены принадлежности.

Первый вопрос слишком далеко выходит за рамки работы. Однако один пример можно привести.

Отставание социальной структуры как культуры и неспособность модернизации общества. Мать может простить ребенку почти все. А гражданин Мира не имеет права на ошибку ни перед кем. Но существуют и проблемы пересечения в уровнях развития. Иногда патриархальные формы, например, родовые группы и кланы ставят свои законы (интересы) выше внешних и более поздних систем, например, государства. Родовая группа прощает своим взрослым членам все, как будто они дети. А столкновение между родами оказывается препятствием к созданию или к существованию государства. Например, в новых государствах, где сохранилась сильная родовая структура, принадлежность к «роду-племени» дает право на занятие государственного поста, коррупцию или преступление в духе «Это наш сукин сын!». Явление именуется трайбализмом. Многие государства или их союзы не смогли подняться политически или обеспечить свой суверенитет потому, что родовые сообщества неверно понимали соотношение закона, ответственности участников и своей принадлежности.

Последние два вопроса мы обсуждаем, делая упор на индивидуальную миграцию. О массовой перемене даем лишь общую оценку с учетом того, что исторический опыт таких процессов очень велик и протяжен во времени.

7.3.7.1. Принадлежность при индивидуальном пересечении культур

Наиболее явно потребность принадлежности ощущается (возникает и не удовлетворена) СНОВА при погружении человека в иную языковую среду, в случае, например, иммиграции. Создание национальных общин и землячеств, городских чайна-таунов в больших мегаполисах и фиксация статус-кво отражает важность такой потребности.

Непонимание значения потребности. Опасность сопротивления смене принадлежности или сознательного сохранения ввозимой принадлежности иммигрантами недооценивается обществом-реципиентом, коренными жителями и чиновниками.

Почему горизонтальная мобильность во всех видах и добровольные миграции в поисках рабочих мест (что уж говорить при силовом вселении пришлых завоевателей) являются источником огромного дискомфорта? А потому, что эта потребность не простая, а интегральная. Ее недостаточность ставит под удар неудовлетворения практически все множество остальных потребностей линейки Маслоу сначала только у иммигрантов, а потому как следствие и у коренных жителей. Без языка у каждого иммигранта возникают проблемы. Это трудности на транспорте и почте, в банках, магазинах и кафе, при звонке по телефону, аренде жилья и лечении. Об уважении и желании помочь говорить сложно – в разных странах по-разному.

Недостаток взаимной культуры. Высокомерие «своих», «коренных», грубые клички для приезжих – один из примеров дискомфорта. Неприветливость, нежелание помочь, а иногда и прямые поборы в полиции, затруднения при оформлении документов на иммиграцию и получение медицинского полиса работающим.

Стразу стоит понять и первые ошибки иммигрантов, которым удалось найти свое место в новом мире через бизнес – появление денег кажется для них полным решением проблем. И далее приезжие «отпускают тормоза» – начинают вести себя «как дома». И это приводит к катастрофе – несовпадение культур наносит страшный удар по самолюбию и местного населения, и приезжих. «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят». Это касается и демонстраций коротких юбок, пропаганды «свобод всех видов» на Востоке, и громких речей, гортанных выкриков и смеха в общественных местах, паранджи или свадебной стрельбы в воздух на Западе. Это касается и пьяных дебошей (под цыган) новых русских в чужих ресторанах с битьем посуды и официантов или то же самое на международном транспорте. И нормы – «потребитель всегда прав» не должны обманывать пришельца любой национальности с толстым карманом. Права имеют полную силу только в среде своей принадлежности. Помехи – язык и подсознательные предпочтения юриспруденции – и это психология.

В отличие от ряда других социальных потребностей потребность принадлежности невозможно имитировать или обеспечить символическими средствами. Иначе говоря, принадлежность нельзя достичь малыми усилиями, например, выучиванием отдельных слов и фраз, жестов, которые, кажется, могли бы успокоить психику человека, стремящегося к новой культуре. Прекрасная иллюстрация по теме – драма «Пигмалион» Бернарда Шоу, воплощенная в мюзикле и в фильме «Моя прекрасная леди». Человек, прекрасно говорящий и имеющий чудесное светское произношение, делает ошибки на уровне культуры, ценностей.

Роль образования. Непонимание чужих связано с отсутствием внимания к культуре вообще и к множественности культур в момент собственного развития. Обычно это дефекты образования, например, отсутствие курсов истории ведущих религий. Еще Гюстав Лебон в своей ценнейшей работе, «Психологии воспитания», которую не удосужились перевести на русский, отмечал, что обобщать человек начинает, когда получает опыт множества альтернативных конкретных вариантов. Не имея опыта восприятия ряда культур, человек не может полно осознать и собственную культуру.

"Понять чужую культуру" – означает признать границы своей собственной. А взаимное признание и учет иных культур обогащает и вызывает трепетные чувства всемирного единства. Но это вообще о мире между народами. А добровольный переезд в чужую культуру, труд в ее среде - означает соблюдение чужой культуры и право соблюдать свою в частном порядке. Требовать полного и публичного права чужой культуры по факту приезда и жизни означает прямую экспансию и превышение права гостеприимства и предоставления места работы.

Культура общая и экономическая. Всякая другая страна пребывания не обязана становиться точной копией страны исхода. Особенно важно это понимать в чужой стране, где кажется удобней жить и работать. И понять надо сначала, почему здесь удобней работать и жить? И что в нравах твоей родины, возможно и в твоих собственных нравах, что в истории и настоящем твоей культуры служит помехой блага ее жизни? Это вопрос исторической и политической культуры. И мы понимаем, что наиболее сложные и противоречивые ситуации возникают в связи историческим наследием ушедших империй.

Культура религиозная как часть принадлежности. Это и вопрос культуры религиозной, если ставится задача ее экспансии с помощью насилия. Переезжать в спокойное место, где общество давно пережило аналогичные опасные агрессии (например, Крестовых походов), и нести такую Веру в себе означает просто возить в груди (в своей психике) несчастье своей жизни. Каждая религия в демократическом государстве должна исключать критику и оскорбления конкурирующих религий, как и претензии на свою монополию в обществе или экспансию через насильственные действия, нанесение физического и психического вреда прихожанам или неверующим.

Атеизм (который также пережил в ряде обществ, например, в России, страшные издержки нетерпимости) в свою очередь вовсе не является отрицанием морали и терпимости. Он так же является культурой признания права верующих на любую веру как средство психического самосовершенствования или стабилизации. Подлинный атеизм соответствует ведущим нравственным достижениям мировых религий. И мы показали это в отдельном материале на примере соответствия большей части заповедей Моисея (4-10) линейке основных базовых потребностей Маслоу. И это вовсе не случайность – ведь мировые признанные религии впитали в себя весь трагический опыт общества, построив и обосновав запреты и табу на ведущие психические ошибки в социальном поведении. А в свою очередь, гуманистическая наука, построенная на естественнонаучном материализме, учитывает тот же социальный опыт просто в иной форме. На вопрос, почему этот опыт впитала в себя так емко именно система Маслоу, находящаяся в обозначенном классе «гуманистической психологии», ответ будет дан в конце книги.

Попустительство государства злоупотреблениям бизнеса. Невнимание государства нарушению местными бизнесменами условий труда иммигрантов фактически является (непреднамеренным или в связи с коррупцией) попущением, ведущим к разжиганию межнациональной розни вплоть до последующего терроризма. Бизнес должен обеспечивать стандарты регистрации, условий труда и оплаты, включая социальные отчисления. Штрафовать требуется бизнес, не регистрирующий взятых на работу мигрантов, а не самих уже нанятых мигрантов. Обычно регистрация работающими иммигрантами затруднена их занятостью порой свыше 10 часов в сутки и очередями на регистрацию. Попытка переложить вину на самих мигрантов и виновными считать именно их можно считать и разжиганием самых худших черт ксенофобии у собственного населения, которая (ксенофобия) способна в недалеком будущем повлиять на судьбу России.

Решения идеального характера - помощь государства в адаптации. Естественно, пребывание в диаспоре при материальной, общественной и государственной поддержке культурной адаптации частично снимает дискомфорт неудовлетворения такой потребности. Полноценно, как показывает опыт, можно приобрести новую культуру, будучи постоянно в ее среде при условии положительного отношения принимающей стороны, например, живя в поддерживающей семье при постоянном и заинтересованном общении, в относительно адаптивном возрасте. Добиться такой адаптации ныне почти нереально. Однако и собственное отношение иммигранта к адаптации должно быть заинтересованным. А такое встречается у иммигрантов (в силу трудовой загруженности либо недостаточной культуры места исхода) не всегда.

Значение удовлетворенности иммигрантских слоев. Оно имеет большое и внутреннее и международное значение. На цель комфорта иммигрантов и потому безопасности иммиграции, и одновременно на имидж страны должна работать специальная постоянная программа по развитию и адаптации приезжих в каждой диаспоре. Положительное отношение принимающей стороны создает огромный импульс для мотивированного труда и обеспечивает последующее взаимодействие культур, экономик и народов, пропагандирует положительные достижения принимающей стороны стране избытка рабочей силы.

Альтернатива отказа от внимания проблемам иммиграции опасна – Ограничение общения в новой среде гарантирует возврат в среду прежней этнической или профессиональной принадлежности и обычно в неудовлетворенном состоянии. Но последнее в развиваемой здесь теории потребностей означает просто снятие потребности принадлежности – смену среды, бегство от среды, отказ от (попыток) интеграции. Результатом по Маслоу будет ожесточение и отрицательное отношение, конфликт между средами. Оно может сказываться десятилетиями на международных отношениях и на безопасности граждан собственной страны за границей.

Если принадлежность не достигнута, то потребностное состояние (дискомфорта) снова и снова воспроизводится в такой среде. За хроническим и растущим сосуществованием конкурирующих принадлежностей (культур) следуют огромного трагизма следствия. Это отдельная огромная тема в рамках этносоциологии.

7.3.7.2. Принадлежность при массовом пересечении культур

Обычный человек в своей среде собственной принадлежности не замечает, пока не увидит значимых (для своей безопасности) в окружающей среде альтернативных форм принадлежности.

Традиционное и имперское государство. В патриархальной и имперской силовой государственной культуре обычный человек своей принадлежностью гордится, когда сам вселяется в чужую принадлежность по праву сильного. Он гордится ею, он не считает себя гостем, а хозяином. Таковы традиции титульных наций и империй, начиная с Рима Первого. И все такие традиции современная наука не может расценивать иначе как признак низкой политической культуры (непонимания последствий политики³⁷).

Почему? Потому, что современная наука ясно утверждает, что силовое поведение в межнациональных отношениях носит исключительно временный характер, заканчивается выравниванием социально-технического уровня культуры и утратой военного превосходства в оружии и организации. Кроме того, само силовое поведение, рассчитанное на долговременную основу, ведет к вынужденному господству государства в экономике и соответственно к политической монополии (политического диктата для обеспечения видимой бесконфликтности общества). Преобладание государственного сектора, занятость большей, а часто и лучшей части трудоспособного населения на государственной и военной службе – известная практика. В частной экономике это ведет к снижению роли инноваций, капиталовложений и мотивации бизнеса, к недостатку свободной рабочей силы. Результатом становится отставание в экономике, которая постоянно тяготеет к государственному сектору и к его централизованной поддержке и тем самым к снижению конкурентоспособности и адаптивности общества и экономики. Расход людей на войну, государственную службу, рост производства ведут к снижению рождаемости. Недостаток рабочей силы и неспособность ее освободить (сознательно и наименьшими социальными потерями) влечет огромный навес на реальный сектор, рост дефицита бюджета, часто заимствования кредитов вплоть до неплатежеспособности (Османская империя и Россия) и спрос на импорт рабочей силы (Россия).

Те времена уже прошли, дав известные следствия. Но и новые государства имеют вновь созданные проблемы принадлежности.

Транзит России. Новый вариант транзита к развитому обществу (Россия) тоже ведёт к ослаблению экономики, даже того не желая. Значительная роль государственного сектора, неумеренная государственная поддержка, создание внутренних выгод для своей промышленности, сохранение старых рабочих мест вместо реорганизации и формирования новых эффективных, огромное и добровольное включение женщин в общественное производство и одновременно изменение отношения к семье и рождению детей, которое можно интерпретировать как новые угрозы, исходящие от роста благосостояния. Эти факторы снижают адаптивность предприятий и экономию рабочей силы, часть которой становится балластом, и ее требуется «кормить». Кроме того, снижение рождаемости по соображениям расширения новых удовольствий личности влечет общее сокращение коренного населения. Последний фактор, общий для всех развитых стран, требуется интерпретировать как абсолютно новый фактор (объяснимый только теорией Маслоу) – отставание роста культуры от роста благосостояния общества. Возникают следствия: рост бюджетных дефицитов и опасность дефолтов и дефицит рабочей силы, который восполняется притоком иммигрантов. Проблема массового вселения иммигрантов из стран Третьего мира и пересечения культур снова ставится в повестку дня.

Либерализм как «lasser fair» или «плавильный котел». Господствующая над экономикой новая демократическая (политкорректная или либеральная, под которой имеется в виду ныне социально-ориентированная) политика ныне вполне реально проявляет себя и вне имперской или колониальной в прошлом традиции. Ныне она отражается в политике социальных государств Западной, Центральной и Южной Европы.

Именно здесь, в развитых обществах часто присутствует знаменитая позиция «свободы автономии». И мы подробно рассмотрим ее следствия.

Это вариант т. н. «терпимости» или «толерантности» принимающей среды, как предоставление максимума свободы приезжим и минимума ответственности и внимания от принимающей стороны. Эта теория предполагает, что «все образуется само собой» как в «плавильном котле наций», ассимилирующем приезжих. Похоже, что в наше время эта теория начала XX-го века уже не работает. Она не годится в приложении именно к людям, вышедшим из колыбели человечества, из жестких и простых родовых отношений Африки и больших семей Ближнего и Среднего Востока.

Жесткие и простые требования патриархального рода очень определенно «строят» на родине трудовые отношения молодежи. В сельской жизни юному человеку все ясно и просто, но тяжело. И совсем иная ситуация возникает в больших городах Европы (возможно, Россия не входит в этот класс). Здесь пищу, а часто и кров относительно легко (в сравнении со страной исхода) достать от служб социальной помощи. Но здесь никто не учит, как и что требуется делать, чтобы стать специалистом и получить достойное место в обществе. Об образовании, его необходимости информацию получают единицы. Полное отсутствие понимания окружающего общества и требований к человеку и работнику, к его трудолюбию, аккуратности, качеству профессиональных знаний, честности означает отсутствие воспитания принадлежности даже в случае наличия бытового языка.

Терпимость и политкорректность означает уважение в смеси с выраженным равнодушием. И ситуация резко отличается от включенности подростка в жизнь рода и племени на своей этнической родине. Это формирует стресс и поиск любой доступной принадлежности (идентичности), которой растущий человек не получил и не дождался. Молодые мигранты остаются свободными принимать местную или сохранять собственную культуру, но зачастую не получают ни того, ни другого и не приобретают никакой культуры вообще. Здесь прямо и ясно работает теория Маслоу: человек накормленный, но не получивший воспитания, человеком не является. Это сытое животное, возможно даже говорящее на языке страны пребывания. И оно опасно тем, что его не учили отвечать за себя, получать профессию, менять ее или браться за любое дело, чтобы жить. И такая особь вламывается в жилой дом за пищей, как медведь, который когда-то получил рядом миску сгущенки. Либерализм в воспитании создает не мультикультуральность, а опасное соседство прежней культуры с ее новым и полным отсутствием. Свобода не давать воспитания подросту, особенно в части трудового воспитания (это касается и детей всякой процветающей страны) превращается в опасность собственной непринадлежности «воспитателей» в порожденной ими и сменяющей их среде.

Принятая концепция культурной «толерантности» принимающей стороны в сопровождении материальной поддержки безработицы консервируют противостояние культур и обостряет потребность принадлежности.

Материальное снабжение нового поколения мигрантов без воспитания к труду и экономии в рамках новой принадлежности, включая и готовность и привычки к труду, означает его демотивирование, отчуждение от труда, по сути, развращение. Выходом может быть организация общественных работ в ряду возможных «в обмен на питание, минимальное обеспечение и трудовое обучение».

Есть еще один стереотип развивающихся стран, который не учитывают страны христианских культур. Страны исхода в силу наличных у них проблем образуют традиции жесткого воспитания и поведения. В таком раннем опыте толерантность развитой принимающей культуры воспринимается в психологии и опыте мигрантов, как проявление слабости и несовершенства жителей принимающей культуры. И результатами становятся рост агрессии пришлой культуры, рост необоснованных амбиций и самоутверждение: так появляются высшие потребности уважения и «творчества» через непонимание ресурсной основы и огромного культурного и гуманистического наследия принимающего общества.

Верно ли это? Ещё как! Это же и есть действие иерархии Маслоу. Вы удовлетворили низшие потребности целого нового поколения вплоть до гарантии продовольственного снабжения, но вы не дали любви, знаний на ее основе, традиций милосердия – ей не научили и ее не проявили – она пропущена. Предоставленная свобода в силу низкой культуры воспринимается не как милосердие, а как равнодушие, и еще более, пренебрежение. И психология человека на выходе такого процесса включает в себя актуальные потребности общения, уважения и творчества. Ну, а общение с такими людьми просто трата времени. Именно общения они не получают – они никому не интересны, и более того они наводят страх. Но уровень решений и удовлетворения на поле полученного ничтожного образования подростков заранее известен. Это эпатаж, экзальтация и маргинальное поведение – все что способен «выразить» каждый Пиноккио (Буратино) в части уважения (смотрите, что я могу и какой я крутой) или творчества (чтобы такое сделать). Геростраты, сжигающие чужие автомобили или самих себя наркотиками, – это и есть ответ, на который они способны.

Итак, мы вернулись к началу нашего раздела: результатом становится развитие ксенофобии (страха приезжих или ненависти к принимающей стороне) вплоть до фашизма и этнического высокомерия (как в своей среде, так и в чужой среде, например, при туристических поездках). И это недостаток наличной (этнической) культуры и одновременно культуры политической, экономической и социальной.

Но ответственность за интегральные решения теперь несет политическая элита принимающего общества. И мы с огорчением должны признать невысокую социальную, экономическую и политическую культуру элит обществ, считающих себя «развитыми».

Результирующее межэтническое ожесточение вплоть до создания квартальных отрядов самообороны с выходом на групповые нападения, вылазки и погромы могут внезапно стать в повестку дня, если политкорректное общество будет продолжать жить и далее с «широко закрытыми глазами». Наши предложения по теме объемны, но требуют другого места и времени.

Принадлежность есть потребность и одновременно культура. Потребность должна быть удовлетворена получением культуры себе и в широком смысле передачей своей культуры новому поколению. Помехи приобретению новой принадлежности чреваты огромной опасностью раздвоения общества, утраты идентификации, противостояния ценностей, нарушением всего комплекса базовых потребностей и помех высшим формам развития общества в дальнейшем.

7.4. Высокая Любовь в широком плане и позже

Мы рассмотрели простую любовь как важнейшую потребность, которая кладет начало социальному в человеке и воспроизводит его как целое. Любовь далее имеет несколько планов или масштабов, форм развития. При расширении сферы действия в транзите к принадлежности она ослабевает по силе и проявлению, но теряя свои изначальные связи с сексуальным, приобретает огромный потенциал реципрокации и сотрудничества вплоть до альтруизма.

Дальнейшее развитие Любви, ее индивидуализацию в Высокой Любви и утрату даже общих черт с растворением в сугубо индивидуальных отношениях мы рассмотрим в Главе о метапотребностях. Та же будут рассмотрены и деградационные элементы – выход человека на индивидуальные потребности с участием базовых потребностей, среди которых часто встречается и секс.

Существенно отметить, что простая любовь есть массовая потребность, сочетающая в себе гармонический баланс семье 1) ощущения удовлетворения и собственно 2) трудовой активности вместе с достижением макрофункции воспроизводства человека. Для этого в брачном союзе мужчина и женщина должны иметь равные права и нести максимальную взаимную ответственность для ухода за подростом в период его становления. ПЛП, вероятно, единственная потребность, в которой основные функции самого потребностного стояния и труда по его достижению определены от начала до конца достаточно явно и с наименьшими вариациями.

Ничего подобного нет на уровне Высокой Любви и сексуальных метапотребностей, которые могут удовлетворяться самыми разными способами и в различном составе, как в одиночку, так и группой любого состава и масштаба. Права здесь всегда есть, а обязанности абсолютно произвольны или отсутствуют.

И можно сказать точнее. Высокая Любовь 1) удовлетворяет участников и 2) сохраняет огромный потенциал труда высших форм. Однако 3) она уже не связана с воспроизводством Человека напрямую, а только 4) с развитием культуры (и нередко и с ее передачей), но не более того.

Сексуальные метапотребности 1) удовлетворяют участников и 2) имеют исключительно смысл потребления ресурсов здоровья, они 3) уже не связаны с воспроизводством Человека, ни в каких формах. Но они 4) вредны тем, что ломают природное в Человеке, назначенное для нормального воспроизводства Человека, что важно для простой любви. Более того, они 5) вредны для передачи культуры Любви и принадлежности в следующем поколении. В большинстве случаев, они ведут к исчерпанию ресурсов человека, к выгоранию, поскольку построены на творчестве (смене форм и партнеров, как и удовольствий). А отсюда возникает рано или поздно расширение подключения круга базовых потребностей и (сначала игровое) нарушения равенства прав партнеров.

Однако подробно новые категории гендерных отношений и отношений между полами будут рассмотрены в Главе 9. Таким образом Секс как слабое отражение Любви и принадлежности есть яркое подтверждение того, что это вопрос много более серьезный, чем современное и, безусловно, временно легкое к нему (сексу) и к ней (Любви) отношение, приравнивание одного другому или отрицание второго.

7.5. Литература

Примечания

1 Почему нужна любовь, а не секс, условие необходимое, но недостаточное, читатель узнает ниже.

2 Материнская любовь и уход за подростом есть врожденные инстинкты. И человек начинал с того же.

3 А оценить возможности выхода к гармоническому развитию человека – это программа-максимум, для которой, возможно, здесь не достанет места по смыслу и по объему.

4 Мы не обсуждаем влияние окситоцина на другие специфические проблемы – на сокращения матки или на аутизм.

5 Мы только что вышли на новый уровень понимания потребностей. Способность выделять окситоцин носит врожденный характер. Но свойство реализовать эту способность в течение долгого периода при ведении семьи (процесс постоянного экзоцитоза) формируется при жизни и в индивидуальном опыте. В отсутствие специфического опыта создания семьи процесс выделения окситоцина и явление заботы о потомстве и семье могут быть пропущены в жизни самца или индивида. Тот же принцип позже читатель увидит на примере становления любой метапотребности [, см. Глава 9]. Она формируется или провоцируется в реальном опыте пикового переживания, то есть по психически напряженному событию, см. Главу 4. Но возможность появления такой потребности как постоянного «интереса» к некоторым занятиям определяется врожденной способностью выделять эндорфины (эндоморфины) и дофамин в любых напряженных ситуациях в момент их преодоления. А метапотребность возникает к ведению ТЕХ ЗАНЯТИЙ, в которых было испытано первое ПИКОВОЕ переживание.

6 Забегая вперед в плане наших работ, скажем следующее. Ресурсные основания, как и историческая память с оценкой и сравнением статусов, выступают всегда против слияния принадлежности. И, тем не менее, на уровне ОЧЕНЬ ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ, позже мы включим в нее и СОВЕСТЬ (как рациональное по нашим накопленным данным явление) принадлежность может быть разрушена на уровне сознания или воссоздана на нем. Но РАЗРУШЕНИЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ при сегментации и центробежных процессах СТРОИТСЯ НА УРОВНЕ ВОССОЗДАНИЯ ИСТИНЫ ИСТОРИИ И ПАМЯТИ, РОСТА ПОТРЕБНОСТИ УВАЖЕНИЯ, а ВОССОЗДАНИЕ ИЛИ ДАЖЕ СОЗИДАНИЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ – ФОРМИРОВАНИЕ НОВОЙ НАЦИИ – МОЖЕТ БЫТЬ ПОСТРОЕНО ТОЛЬКО НА УРОВНЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ МУДРОСТИ И ВЗАИМНОГО ПРОЩЕНИЯ И ЛЮБВИ, А НЕ ЛЖИ И УПРОЩЕНИЯ, ФАЛЬСИФИКАЦИИ ИЛИ ПЕРЕИМЕНОВАНИЯ ПРОЦЕССОВ ИСТОРИИ. И всегда при интеграции ниже лежит уровень более успешного удовлвтеорения потребностей при совемесной хозяйственой деятельности в большей степени, чем отдельно. И это должны быть соображения практики, а не самой только идеи.

7 Как легко ставить хорошие вопросы и как трудно на них отвечать. Для понимания роли норм в обществе следует опуститься на уровень поведенческих установок (традиций и автоматизмов) человека, их происхождения и возможности их реализации в конкретной среде обитания. А уж прогноз – как долго они будут годны – еще более сложен. А еще более сложный вопрос критериев годности (критериев развития общества) способен занять общественно полезным трудом всех философов современного мира. Однако все то, что должен понять человек в своей жизни, человечество, объединенное вместе в своем разделении труда, рано или поздно поймет.

8 Причина – при господстве каменных орудий труда заставить работать чужого мужчину без явного превосходства в орудиях защиты, нереально (бронзового оружия ничтожно мало) – и пленных мужчин в тот период убивают.

9 Позже можно будет показать, что для общества, в основе которого лежит разделение труда и услуг и их добровольный обмен с учетом интересов сторон неприемлема никакая монополия в области использования ресурсов или форм поведения.

10 Вот почему все разногласия между родителями вообще и особенно по поводу воспитания при ребенке должны быть исключены.

11 Это еще один пример, в котором новая потребность возникает как развитие предшествующей потребности (безопасности II). В данном случае происходит переход от индивидуальных ресурсов существования к ресурсу, в минимальной степени социальному, и еще с прямой поддержкой (удовлетворением) физиологической потребности любви. В прошлом это было более ясно, ибо дети кормили родителей в старости. И большой размер семьи был основой надежности ее существования и достатка. Достаток возникал от более гибкой возможности разделения семейного (обычно сельскохозяйственного) труда. Все эти основания действуют и поныне. Но лежат основания в каждой частной семье, а проявляются уже лишь через общество, например, через качество работы пенсионной системы и проблемы принадлежности и утраты культуры при росте иммиграции при снижении рождаемости в «своей культуре».

12 Исключения, возможно, представляют приматы и часть высших млекопитающих, у которых обнаружены «веретенообразные нейроны».

13 Эта логика нами развивалась в первой редакции нашей работы в Главе 10 по поводу повторного ощущения метапотребностей [Четвертаков С. А.,2011а, c. 339].

14 Лучший пример – это история Тома Сойера, который красил белый забор. Проявленное удовольствие перенимается в такой степени, что зритель готов отдать мраморный шарик, чтобы ему тоже позволили немножко покрасить.

15 Правда большая и хорошая семья по рождению частично восполняют проблему – но такое как раз и приводит к тому, что молодой отпрыск быстро создает собственную семью.

16 Эта прекрасная потребность может рождать и свое отрицание, она может ослаблять. Иждивенчество и инфантилизм взрослых – это ее результат, когда у объекта любви в детстве забыли воспитать совесть. Наличие ее у родителей есть условие необходимое, но не достаточное.

17 Можно воспользоваться термином игры на бирже, когда участники оценивают будущую ценность приобретаемых авуаров любви и принадлежности, чтобы показать идентичность мыслимого поведения любящих людей. Но смысл это имеет только, если планируется создать и воспитывать детей.

18 Веретенообразные нейроны, отсутствующие, по крайней мере, в дифференцированном виде при рождении ребенка, появляются у него примерно на четвёртом месяце жизни, то есть именно тогда, когда ребёнок начинает фокусировать внимание на предметах и улыбаться знакомым.

19 Остается только добавить, что спартанцы были всего лишь привилегированной военной кастой землевладельцев, на которых работали земледельцы и ремесленники – илоты и периэки. Подчиненное население превосходило завоевателей в численности и мечтало сбросить иго пришельцев.

20 «Культурой» ныне некоторые оригиналы в играх с «толерантностью» именуют многие противоположные или даже все варианты поведения.

21 Первое – половое в семье еще биолого-социальное (и в структуре рода);, второе – общинно-родовое земледелие, третье – скотоводство.

22 И мы уже на основе системы Маслоу-3 показали, почему это хозяйство не может быть эффективным.

23 Уточним, что опасности человеку от человека (если не считать человеком неандертальца) появились на несколько тысяч лет раньше, с началом производства рукотворных ресурсов. Ценной стала пища, которую можно хранить. До земледелия у соседей (в 20-50 км друг от друга) взять было нечего. Практика применять чужой труд (на земле) сначала появилась (у жрецов) среди своих. Но пленные долго не имели ценности как «говорящие» животные, пока орудия труда и орудия защиты-нападения не отличались друг от друга (палка, кость, камень). Ведь бронзы к каждой культуре хватало только на несколько сот воинов. Все изменило появление технологии железа.

24 Было бы логичным сокращение или отсутствие роста тех обществ, которые сами себя не могут прокормить. Тем самым можно учесть теорию Мальтуса и сберечь силы женщин, у которых родятся и умирают от голода дети. Для этого достаточно контрацептивов и минимального образования. В обществах, которые развиваются и производят избыток ресурсов, следует препятствовать сокращению численности путем правильного воспитания и образования и устранения вредных иллюзий.

25 Вторая часть этого фильма может представляться как фантастика, почти не реальная в жизни. Индивидуальная любовь в сложившейся практике технически невозможна. Интересна фантастическая фабула - понимание того, что думает другой человек (женщина), способно переоценить свое собственное поведение. Это дает способность вернуться к любви через совестное поведение в жизни. Полная рефлексия и есть Совесть, см. Главу ХХХ. В реальности, и это печально, мы в практике индивидуализма обычно теряем способность понимать, что реально думают и желают наши партнеры. В этом и состоит истинная фантазия авторов. Это огромная тема для автора с его надеждой к ней вернуться позже.

26 apartheid – дословно «раздельность», антипод «принадлежности»

27 Для животных мы можем предполагать только ощущение несоответствия. И ощущения не мыслимы, а лишь ощущаемы. И поэтому термины «оценки» и «самооценки» никак не годны.

28 Стоит сразу отвергнуть любые возражения по поводу того, что язык человека есть нечто похожее на любое другое обучение ремеслам или поведению. Язык – инструмент освоения культуры человека вообще. Доказательство опять же «от противного». Уберите любую профессию при знании языка и уберите знание языка – сравните!

29 Исключение составляют приматы. Ближайший по генам вид - шимпанзе становится взрослым к шестнадцати годам.

30 Похоже, что чистые лингвисты, сравнивающие язык животных и человека, забывают, что в природе главная забота (время) активной жизни – есть личная безопасность и текущее пропитание, то есть две первые потребности. А это все сплошь секундные, минутные и часовые, то есть исключительно текущие потребности. Даже для размножения природе отводится небольшой период (весна – «любовь»), чтобы обеспечить летом выхаживание подроста («принадлежность»). И это тоже доказательство того, что язык животных строится на текущих потребностях и реагировании. Игры животных, которыми так любуются зоологи и исследователи в вольерах и зоопарках, где первые потребности практически «закрыты», как раз и означают аберрацию выводов. Люди способны исказить свое представление о животных. вмешиваясь в их жизнь.

31 Здесь полезно вспомнить слова П. К. Анохина о том, что эмоции сами по себе уже носят эволюционно полезный характер, иначе бы их не было.

32 Его можно интерпретировать на основе текста известной песни: «Что вижу, то пою» и чуть сложнее, «что ощущаю, то и обозначаю». Знак является внешним (видимым или слышимым, то есть вовне передаваемым) продолжением психико-физиологического состояния. Они врожденны, хотя часть их имеет локальные особенности (в стаде или в популяции, в данной местности, например, в формах брачного поведения).

33 Ведь особенность среды человека для домашних или подопытных животных состоит в том, что все их потребности безопасности и метаболизма заранее удовлетворены. Остается почти только общение, уважение и возможность игр. Освобожденное от простых нужд время дает животным те возможности, которые отсутствуют у них в естественной среде. То, что способно выучить животное у человека, является заслугой человека (и его особой системы психики и языка). Когда исследователь восторгается способностью шимпанзе Уошо воспринимать мир человека, он должен понимать, что экспериментатор влияет на объект, а не объект проявляет свое сознание (вне общения с человеком). Подлинные свойство самого объекта (субъекта) в естественной среде не таковы, как они видятся на основе экспериментов человека с животными. Ведь мы не придаем зеркалу «свойство отражать действительность» в смысле духовной рефлексии и понимаем, что в отражении воплощен длительный и, скажем, исторически драматический труд освоения ремесел многих поколений человека (химии, технологии стекла и т.д.). Так же и с сознанием Уошо. И, наоборот, из несчастья, когда ребенок в среде животных, не обученный языку и общению, становится животным, мы не делаем вывод о низком уровне развития Человека вообще. Открытием является возможность вторичного явления у некоторых лучших представителей природы, но это не означает равенства первичного сознания человека и самого антропогенеза результату, полученному при обучении шимпанзе.

34 Такие ощущения могут быть изменены – усилены или ослаблены – только воздействиями внешней среды.

35 В этой связи становятся понятными те состояния человека и порой менталитета народов, которые представлены формулой «жить одним днем» – непредсказуемость жизни означает нашу близость к миру животных.

36 Скажем точнее, чем более эмоционален и импульсивен человек, тем менее он человек, тем менее он принадлежит обществу, тем ближе он к животным. Исключением является положительная эмоция – положительное отношение к миру, которое тоже ограничено верхним пределом – безответственности и беззаботности. 37 Понятно, Рим Первый к этой категории не относится. Первый в истории пожинает все плоды сполна, передавая опыт последующим, которые его не используют.

Глава 7. Любовь и принадлежность

из проекта "Реконструкция теории Маслоу" , 2-е изд.

© С. А. Четвертаков, 2014.

Chapter 7. Love and Belongingness

from project "Overhaul of Maslow's Theory"